Тайна скорбящего ангела

Глава вторая

Начало

Эта необычная, и даже фантастическая история началась совсем недалеко от Берлина. Всего каких—то тридцать минут от столицы ГДР, и диковинная двухэтажная электричка прибывала в небольшой ухоженный городок с непривычным для русского уха названием – Вюнсдорф. Это было историческое место, которое во время войны не раз посещали бонзы третьего рейха.

Здесь – среди соснового бора на глубине десятков метров располагался целый подземный город «Майбах-1» и «Майбах-2».

Здесь в бывшем штабе сухопутных войск Германии после победы над фашизмом в мае 1945 года, расположился штаб Группы Оккупационных войск в Германии – ГСОВГ, а позже ГСВГ. А уже за год до начала вывода советских войск, группировка очередной раз поменяла свое название и превратилась уже в Западную Группу Войск.

Личный состав четырех армий, буквально через пару месяцев после победы были расквартированы по всей восточной территории Германии. В те непростые времена присутствия советской армии, огромная группировка войск численностью сотни тысяч человек, составила ударный кулак «Варшавского договора».

Гарнизон штаба расположился между немецкими населенными пунктами с названиями Вюнсдорф и Цоссен земли Бранденбург. Будь то советский офицер, вольнонаемный, или его члены семьи – все, как «отче наш» знали эти уютные немецкие городки, которые гармонично вписывались в окружающий сосновый массив. Для простых советских людей, приехавших в ГСВГ по роду службы – это была реальная заграница.

Уцелевшие после войны особняки и жилые дома немецких офицеров времен Рейхсвера и Вермахта, покрытые красной черепицей, вписывались в рукотворный ландшафт созданный пленными еще в первую мировую войну, еще задолго до прихода к власти Гитлера. Бетонные бомбоубежища и скрытые под землей бункеры были выстроены нацистами по проектам инженера Лео Винкеля. Развалины бывшего штаба «Цеппелин и Майбах» взорванные на скорую руку после войны, стали напоминанием того, что русские пришли в Германию надолго. Все эти артефакты прошедших событий, почти у всех офицерских чад, прибывающих к месту службы родителей, вызывали умопомрачительный интерес и приключенческий зуд всех органов. Не смотря на то, что после войны прошло больше сорока лет, каждое офицерское чадо мужского пола, появляющееся в гарнизоне, лелеяло надежду, что именно ему выпадет счастье, раскрыть очередную неизвестную тайну Рейха.

Большинство юных искателей приключений, окрыленные идеей поиска военных артефактов, янтарной комнаты или фантастических сокровищ Геринга, колесили на велосипедах по всей восточной Германии, предаваясь раскопкам на местах кровопролитных боёв. Воистину, для юных искателей приключений ГДР была настоящим Клондайком не только «военных штучек», но и первых романтических чувств, которые становились темами местных легенд.

Третий городок – в котором проживали герои этого романа, стал за время пребывания русских войск – родным и близким, как олицетворение малой родины. Создавалось ощущение, что гарнизон располагался не по соседству с немцами, а был каким-то закрытым секретным городком Советского Союза. Здесь беспредельно властвовал коммунизм, воспетый программами первых секретарей ЦК КПСС, а зоркий глаз особого отдела – комитета государственной безопасности следил не только за агентами империалистических разведок, но и за нравственными устоями советских граждан.

Во времена правления Хрущева, Брежнева и Андропова: казалось, что присутствие советских войск здесь будет вечным. Русские войска были гарантией мира и стабильности во всей Европе почти, от батюшки Урала и до пролива Ла—Манш. Но пришли годы, и первый Президент СССР Михаил Горбачев с какой—то необъяснимой и предательской «легкостью» отдал на растерзание западным немцам не только Советский Союз, братскую ГДР, но и весь лагерь «Варшавского договора».

