Джина

– Я тебе верю, – честно признался Светлов. А как тут не верить, если он её проникновение в голову дважды на себе испытал? – Честно скажу, это не очень приятно, но я на тебя не сержусь. Дело в том, что мы сейчас говорим на одном языке в прямом смысле этого слова. Мы с тобой сейчас – как близнецы, как брат и сестра, которые понимают друг друга с полуслова. И это здорово, так как раньше, до встречи с тобой, с представительницами слабого пола у нас было полное недопонимание. Из-за этого мы и расставались. Наша ссора с Настькой – тому подтверждение. Мы явно не понимали друг друга и не сошлись характерами. Если бы ты была… настоящей, я думаю, что у нас с тобой были бы самые долгие отношения. К тому же, ты мне нравишься и внешне, и… общаться с тобой приятно. Но никаких серьезных отношений у нас с тобой не будет.

– Почему? – удивилась она.

– Так как утром я проснусь, и тебя уже рядом не будет. Это же сон. А наяву я загадал желание, чтобы ты исчезла. Бах!.. – Андрей хлопнул в ладоши. Этот хлопок прозвучал, как пистолетный выстрел. Но никто, кроме Джины, его не слышал, хотя кругом ходили люди. – …Ты действительно исчезла. И, если предположить, что ты и вправду можешь исполнять желания, а не врёшь, то тебя не должно быть.

– Но ты же не уточнил, на какое время мне исчезнуть, – девушка красиво повела плечиком, и её бровки взметнулись вверх. – Поэтому я и исчезла на какое-то время, чтобы потом опять появиться.

– То есть ты хочешь сказать, что и после того, как я проснусь, будешь рядом?

– Да, – не задумываясь, ответила она. – Ты же меня вызволил из многовековой темницы, произнеся кодовое слово.

– Какое ещё кодовое слово? – искренне удивился Андрей. Он, хоть убей, не мог вспомнить, что говорил перед появлением Джины из кувшинчика.

– Которое снимает наложенное на меня заклятье. Только ты, как говорится, стараешься бежать впереди паровоза. Давай, я всё по порядку буду рассказывать, ладно? А чтобы тебе было веселее…

Джина щёлкнула пальцами. Напротив скамейки, на которой они с Андреем сидели, появился круглый стол на изогнутых ножках, на котором стоял кальян.

– О! – Светлов засунул мундштук в рот, глубоко затянулся, выдохнул струю густого, ароматного дыма. На лице его появилось блаженная улыбка. – Конечно, ты рассказывай. Честное слово, я тебя не перебью… Пока курю.

Джина одобрительно кивнула. Какое-то время сидела, глядя вдаль, на дворец Ахома, потом продолжила свой рассказ:

– Ахом издал указ о проведении отборочного состязания для выявления кандидата на должность придворного чародея…

Слушая Джину, Андрей не переставал удивляться: только недавно он испугался её, считал злым привидением и хотел от неё избавиться. Сейчас же он с интересом, затаив дыхание слушает её и считает чародейку чуть ли не лучшей своей подругой. Она говорит, что недостаточно хорошо умеет пользоваться русским языком, но не всякий нерусский может без запинки, без акцента выговорить: «Ахом издал указ о проведении отборочного состязания для выявления кандидата на должность придворного чародея». Опять-таки, этот чудесный кальян… Светлов действительно любил курить кальян, но делал это нечасто. Чаще всего, по праздникам. Но ведь именно сейчас новогодние праздники! Нет, она даже не чародейка, она – сама по себе чудо, феномен! Эх, жаль, что сон закончится, и не будет ни этого города, ни дворца царя Ахома, ни кальяна, ни самой Джины. Потому, что это всего лишь сон. Сон, навеянный большим количеством выпитого алкоголя. Пьяный, мать его сон. Эх, как жалко! Вот бы сон тянулся целый год!

– … В принципе, указ он мог не издавать, так как слухи в Солернии распространяются быстро. И всё равно пришло бы всего два человека – по одному от каждого клана. Камматы послали меня, от Сабритов пришла Одджит – та самая бабка, которая кормила тебя пирожками…

И тут Андрей забыл, что обещал Джине, что не будет перебивать её. Кашлянув, он вынул изо рта мундштук и, удивленно вытаращив глаза, спросил:

– Как такое возможно?

