Полнолуние

– Когда вы приступили к поискам?

– Смотря что считать поисками. В течение часа я набирал Алину еще несколько раз, но она все время была вне доступа. Созвонился с Колесниковой, это Анна Андреевна, она сказала, что Алина ушла, как обычно. Где-то после шести я начал обзванивать ее подружек.

– Вы их так хорошо знаете? – вновь влез в разговор оперативник.

– Я хорошо знаю их родителей, – отчеканил Кноль, – преимущественно отцов. Почти все они работают у меня.

– И что звонки? – Илья укоризненно посмотрел на Зубарева, но тот сделал вид, что не заметил взгляда следователя.

– Ничего! Ничего они не дали. Еще какое-то время я не предпринимал активных действий, все же девочке уже семнадцать. Мало ли что. Вдруг у нее есть приятель, которого она от меня скрывает? Но когда она не появилась к одиннадцати, я вновь обзвонил сотрудников, естественно, тех, которые не на смене. Все откликнулись, еще людей привели. Если честно, ночью почти весь поселок на ногах был. Главное, что наши кинологи подключились. Собаки-то у нас на поиск натасканные.

– И что собаки? – на всякий случай уточнил Лунин, уже имея общее представление о том, что от служебных овчарок пользы оказалось не больше, чем от звонков родителям Алининых одноклассниц.

– Ничего, – мрачно выдохнул Кноль. – Нет, вначале они, конечно, след взяли. Мы же как решили, плясать надо от печки.

– А печка у нас – это дом преподавателя музыки, – догадался Илья.

– Да. Вот мы от крыльца Колесниковой и пошли. У нее дом, считай, на окраине, третий от леса. Там лесок так, одно слово, полоска метров двести, кой-где еще уже, за ней сразу река. Но к реке с того края спускаться неудобно, берег обрывистый. Вот нас собаки туда, на берег и вывели, на Димкино место.

– На чье место? – переспросил Лунин.

– На Димкино. Это старая история, ей лет тридцать уже, наверное. В общем, там лавка стоит прямо на берегу. Вот к этой лавке собаки и вывели. Покрутились вокруг нее малость и всё, сели.

– След потеряли, – на этот раз догадливость решил проявить Вадим.

– Потеряли, – с неохотой подтвердил полковник. – Понятно, сразу подумали про обрыв. Бегом к спуску. Ночь, конечно, да еще с неба повалило, не поймешь, не то дождь, не то снег. В общем, кой-как спустились. Хорошо, у нас для ночных поисков все есть. Фонари мощные, да и сразу на берег генераторы привезли, к ним прожектора подключили. Так что там, внизу, мы полностью прошерстили. Никаких следов! Не падала она!

– Аркадий Викторович, – Илья старался подбирать слова так, чтобы лишний раз не задеть Кноля за живое, – вы сами понимаете, нам по долгу службы все равно придется все осмотреть самим, в том числе и на берегу, но все же, ваше мнение, могло так быть, хотя бы теоретически, что тело унесло течением?

– Нет, – Кноль решительно мотнул головой, – и не потому, что я в это не верю. Для начала, чтобы упасть в воду, с обрыва надо прыгать буквально с разбега. Прямо под обрывом камни, до самой реки несколько метров. Но, – полковник вцепился обеими руками в край стола, – даже если предположить, что Алина могла сотворить с собой такое, мы бы ее нашли. Там мелко, в основном по колено. Из воды камни торчат, ветки какие-то. Нельзя за них не зацепиться, физически невозможно.

– То есть вы уверены, что с обрыва Алина не падала, но и других следов собаки не обнаружили, – подытожил Лунин.

– Выходит, что так. – Криво усмехнувшись, Кноль провел рукой по небритой щеке. – Чертовщина какая-то, верно?

Не дождавшись ответа ни от делавшего быстрые пометки в блокноте Лунина, ни от оперативника, очевидно исчерпавшего отведенный на этот разговор запас ядовитых комментариев, Аркадий Викторович вновь потер руками теперь уже обе заросшие щетиной щеки и еле слышно пробормотал, не глядя ни на кого из присутствующих:

– Еще эта луна, будь она неладна!