Шли годы, офицеры со своими семьями в рамках ротации постоянно обновляли военные части и гарнизоны группировки. Ни кто не мог даже подумать, что грядет то время, когда великий и могучий Советский Союз выведет из Германии свои элитные и самые боеспособные войска. Всё, что было построено за послевоенное время останется здесь навеки, чтобы уже через пару десятков лет, порасти мхами забвения. Победители в великой отечественной войне, словно «побитые собаки», собрав свои узлы и баулы, двинулись нескончаемыми эшелонами в сторону Востока —на Родину, на ту Родину, которая к сожалению —их «не ждала».

В тот год, как и во все предыдущие годы, зима в Германии выдалась сырая, и без снега. В самом преддверии нового года, ничего не напоминало, что на дворе конец декабря. Не прошло недели, как Русаков, преодолев несколько тысяч километров над просторами великой родины, прибыл вместе с матерью к новому месту службы отца. Сегодня к счастью и радости был последний день учебы перед наступающими зимними каникулами. Впереди было десять незабываемых дней, которые должны были стать той яркой меткой, к которой через многие года будет возвращаться его память на протяжении всей жизни.

Сегодня двадцать девятого декабря закончилась вторая четверть. Завтра уже не надо было вставать рано в школу, делать уроки, и собирать по вечерам опостылевшие учебники. До полной свободы оставались считанные часы, и сердце предчувствовало то волшебное время, которое должно было заполнить душевные пустоты яркими впечатлениями от пребывания за границей. Последний день был короткий.

Малолетки носились по школе в костюмах зайчиков, космонавтов, снежинок и фей, а в душе Русакова Александра расцветали весенние подснежники. Уроки закончились, и ребятня с криками: «Ура! Каникулы!» стали разбегаться кто куда: кто бежал занимать места в автобусах, которые стояли на парковке. А кто в магазин за волшебными немецкими булочками. Они стоили всего пять пфеннигов, но были настолько вкусными, ароматными, что этот вкус у многих хранит память все эти годы, как напоминание об удивительном времени, которое называется юность. Полгода назад Русакову исполнилось шестнадцать лет. Он учился в девятом классе советской школы, и со слов учителей был совсем не пай мальчиком, которого можно было сделать «ручным», как хомячка. В нем был тот стержень, за который во все времена женщины обожали мужчин, называя их «мой герой». Это была верность— верность не только традициям и мужскому слову, но и чувствам, которые испытывал молодой человек в эпоху своего становления.

Закинув сумку с учебниками Сашка переоделся, и схватив со стола котлету, которые жарила мать, выскочил из дома. Свобода звала! Свобода свистела в ушах ветром приключений! Свобода звала туда, где были новые друзья, новые знакомые и новые авантюры.

– Мам, я на стадион, с пацанами в футбол играть…

– Только не долго – до обеда, – отвечала мать. —Скоро придет отец, со службы —обедать будем.

А сын уже её не слышал и хлопнув дверью, скатывался по перилам. Он бежал туда, где не было родительских глаз. Туда где целый день трещал моторчик самолета, который летал над футбольным полем, и манил будущих авиаторов и конструкторов.

Он и был тем предметом, который и Русакова тянул из дома, вызывая в его душе интерес и любовь к небу.

Не смотря на конец декабря – была «весна». На футбольном поле росла зеленая трава, и эти последние дни года, скорее напоминало теплые дни апреля, чем конец декабря.

Переодетые в спортивные костюмы солдаты спортивной роты, гоняли по полю мяч. Офицерские сынки, сбившись в стаю любителей футбола, противостояли натиску. Со стороны это было больше похоже на хаос, чем на игру. Все «вакансии» в командах к приходу Русакова были уже заняты. Оставшись не у дел, Сашка, в раздумьях о смысле бытия, расположился на трибуне стадиона, складывая в голове мозаику мыслей. Его юную душу глодала и терзала странная тоска. Ему вспомнился Советский Союз и веселая компания дворовых друзей, оставшихся далеко, далеко. Вспомнился лед Амура, где еще неделю назад он с друзьями, гонял в хоккей и катался на лыжах. Здесь в этой чертовой, как ему казалось Германии, было все не так: не было ни городского катка, где по вечерам горели разноцветные лампочки, и играла музыка, ни хоккейной коробки, ни верных друзей, которых он знал всю жизнь. Здесь надо было начинать жить заново, и заново становиться своим.