– В мире магии возможно всё, – спокойно ответила она и вернулась к своему повествованию: – Для того чтобы стать чародеем, нужно было всего лишь удивить царя. Первой проходила испытание Одджит. Она творила чудеса: вернула зрение слепому, превратила воду в вино, омолодила сначала жену царицу Бенну, а потом и самого царя, которые к тому времени уже были в преклонном возрасте, но не желали отдавать своим детям бразды правления. Конечно, Бенну была в восторге, сановники рукоплескали Одджит. Судя по взглядам, которые она бросала на меня, где-то в глубине души Одджит уже праздновала победу и видела себя придворной чародейкой. Видя её успех, я где-то в глубине души засомневалась в том, что мне что-то светит. Ведь я планировала, когда шла на испытание, лысину царя превратить в косматую гриву. Я даже целую главу в Книге Знаний наизусть выучила. Ведь до того из-за лысины он стеснялся носить корону, предпочитая надевать на голову перхет…И вот стою я тогда, смотрю на царя и приближенных к нему особ, на самодовольную ухмылку Одджит и понимаю, что пышная шевелюра не идет ни в какое сравнение с молодостью и с молодой женой. Но вижу, что Ахом почему-то не весел, хотя должен был радоваться. И тут, хотя я тогда была очень молодой, мужских ласк не познавшей, я поняла, что молодость молодостью, а для царя главное – его мужская сила. Похоже, Одджит о мужчинах меньше меня знала, а потому упустила из вида эту важную деталь. Я тут же вспомнила соответствующее заклинание, взмахнула руками и наградила царя вечным стояком. Ой, ты даже не представляешь, что там было! Ахом вскочил с трона, подскочил ко мне, обнял, уперевшись мне в живот этой своей торчащей штукой, расцеловал… Тут же объявил, что придворным чародеем буду я, «все свободны!», схватил за руку царицу и вместе они направились в опочивальню, откуда не выходили три дня и три ночи. На четвертый день изможденная, но счастливая царица выползла из опочивальни, и царь потребовал прислать ему молодых танцовщиц, после чего его никто не видел десять дней и десять ночей. А я стала служить придворным чародеем. Ты даже не представляешь, как это здорово! Я купалась в роскоши, я чувствовала себя хозяйкой мира. Люди падали на колени при моем появлении где-либо. Они боялись меня и, одновременно, восторгались мной. У меня было всё: богатство и власть. И, чтобы иметь всё это, достаточно было раз в день, после обеда, почитать Книгу Знаний. И всё!.. Два года пролетели, как один день. Казалось, это будет длиться всю жизнь. И я была согласна на такую жизнь. Но тут произошло то, что в мои планы не входило: как-то раз, когда я решила покинуть своё тело и полетать над землёй…

– Ты умерла, что ли? – в очередной раз перебил её Светлов. В его голове просто не укладывалось, как душа может существовать отдельно от тела. – Душа отлетает во время смерти…

Это всё, что он знал о душе.

– Нет, – Джина посмотрела на него, как профессор смотрит на студента-первокурсника. – Душа может отделяться от тела, а потом опять возвращаться. На нашем языке это называется сафна. Сафна подробно описана в Книге Знаний и, когда будешь изучать её…

– Сомневаюсь, что буду изучать её, – Андрей затряс головой. – Ой, сомневаюсь.

– Ну, это ты сейчас так говоришь, – уголки её рта тронула едва заметная улыбка. А её глаза, которые меняли цвет от голубого до черного, говорили о том, что она не просто знает это, а видит. Видит, как он, Андрей Светлов, сидит над Книгой Знаний и штудирует её, как прилежный ученик. Именно это Андрея испугало. Он не хотел тратить своё время на какую-то Книгу Знаний. Да и зачем ему это? Впрочем, это всего лишь сон. Светлов проснется, и не будет никакой Джины, никакой Книги Знаний. Значит, и беспокоиться не о чем.

