Не знаю, почему я как-то сразу почувствовал, что она – моя…Ночка бодренько выбралась из плетёной корзины прямо по спинам уютно посапывающих братиков и сестёр, ткнулась горячей мордочкой в мою ладонь. Я взял её на руки. Мягкие коготки вцепились в меня, а рубашка приклеилась ко мне большим мокрым пятном.

Тогда она была почти слепая, это потом у неё оказались большие тепло-карие глаза ребёнка. Ими она приговорила меня к себе, а себя ко мне.

Загнув крючком длинный мокрый язычок, она сладко зевала. Я поставил её на стол и внимательно посмотрел: тёмная, почти чёрная, шёрстка ещё не прикрывала розовый круглый животик, наполненный маминым молоком. Она немного дрожала, наверное, впервые ощущая себя в центре внимания, неуклюжие собачьи лапы разъезжались на гладкой поверхности стола.

– Ну что, будешь брать? Или тебе других показать? Решай, а то поздно, ночь уже…

Удивительно, но при слове «ночь» она перестала дрожать и к чему-то прислушалась

– Буду, – неуверенно сказал я. – Сколько с меня?

– Нисколько. Последыш она. Слабенькая, некондиционная -думали, не выживет. Топить собирались. Считай, от смерти спас.

– Ничего себе, слабенькая! Вон как бодро по спинкам щенков ко мне выбралась.

– Всё равно, слабенькая – болеть много будет… Берёшь? А то, правда, ночь уже.

При слове «ночь» маленькое существо на столе с путешествующими в разные стороны лапами опять к чему-то прислушалось.

А мне, наверное, просто захотелось спасти хоть что-нибудь в этой ненадежной и беспощадной жизни…

…И я открыл в себе множество способностей, о которых даже не подозревал.

Причём эти способности оказались столь разнообразны, чтотребуют отдельного описания.

Усюсюкать, улюлюкать, повторять простые фразы по нескольку раз без изменения интонации удалось научиться не сразу, зато произносить слова «Ах, ты моя маленькая сучка!» и «Жопочка» у меня получалось с такой непередаваемой нежностью, что сотрудницы «секса по телефону» могли бы записываться ко мне на тренинги.

Я радостно придумывал и другие невообразимые прозвища, пытаясь приспособиться к новой жизни без выходных. Расслабиться было просто невозможно: утром и вечером прогулка ждала меня. Круглогодично. Утром и вечером. Вчера и завтра… И даже утром 1-ого января. Я забыл о командировках и о том, что можно уехать в отпуск на какое-нибудь дальнее море.

Не будучи чистокровной, Ночка быстро превратилась во что-то похожее на лабрадора, только поменьше.

А наша с ней совместная жизнь превратилась в два очень важных мероприятия: Гулять и Кормить. Кормить и Гулять. Только это намного больше, чем здесь уместилось:

Гулять. Кормить. Гулять. Кормить. Гулять. Кормить. Гулять Кормить. Гулять. Кормить. Снова гулять!..

Причём, прогулки любознательная Ночка с самого начала привыкла планировать долгие и полноценные, с непременным восторженным и эмоциональным изучением окрестностей на предмет людей, собак, детей, кошек и шуршащих пакетов. В эти прогулки ненавязчиво включались обзорные экскурсии с осмотром местных исторических достопримечательностей в виде больших мусорных ящиков и открытых подвалов домов.

Наверное, у каждого из этих предметов действительно была своя интересная история. Сдерживая свою и её реакцию на других собак и кошек, я начинал их латентно ненавидеть. Холод я тоже возненавидел. Как и жару. Не говоря уже про дождь и слякоть. Календарь стал моей настольной книгой. Я был готов присылать свои наблюдения за природой в различные журналы соответствующей тематики.

Когда я приходил домой с работы, хотелось чего-то медвежьего: залечь в берлогу или просто утопиться в мягком кресле. В тепле. В тишине. В темноте… Оказаться вне зоны действия сети.