– Ну, что камарад пригорюнился? Что сидим, – спросил подошедший паренек. —Кого ждем?

– Медитирую, – коротко, как выстрел сказал Русаков, не желая вступать в дискуссии.

– Слышь ты, медитатор —счет какой, – спросил незнакомец, и присел рядом на лавку. Он дружелюбно протянул руку и представился:

– Виталий – Виталий Демидов. Я учусь в девятом «А». Видел я тебя сегодня в школе. Ты, наверное, новенький?

– Новенький, старенький, какая разница, —ответил Русаков.– Скучища— мама моя дорогая…

– Жвачку хочешь, – спросил Виталий.

– Давай…

Виталий достал пластинку «тутти—фрутти» и протянул Русакову.

– А тебя как, звать?

– Русаков я! Меня отец в честь Македонского – Александром назвал. Я учусь, в девятом —«Б», —ответил Сашка, и сунув жвачку в рот на какое—то мгновение погрузился в благоговейное смакование.

– Что себе планируешь?

– В каком смысле, —спросил Русаков, надувая пузырь. —В смысле международной обстановки…

– Планирую для начала друзей найти. А потом будет видно —сориентируюсь на местности. Третий день я тут околачиваюсь, —сказал Русаков. —Нравится мне, как вон тот мужик, самолет запускает.

– Летчиком —налетчиком хочешь стать, —спросил новый знакомый.

– Еще не выбрал…

– А у тебя курить что-нибудь есть? Или ты Саша Русаков, растешь маменькиным сынком?

– Курить у меня камарад – как грязи, да только всё дома. Я же коллекционер табачных изделий – собираю коллекцию, —сказал Русаков, стараясь выглядеть достойно.

– Жаль, что у тебя с собой нет. Эх, сейчас бы «Столичную» или «Яву» закурить…

– Хочешь курить – закури, —ответил Русаков.

Виталий достал из кармана «Охотничьих» и протянул пачку Русакову.

Это были знаменитые сигареты называемые солдатами – «Летят утки» или «Термоядерные».

– Термоядерные, —восторженно спросил Русаков и протянув руку вытянул сигарету.

– Не «термоядерные», а смерть НАТО! Такие вот они! Хочешь курить благородные —купи в военторге «Филипп Мориц»… Папаша у тебя, наверное, генерал? Марки лопатой гребет?

– Куда нам до генералов! —сказал Русаков и закурил. У меня батя обычный майор. Он служит на «Никеле» ЗНШ.

– Вот так всегда —только хочешь завести друга сына генерала, а нет же, судьба тебя сводит с майорским сынком. Да к тому же раздолбаем, как и ты сам…

В то время сигареты выдаваемые солдатам в качестве пайка, носили кучу всевозможных народных названий. По Группе Советских Войск в Германии даже ходила легенда: якобы был случай, когда русский солдат на экскурсии в «Трептов парке» в Берлине, угостил «Охотничьими» сигаретами американского солдата из западного сектора. После трех затяжек нашего русского табака натовец скоропостижно умер на руках сослуживцев от остановки сердца. Народ якобы говорил, что после этого, начальник штаба НАТО в Европе, издал приказ и обратился к командованию ГСВГ с просьбой – больше никогда не угощать американских солдат русскими сигаретами. Сказывали, что по составу они схожи с боевым отравляющим веществами.

– Ну, как тебе табачок, —спросил Виталий, растягивая свой рот в ехидной улыбке.

– Горчичный газ, —ответил Русаков. —Эрзац продукт —Гитлер капут!

– Извиняй камарад, других не имею, – сказал Виталий. —Не если не хочешь —то и не надо. Кто любит курить хорошие сигареты, тот должен иметь хорошие деньги. А чтобы иметь деньги, нужно с немцами крутить всякие гешефты, – сказал новый знакомый, намекая на свои авантюрные склонности.

