Фатум

Отгораживайся, не отгораживайся, замри с самым надменным лицом, которое можешь натянуть на свою физиономию, но только каждый толчок, каждый след чужой обуви на своей, каждый неверно расцененный взгляд – все это будет накладываться друг на друга, заставляя человека нервничать и злиться на окружающих. И выйдя из вагона, казалось бы, еще мгновение назад находившийся в своем незаурядном, но личном мирке человек, уже будет вовсю про себя, конечно же, материть всех обитателей метро, отряхивать одежду и проверять содержимое своих карманов, с целью узнать, а не полегчали ли они за то время, пока вокруг царил мир и гармония вымышленного мирка.

Все это было выдуманной изоляцией, самообманом, и неминуемо следующим за ним саморазоблачением. Реалии современного мира: жажда одиночества в толпе и жажда общения в одиночестве. Психоз, да и только.

Поезд тронулся, постепенно набирая скорость. Шум несущего со скоростью восемьдесят километров в час состава оглушал Игоря, и он даже немного позавидовал владельцам современных гаджетов с наушниками. Интересно в них что-нибудь слышно в таком грохоте? Сквозняк, который было исчез, когда парня затолкнули в вагон, с движением поезда возобновился вновь, со свистом вылетая из вагонных вытяжек. Парень повернул голову к двери, возле которой стоял. Перед глазами проносилась серая стена туннеля с волнами закрепленных на ней черных электрокабелей. Вьющиеся как змеи, они завораживали свои немудреным движением. Игорь некоторое время наблюдал за ними. Мысли его незаметно перешли на предстающую завтра смену. На необходимость писать объяснительную, выслушивать выговор начальника, кивать головой, и как нашкодивший школьник говорить, что больше он так делать не будет, и уж простите вы меня, пожалуйста.

11. Илья и бродяги

Ожиданиям Ильи не суждено было сбыться.

Станция предстала перед ним разворошенным муравейником. Люди беспорядочно сновали туда-сюда. Подъезжающий поезд забирал часть людей, но буквально мгновение спустя, станция заполнялась вновь. “Круговорот людей в подполье".

Илья сошел с лестницы и растворился в окружающей его толпе. Стал одним из снующих по своим делам муравьишек. Пытаясь никого не задеть своей достаточно большой сумкой, парень аккуратно подошел к краю платформы. И тут же перед ним раскрылись двери подошедшего вагона. Зайдя внутрь одним из первых, Илья сразу направился в конец вагона, где оставались свободными пара мест. Ехать ему предстояло далеко, выходить не скоро.

«Пусть другие толкутся на проходе, а я может даже вздремну чуток.»

Илья опустился на жесткое кресло, поставив сумку с вещами на колени. Прикрыл глаза и попытался максимально расслабиться. Поезд тронулся, и парень почувствовал, как его начало раскачивать из стороны в сторону. Вагон оказался последним в составе, и его, соответственно, заносило на поворотах, да и просто подбрасывало на неровностях пути. Но это являлось лишь маленьким неудобством. Илья придерживался одного очень простого мнения: «лучше плохо ехать, тем более сидя, чем хорошо идти». И благодаря этой мысли переносил тяготы поездки даже с каким-то мазохистским удовольствием. А секунды спокойствия, когда поезд останавливался на станциях, воспринимал, как отдых между подходами. Остановились, подышали, размяли немного мышцы и тронулись дальше.

Постоянные вихляния вагона, в купе с усталостью после соревнований, немного разморили парня, и он стал периодически залипать, проваливаясь в кратковременный сон. И, казалось, что вот так вот и доедет Илья до своей станции спокойно, немного подремав, но тут возле него раздался чей-то противный громкий смех. А затем, бесцеремонно толкнув парня в бок, кто-то в буквальном смысле слова, грохнулся на сиденье рядом с ним.

Илья открыл глаза и повернул голову к соседу. Парень, усевшийся рядом, пытался что-то рассказать стоящей перед ним паре. Феня вперемежку с матом показались Илье адским синтезом бестолковости и косноречья. Понимая сидящего рядом примерно через слово, спортсмен обратил внимание на то, что девушка с парнем, стоящие перед рассказчиком, в отличие от Ильи, весьма живо реагировали на его реплики.