– Ой, блин…

– Да ты не бойся, – эта чертовка, определённо, могла читать мысли. А может, во сне так и должно быть? – Читать Книгу Знаний не только не утомительно, но и интересно. К тому же, она не всякому открывается. Если ты её не достоин, будешь, как ты говоришь, в пролёте. Но только я вижу, что ты достойный. В тебе скрыта сила, о которой ты пока ничего не знаешь. Но это будет потом… Так, на чем я остановилась?

– На том, как твоя душа отделилась от тела, – напомнил Светлов.

– Да… Я расслабилась, погрузилась в сафну, и моя душа полетела над землёй. Она летала над полями и лесами, над морями и горами. Я резвилась в кронах таких высоких деревьев, какие тебе и не снились. И, хотя в состоянии сафны можно общаться с духами ушедших в другой мир предков, их в тот раз я не видела и не слышала, что меня немного удивило. Я просто не придала этому значения, а должна была… В какой-то момент я слышу женский голос, громко читающий заклинание, и мою душу потянуло куда-то назад. Потянуло так сильно, что я не смогла этой тяге сопротивляться. Потащило, но не в тело, которое сидело в позе мкач в моих покоях во дворце Ахома, а куда-то дальше, за дворец, в тот район Солернии, в котором я никогда раньше не была. Я пыталась сопротивляться, но куда уж там! Именно в тот момент я поняла, что до того момента в Книге, где описывается сопротивление воздействию на душу, осознанно вышедшую из тела, я просто не дочитала. Или дочитала, но забыла, как сопротивляться этому воздействию. А женский голос, читающий заклинание, кажется мне знакомым. Пролетев сквозь крышу незнакомого мне дома, я увидела девушку, сидящую на коленях у пустого кувшина. Та самая девушка и читала заклинание. В какой-то момент я узнала эту… сучку. Ею оказалась Одджит! Я кричу ей: «Одджит! Остановись, что ты делаешь?» А она смотрит на сопротивляющуюся меня, из последних сил цепляющуюся за всё, что можно, и улыбается. А меня всё сильнее и сильнее затягивало в кувшин, пока я окончательно не ослабла и не оказалась внутри его. А потом пробка запечаталась, и я погрузилась в состояние, сравнимое со сном, только без сновидений. И проснулась я только тогда, когда ты произнес кодовое слово, отменяющее заклинание.

– И какое же это слово? – Андрей глубоко затянулся, задержал дым в лёгких и выпустил его кольцами через рот. Он не знал тарингийского языка, тем более, не мог знать никаких кодовых слов. Может, Джина что-то путает?

– «Етбля», что значит, в переводе с нашего языка «освободись».

И тут до Светлова дошло, что он и не планировал никого освобождать. То, что он сказал, точнее, выкрикнул, было реакцией на падение с серванта кувшина, который был ему дорог, как память о путешествии в Египет, как напоминание об эстонке, в постели с которой он провел незабываемые, даже не минуты – часы! Поняв, что он мог в момент падения египетского кувшинчика сказать, Андрей рассмеялся. Перестав смеяться, посмотрел на Джину.

– Я сказал тогда: «Нет, бля», а в русском языке, зачастую, к освобождению это не имеет никакого отношения.

– Ну, и что. Всё равно, пусть даже неосознанно, но ты меня вызволил. Значит, ты сейчас мой господин и повелитель, проводник в своём мире. И мы с тобой будем вместе навеки…

– Я столько не проживу, – Андрей печально улыбнулся. – Увы, люди в наше время столько не живут.

– Ничего, со мной проживёшь, – она положила руку ему на плечо. В тот момент Андрей понял истинное значение слова «прибалдеть», так как от прикосновения Джины ему стало не просто хорошо, а очень хорошо, как никогда в жизни. Он почувствовал, как напрягается его член, и шевелятся волосы на голове. Хотя он включил всё своё актерское мастерство, чтобы не подавать вида, но по хитрому прищуру глаз Джины было видно: она знает, что ему хорошо. И ей это нравится. Жаль только, что ощущение безграничного счастья длилось недолго. В какой-то момент милая чародейка убрала руку от плеча Светлова и встала со скамьи. Ощущение блаженства какое-то время продержалось, а потом стало улетучиваться. Только член не желал опадать и стоял, как оловянный солдатик.