– Я пока еще ни одного немца не видел, —сказал Русаков. —Для меня немец, это такая же экзотика, как африканец из Конго в дебрях Сибири и дальнего Востока.

– Аналогично —я тоже! Второй день, как из Союза. Отца перевели из «Ташкента». Теперь вот хожу, словно неприкаянный, —ответил Виталий, затягиваясь дымом, как затягиваются куряки со стажем.

Виталий был из той категории парней, которые имели какое—то внутреннее обаяние, и с первой минуты располагали к доверительной беседе. Он сразу понравился Русакову. Он был в доску свой. Всего несколько слов: и было ощущение, что они ходили в один детский сад, учились в одной школе, выросли в одном дворе, и даже вместе воровали яблоки в одном саду у дяди Вани.

– А, заметно…

– Что заметно, —переспросил Виталий не понимая.

– Заметно, что ты с Юга! Рожа у тебя…

– Что рожа? —Рожа говорю черная- загорелая! Ты похож на Гойко Митича —из фильма «Последний из Могикан».

Ау меня рожа бледная. Моего старика с Дальнего Востока из Благовещенска, сюда перевели. Эх, у нас там сейчас снега по пояс, да морозы под сорок. Пацаны в хоккей рубятся, прямо на льду Амура. А здесь сырость слякоть и вечные сопли, – сказал Русаков.

– Да, ладно тебе! Какие твои годы – еще привыкнешь, —сказал Виталий, бросив окурок. —Человек камарад —это такая скотина, которая привыкает ко всему. Вот и ты привыкнешь…

– Эх, мне бы сейчас коньки, да в хоккей бы погонять. Обожаю я это дело…

– Что типа Харламов – еще не нагонялся, —спросил Виталик, без должного интереса. —А я —представляешь, ни разу на коньках не катался. В «Ташкенте» тепло – там яблоки и урюк! Там манты, самса и узбекский плов! Вкуснятина – мама моя дорогая!!!

– А что ты хочешь предложить, —спросил Русаков, —плова поесть?

– Что —что! Ты камрад, оглянись! Мы же с тобой за границу попали —это уже удача! Тут в Германии – тут столько возможностей – мама моя дорогая! Наведем с немцами гешефты! Будем менять рубли на марки, толкать фрицам транзисторные приемники, фотоаппараты. У нас появятся бабки. Оденемся с иголочки в импортные шмотки, и будем склонять местных фроляйн к первой и страстной любви.

– Ага, будем с тобой Родиной торговать, а на эти деньги содержать импортных шлюх! А потом нас с тобой особый отдел возьмет за жопу, —ответил Русаков. —В школе говорят, берут подписку, чтобы мы с немцами ни—ни…

– Какую, —спросил Виталий, удивленно. —Я что—то не слышал не о каких подписках. —Ну такую, чтобы с немцами не было никаких сношений. Чтобы никаких с ними дел не иметь.

– Ну, так мы с немцами сношаться не будем- мы же не голубые. Мы Санек, будем сношаться с немками, —сказал Виталий и засмеялся.

– А голубые-это кто?

– Голубые камарад, – это такие специфические мужики, которые занимаются между собой подхвостным сексом.

– А это типа педерасты, – ответил Сашка.

– Они самые… А у тебя как с этим делом? Стоит, или ты еще не знаешь, зачем бог тебе такую штуку между ног приклеил?

Русаков слегка обиделся. Он уже давно стал ощущать «прелести» утренней эрекции, поэтому мысли о сексе, все чаще и чаще поселялись в его юношеской голове и ежедневно напоминали о том, что этот вопрос уже пора радикально решать.

– Как у каждого мужика стоит —по утрам…

– Вот видишь —ты Русаков, уже почти мужчина. Осталось нам найти себе тёлок и жизнь удалась. Нам с тобой, давно пора распрощаться с этим недостатком, как детство – засиделись мы с тобой камарад не целованными. Штука это Санек, приятная, и в жизни очень даже нужная, – сказал Виталий, расставляя приоритеты.