– Ничего, с луной мы тоже разберемся.

На взгляд Лунина, произнесенная оперативником фраза прозвучала чересчур оптимистично.

Уже прощаясь, Кноль протянул Илье свою визитку:

– Звоните в любое время. Если потребуется какая-то помощь – люди, техника, что угодно, все обеспечим. А Ревенко можете использовать по своему усмотрению. Он парень шустрый, если что-то показать надо или кого из людей к вам доставить, он все организует. Да, по вашему размещению все уже решено, так что Евгений вас сейчас отвезет, думаю, вас все устроит. Если понадобится отдельное помещение для работы, скажите ему, он организует.

– Спасибо, Аркадий Викторович. – Пожимая руку полковника, Лунин спохватился, что чуть не забыл задать еще один весьма важный вопрос: – Скажите, а с сыном вашим, Олегом, мы в ближайшее время сможем пообщаться?

Лицо Кноля, на котором проступило слабое подобие улыбки, вновь помрачнело.

– С Олегом, – отозвался он после затянувшейся на несколько секунд паузы, – можно, конечно. Позвоните мне, я его привезу. Или, если хотите, это можно сделать у нас дома. Я так понимаю, вы все равно будете осматривать комнату Алины. Верно?

– Верно, – кивнул Илья, – все верно.

После того как Лунин вслед за выскочившим первым Зубаревым покинул кабинет начальника исправительной колонии, уже заждавшийся в приемной Ревенко отвел их в столовую, располагавшуюся в другом конце здания штаба. Все трое ели молча, хотя капитан явно с трудом сдерживал желание полюбопытствовать о подробностях состоявшегося только что общения с Кнолем.

– Сейчас поедем разместим вас. – Залпом осушив стакан с морсом, Ревенко удовлетворенно выдохнул. – Аркадий Викторович приказал вам отдельный дом выделить. Там все удобства, так что жить можно с комфортом. Интернет тоже подключен. Если что-то надо будет из техники, не знаю, принтер или компьютер, не стесняйтесь, говорите. Я все организую.

– Ох, капитан, – Зубарев расплылся в блаженной улыбке наконец наевшегося человека, – стеснительность в число наших недостатков не входит. Особенно у меня. Насчет принтера пока не знаю, а вот от морсика я бы точно не отказался. И знаешь что, – Вадим ухватил уже собирающегося подняться Евгения за руку, – нельзя нам с собой нацедить в какую-нибудь емкость? Пару литров самое то было бы.

– Организуем, – кивнул, вставая из-за стола, Ревенко.

Пятнадцать минут спустя белый «патриот», украшенный эмблемой исправительной колонии – распростершей крылья совой, сжимающей в когтях цифру пять, – а вслед за ним и «хайлендер» Лунина остановились у двустворчатых, выкрашенных светло-серой краской железных ворот. И сами ворота, и примыкавший к ним кирпичный забор были не очень высокими, не больше полутора метров, и почти не скрывали расположенный немного в глубине участка двухэтажный коттедж, очень похожий на те дома, что так понравились Лунину, еще когда он проезжал по главной, носящей имя постепенно забываемого вождя пролетариата, улице. Основных отличий было два. Коттедж, чуть меньший по размеру, в отличие от дуплексов на улице Ленина, был индивидуальным, рассчитанным лишь на одну семью. Кроме того, расположен он был на другой улочке – более тихой, тянувшейся вдоль узкой полоски леса, за которой, как показывал навигатор, скрывалась та самая река Нерыбь, в которой когда-то давно умирающие от голода казаки безуспешно пытались поймать рыбу, а всего несколько дней назад десятки поднятых по тревоге людей пытались отыскать тело пропавшей девушки.

Глава 5
Два ствола и мама Люба

Дорожка, ведущая от незапертой калитки к дому, была расчищена от снега. Первым вошедший во двор Ревенко поднялся на крыльцо и, немного повозившись с ключами, отпер дверь.

– Держите, – протянул он Илье два комплекта, – желтые от нижнего, ну а белые, получается, от верхнего.