«Вот тебе и гоп-компания по соседству, надеюсь, хоть курить не будут?»

Но и без курева причин для раздражения хватало. Сидящий рядом все чаще стал подталкивать Илью локтем. Вроде и невольно, но неприятно ужас как. И колено, широко расставленных ног гопника, все чаще давила на ногу парня.

«Ну почему нельзя вести себя по-человечески, хотя бы, когда ты в обществе?»

Илья молча терпел соседа, про себя представляя, как отправляет того в нокаут.

– Эй, дружище. Уступи место девушке, – сидящий рядом гопник попытался улыбнуться. Улыбка вышла достаточно кривой и угрожающей.

Илья дернулся было встать, все-таки воспитание давало о себе знать, но потом вдруг остановился, понимая, что сейчас его просто хотят выставить терпилой. Мол, постой не сломаешься, а мы тут посидим, отдохнем.

– А самому встать слабо, твоя вроде знакомая? – он как мог надменней посмотрел на сидящего рядом.

– Эй, дружище, – гопник перестал улыбаться и попробовал закинуть руку на плечо спортсмена. – Ты бы все-таки встал. А?

Илья ловко перехватил движение соседа и занесенная рука, которая вот-вот должна была лечь на плечо спортсмена, резко изменила направление и, описав большую дугу, опустилась на колено самому гопнику, чем ввела его в замешательство.

– Даже не думай еще раз, – Илья с угрозой посмотрел в глаза зачинщика.

– Коль, хватит. Хорошо? Я так постою. Меня есть, кому держать, – девушка поплотнее придвинулась к стоящему рядом парню, который, хищно сверкнув золотым зубом, обнял подругу и крепко ее поцеловал.

– Видал? За тебя девушка заступается. А ты лошок упертый. Да и хрен с тобой.

Злость все больше захлестывала Илью. Он покрепче сжал зубы, проглатывая оскорбление, а потом ехидно улыбнулся:

– Считай, что это она тебя защитила. Понял? – и лицо тут же приняло серьезное выражение, предвещая соседу неприятности, в случае, если тот вдруг захочет устроить потасовку.

Потасовку гопник собрался устроить тут же, видать нервы у него все же не выдержали, он рванул замок куртки вниз и полез за пазуху, пытаясь что-то достать. Что это могло бы быть, Илья не знал, а узнать не особо стремился. Он резко вскинул руку вверх и в сторону, не распрямляя ее до конца, и локоть будущего чемпиона России по пауэрлифтингу четко припечатал челюсть гопника.

Какое это было удовольствие, видеть, как расширяющиеся от злости глаза противника медленно закатываются, как он, теряя координацию, начинает выделывать руками непонятные движения и заваливается на бок. Еще не опустив руку, Илья заметил, что стоящий перед ним второй гопник тоже дернулся, пытаясь что-то вытащить из кармана. Но тут, останавливая все случившиеся и все возможное, раздался оглушительный скрежет, а вагон, и без того раскачивающийся из стороны в сторону, подпрыгнул на какой-то преграде и стал терять скорость.

Чувство легкой невесомости накрыло спортсмена. А в следующий миг Илью бросило вперед с огромной силой. Он впечатался в потерявшего сознание гопника. Увидел, что мгновение назад крепко стоящие на своих ногах пассажиры летят вперед, падая на пол вагона, спотыкаясь друг об друга, придавливая своих соседей, разбрасывая в стороны руки и находящиеся в них сумки и пакеты.

У одной женщины из легкого пакета-майки разлетелись помидоры. Красные, спелые, лопающиеся от каждого соприкосновения с возникающими преградами. Один из них влетел в лицо пассажиру, который уже был без сознания. Он не почувствовал ни удара, ни стекающего затем по лицу красного сока вместе с мякотью.

Раздался оглушительный скрип и скрежет трущегося, мнущегося и рвущегося в местах наибольшего напряжения металла. А затем вагон вновь тряхануло, и спортсмена сорвало с места, унося вслед за спрессованными в носовой части пассажирами. Уже в полете Илья увидел, как пространство за окнами озарилось бьющими из под вагона снопами ярких и, наверное, очень горячих искр. А попавшийся на пути поручень больно ударил парня по голове и он отключился.