В тот момент беседы о женщинах к беседующим парням, подошла девушка в фирменном джинсовом костюме, лет шестнадцати. Она, кокетливо улыбаясь, представилась:

– Приветик мальчики! Чего сидим —кого ждем?

– Медитируем, -в унисон ответили парни.

– С вами можно помидитировать?

– Можно.

– Тогда я присоединяюсь! Меня Ленка звать. Я учусь в десятом классе!

– Вот видишь камарад -на ловца и зверь бежит, —сказал Виталий.

– Старуха, – ляпнул Русаков, расплываясь в улыбке. —Мы ведь еще малолетки!

– Какая, я тебе старуха? Чучело! Смотри чувак, я девушка в самом рассвете молодости…

– Что девушка в рассвете тоже из Советского Союза прикатила, —спросил Виталий.

– Такое ощущение, что тут собирается клуб любителей СССР. —Да уж! Папаню моего из Москвы перевели! А вы, что тут сидите, —спросила Ленка присев рядом.

– Что не видишь, кислородом через сигареты дышим. Мы с Санчелой мечтаем о красивой и счастливой жизни.

– А с вами можно помечтать о красивой и счастливой жизни?

– Мечтай! Мечтать ведь не вредно, —сказал Русаков.

– Вредно не мечтать, – буркнул Русаков.

– А можно с вами покурить? Угостите сиротинушку сигаретой, – сказала Ленка, выискивая повод для общения. – Хочу попробовать, что это такое…

– А у нас только «Охотничьи»… Это тётя, такая дрянь -мама моя дорогая! Курить будешь? – спросил Виталий, протягивая сигарету.

– Других нет не мы еще не заработали, -сказал Русаков и с удивлением глянул на девушку, которая закурила.

После первой затяжки её глаза, округлились. Лицо сделалось красным, и она поперхнувшись закашляла, отплевываясь и вытирая слезы.

– Сдохнет, – спросил Виталий Русакова.

– Нет – не сдохнет, оклемается…

– Не дождетесь, – сказала Ленка, выкидывая окурок. -Тошнит меня что-то!

– Это хорошо что всего одну затяжку сделала. А вот американец в Трептов парке в Берлине, после третьей затяжки сдох.

– Ну, то американец! А я девушка русская. А мы русские бабы и коня на скаку остановим и в горящую избу войдем.

Русаков сделал умное лицо и выудив из-под коры головного мозга стих, стал декламировать его перед Ленкой подобно поэту.

– Есть девушки в русских селениях. Их бабами с детства зовут. Слона на скаку остановят и хобот ему оторвут. А грянет лихая година, и я не пытаюсь вам врать, научат любого мужчину с крыльца до сарая летать.

– Браво, – сказала Ленка, хлопая в ладоши. Ведь можешь, когда захочешь…

– Ну ты камарад даешь!!! С таким умищем пятерки можно лопатой в портфель складывать, – сказал Виталий.

– Брось Ленка – не кури, у тебя ведь детей никогда не будет. Эти сигареты солдаты «противозачаточными» прозвали. После третьей затяжки может быть выкидыш, – сказал Русаков.

– О как, -сказала Ленка. -Домой мне пора…

Виталий взглянул на девушку и сказал:

– Обиделась что ли?

– На что мне обижаться? Пора мне. Батька родный ругать будет…

– А мы думали пофлиртуем, -сказал Русаков шутя.

– Вон Саша, с другом своим флиртуй, пользы будет больше.

Русаков сделал вид, что обиделся, искусственно нагоняя напряжение обстановки.

– Больно надо! Да я на тебе даже по приговору суда не женился бы, – сказал Русаков. – Пацаны говорят, что флиртовать с курящей девчонкой, это равносильно лизать пепельницу.

– Вот и лижи, – сказала девушка, и улыбнувшись.

– Санчело, ты не зарывайся! Веди себя с дамами уважительно, пока я тебе по дюнделю не стебанул, – сказал Виталий. —Что ты к ней пристал? Девчонка компанейская. Нам дружить надо, а не лаяться.

Слова, сказанные девушкой, настолько растрогали Александра, что он был готов взорваться от бушующей внутри него обиды. Это был первый раз, когда его так унизили.