Как были, в верхней одежде, лишь для приличия постучав ногами по крыльцу, отряхивая прилипший к обуви снег, они прошли через небольшую прихожую и оказались в достаточно просторной, обставленной довольно скромно, с минимум необходимой мебели, комнате. Рокси тут же обежала комнату по кругу и, оставшись довольной увиденным, звонко тявкнула.

– Здесь, значит, гостиная, она же столовая, – объяснил капитан, – ну и она же кухня.

Он махнул рукой в сторону вытянувшегося вдоль одной из стен кухонного гарнитура, длинный ряд навесных шкафов которого был разделен широким двустворчатым окном.

– Чай, кофе, кое-что из продуктов тут имеется. Если что, магазин рядом. Через проулок на Ленина выйдете и направо. Ужинать можно в «Шансоне».

– Это что? – заинтересовался Вадим, уже бросивший на диван свою сумку и теперь увлеченно тыкающий кнопки на телевизионном пульте. – Что, батарейки не работают?

– Работают. У нас все работает, – буркнул капитан, включая провод от телевизора в розетку, – а «Шансон» – это кафе, по нашим меркам можно даже рестораном назвать. И кормят нормально, и цены путевые. У нас, кто неженатые, вечерами многие туда ходят.

– А женатых что, уже не пускают? – убедившись, что телевизор исправен, Зубарев переместился к холодильнику и теперь внимательно изучал его содержимое. – О, пельмени. Лунин, все, как ты любишь!

– Так женатым дома жены готовят, – удивленно отозвался Ревенко. – Чего им там высиживать?

– И то верно, – согласился майор, захлопывая дверцу холодильника, – для того и женятся, чтоб жена щи варила.

Подмигнув стоящему посреди комнаты Лунину, Вадим шумно плюхнулся на диван и поманил к себе тут же запрыгнувшую к нему на колени болонку.

– Чуть не забыл, – капитан положил на обеденный стол лист бумаги, явно вырванный из записной книжки, – утром ваши коллеги приехали из района. Их в общежитии поселили.

– Что, на всех командированных домов не хватило? – Зубарев вновь потянулся к телевизионному пульту.

Ревенко пожал плечами.

– Распоряжение Аркадия Викторовича. У нас ведь гостиница еще есть, только она не работает. Как карантин объявили, так и стоит закрытая. Там же в основном родственники останавливались. К зэкам родня на свиданки ездит, так они порой либо приедут вечерним автобусом, здесь ночуют, либо наоборот, пока все вопросы решат, уже уехать не на чем. Не у всех же машины есть. Но там, я скажу, не бог весть чего гостиница эта, так что в общежитии им не хуже будет. Вот парни телефоны свои написали, так что как понадобятся, звоните, они подскочат. Я им объяснил, как этот дом найти.

– Они на колесах? – уточнил оперативник.

– Да, – кивнул капитан, – но тут, если что, и пешком минут за десять дойти можно.

Достав из одного кармана телефон, а из другого шариковую ручку, Ревенко сперва несколько раз ткнул пальцем в экран, а затем склонился над столом.

– Вот, записал номер. Колычев Петр Григорьевич, участковый наш. Он тоже на низком старте. Как наберете, так сразу и примчится. Энергичный дядечка. – Очевидно, энергичность участкового капитана чем-то забавляла, так как он, иронично усмехнувшись, громко причмокнул губами, а затем, убрав телефон обратно в карман, добавил: – Между прочим, это он эту теорию выдвинул. Слияние двух лун, так сказать.

– На вас, я так понимаю, особого впечатления она не произвела, – предположил Лунин.

– Не особо, – Ревенко снисходительно поморщился, – это слишком уж…

Он несколько раз щелкнул пальцами, пытаясь подыскать нужное слово, а затем почти по слогам произнес:

– Ки-не-ма-то-гра-фич-но. Хотя Аркадий Викторович, например, верит. С другой стороны, если у тебя ребенок пропал, во что угодно поверишь.

– Ну а ты, капитан, в какую теорию веришь? – неожиданно задал вопрос Зубарев, приглушив звук работающего телевизора.

– Я? – удивился Ревенко.

– Ты, кто еще. – Голос оперативника вдруг стал требовательным, почти злым. – Ты ж где числишься, поди, в оперчасти?