– Я полагаю, что больше тебе рассказать нечего, да? – спросил Андрей, глядя на девушку снизу вверх, любуясь её грудями, обтянутыми платьем, украшенным дорогими каменьями.

Джина прикрыла глаза. Открыв их, произнесла:

– Ночь в твоём мире ещё не закончилась. А для того, чтобы продолжить рассказ, нужен кувшин. Я буду считывать информацию с него.

– Но как? – Светлов хотел сказать, что кувшин сейчас находится в его квартире и перетащить его в сон, скорее всего, будет проблематично, но пузатый кувшинчик тут же появился в руках чародейки. Он начал переливаться всеми цветами радуги в её руках, рисунки и письмена на нём стали меняться.

И только в тот момент Светлов заметил, что жизнь вокруг беседки словно вымерла: куда-то пропали люди, которые спешили по своим делам, пропали ящеры, тянущие за собой груженные барахлом повозки. Небо было чистым, не летали там никакие птеродактили. Стало тихо. Андрей понял, что без Джины тут не обошлось. Она специально убрала всё лишнее из этого сна, чтобы ничего Андрею не мешало выслушать или правильнее сказать – увидеть её историю, чтобы всё понять и не пропустить ничего важного. А важных моментов там могло быть много. Слишком много.

– Возьмись за кувшин правой рукой и дай мне левую, – чародейка присела на скамейку. Андрей вынул изо рта мундштук, положил его на маленький столик, которого раньше в беседке не было, но появился он как раз вовремя. Правые и левые руки Светлова и Джины сцепились в замок. Свою левую руку прекрасная колдунья приложила к кувшину, тем самым замкнув цепь. – Не думай ни о чем и расслабься…

Андрей подчинился. На какое-то мгновение он снова ощутил блаженство, почувствовал, как маленькие разряды, исходящие от кувшина, пробегают по руке и распространяются по всему телу. Как только эти разряды наполнили Светлова «под завязку», он увидел Джину, лежащую на кровати в своих покоях. Глаза её были закрыты, лицо посинело. Вокруг неё суетились люди в длинных мешковатых одеждах. Андрей понял, что это были придворные лекари. Один из них делал Джине искусственное дыхание изо рта в рот, потом – массаж сердца, но девушка не подавала никаких признаков жизни. Только Светлов подумал, что медицина у них явно не на высоком уровне, два лекаря вкатили в покои нечто похожее на аппарат для магнито-резонансной томографии. Один из лекарей нажал на кнопку на панели. Тут же по краям аппарата загорелись белые лампочки, сигнализируя о полной готовности. Тело Джины положили на выдвижной стол, и аппарат быстро втянул её в себя. Через небольшой лючок в корпусе неведомого Андрею устройства он видел, как к телу девушки присасываются присоски, как сквозь неё пропускают электрические разряды, от которых дергаются её руки и ноги, но всё время слышится печальное «пи-и-и-и», говорящее о том, что сердце девушки запустить невозможно, как невозможно оживить то, что уже мертво.

В какой-то момент взмокший от пота лекарь, который делал Джине искусственное дыхание, повернулся к своим коллегам и что-то сказал им. Один из них с печальным лицом подошел к панели на корпусе аппарата, нажал на кнопку. Машина тут же выплюнула тело девушки и отключилась. Огоньки погасли.

– Вот так я умерла, – прокомментировала чародейка. Из её глаз выкатились две слезинки и потекли по щекам, оставляя влажные следы, которые моментально высыхали.

Вторая картинка: Андрей увидел дворец Ахома вблизи, увидел красную ковровую дорожку, тянущуюся от входа во дворец и до самых ворот. Увидел он и толпу людей, стоящую перед дворцом по обе стороны дорожки. На дорожке стояла только человек двадцать, одетых во всё черное.

Светлов парил над дорожкой, над толпой. Рядом с ним была Джина.

– Это мои родственники, – сказала она, указав рукой на людей в черных одеждах.