– Да ты глянь на неё! Курит, матом ругается. Не девушка, а какая-то чувырла…

Ленка в нервах, вскочила с лавки, и поставив руки на бедра, дерзко сказала:

– Слышь ты – хорек амурский! Иди и своей мамочке пожалуйся! Тоже мне кавалер! С девочками гулять хочет, а сидит тут выкобенивается! Сидишь тут, как старый дед бурчишь —дурак ты Саша!

Девчонка вскочила с лавочки и послав воздушный поцелуйчик, сказала:

– Ладно ребята, я пошла. Чао- какао… Встретимся в школе на дискотеке. Я буду в костюме снежинки…

– А мы зайчиками —побегайчиками, – улыбаясь, сказал Демидов. Девушка кокетливо помахала ручкой, и повторив воздушный поцелуй, удалилась кокетливо покачивая бедрами.

– Да – ты камарад, настоящий придурок, —сказал Виталик. —Какое тебе до неё дело? Ну пришла! Ну покурила – и что? Ты же не жениться на ней собрался. Что ты завелся, как старый мотороллер? Русаков, как—то съежился и неуверенно сказал:

– Обидно мне! У меня Виталик, никогда девчонки не было. Может я еще не созрел до серьезных отношений? Может мне еще рано?

Виталик засмеялся, и вытащив из кармана сигареты, вновь предложил Сашке закурить. Русаков хотел взять сигарету, да передумал.

– Нет, не хочу, – отказался он.

– А что там у тебя было насчет девушки, – спросил Виталий…

– В Благовещенске у меня была подружка, соседка Людка. В параллельном классе она училась. Пару раз мы с ней встречались. В кино даже ходили. А тут раз – и моего старика Германию в перевели. Так что у меня есть перспектива, я еще ни разу не целовался.

– Дурилка, не ссы, у нас все еще впереди! Тут же такой выбор – мама моя дорогая! Видел сколько девок в школе? И запомни – все они хотят завести с кем нибудь шуры —муры. Вот после каникул познакомимся, будет у нас своя хорошая компашка. В бутылочку сыграем, – сказал Виталий с иронией.

– Это еще как, —спросил Русаков.

В подобные игры Русаков еще играть не пробовал. Девушки только в последние полгода стали привлекать его внимание, и он чувствовал, что в его душе созрела какая—то необходимость общаться с противоположным полом. С ними было необыкновенно приятно и очень уютно. Одно упоминание о девушках, вызывала в нем такой душевный трепет, что он чувствовал всем своим существом, как его организм реагирует на подобные мысли.

– Ты Санчело – дерёвня! На новый год соберемся у меня на хате, вот там и оттопыримся! Винцо, пивцо…

– Говнецо, – сказал Русаков.

– Придурок, – сказал Демидов. -Ты дыню медовую хоть раз кушал?

– Нет, не кушал, – ответил Русаков

– Вот у меня и покушаешь. А после бутылкой рулетку раскрутим. А там – принимай мамаша, сына мужчину!

– Что это за хрень такая—бутылочка?

– Ну ты Санчело, тюлень —мама моя дорогая! Так называется сексуальная рулетка! Выпиваем бутылку водки и когда все будут пьяные, берем пустую бутылку и крутим —как рулетку. На кого горло покажет —с тем и целуешься.

– А если горлышко на мужика покажет? Что с ним лобызаться будешь, —сказал Русаков.

– Дурак – так только гомосеки делают! А тут пацаны, и девчонки садятся в круг через одного. Если горлышко показывает на парня, то ты целуешься с той девчонкой, которая сидит рядом —по ходу. Ты понял?! —Понял! Хорошо что есть выбор, – сказал Русаков вздыхая. А так бы с мужиком лобызаться бы пришлось, как Брежнев Хонекера.

– Да жаль, -сказал Виталий вздыхая.

– Чего тебе жаль, спросил Русаков?

– Жаль, что Ленка ушла – надо было флиртануть, —сказал Виталик. —Хотя, мы её сегодня с тобой еще увидим…

– А что сегодня…?