Капитан мотнул головой. Судя по выражению его лица, версий, которые ему самому показались бы правдоподобными, у него не было.

– Так что, коллега, – поторопил Зубарев, – какие идеи?

– В оперчасти я раньше был, сейчас уже несколько лет в безопасниках. А что про идеи, – Ревенко наконец собрался с мыслями, и с каждым словом его голос звучал все увереннее, – Ритка, ну та, которая еще год назад пропала, она стопудово в город махнула. Тогда ж тоже расследование проводили, из области, правда, никого не было, районные суетились. Так, считай, все подружки ее и сказали, что она сбежать собиралась.

– И что же, – продолжал допытываться Зубарев, – она так махнула, что прям с концами? Ни платочка, ни следочка?

– А что такого? Город – он большой, кого хочешь проглотит. Да и городов у нас в стране много, поди отыщи, где она загуляла.

– Может, и так, – подбодрил собеседника майор. – Ну а нынешняя наша пропажа, что по ней скажешь?

– Ничего не скажу, – мгновенно отреагировал Ревенко, – непонятная история. Алинка – не Ритка, у нее цель была.

– И какая же у девушки была цель? – Вадим уже с явным интересом смотрел на стоящего возле стола капитана.

– В консерваторию она поступать собиралась. На композитора учиться.

– На композитора, – теперь удивился уже сам Зубарев, – а что, этому учат? Я думал, так, что в голову придет, то и записывают. Главное – ноты знать, а то записать не сможешь. Илюха, ты знал, что на композитора выучиться можно?

– Ты хочешь сменить поле деятельности? – Поскольку подозрения Лунина, что среди купленных к их приезду продуктов собачьего корма не окажется, подтвердились, он отрезал большой кусок обнаруженной в холодильнике вареной колбасы и, нарезав его кубиками сантиметр на сантиметр, высыпал в блюдце. – Рокси, иди сюда, перекусим.

– Вы всю-то колбасу не съедайте разом, – обеспокоился Вадим, – а то как в композиторы, так мне отдуваться, а как колбасу трескать, так это они вдвоем. Колбаса хоть докторская?

– Докторская, – поставив блюдце перед Рокси, Илья подошел к столу, – я думаю, надо всем собраться и решить, что и как будем делать.

– Давай хоть кофе попьем, разместимся, – раскинув руки в стороны, Зубарев с наслаждением потянулся, – надеюсь, у нас спальни разные?

– Спальни наверху, – успокоил его Ревенко, – целых три. Так что еще запас останется.

– Мы третью господину следователю под кабинет выделим, – заулыбался Вадим, – чтобы элита сыска могла в уединенной обстановке осуществлять мыслительный процесс. Нам-то операм кабинет зачем? Наша задача бежать и хватать, ну если догоним, конечно. А следователю – ему думать надо, дабы осуществлять руководство следственными действиями.

– Все сказал? – Подняв с пола сумку, Илья направился к лестнице, ведущей на второй этаж. – Поставь тогда чайник, а потом начинай всех обзванивать. Думаю, посидим минут пятнадцать, познакомимся, да и план действий накидаем. С чайником не тяни, пока они к нам добираться будут, успеем кофе попить.

– Уже бегу, – шутливо козырнул ему Зубарев и запоздало полюбопытствовал: – А ты это куда собрался?

– Пойду кабинет себе выберу, – деревянные ступени пронзительно поскрипывали под стодвадцатикилограммовым телом, – ну и спальню.

– Видишь разницу между следователем и оперативником? Один апартаменты обживает, другой шуршит по хозяйству. И так всегда! – Притворно вздохнув, Вадим взглянул на Ревенко, все еще стоявшего посреди комнаты: – Ну что, Евген, ты пока свободен. Если какой вопрос выплывет, я тебе наберу. Договорились?

– Договорились!

Капитан и майор уже обменялись крепкими рукопожатиями, когда Ревенко спохватился:

– Чуть не забыл. У вас кровати не застелены. Ближе к вечеру Мама Люба придет, чистое белье принесет.

– Чья мама? – переспросил оперативник.