– Они могут нас видеть? – поинтересовался Андрей, но он уже знал, что она ответит.

– Нет.

Из дворца вышел высокий мужчина в одеждах, украшенных драгоценными камнями и расшитых золотом. На его голове красовалась корона. Высокий воротник делал его похожим на павлина. Вокруг него толпились хорошо вооруженные стражники. Рядом с ним стояла красивая женщина в платье, на изготовление которого ушло, наверное, килограммов сто золота и бриллиантов. Глядя на эту парочку, Светлов понял, что это и есть царь с царицей.

Ахом постоял немного, глядя на толпу сквозь зазор между двумя стражниками, стоящими перед ним, потом что-то громко сказал. Стражники разошлись в разные стороны, царь выдвинулся вперед и по дорожке направился к родственникам Джины. Подойдя к ним, он стал им что-то говорить. Поначалу для Андрея это был лишь набор отрывистых звуков, но потом он вдруг из этих звуков начал выхватывать слова, которые складывались в фразы и предложения. Как будто Андрей уже когда-то знал этот язык, но потом забыл его и только сейчас случайно вспомнил. Нет, он не удивился этому. Он знал, что это ему передалось от Джины, которая крепко держала его за руку.

– … Ваша дочь была лучшей чародейкой, – говорил Ахом, обращаясь к родственникам Джины. Стоит отдать им должное – никто не плакал, женщины не голосили и не падали в обморок. Все стойко держались, но лица у всех были одинаково скорбными. – Её каменное изваяние займет достойное место в моем дворце, и она будет похоронена с почестями, как член царской семьи!..

Следующий кадр: та же толпа людей в черном. Они стоят у вырубленной в скале усыпальницы. Напротив усыпальницы стоит саркофаг с телом Джины, чуть в стороне – непонятная установка, за пультом которой стоит старичок с длинной седой бородкой. Он одет так же, как придворные лекари, но на голове его красуется шлем, как у велосипедистов.

– Прощай, дочь! – сказал мужчина в годах и, обернувшись, махнул рукой старичку в шлеме. Тот сразу же нажал на какую-то кнопку на пульте, саркофаг плавно поднялся в воздух и влетел в вырубленную в скале нишу. После чего лежащая рядом с усыпальницей большая плита взлетела и закрыла вход в усыпальницу. На плите было что-то написано. Хотя Андрей понимал тарингийский язык, но прочитать надписи на плите, сколько бы ни смотрел на неё, не смог. Но подумал, что, скорее всего, там написаны все имена Джины, дата рождения, дата смерти. И снизу, наверняка, приписано что-то вроде: «Любим, скорбим». Иначе никак.

Андрей огляделся. Вокруг – только скалы с вырубленными в них усыпальницами. И на всех плитах были надписи. Должно быть, это и было кладбище царей Тарингии – печальное, унылое место, где находили свой покой сильные мира сего, точнее, мира, в котором когда-то жила Джина. Это место угнетало, навевало тоску. Оттуда хотелось убежать, а лучше – улететь. А во сне это сделать – вполне реально!

Похоже, Джине тоже не хотелось там задерживаться, а потому она снова перенесла Андрея в беседку. На долю секунды он увидел слёзы на её щеках, но только на долю секунды, потому что слёзы быстро высохли.

– Да, печальное зрелище, – вздохнув, произнесла она. – Никогда не думала, что нет ничего тяжелее, чем видеть собственные похороны… Ужас! Ну, ладно, не будем о грустном. Сейчас я хочу посмотреть, что было с кувшином, пока я была внутри его. Ты будешь смотреть?

– Да, – Светлов кивнул головой. Раз уж это необычный сон, он возьмет от него всё, чтобы запомнить, а потом вспоминать всю оставшуюся жизнь. Когда он ещё такие сны увидит? Да никогда!

– Хорошо. Расслабься!

Андрей сначала услышал смех, потом увидел Одджит, держащую кувшин с заточенной в нем душой Джины на ладони. На этой большой ладони он выглядел, как наперсток.