– Сегодня Санчело, в «Доме офицеров» новый французский фильм «Одиночка». Ты любишь французские фильмы с Жаном Бельмондо? Русаков в ту секунду так увлекся своими раздумьями, что почти его не слышал. В его голове крутились мысли, а в них почему—то стоял то образ Ореховой Галочки, которая осталась на Дальнем Востоке. То образ Ленки, которая сказала ему впервые в жизни в глаза правду. Слова Виталия остались где—то там, где его уже не было. Докурив сигарету, он швырнул окурок в сторону, и сказал:

– Третий час уже. Домой пойду обедать. Батя на обед сейчас придет, будет потом надо мной глумиться, – сказал Русаков. —Дай мне жвачку!

– Жвачка тут причем, – спросил Виталий.

– А притом, что я накурился, и от меня табаком прет, как от последнего сапожника.

Виталий достал пластинку и подал Русакову.

– Ну так в кино пойдешь? – Какое кино, —спросил Русаков, словно не слышал. —Какое —какое —французское… В главной роли красавчик Жан —Поль Бельмондо… —Наверное, пойду, если мне батя денег даст, —ответил Александр. —Хочу просить тебя об одной услуге.

Виталий на него удивленно посмотрел:

– О чем же?

– Не говори никому, про Ленку. Ты же знаешь, ребята на смех меня поднимут. Буду потом в школе, как белая ворона.

– Знаешь Санчело, чего тебе не хватает, —спросил Виталий.

– Нет – не знаю.

– Тебе не хватает быть мужиком. В твои шестнадцать, некоторые уже полками командовали.

– Да ну… —Ты про Голикова, что —нибудь слышал?

– А это, что еще за перец такой, —спросил Русаков.

– Это, Аркадий Гайдар. Он в шестнадцать лет не только полком командовал – он уже баб любил, и из «Нагана» белую контру в тайге расстреливал —так —то!

– Ну то Аркадий Гайдар. А мы кто?

– А мы с тобой Санек, наследники русских офицеров. Нам камарад, по статусу не положено быть тюленями. Так что давай, вали домой, а вечером перед сеансом встретимся возле ГДО на лавочке.

И Русаков ушел. Впервые за последние дни он испытал какой—то необычайный душевный подъем, словно нашел для него что—то ценное и необычайно нужное, и важное. Хандра долгие дни обуревавшая его растворилась – не оставив и следа. Знакомство с Демидовым стало для него той переломной точкой, которая круто изменила его монотонную судьбу.

Виталий как выяснится позже, станет в судьбе Сашки настоящим надежным другом, который мог поделиться не только последним пфеннигом, но и в случае беды подать крепкую мужскую руку. Демидов был надежен – как автомат «Калашникова». Это качество стало решающим в их отношениях, и Русаков впервые почувствовал, что у него есть друг.

Третий городок военного гарнизона – был небольшой. Это был такой поселок, скрытый от глаз иностранных «агентов» и разведок, забором и сосновым бором. Внутри – все было на виду: магазины, столовые, дом офицеров и школа и дома офицерского состава. Почти каждый обитатель этого гарнизона знал, где находится: «Океан», «Ранет», «Никель», «Боярышник» —это были позывные воинских частей где несли службу их родители.

Семейство Русаковых жило в доме офицерского состава который находился напротив КПП «Никель», и КПП «Ранет». С окна второго этажа, которое выходило на северную сторону, открывался шикарный вид. Это были руины бывшего штаба сухопутных войск Вермахта «Майбах —1». Возможно, за всю историю существования советского гарнизона не было такого пацана, который не мечтал бы исследовать легендарные развалины с надеждой найти ценный артефакт минувшей войны.

Сбыться мечтаниям, было суждено не для каждого. Бетонные, мрачные бункеры, поросшие от времени зеленым мхом, были взорваны, а подземные коммуникации затоплены. Так что тайно проникнуть под землей в Берлин, в «ставку фюрера» еще никому не удалось.