– Общая, – губы капитана растянулись в ироничной усмешке, – познакомитесь, вам понравится.

– Люба, Люба, Люба, Любаша, – напевал себе под нос Зубарев, наполняя чайник водой из-под крана. – Или там Дуняша была? Ладно, придет, разберемся, чего там за мамулька такая.

Приехавшим из района оперативникам потребовалось двадцать минут после звонка Зубарева, чтобы оказаться в гостиной, которая временно превратилась в комнату совещаний выездной следственно-оперативной группы. Местный участковый, невзрачный, почти полностью лысый мужчина, некоторую импозантность которому добавляли пышные, с заметной проседью на концах усы, прибыл на несколько минут раньше, и потому к моменту появления в доме двух мужчин, одетых в почти одинаковые черные пуховики, чинно восседал за столом, потягивая горячий чай, гостеприимно предложенный ему Луниным.

Оперативники, на взгляд Ильи, были молоды. Слишком молоды для того, чтобы иметь хоть сколько-то ощутимый опыт практической работы. Судя по всему, в районном управлении внутренних дел отнюдь не горели желанием посылать в Нерыбь сотрудников, представляющих, по мнению руководства, хоть какую-то ценность, тем более что сроки командировки были совершенно туманны, а потому пожертвовали теми, от кого и так не было особой пользы. Данное обстоятельство Илью не только не особенно удивило, поскольку ничего другого ожидать и не стоило, но и не очень огорчило. Ему вполне было достаточно Зубарева, в спорах с которым, порой, к удивлению обоих спорящих, появлялась какая-нибудь неожиданная версия, в итоге оказывающаяся той самой единственной правильной тропой, по которой следствию и стоило двигаться. Сопутствующим побочным эффектом данного процесса являлось лишь то, что идей в головах спорщиков рождалось, как правило, больше, чем они сами были в состоянии проверить, так что молодые, полные энтузиазма и еще не истоптанные ноги – это было как раз то, что ему, Лунину, было здесь, в Нерыби, нужно.

– О! Племя младое, незнакомое, – продекламировал Зубарев, делая шаг навстречу вошедшим. – Вы кто будете, орлы?

– Старший лейтенант Макаров, – один из двух молодых людей выступил вперед и пожал протянутую Вадимом руку, – Николай.

– Зубарев, – отозвался оперативник, – Вадим. А вон тот солидный мужчина, – он обернулся, указывая на Лунина, – следователь, Илья Олегович. Очень серьезный товарищ.

Илья молча кивнул, в отличие от Рокси, которая, вскарабкавшись на диван, принялась радостно приветствовать вошедших.

– Кольт, – представился второй молодой человек, чуть ниже ростом и с более короткой стрижкой, чем у первого, – Юрий. Тоже старлей, если это кому-то интересно.

– Интересненько, – растягивая гласные, откликнулся Зубарев, – очень даже интересненько! Илья, ты слышал? У нас тут целая оружейная комната, Кольт и Макаров! Два ствола! Ты когда-нибудь такое видел? Мне даже не верится. Ну-ка, парни, покажите документы!

– Вадик, – Илья раздраженно хлопнул ладонью по столу, отчего тот испуганно задрожал, – ты чего разошелся-то? Снимайте куртки, садитесь за стол, – обратился он к молодым оперативникам. – С Петром Григорьевичем вы уже знакомы?

Кольт и Макаров дружно кивнули.

Совещание, на которое Лунин изначально не возлагал особых надежд, к его удивлению, продлилось значительно дольше, чем запланированные для него первоначально пятнадцать минут.

Направлений, по которым могло идти следствие, оказалось много. Конечно же, оставалась надежда на то, что семнадцатилетняя девушка, решив скорректировать жизненные планы, самостоятельно покинула надоевший ей поселок и, таинственным образом миновав кордон, уехала в Среднегорск, а быть может, куда и подальше. Вполне логичным, во всяком случае, по мнению городских жителей, которые на совещании оказались в большинстве, казалось и выдвинутое предположение, что Алина могла уйти в тайгу и там если и не заблудиться, то, к примеру, подвернуть, а то и сломать ногу и теперь не имеет возможности выйти к людям. Понятно, что сразу же возникал вопрос, а зачем молодой девушке в самом конце октября, когда уже довольно холодно, да к тому же на ночь глядя, идти в глубину леса, причем так далеко, что ее до сих пор не смогла обнаружить ни одна из поисковых групп, но, по настоянию Зубарева, излишние сомнения и рассуждения было решено отложить на более благоприятное для них время. Следующей версией, выдвинутой почти хором молодыми оперативниками, была любовь, причем любовь непременно несчастная.