Одджит находилась в царском дворце, на ней было дорогое платье. Её шею украшала толстая золотая цепь, а уши оттягивались вниз под тяжестью массивных сережек. Она стала придворной чародейкой. Сбылась её мечта. Она счастлива.

Следующая картинка: Одджит стоит перед троном царя.

– Завтра будет бой, – говорит Ахом. – Если мы победим, мне достанутся земли Северной Кадии, тебе – личный дворец, рабы и десять мер золота. Наколдуй какую-нибудь болезнь для войска Кэнти Лучезарного, а мою армию сделай неуязвимой.

– Слушаюсь, – Одджит кланяется, выходит из тронного зала. Потирает руки в предвкушении скорого богатства, шепчет себе под нос: – Вот это да! Никто из нашего клана своих дворцов ещё не имел. А у меня дворец будет! И куча рабов! Вот это будет жизнь…

«Жизнь» ещё не началась, а Одджит уже представляла себя чуть ли не царицей, купающейся в золоте и в бриллиантах. Улыбка не сходила с её лица, когда она пила вино в уличной забегаловке. Та же улыбка не сходила с её лица, когда она всю ночь развлекалась с молодыми стражниками. Какой там бой? Всё потом…

Утром она проснулась опухшей, с головной болью. В глазах всё двоилось, её покачивало.

«Как мне это состояние знакомо! – думал Андрей, с сочувствием глядя на неё сквозь время и расстояние. – Жизнь идёт, но ничего не меняется!»

Выпив бокал мутной жидкости, Одджит почувствовала себя гораздо лучше. Она присела за столик, открыла перед собой толстенную книгу. В тот момент Светлов не сомневался, что это и есть та самая «Книга Знаний». Он даже не знал это – чувствовал.

Что-то пробубнив себе под нос, закрывая одной рукой левый глаз – видимо, для того, чтобы буквы в глазах не двоились, – Одджит достала из потайного шкафа, вмурованного в стену, банку с какими-то засушенными насекомыми, которые были похожи и на мух, и на пчел, только даже высушенными они были больше любой мухи или пчелы. Когда она открыла банку и, держа над ней руку, прошептала заклинание, насекомые вдруг стали оживать. Они вылезали из банки и, расправив большие крылья, с громким жужжанием вылетали в распахнутое окно. Их оказалось не просто много, а очень много. Тёмный поток насекомых вылетал из банки минут пять, пока не иссяк. Когда последняя муха – или как там её – вылетела наружу, Одджит с довольным видом закрыла окно, извлекла из сундучка, стоящего у ножек столика, стеклянный шар и, держа перед ним руки, словно грея их в светло голубых лучах, стала пристально вглядываться в шар.

Всё, что показал магический шар, Андрей видел глазами Одджит. А видел он две большие армии, стоящие друг напротив друга, которые разделял поросший травой пустырь. Большинство воинов были в темных доспехах, со щитами, с мечами, копьями. Но это были именно простые воины, которых правильнее назвать пушечным мясом. Воины покруче, более высокого ранга, были в золотистых доспехах. А в руках они держали нечто похожее на ружья с толстыми стволами.

Воины попроще восседали на больших ящерах, вымерших миллионы лет назад. Крутые же вояки летали над ними на антигравитационных платформах, и отдавали команды, которые, усиленные динамиками, разносились по пустырю и с той, и с другой стороны:

– Стоим! Держим строй!

– Без приказа царя не атакуем!

Кроме воинов, Андрей заметил и с той, и с другой стороны пушки, танки и нечто похожее на дроны.

Всё-таки много-много лет назад была довольно развитая цивилизация.

Ахом, облетая на большой скорости войска, прокашлялся и поднял вверх руку. Сейчас он гаркнет в микрофон, и начнется…

Светлов с замиранием сердца затаил дыхание. Сейчас он увидит настоящий бой, а не мультик, сделанный на компьютере. Сейчас-сейчас…

Как только Андрей вспомнил про насекомых: мухоподобных пчел или пчелоподобных мух – воины вдруг стали кричать, хлопая себя по различным частям тела руками. Их стройные ряды мигом превратились из армии в нечто неорганизованное. Кто-то побежал назад: туда, где свысока за армией наблюдали царь и его свита. Но только хаос начался не в войсках Кэнти Лучезарного, а в рядах тарингийцев. Но должно было быть всё наоборот!