Можно сказать, что потеря сознания очень выручила Илью, так как за ней последовала серия кувырков, и парень весьма бы удивился, узнав, что его тело может выполнять такие кульбиты. Закончилось все тем, что прокатившись по телам таких же бесчувственных пассажиров, Илья распластался, чуть ли не в самом начале вагона, еще разок хорошенько врезавшись головой в чью-то подставленную ногу. А вагон, еще немного поскакав и поскрипев, но, так и не слетев с рельсов, наконец-то замер, погружая отключившихся людей в море мрака и, неожиданно, такой глубокой тишины.

12. Маша и Виктор

– Так значит в конце августа? – Виктор внимательно смотрел на девушку. Он хотел убедиться, что Маша действительно рада. Да что там греха таить, он и сам был рад такой возможности посетить свадьбу, которую собирались играть не в одной из захудалых кофешек этого насквозь прокуренного города, а на берегу моря. Пусть и нашего Черного, но все равно, моря. Да и вживую посмотреть на подругу своей девушки, истории о которой нет-нет, да и проскакивали в разговорах – это тоже вызывало некий интерес.

– Ага! – Маша в который раз умудрилась кивнуть в такт раскачивающегося вагона, и выглядело это слегка забавно. – Двадцать второго свадьба. То есть двадцать первого мы должны быть там. Ты как, успеешь договориться об отпуске? – девушка изобразила умоляющий вид, слегка приподняв брови и вытянув вперед губы. – Ну, пожалуйста!

Виктор не смог сдержать улыбки:

– Хорошо, хорошо. Я обязательно что-нибудь придумаю. Даже если не отпустят в отпуск, то тогда… – закусив губу, парень на мгновение замолчал.

– И что тогда? – девушка стиснула руку молодого человека, подгоняя его с ответом.

– Тогда? Тогда я уволюсь. – сказал он, еще раз убеждая самого себя в правильности своего решения.

Недовольно нахмурив бровки, девушка серьезно посмотрела на парня.

– Ты серьезно? Или шутишь так плохо? – она вопросительно наклонила голову чуть на бок.

– Какие уж тут шутки. Что я, не найду в Москве работу продавца-консультанта?

На самом деле уволиться Виктор хотел уже давно. Что это за работа – продавец-консультант? Он же не ракетоносителями торгует. Просто бытовая техника. Да таких магазинов в Москве сотни, если что, всегда есть куда уйти. А нынешний старший уж очень сильно раздражал парня. Постоянные придирки, мол, неряшливо одет, то рубашка не поглажена, то туфли в пыли. А как же им быть не в пыли, если на складе сам черт ногу сломит, пробираясь через растущие завалы коробок, целлофана, пенопласта, валяющейся под ногами бумаги и прилепленными то тут, то там обрывками скотча. Дай бог с целой головой оттуда выбраться.

К тому же Виктор все-таки хотел попробовать что-то более серьезное. Вроде молодая спесь прошла, когда после института и все желание-то было просто работать, просто зарабатывать деньги. А тогда вроде и язык был подвешен и в технике более-менее соображал. Почему бы и нет? Но время идет, а роста никакого. И диплом теплоэнергетика до сих пор лежит невостребованный.

– Все! Решено! В любом случае уволюсь!

– И куда ты? После? – Маша была удивлена такому повороту событий. Она рассчитывала, что Виктор возьмет отпуск, ну там, отгула, да хоть просто уйдет без содержания. Но что бы вот так кардинально: Уволюсь. Да, вероятно она еще плохо знает своего парня.

– Попытаюсь по специальности. Ну, или на стройку мастером. Все поинтересней, чем убеждать людей приобрести то, что им не нужно. Или втюхивать товар, который, по сути, необходимо было бы выкинуть на свалку еще вчера.

– Я-то думала, что это я тебя сегодня удивлю. А нет, ты все-таки сумел перетянуть одеяло.

– Одеяло говоришь? – парень заигрывающе улыбнулся подруге. – Одеяло мы сегодня еще не перетягивали. Может ко мне? Тут вроде уже рядом.