– Ну а как иначе? Конечно, несчастная.

Макаров оценивающе взглянул на сидящих по другую сторону стола Лунина и Зубарева. Казалось, он не может определиться, попадают ли эти двое уже в категорию стариков, которые ничего не могут понимать ни в любви, ни в женщинах, или еще нет. На сидевшего по правую сторону от него участкового он даже не взглянул, очевидно, возраст и неказистый вид Петра Григорьевича не оставлял ни малейшей возможности в нем сомневаться.

– Было бы у них все взаимно, они бы вдвоем сбежали. Бывает же такое? Одному блажь в голову придет, а другой-то возразить никак не может. Любовь ведь! Но, я так понимаю, больше в поселке никто не исчезал, верно?

– Верно, – тут же согласился Колычев, – остальные на месте.

– Вот видите, – обрадовался лейтенант, – тут, ясное дело, без взаимности вышло. Либо она вдруг кончилась.

– И что, девица у нас эту взаимность верхом оседлала и ускакала на ней? – иронично осведомился Вадим. – В прекрасное далеко?

– Это один из двух вариантов, – ничуть не смутился Макаров. – Если ее отверг парень, то она могла сделать что угодно. И уехать, и руки на себя наложить.

– Руки, – фыркнул Зубарев, – где тогда эти руки, хотелось бы знать. Да и остальное, что к ним прилагается. Поверь мне, когда все эти обделенки вешаться решают или, к примеру, топиться, они всегда так делают, чтобы их могли найти. И чем быстрее, тем лучше. Так сказать, до наступления стадии активного разложения. Записочку оставляют, мол, так и так, я ухожу, а вы поплачьте. Человек же как думает – раз он при жизни никому не нужен оказался, так, может, хоть после смерти о нем кто грустить будет.

– Хотя, коли о тебе живом не особо думали, то уж о мертвом и подавно никто не вспомнит, – вздохнул участковый.

– А что со вторым вариантом? – Илья решил прервать явно не имеющие отношения к делу философские размышления. – Она бросила его, так?

– Конечно, – лейтенант энергично тряхнул головой, отчего его светлая, с пшеничным оттенком челка весело разметалась по лбу, – она бросила, а он не простил.

– И убил?

– А почему нет? – включился в разговор второй из районных оперативников. – Запросто! Хотя убить, конечно, мог и за другое.

– Например?

Кольт на мгновение задумался, затем, один за другим загибая пальцы, начал предлагать варианты:

– У них шло к сексу. Шло, шло, наконец, дошло. В последний момент девчонка испугалась, а парень уже был, так сказать, на волне. Ну и все. Что мы имеем? Правильно, изнасилование. Девочка говорит, что все скажет папе, а мальчик, испугавшись папу и всего, что потом последует, бьет ее по голове чем-то тяжелым. Это раз. Но могло быть наоборот. С сексом все удачно. Причем настолько, что девочка говорит мальчику, что он сам скоро станет папой. Ну а дальше мальчик пугается и, как полагается, бьет девочку по голове. Это два.

– Короче, нам надо искать пугливого мальчика, – подытожил Зубарев.

– Это не обязательно был ее ровесник, – возразил Илья, – если у нее была связь со взрослым мужчиной, то вот эти ваши варианты, где непременно тяжелым по голове, вполне вероятны.

– Ну а что, папашу мы рассматривать не собираемся? – спохватился вдруг Вадим.

Лунин покачал головой, недовольно взглянув на приятеля, затем перевел взгляд на участкового. Уловив его взгляд, Колычев разгладил рукой усы, но, как показалось Илье, предназначением жеста было скорее скрыть появившуюся на лице улыбку, а не забота о безупречности собственной внешности.