– Жопа кендария! Сухая дырка в промежности старухи! – послышались ругательства Одджит. – Я стороны света перепутала. Вот дура-то!.. И что теперь делать? Ой, мамочки!.. Дырка в промежности старухи, пьяная тупая дырка! Царь в эту дырку раскаленный металл зальет…

Пока в войсках царя Ахома твори лось нечто невообразимое, воины на противоположной стороне смотрели на это безобразие через приборы, похожие на бинокли и недоуменно переглядывались.

Тарингирийские воины с душераздирающими криками падали на землю. Их тела покрывались язвами, из которых сочился гной. Их глазные яблоки лопались, а из-под доспехов сочилась кровь. Они срывали с себя латы, шлемы, корчась в предсмертной агонии. Их головы раздувались до огромных размеров, а когда воины срывали с себя шлемы, головы разлетались в разные стороны, словно кто-то невидимый приставлял к ним дробовик и нажимал на спусковой крючок.

Кругом кровь, мозги, гной. Вонь стоит невыносимая, Светлов её чувствует, близок к тому, чтобы блевануть. Тела быстро разлагаются, над ними кружат проклятые насекомые, каждое из которых не уступает в размерах мадагаскарскому таракану.

Над всем этим хаосом летает на антигравитационной платформе царь Ахом. Он кричит что-то в микрофон, но его голос тонет в предсмертных криках его воинов и лязге металла. Царь понимает: что-то пошло не по плану, но ничего не может исправить. Из его груди вырывается крик. Это крик отчаяния, но его не слышно. И, кажется, что Ахом ловит ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. В какой-то момент царь сгибается пополам и начинает в бешенстве молотить кулаками по панели управления «антиграва». Платформа тут же начинает дергаться из стороны в сторону, Ахом теряет равновесие и падает вниз. Он летит прямо на однородную массу бьющихся в конвульсиях тел – то, что осталось от некогда могущественной армии. Его армии.

Одджит всё это видит. Её грудь часто вздымается, глаза расширены от страха, рот перекосило в страшной гримасе. Длится это недолго – не больше минуты. В какой-то момент чародейка начинает, как ошпаренная, носиться по своим покоям, укладывая в сундук всё самое ценное – ювелирные украшения, деньги в мешочках, предметы из золота. Этого добра оказалось так много, что крышка сундука не закрывалась. Одджит даже садилась на неё своим задом, сильно разросшимся за время работы придворным чародеем, но это не помогло.

– Что же делать? – растерянно чародейка смотрит по сторонам.

В это время в покои входит рабыня с подносом в руках. На подносе стоят бокал, графин с красным вином и тарелка с диковинными фруктами, которых Светлов даже на картинках в книжках не видел. Видно, что рабыня совсем другого рода-племени. Она гораздо ниже ростом, чем Одджит, смуглая, горбоносая.

– Будете есть-пить? – спрашивает рабыня.

– Оставь поднос и иди отсюда! – грубо отмахивается от неё придворная чародейка.

– Я слышала, что Кэнти Лучезарный разбил армию нашего царя, – ставя поднос на пуфик, с наигранной печалью в голосе проговорила рабыня. В глазах её при этом поблескивали искорки радости. – Враги на подходе к городу. Вам бы спрятаться или уйти по тоннелю…

«Сейчас кому-то глаз на жопу натянут, но этим кем-то буду не я», – говорил взгляд рабыни.

– Успею.

Пожав плечами, рабыня направилась к выходу из покоев, когда она уже положила руку на массивную дверную ручку, чародейка её окликнула:

– Мазика!

Рабыня замерла, обернувшись в пол-оборота. На лице появилось удивление. Видать, госпожа никогда её не называла по имени.

– Чем-то могу ещё быть полезной?

– Ты хочешь, чтобы твой сын поправился?

Смуглая рука соскользнула с дверной ручки. Рабыня мигом переменилась в лице, ссутулилась. Мелкими шажками подойдя к Одджит, опустилась на колени.