Маша подняла взгляд на висевшую над дверью вагона электронную панель. Красные огоньки мигали возле станции «Сухаревская». И поезд, в подтверждении прибытия, начал тормозить, нещадно издеваясь отвратительным скрежетом и свистом над слухом находившихся в вагоне людей. Вылетевшая навстречу станция ослепила Машу своей, как ей показалось, утрированной яркостью. Свет, идущий от панелей, тянущихся над массивными колонами по всему залу и платформам, казалось, усиливаясь в своей интенсивности, отражался от мраморных плит, которыми были облицованы стены.

Девушка с вызовом посмотрела на парня.

– Ну что? К тебе? – она подмигнула молодому человеку. Ловко выдернула у него свою руку, и быстро юркнула в раскрытые двери вагона, через которые уже втягивалась бесформенная масса людей.

– Ах, ты! – только и успел вскрикнуть Виктор, вскакивая вслед за девушкой. «Да что это сегодня на нее нашло? Все какие-то догонялки». Но, тем не менее, парню это даже нравилось. Сквозили в сегодняшнем поведении Маши какие-то эротические нотки, и поэтому Виктор был не против побыть в роле догоняющего. Пусть будет охота.

Он успел выскочить на платформу в самый последний момент. Двери вагона за его спиной с шумом закрылись, и нарастающий гул ускоряющегося поезда, вкупе с усиливающимся сквозняком, заставили парня на время отвлечься от точеной фигурки своей девушки, которая, продолжая свои игры, спряталась за ближайшую колонну.

Люди вокруг не суетились. Они были целиком и полностью погружены в свои мысли, такие индивидуальные и личные для каждого и такие похожие друг на друга в общих чертах. Часть людей, покинувших вагон, направлялась к выходу в город. А навстречу им, спускаясь по эскалатору, двигались точно такие же люди, с точно такими же мыслями и чувствами, только одеты они были по-другому и они лишь собирались отбыть на станции, которые были где-то там, далеко: для одних впереди, для вторых уже позади, ну а для третьих в стороне.

Виктор осмотрел зал, но Машу нигде не увидел. «Ладно, поищем». Он, не торопясь, двинулся по центру зала от одного конца к другому, периодически заглядывая за колонны. Пусто. Нет, конечно, там были люди, замершие на месте в ожидании очередного состава. Но Маши нигде не было.

Азарт охотника, охвативший парня в начале поиска, с уменьшением количества необследованных колонн спадал, сменяясь чувством нарастающей тревоги. «Да где же она?». Виктор уже не ощущал себя охотником. Он был растерян. В сознании еще теплилась надежда, что это игра, но не появившаяся ни разу Маша, хотя бы ее силуэт, он бы узнал, заставляли его волноваться все больше и больше. Кажется вон она, ее прическа. Но нет. Лишь шорох заполненных перронов и шум ветра, несущегося перед составом, который должен был сейчас вынырнуть из темного туннеля.

«Да черт бы ее побрал». Уже не зная, что больше наполняет сознание: страх или злость, парень четко осознал, что с каждым шагом, он становится все больше одинок. «Где же она?». Он все еще шагал и шагал по центру зала. Его лицо, отражающее в начале пути желание и нетерпение, теперь выглядело растерянным. «Она же должна сейчас выпрыгнуть из-за ближайшей колонны. Она обязана состроить ему рожицу, доказывая, что он проиграл. Что он давно уже не охотник. Что он сам уже жертва». Жертва своего страха. Своей привязанности и любви.

«Это жестоко». Теперь он думал, что это злость. Он ее ненавидит, но как же он боится. И что еще страшнее, он осознает, что боится не столько за нее. Его страх концентрируется и вокруг него самого. Ему страшно за себя. Как он будет, если ее сейчас не найдет. Что он будет делать? Он останется здесь же? Он сойдет с ума?

Значит, все-таки это страх? Пульсирующий сейчас внутри, накачивающий вены и жилы адреналином.

