Читать книгу: «Хроники сказок о трассе непуганых странников», страница 2

Потом это время ушло, а трасса продолжала жить своей жизнью. Уже канули в прошлое времена, которые знаменовали собой, добрую советскую стабильность. Пришли времена так называемые, перестроечные, и наступили потом девяностые в которые и сумел угодить полной задницей как раз наш герой.

К этому времени, а это была уже середина девяностых, трасса представляла собой довольно жалкое зрелище. Такой какой она была по сути в самом начале такой она и осталась. Правда вместо бетонных плит, которые иногда проступали кое где, она была покрыта асфальтом, но продолжала быть всё такой же узкой. Увеличивался парк личных автомобилей у населения и поток их на трассе и скученность по ней была жуткая. Но из-за этого или нет на ней очень много было аварий со смертельным исходом пассажиров и автовладельцев.

В начале девяностых годов около небольшого городка, который носил название Меняйлов – града, близ этой трассы начала возникать стихийная торговля. Десятки людей, а это были в основном пожилые люди, старики с бабками стали выходить на трассу с баулами и сумками, с ещё дымящимися горячими домашними пирожками, котлетами, варёными курами и всякой другой снедью. И на эту снедь, заметя издалека сидящих вдоль пыльных дороги бабок в платках с большими сумками, останавливались как мухи на мёд измученные и голодные водители большегрузных фур и не только. Тогда же появились и первые братки, которые ездили на чёрных топорно сделанных машинах местного автопрома и обирали несчастных бабок, торгующих пирожками. А кроме них бабок обирали ещё и блюстители закона, так называемые менты, те кто должны были их в правильном разумеется обществе, охранять от братков. Бабок в итоге обирали все, кому не лень. Так и жила эта трасса. Одни обирали других, а те третьих…

О не каких кемпингах, мотелях и кафе в те года не было ещё и речи. Всё это станет появляться лишь через лет эдак пятнадцать. А пока стихийная торговля правила балом. Страна в которой жили все эти люди развалилась и они-то ли от безысходности то ли ещё от чего стали выходить на неё.

Была ли эта трасса какой-то особенной или нет не знал никто. Хотя про неё слагали легенды. Одно знали все – кто хоть раз попадал на неё тот на ней и оставался. До конца своих дней … Многие встретили в итоге здесь свою смерть. Трасса пожирала людей. Она глотала их и пережёвывала. Она словно гигантский змей протянулась на тысяча километров. Змей, который лежал и спал в послеобеденном забытье. Змей, который заглатывая одну за другой человеческие жертвы, продолжал жить.

А как было жить этим людям иначе. Оставшись один на один с суровой постперестроечной действительностью, брошенные в дикий мир рыночного выживания они боролись за своё существование. Кто-то погибал, кто-то выживал, а кто-то поднимался и шёл по жизни дальше.

Так выживали в те года все. И те, кто выходил на трассу с котомкой жареных пирожков и те, кто, покупая автомобиль на взятые в долг где-то деньги пытался найти ту золотую струю в новом рыночном мире, которая будет кормить его семью. Но большей частью эти люди загоняли себя в долги и работая как волы без отдыха просто умирали неожиданно от сердечного приступа или ещё от чего. Порой прямо за рулём своей машины.

Но над трассой тяготел рок … Кому-то она приносила удачу, поднимая его из низов до человека со статусом. Кого-то она поднимая снова кидала на самое дно новой жизни ¸ а кого-то просто сразу же убивала в зародыше. Кому-то удавалось, падая выкарабкиваться из ямы, подниматься вновь и вновь, возрождаться как феникс из пепла. Таким и был, вернее оказался в новом для себя мире Аскольд Милов. Но это он понял гораздо позднее…

К тому времени когда он попал в этот мир уже ушли в прошлое старенькие бабули с пирожками и начали появляться заведения уже больше похожие на мини кафе и магазины, в основном сделанные из железнодорожных вагонов и металлических контейнеров. А Аскольд Милов был, как он понял позже, один из первых предпринимателей, которому суждено было войти в историю этой трассы, кто построил на этом участке трассы первое современное кафе.

Позже он узнал, что в этом мире он родился в семье советских интеллигентов и родители у него были простыми учителями. Отец у него умер рано, а мама была жива. У него было два брата – средний добился к тому времени большой карьеры в столице, а младший был бичом их семьи и в городе его все звали по кличке, Тот Алик. Хотя на самом деле полное имя его было Альберт. Рассказ о его брате пойдёт позднее. Родители в силу своей интеллигентности дали такие странные имена своим детям, стараясь выделиться из общей массы. И это у них получилось.