– Петр Григорьевич, – Илья решил, что, раз уж заданный Зубаревым вопрос достиг ушей Колычева, несомненно хорошо знакомого с Кнолем, стоит попытаться передать дальнейшую инициативу самому участковому, – хотели мы с вами посоветоваться. Сами понимаете, когда исчезают несовершеннолетние, следствие не может не обратить внимание на семью пропавшего ребенка.

– И правильно делает, – к удивлению Ильи, уверенно отозвался Колычев, вновь погладив щетинистую полоску над верхней губой. – Если человек пропал не случайно, то бишь его не задрал медведь али еще какой первый встречный, то, значит, к этому были какие-то предпосылки. Он же, гром, не берется из ниоткуда. Должна вначале туча собраться. И что же, те, кто с этим человеком под одной крышей живут, эту тучу не углядели? Не бывает такого!

– Святой ты человек, – ухмыльнулся Зубарев, – я тебе так скажу – еще не то бывает. Ты представляешь, сколько малолеток из дому ноги делает? Тысячи! У нас только по городу каждый день мамаши с заявлением прибегают. И знаешь что говорят? «Ничто не предвещало!» Дословно, все как одна. Никто ничего не видит, не слышит и не чует. Это, знаешь, как мясо жарить: когда дым почуял, оно уже сгорело.

– У тебя у самого-то дети есть? – Колычев оценивающе приподнял бровь, разглядывая оперативника. – Сам вижу, что нет. Дети – это тебе не мясо. Говоришь, не видят? Я тебе отвечу – не хотят видеть. Разницу улавливаешь?

– Так, Петр Григорьевич, – опасаясь, что Зубарев вновь разразится длинной и не имеющей прямого отношения к делу тирадой, Илья поспешил вновь вступить в разговор, – в целом, я думаю, всем все понятно. А в данном конкретном случае?

– А что в данном случае? – удивился участковый. – Разговаривать надо с ними, серьезно разговаривать. Причем с обоими. И с Аркадием Викторовичем, и с Олежкой. Только с парнем надо так говорить, чтобы отец не присутствовал. При отце вы и слова из него не вытянете.

– Ну, это не проблема, – оптимистично отозвался Вадим, – он же в выпускном классе уже, так что всяко за шестнадцать перевалило. Можем допрашивать без родителей на полном законном основании.

– Допрашивать, – осуждающе покачал головой Колычев, – у парня сестра пропала. Близняшка! А ты – допрашивать. С ним говорить надо! По душам говорить, может, тогда он чего дельного да и вспомнит.

– А знаешь ли ты, дорогой наш Петр Григорьевич, – Зубарев холодно улыбнулся, было видно, что замечание, высказанное участковым, пришлось ему не по нраву, – что говорит статистика?

– И что же она тебе говорит, человек хороший? – Подперев щеку левой рукой, Колычев уставился на оперативника с видом семилетки, пришедшего в школу на первый урок.

– То и говорит, – встав из-за стола, Вадим выпрямился в полный рост и с наслаждением потянулся, отводя локти назад, так что в позвоночнике у него что-то захрустело, – в половине случаев, даже больше половины, поверь мне на слово, если с детьми что-то происходит, и это я тебе не про грудных детей сейчас говорю, про подростков, так вот, если с ними что-то случается, чаще всего оказывается виноват кто-то из родителей. А то и оба. Мысль улавливаешь?

– Пока работает, – Петр Григорьевич постучал указательным пальцем себе по лбу, – улавливатель. Только мать-то у них три года уж как погибла, так что оба у тебя никак не получатся.

– Но отец-то живой, – усмехнулся Зубарев и, прихватив со стола свою кружку, направился в сторону кухни.

Некоторое время четыре оставшихся за столом человека сидели молча. Молодые оперативники переглядывались между собой, Лунин безуспешно пытался взглядом прожечь отверстие в спине доливающего воды в чайник Вадима, а Колычев, откинувшись на спинку стула, разглядывал висящую под потолком люстру.

– Вон оно как, – наконец пробормотал Петр Григорьевич, – вон оно к чему, значит, вы ведете.