Виктор в замешательстве брел через зал, медленно, беспорядочно крутя головой, заглядывая за колонны. Адреналин в крови буйствовал. Парню то хотелось броситься бежать, что бы быстрее исследовать оставшуюся часть зала, то хотелось остановиться на месте и громко, перебивая и топот идущих мимо людей и шум поезда, несущегося по туннелю, проорать имя девушки. «Да где же ты? Что это за игра, в которую ты вынудила меня играть? Почему не покажешься? Или может с тобой что-нибудь случилось? В тот момент, когда он отвлекся на шум вокруг. Да нет. Ты должна быть где-то здесь.»

С каждым шагом уверенность Виктора таяла. В груди образовалась тяжесть, которая давила все сильнее и сильнее, ломая сознание и заставляя парня паниковать. Он уже не чувствовал толчков, попадающихся на встречу людей, не слышал летящие в спину оскорбления, он надеялся и верил, что сейчас, из-за вон той последней колонны, покажется улыбающееся лицо, и Маша, заигрывая, подмигнет ему своими карими, глубокими глазами. И поэтому уверенное похлопывание по его плечу отозвалось в душе Виктора радостным всплеском. «Должно быть это она. Устала от того, что ее парень такой медлительный». Разворачиваясь, Виктор почувствовал, что тяжесть в груди срывается, тает, ему становилось легче, и улыбка начала расползаться по его лицу. Но улыбка застыла уродливой гримасой, а тяжесть в груди придавила вновь, но теперь с такой силой, что, казалось, вдыхаемый воздух не может попасть в легкие. Вроде бы и дышишь, а внутри лишь отвратительный смрад.

Перед Виктором стояли двое полицейских. Сержант и младший лейтенант. Оглушенный нахлынувшими чувствами тревоги и неминуемой потери, парень смотрел на служителей закона, как на картинку в телевизоре. Казалось. Или нет, не казалось, младший лейтенант ему что-то говорит, и вроде Виктор слышит его речь, но смысла сказанного никак не разберет.

Офицер повторил бессвязные слова еще раз и, не получив в ответ никакой реакции, переглянулся с напарником. «Что, мол, с ним делать?» А Виктор стоял перед ними с той же окаменелой и чуть перекошенной полуулыбкой. Ему даже померещилось, что он наблюдает за происходящим не своими глазами, а как будто со стороны, откуда-то сверху.

Вот два полицейских пытаются что-то втолковать ему. Как странно он выглядит. Вот сержант опускает руку ему на плечо и немного трясет, а другой рукой уже лезет за наручниками, болтающимися на ремне.

Вот. И Виктор, наконец-то ощутил облегчение, он обнаружил Машу. Она стояла, прислонившись к колонне в самом начале зала, и смотрела на другую колонну. Виктор лишь на мгновенье удивился тому, что видит девушку через весь зал за преградами. А потом спросил сам себя: «А почему, собственно, он не мог обнаружить ее раньше, таким же образом?». Это же проще простого. Но что точно озадачило его, так это взгляд девушки. Широко раскрытые глаза, пронзающие взором похоже все колонны перед собой. Застывшее в удивлении лицо. Как будто бы то, что сейчас видит девушка – это прозрение, которое, может быть… Нет, которое обязано изменить ее, а следовательно и его Виктора жизнь.

А вот на станцию влетает поезд. Обычный состав, один из идущих вслед за тем, на котором прибыли Виктор и Маша. Обычный состав, не сбрасывая скорости, несется вдоль перрона. Не слышно свиста и скрежета тормозов, лишь грохот многотонной железной махины, то и дело подпрыгивающей на рельсах. Перекошенное лицо машиниста, пытающегося что-то сделать в кабине, уносится вместе с головой поезда вперед. А за дверьми вагонов, прижав друг друга, кто плечом, кто сумками, в оцепенении схватившись за поручни, проносятся лица пассажиров, искаженные ужасом и осознанием того, что сейчас случится что-то непоправимое, выходящее за рамки обыденности. И поезд, не рассчитанный для таких скоростей на этом участке пути, чересчур раскачавшись, слетает с рельс, цепляется боком за край платформы, выбивая снопы разноцветных искр, и, подскочив на высоких шпалах, врезается в стену, возле входа в туннель. Машинист, пытающийся включить тормозную систему, в последний момент поднимает руку, что бы перекрестится, но вот успевает или нет, Виктор уже не видит. И к грохоту несущегося состава добавляется, оглушительный звук удара, который перекрывает собой все звуки метро.