Аскольд Милов построил кафе к концу середине девяностых годов на Трассе Не пуганных Странников прямо близ Меняйлов – града. Мы должны заметить, что в историю под этим роковым названием трасса войдёт позднее. А в те времена трасса проходило аккурат мимо этого городка. Позже через двадцать лет цивилизация начала создавать и красивые мотели, и оборудованные автозаправочные стации, и всякие комплексы. Но это всё будет позже. Сейчас это было первое кафе и вёл дело в нём по задумке тех сил, которые перекинули Аскольда в прошлое был никто иной как именно он.

А сейчас Аскольд Милов долго ещё стоял перед входом в своё кафе, задумчиво наблюдая за вечерним закатом летнего солнца. В своём мире он не видел такой. Люди заходили и выходили из кафе. Машины уезжали и останавливались, а он все стоял и стоял, пребывая в полном отупении. И одна мысль лишь сейчас владела им, где моя Лина? – Наконец грубый голос прервал его думы,

– Ну,что встал? Пойдём кофейку выпьем. Ты что Аскольд, очумел что ли? Сам не свой. Что с тобой?

Аскольд оглянулся. Перед ним стоял старый, худой и сморщенный, но довольно ещё пока жилистый человек с палкой. Аскольд уже мало, что понимал из всего того, что видел и кого видел. Он просто принимал всё происходящее как само собой разумеющееся и только мысль о любимой продолжала лихорадочно пульсировать у него в мозгу. У человека были седые длинные волосы, закрученные по краям и усы, свисающие книзу и придающие ему немного грозный вид.

– Ты что балда, Сотню не узнал, что ли? – хриплым басом спросил его мужчина и ткнув палкой по обуви Аскольда прошёл в кафе.

– А это что ещё за человек? – подумал Аскольд и зашёл вслед за ним.

Сотня уже сидел за самым крайним столом у окна и пил чёрный кофе, который ему одному из всех клиентов наливали бесплатно. Да, это был именно тот самый легендарный, последний из могикан, из полублатного мира прошлого кому удалось выжить в этом горниле времени. Их осталось то, единицы … Те, кто ещё помнили старых воров, те кто считались с законами тюремной жизни и знали множество байков, от которых кровь леденила душу у простых смертных. Последним пристанищем этого старика была знаменитая советская столовая в Меняйлов граде. Он был и последним кто покинул её, после того как всё здание, в котором находилась эта столовая распродали под всякого рода мелкие магазины. Совсем рядом с трассой находился небольшой спальный район, где и жил он в своей однокомнатной квартире с видом на трассу. Он давно оставил свою семью и перекочевал в эту квартиру, завещанную ему своей матерью. К моменту, когда Аскольд запустил своё кафе это был уже совсем старый и измождённый человек, который правда не гнушался, несмотря на потерянное здоровье опрокинуть в себя литр или полтора алкоголя. Однако, как позже открыл для себя Аскольд, как и многое другое, с ним и его братьями этого человека связывала старинная дружба и оказавшись совсем один в пустой квартире Сотню стала одолевать чёрная тоска. Он совсем было забыл про Аскольда и его братьев, когда как-то в очередной раз прогуливаясь вдоль трассы увидел издалека новое кафе с яркой крышей. Зайдя внутрь он не сразу узнал хозяев, а когда вспомнил их, то с того времени стал каждый день приходить к ним в гости, а бывало и оставаясь здесь по несколько суток, благо кафе было круглосуточное. Теперь для него весь персонал кафе по сути был одной большой семьёй.

Но вот наконец до Аскольда стала доходить суть всего то, что он видел и ощущал, и первое это то что он, по всей вероятности, должен знать этого, дикого старика, как он прозвал его про себя, ровно, как и всех остальных. Постепенно он начинал здраво что-то соображать и из поломанных, рваных пазлов начала создаваться единая картина новой реальности, из которой он понял вскоре, что он хозяин этого заведения, а также то, что у него есть один умный и серьёзный брат, и брат не совсем адекватный. Ну, и всё остальное, что окружало его вокруг. В силу своего ума Аскольд вскоре начал разбираться в сложном механизме окружающего нового мира.

Он сел за стол к Сотне и одна из его работниц несла ему уже стакан горячего чёрного чая, вкус которого поразил Аскольда от всего сердца.

– Слышал про ту газель, что у свалки сутки стояла? – спросил его Сотня.

Аскольд кивнул головой, хотя и не знал о чём идёт речь.

– Думали, что спали те двое, которые были в газели, а у них перья в боках. Менты говорят, что пасли их ещё с юга. Бабки сняли и документы.

– Понят-но, – поперхнувшись чаем ответил Аскольд, поняв, что речь идёт о смерти людей.

И только сейчас Аскольд понял одну вещь, самую главную наверно для себя. Ему нужно привыкать к раздвоенному сознанию, к пониманию того, что есть Аскольд этого перевёрнутого для него мира и есть Аскольд, который остался в том будущем, где была его Лина и всё то, что было близко и понятно ему.