– И к чему же оно, по-вашему, идет? – уточнил Илья.

– У человека дочка пропала, может, и не жива уже, а вы его же крайним хотите выставить.

От возмущения участковый повысил голос, так что даже шум закипающего чайника не помешал Зубареву услышать произнесенную Колычевым фразу.

– Во как! «Вы ведете». А себя, значит, уже отделить успел? Если ты так сильно о Кноле заботишься, иди к нему, он тебе подыщет местечко.

– А я со своим местечком сам разберусь, без подсказчиков, – вскинулся Колычев.

– Ну хватит!

Деревянный стол содрогнулся от удара двух обрушившихся на него одновременно ладоней. Вскочивший на ноги Лунин, упираясь руками в столешницу, походил на упитанного молодого бычка, готового броситься в бой, чтобы доказать право на свое лидерство в стаде.

– Хватит, – чуть тише повторил Илья, убедившись, что внимание присутствующих приковано только к нему. – Ребенок пропал, а мы здесь меряемся, у кого… язык длиннее. Слушайте, кто чем завтра займется. Молодежь, – он ткнул пальцем в сторону Кольта и Макарова, – вы с самого утра выдвигаетесь в школу.

– Сейчас вроде каникулы, – возразил Кольт.

– Вот и хорошо, значит, все свободны. В любом случае из администрации кто-то в здании будет. Возьмете списки учеников и начинайте опрашивать одноклассников. Всех, поголовно. Говорила ли Алина, что хочет уехать, были ли последнее время перемены в поведении, что-то странное, в общем, все, за что зацепиться можно. Особый упор – узнаем, кто у нее был в подружках, ну и был ли кавалер или тайный воздыхатель. Если узнаете, что она с кем-то общалась из других классов, тоже опрашиваете. Если вдруг промелькнет кто-то из взрослых, вначале даете информацию мне, потом будем решать. Я правильно понимаю, что вопросов у вас нет?

– Абсолютно, – торопливо заверил его Макаров.

– Хорошо. Работаем тщательно, но в темпе. Задача на завтра – опросить по максимуму. Утро, день, вечер – роли не играет. Как управитесь, жду здесь с отчетом. Если всех не успеете, то все равно приходите часиков в девять.

Щелкнул, выключаясь, чайник.

– Мне тоже кофе налей, – скорее приказал, чем попросил Лунин, – и параллельно слушай. С утра идешь к учительнице музыки, уточнишь, в какое время Алина ушла, ну и опять же, что у нее с настроением было, может, на что-то обратила внимание. Узнай, если она в курсе, у кого еще Алина занималась из репетиторов. Их надо тоже опросить. Все же люди по полтора-два часа сидят вместе, мало ли, вдруг что-то в разговоре проскочило.

– Опрошу, – Вадим поставил чашку на стол перед Луниным, – если быстро управлюсь, могу потом к парням подключиться. В школе-то у них фронт работы немереный.

– Так и сделаем, – попробовав кофе, Илья удовлетворенно кивнул, – только сперва зайди еще в местное кафе.

– Это которое «Шансон»?

– Которое «Шансон». Поговори с персоналом про тот день. Видел ли кто Алину, подходила ли она к отцу, может, кто разговор слышал? Опять же, вдруг есть видеозапись. Не думаю, что там что-то выстрелит, но отработать все равно надо. Теперь вы, Петр Григорьевич. Такой вопрос – вы соседей этой, как ее…

– Колесниковой? – угадал участковый.

– Колесниковой. Вы ее соседей опрашивали? Кто-то видел, как девочка выходила после занятий?

– Опрашивал. И не только соседей. У меня вот список домов есть, – Колычев раскрыл записную книжку, одна из страниц которой была почти полностью заполнена цифрами, почти треть из которых была перечеркнута, – в субботу ходил, воскресенье, ну и сегодня до обеда прошелся. Но пока без толку.

– Сколько всего народа живет в поселке?

– Почти пять тысяч. Всех за день не обойдешь. Хотя, конечно, и так все знают, что случилось. Думаю, если бы кто что видел стоящее, сам пришел бы.