Вагон с машинистом, влетев в стену, блеснул ослепительными икрами всех расцветок. Металл корпуса, от давящих на него сил, стал мяться как бумага, оберточная фольга, местами вспучиваясь неправдоподобными волнами, а местами разрываясь, как истлевшая и вытертая до дыр за годы своей изнурительной службы половая тряпка.

Вслед за головным вагоном, резко уткнувшегося в преграду, на платформу начинают вылетать друге вагоны. И тут раздается скрежет и скрип, по силе которых Виктор не слышал никогда в своей жизни. Вспыхивающие от трения, как спички, вагоны в многометровых снопах искр вереницей вылетают на платформу. Так, что одни с силой врезаются в первые, сминая их как консервные банки. А другие вылетают на платформы и рушат все, что попадается у них на пути: и колонны, плитка с которых отлетела еще в момент взрыва от головного вагона и информационные пилоны, как оказывается такие хрупкие и неустойчивые, и лестницы, ведущие к эскалаторам. Скрежет и скрип рвущихся тонн исковерканного металла, периодические взрывы и нестерпимый огонь всех оттенков заполняют станцию и хоронят всех присутствующих на ней.

И вот один из вагонов влетает в так ничего и не понявших Виктора и двух полицейский, застывших, как статуи. Виктор с окаменевшей улыбкой, а полицейские с недоумением в глазах, и зажатыми в руках наручниками.

– Молодой человек, с вами все в порядке?

Виктор резко разворачивается и видит перед собой двух полицейских: сержанта и младшего лейтенанта. Оба смотрят на него с явным подозрением и осторожностью. Будучи еще в оцепенении от увиденного, Виктор пропускает их вопрос мимо ушей. И только, когда младший сержант поднимает руку к плечу парня, а второй тянется за наручниками, только когда из туннеля раздается грохот несущегося на огромной скорости поезда, а ветер, рвущийся перед ним, заставляет стоящих на платформе людей отворачиваться и прикрывать лица всем, что только есть у них в руках, только тогда Виктор понимает, что привидевшееся ему мгновением раньше, сбудется уже сейчас.

Сержант кладет руку парню на плечо, и Виктор, не знавший раньше, что может так легко сопротивляться представителям власти, отпихивает обоих полицейских в стороны. Да так, что, упав на мраморный пол, они еще некоторое время скользят по нему не в силах найти устойчивую опору. А Виктор уже несется через весь зал туда, где должна стоять Маша, за первой колонной параллельного от обреченного на уничтожение перрона. Заворачивая за нужную колонну, парень краем глаза видит, как вылетает из туннеля тот самый поезд привидевшийся ему. Последним рывком Виктор хватает стоящую все в том же странном оцепенении девушку, широко раскрытые глаза которой смотрят сейчас в дали не виданные, как понимает Виктор, до сели ни кому. Он бросается с ней на рельсы соседнего пути, поезд с которых отошел мгновением раньше. Прижимает ее к шпалам своим телом и ждет начала конца.

Раздается рвущий душу на части скрежет вперемежку с громыханием мчащегося поезда. А затем оглушительный взрыв и яркое пламя, бьющее от соседних путей, заставляют содрогнуться всю станцию. Виктор чувствует, как бетон под ним вибрирует от мощного удара. Он не видит того, что происходит сейчас на станции. Он это уже видел. И ему становится страшно вдвойне. И за свершающуюся сейчас трагедию, и за его неожиданное видение, благодаря которому он спас жизнь себе и Маше. Электрический свет истерически дергается в предсмертных конвульсиях и неожиданно гаснет, ввергая станцию в картину ада на земле. Языки пламени, всполохами бьющие над головой, уродливые тени, двигающиеся по осыпавшимся стенам пролета, постоянно сыплющийся на голову и тело мусор, пыль, обломки мраморных плит. Виктор не понимает, как он все еще находится в сознании. Какой-нибудь камень уже должен был бы пробить ему голову. Или перепонки должны были лопнуть от вливающегося в них потока неистового шума. А он еще терпит. И вот, кажется, и Маша зашевелилась.