– А недавно Вольта посадили за наркоту, – продолжал вещать Сотня своим хриплым басом, – Дурак, на старости лет сиди да не парься, а он всё туда же…

– Да – глухо ответил ему Аскольд, вообще не понимая о чём идёт речь.

– Да ты тоже походу, того стал, как брательник твой – сказал Сотня.

– Какой?

– Долбанутый, – подытожил Сотня.

–Будешь тут такой. – подумал Аскольд и тут почувствовав головокружение, резко встал и направился в комнату.

– Что это с ним? – спросил Сотня у женщин.

– -Переутомился видать, – ответила толстая, – Итак без отдыха, а тут братец его постоянно что-нибудь да учудит. Вот давеча как. Зашёл в котельню нашу, а к вечеру привозит братец его эту шалаву, как её – Анчютка. Привозит на промысел. Анчютка то эта, без слёз на неё не взглянешь. Опухшая вся от водки, вечно пьяная, с синяками, грязная, вонючая. Тьфу … – сплюнула в сердцах баба Люба, как звали её все в кафе.

– -И что? – спросила её Клавка.

– А ты что не знаешь? – спросила её баба Люба, – А так ты же сегодня заступила, вчера Олька работала. А я здесь вторые сутки беляши жарю. Так вот привёз он эту Анчютку, мать её раз так … А к ночи приехало человек пятнадцать чурок. Откуда взялись то они. Узбеки чтоль? Все грязней, да чумазей хлеще чем Анчютка эта. А Альберт наш уже напоил её в стельку и этого Кольку нашенского с ней вместе. Котельщика того, только такого котельщика в гробу видать, хотя и жалко его порой – сирота ведь всё-таки. Положили её пьяную на пол в котельной на тряпье, а перед входом встал сам Алик. А эти чурки в очередь встали, и он их по одному стал впускать. Суют они ему по пятьсот рублей, а он пускает их по очереди к Анчютке и считает, Первый баран пошёл, второй баран пошёл, третий и так далее …, а той хоть бы что … Один придёт сверху на неё ляжет подрыгаеться минут пять, встанет и уйдёт, а за ним следующий. Вырубилась в дрова, и кто там дерёт её видать по херу ей. Во как. А тот продолжай себе считает бабки и баранов. – выложила Люба.

– Молодец, что говорить, – сказал, улыбаясь сквозь усы Сотня, явно симпатизировавший младшему брату Аскольда.

Всё это уже краем уха слышал Аскольд, но сил сказать у него что-либо на это не было. Открыв дверь своей комнаты и упав на кровать, он потерял сознание…

Очнулся он от того, что чей-то женский голос пел заунывную песню.Кое как встав он одел брюки и обувь и тут же открыл дверь. Прямо перед дверью стоял улыбаясь, пребывая явно в каком-то дурмане маленький человечек с большими оттопыренными ушами и огромной широкой улыбкой во весь рот. Человечек имел сильное сходство с маленьким клоуном или шутом, какие жили во времена глубокой преглубокой старины и смотрел он на Аскольда взглядом преданного и верного пса.

– Ты кто? – спросил его Аскольд

– Колька. А ты что Аскольд не узнал меня что ль? – спросил его человечек и тут Аскольда осенило, что это совсем безобидное маленькое существо наверно больно на голову. Во всяком случае весь его облик говорил именно об этом.

–Нет не узнал … – ответил ему Аскольд. – Колька слушай ты мне быстрей скажи где это как его уборная?

– Сортир что ли? Пойдём шеф со мной. Ты что шеф? Что с тобой? – улыбаясь во весь рот человечек, потянув за рукав Аскольда привёл его к двери уборной.

Аскольд только и успел с трудом стянуть с себя штаны, как вчерашний борщ и котлеты с гулким рёвом полезли из него в унитаз. Еда была вчера до удивления вкусной, но и отходы от неё тоже рвали желудок на части, чего никогда не случалось у него в своём мире от питательных смесей. Оно и не могла случиться ничего подобного в его мире по одной простой причине … Человек далёкого будущего не использовал свой желудок по прямому своему назначению, но при этом желудок и не страдал из-за того, что природа не давала ему такой разрядки. Отходы людей будущего выходили просто через обычный пот. И вот сейчас для Аскольда это было нечто…Но в конце концов желудок был опорожнён. Причём никогда раньше Аскольд не испытывал такое дикое наслаждение. Вот оно настоящее маленькое счастье, – подумал он и зажал тут же свой нос пальцами. Да – счастье, оказывается имело весьма и очень довольно неприятный запах. На стене висела мягкая бумага, предназначение которой Аскольд понял сразу. Затем умывшись и приведя себя в порядок Аскольд вышел из уборной. В зале продолжали заунывно петь.