– Откуда вы знаете про моего сына?

– Некогда мне вдаваться в такие подробности. Так ты хочешь, чтобы он поправился?

– Да, – подняв глаза на чародейку, ответила Мазика. – Очень хочу.

Одджит подошла к большому шкафу из белого дерева, достала из него мензурку с зеленой жидкостью. Эту жидкость она вылила в бокал и протянула его рабыне.

– Ты должна это выпить сейчас. А когда стемнеет, нужно поцеловать сына в лоб и сказать: «Болезнь, уйди»! Уже завтра Косей поправится.

Пробежавшая по лицу рабыни тень сомнения улетучилась, едва она услышала имя сына. Мазика решительно взяла бокал и выпила его содержимое.

– Чего ради вы так.. – рабыня не закончила, упав на пол без чувств, громко стукнувшись головой.

– Какая же ты дура, – произнесла чародейка, наливая себе в бокал той же зелени, усаживаясь за столик и открывая всё ту же толстую книгу. Начала читать вслух, водя пальцем по строчкам.

– Она делает обмен телами. – Голос Джины заглушил бормотание чародейки. Андрею подумалось, что Джина специально отвлекла его, чтобы он не запомнил слова заклинания. Это же магия, а не игрушка. – За свою жизнь она это делала очень часто. Именно так Одджит дожила до наших дней. В последнем теле застряла надолго, так как нужна была магическая энергия, которой был заряжен кувшин. Поэтому она тебя и обхаживала…

Чародейка замолчала, залпом осушила бокал и рухнула на пол вместе со стулом. Несколько секунд не происходило ничего, после чего изо рта рабыни и госпожи вылетели белые сгустки, похожие на облака пара. Сгусток изо рта Одджит залетел в рот рабыни, а сгусток из тела Мазики всосала в себя чародейка.

Грудь рабыни стала подниматься вверх и опадать. Её веки затрепетали, и она приподнялась на локтях, осматривая себя.

– Получилось, – Одджит в теле Мазики поднялась, взяла со стола толстую книжку, закрыла её и сунула себе под мышку. Опрометью бросилась прочь из покоев, с грохотом захлопнув дверь. Через минуту дверь открылась. Андрей подумал, что чародейка в спешке забыла какую-то важную для неё вещь и вернулась за ней, но в покои вошел царь. На Ахома было страшно смотреть: голова разбита, слипшиеся, красные от крови волосы свисают паклями; правый глаз болтается на кровавой ниточке, кровь из глазницы заливает пол-лица, кровь сочится и сквозь пластины доспехов. Некогда богато украшенные доспехи царя были изрядно пробиты во многих местах и помяты. Глядя на него, можно было подумать, что именно так выглядит человек, попавший под несущийся на полной скорости самосвал. Царь сильно прихрамывал на левую ногу и при ходьбе опирался на меч в ножнах, как на трость. Шаркая, он шел по зале, оставляя за собой кровавые следы. В тот самый момент рабыня в теле Одджит зашевелилась. Она приподнялась на локтях, беззвучно выругалась на своем языке. Заметив царя, вскочила, подбежала к нему и упала на колени, низко склонив голову.

– Зачем ты мне злом за добро отплатила, а? – Ахом вынул меч из ножен.

– Я не понимаю вас, великий царь.

– Вместо того, чтобы сделать мою армию неуязвимой, ты наслала проклятие на неё! – Царь обхватил двумя руками рукоятку меча и поднял меч над головой.

– Я всего лишь рабыня, – не поднимая головы, произнесла Мазика. – Не умею насылать проклятия. Это умеет только Одджит.

– Одджит, как смеешь ты издеваться надо мной? Ты не боишься смерти?

Рабыня вдруг посмотрела на свои руки, на платье. Потом начала хлопать ладонями по своему телу, будто пытаясь сбить с него пламя.

– Нет! – закричала она, вскакивая и подбегая к зеркалу. Когда она посмотрела на своё отражение, лицо её перекосила гримаса ужаса. – Нет! Нет!.. Одджит заколдовала меня…