Виктор немного приподнимается и в красных сполохах видит обычное лицо любимой. Обычное, и в тоже время очень серьезное, как будто бы то, что парень сейчас лежит на ней и закрывает ее своим тело – это что-то не нужное, лишнее. Пространство над головой гремит еще раз. И все замирает. Только яркое пламя, пожирающее сейчас все до чего может дотянуться, освещает картину разрушения.

– Надо спешить! – Маша отталкивает лежащего сверху парня. – Нам надо его найти!

– Куда спешить? Кого найти? – Виктор вскакивает с бетонного пола и опять, как в самом начале их вечера, гонится за девушкой, которая уже вскарабкалась на платформу станции. Но сейчас Маша не играет, она действительно торопится что-то сделать, боится что-то не успеть.

Парень залезает на перрон вслед за ней и в ужасе замирает. Такое он видел раньше только в кино. Разрушено было практически все. Вся ветка, по которой несся поезд, сейчас полыхала останками исковерканных вагонов. Часть колонн была сметена в пыль, и каким образом свод станции удерживался от обвала, парень откровенно не понимал. Линия, на которой он спасся от гибели, с одной стороны была также перегорожена горящими вагонами и то и дело осыпающимся сверху грунтом. Выход в город был срезан, оставив на своем месте лишь обожженную и дымящуюся едкой гарью кучу бетона, стали и частей вагонов. Единственный выход, как понимал парень, находился сейчас в той части туннеля, где он прикрывал свою девушку.

Но Маша выбрала другую дорогу. Она пробиралась к завалам у входа в туннель, откуда вылетел поезд. Не жалея себя и своей одежды, она уверено перелезала, через вздутия бетона, гранита и, сверкающих остротой в отблесках пламени, стальные грани разорванных прихотью судьбы вагонов.

Из-под завалов то тут, то там начали доноситься плач и стоны. Призрачные поначалу, они усиливались с каждым вновь приходившим в сознание человеком, кому суждено было сегодня выжить в этом ужасе. И несколько обгорелых фигур неровной походкой уже бродили по некогда красивому залу станции «Сухаревская», который сейчас больше походил на отработавший свое время военный полигон.

Виктор бросился за девушкой, по пути чуть не налетев на не пойми откуда взявшегося мужчину. Весь в саже и лохмотьях вместо одежды тот обыскивал развалины под ногами. И с громким рыданием неожиданно рухнул рядом с кучей обломков, из-под которых торчала чья-то обожженная, тонкая и некрасиво переломленная кисть.

– Маша стой! – Виктор поймал спутницу за руку и силой развернул ее к себе. – Выход в другой стороне!

– Мы должны его вытащить! – вновь повторила девушка. – Он поможет нам!

– Да кто это?! – не выдержав, заорал парень на Машу.

Маша на мгновение замялась, как бы раздумывая, что ответить.

– Не знаю. Но он точно поможет. – девушка вновь ринулась вперед, но парень ее удержал.

– Кому? Кому он поможет? – пытался вникнуть Виктор.

Маша перестала вырываться, остановилась и опять серьезно посмотрела в глаза Виктору.

– Как ты меня спас? – девушка смотрела на парня сухо, без эмоций и говорила с такой уверенностью в голосе, что Виктору показалось, что это вовсе и не она сейчас перед ним. Не она, а кто-то другой, наделенный силой убеждать и подчинять. – Ты видел, как это произошло. – Маша даже сделала шаг вперед, еще сильнее прижимая парня взглядом. – Ты видел ЭТО ЗАРАНЕЕ! – она не спрашивала, она утверждала. И вдруг неожиданно отступила, и на мгновение черты ее лица разгладились, и она вновь стала собой. – Ну, вот и я, я тоже видела. И еще я видела, что нам надо сделать, что бы спасти его, что бы он не задохнулся там. А он потом поможет нам.

Маша вновь дернулась вперед, и Виктор не стал ее задерживать. Он лишь замер, вспоминая свое видение, а потом двинулся вслед за девушкой, которая уже вплотную подобралась к торчащему из туннеля вагону.