– А это кто? – показал он Кольке на компанию, которая заняла самый стол посредине кафе и заунывно тянула песни.

– А эти то… – молвил маленький Колька или Колёк как его ещё все называли. – Это Колобок с девками. Водки нажрались и теперь песни горланят.

– Какой ещё Колобок? – пробормотал Аскольд.

– Да мент – гаишник этот с бабами пришёл. Водки заказали шесть бутылок и всего две порции шашлыка. – улыбаясь сказал Колёк. – Куда в них столько лезет? Мне тоже наливали – снова расплылся в улыбке довольный Колёк.

Действительно, за столом сидел большой, грузный мужчина в форме военного и три огромные, не старые женщины. На столе стояли три бутылки с прозрачной жидкостью и тарелки с закуской. Опорожненные бутылки валялись рядом под столом. Заметив, что Аскольд смотрит в их сторону худая Ленка тут же подбежала и начала собирать с пола пустые бутылки.

– Ишь нагадили, ишь убирать за ними надо, ишь побросали. – гундела при этом она.

Круглая голова Колобка, всё это время безучастно лежавшая на столе приподнялась, расплылась в широкой улыбке, подмигнула Аскольду и снова упала на стол. Через пару минут под стол скатился и сам Колобок под заунывные песни пьяных баб. Наконец, до смысла Аскольда стало доходить, то, что они называют водкой и есть сильно одурманивающая жидкость, которая и приводит этих людей в такое по сути скотское состояние. А в это время, в углу чадя вонючими дешёвыми сигаретами сидел, улыбаясь Сотня, шевеля при этом своими висячими куцыми тараканьими усами. Аскольд направился к его столу с ужасом чувствуя, как его голову наполняет дым этих ужасных сигарет. В горле у него тут же запершило.

–Пьют уже час. Колобка после первой отрубило, так и заснул за столом. Всю водку бабы выжрали. Мне предлагали, но ты знаешь я не пью второй месяц. Хватит, своё попил. – сказал, вздохнув Сотня.

Толстые бабы опрокидывая в себя один стакан за другим, о чём-то громко начинали спорить в перерывах между песнями, потом вдруг заходили смехом и всё это продолжалось ещё около часа, пока не была допита последняя водка. Колобок без всякого движения всё так же лежал под столом, выглядев со стороны как большое бесформенное что-то непонятно чего. Наконец самая толстая из трёх женщин пробубнила.

– Ну что пора и по домам. Давайте бабы, охламона этого грузите и домой.

Выпив шесть бутылок водки не одна из них при этом не шаталась и не падала. Вскочив со своих стульев две из них подняли с пола Колобка и поволокли его к выходу. За ними топая шла самая толстая, которая обернувшись мужским басом проговорила,

– Ну бывайте!

У выхода стояла маленькая квадратная машина, сзади которой светила надпись «ЛАДА». Открыв водительскую дверь самая толстая плюхнулось в кресло. А две другие затолкали тело пьяного Колобка на заднее сиденье. До этого, он ещё пару раз плюхался на землю и был весь, с ног до головы покрыт пылью. Тут запыхавшись прибежал Колька и протягивая форменную фуражку внутрь машины завопил:

– Фуражку забыл, фуражку!

Затем машина резко газанула с места и оставив на обочине клубы пыли скрылась в ночной темноте.

Аскольд тоже вслед за ними вышел на улицу так как довольно спёртый воздух в кафе наполненный новыми для него тяжёлыми запахами давил на него по страшному.

Для начала мне нужно пытаться вжиться в новую жизнь, узнать всё про свою новую семью, понять и принять этот перевёрнутый мир. Может он чем-то и хорош для этих людей, но в нём мне ещё предстоит разобраться. Я так понимаю, что я главный для них и всё что делают они связано со мной. Значит мне надо всё изучить, всё понять. Сделать будет всё это сложно, но нужно. Иначе мне здесь не выжить. Всё завтра и начну. А потом, когда я пойму и приму этот мир я буду искать Лину. У меня просто нет другого выхода, просто нет. Я не знаю сколько мне суждено быть в этом мире. Может до конца жизни, а может просто завтра рвануть отсюда, подальше от этого места. Может, истина, далеко отсюда? Ладно на сегодня хватит мыслей. Спать. С утра и начну. – думал так Аскольд, а потом зашёл в кафе и подойдя к худой Ленке, которая тёрла прозрачные бокалы сказал ей,

– Я отдыхать, а Вы без меня сами тут. Сами всё знаете. А завтра поговорим.

– Хорошо, – ответила ему Ленка.

Аскольд прошёл к себе в комнату теперь закрыв её на ключ, разделся, и тут же заснул крепким сном.