Время до вечера пролетело почти незаметно. Незадолго до начала киносеанса в общей квартире, где жил Русаков появился сосед.

Немецкие квартиры до военной постройки были в основном четырехкомнатные и каждой семье предназначалось две комнаты с общей кухней и широким коридором. Две комнаты занимала семья майора Русакова, а две занимал сосед. Его семья жила еще в Союзе, поэтому сосед лишь изредка появлялся дома, проводя основное время на службе. Судя по надписям на коробках и куче блоков, лежащих на столе, в его комнате, сосед прибыл служить в Германию из Закавказья. Красивые пачки сигарет «Ахтамар», «Эрибуни», «Арарат» сводили Сашку с ума. У многих ребята на то время имели какие-то хобби: кто слушал музыку, кто рисовал, кто катался на велосипеде. Русаков собирал сигареты. Новые, блестящие и цветные пачки занимали «витрину» под органическим стеклом и были гордостью юного курильщика. Необычное «хобби» было той формой увлечения, которое было введено в ранг обмана. Русаков ненавязчиво приучал родителей к легализации своего увлечения табачными изделиями. Третий день Русаков ходил вокруг соседа, словно акула вокруг своей жертвы, каждый раз сокращая круги.

– Ну что ты Санек, —спросил сосед, видя, как бегают глаза юнца.

– Василий Маркович, а можно спросить вас?

– Давай спрашивай, что ты хочешь!

– Хочу попросить у вас продать мне по одной пачке ваших сигарет.

– А, ты что уже куришь, —спросил капитан. —Не рановато ли?

– Нет, я не курю! Я коллекционирую сигареты. У меня их больше сорока видов, —сказал Александр.

– Я Василий Макарович, берегу здоровье —оно мне еще понадобиться для поступления в военное училище.

– А батька твой мне по шее не даст? Он же мой начальник.

– Может и даст, но не за сигареты. Я с двенадцати лет коллекцию собираю. Когда у батьки нет курить, он всегда у меня берет. Можете взглянуть сколько у меня всякого разного добра.

– И что это все целые пачки, —спросил Василий Маркович.

– А пустые мне зачем? Пусть их мусорная свалка коллекционирует.

– Да ты прав, —ответил майор. Он вернулся к себе в комнату, и взяв несколько разных пачек подал их Русакову.

– Я вам деньги за них отдам, – сказал он, сгорая от восторга.

– Скоплю и отдам!

– Да, ладно —будет тебе, как—нибудь переживу, —ответил сосед, рассматривая табачную витрину, где были выставлены многие известные советские и иностранные марки.

– О, у тебя даже «Филипп Мориц» есть, —удивился сосед. —Это они с угольным фильтром?

– Да! Я за них в Благовещенске целый рубль заплатил, —ответил Русаков. Наличие коллекции создавало иллюзию, непорочности юноши, в подобном «греховном» деянии. Но шестнадцатилетний сорванец, уже не по годам был смекалист. Радости подростка не было предела. Не теряя времени даром, он приступил к операции по извлечению сигарет. Умело вскрыв иголкой целлофановую упаковку, Русаков аккуратно достал из неё сигареты, и тут же подменил, на кусок пенопласта, такой же формы. После чего он профессионально заклеил пачку «Рапидом» так, что без эксперта криминалиста доказать совершенную подмену было просто невозможно.

Старшеклассники, жившие в третьем городке, по вечерам собирались возле ГДО. За кафе «Ветерок», который на местном сленге назывался «Чпок» перед фильмом на перекур собирались пацаны. Скрывшись от глаз взрослых, они перенимали друг у друга первые опыты в курении табака.

В каждом военном городке почти все жители знали друг —друга. Все были «свои». Не редко чужие матери кормили друзей своих чад, принимая их как родных. Поэтому закуривая сигарету приходилось прятаться от зорких глаз. Увидев у Русакова в руках яркую пачку, с красочной картинкой девушки, держащей чашу с огнем, Крюков спросил:

– Новенький, ты куришь или на халяву раздаешь?

– Курю, – ответил Русаков.

– А что куришь, – спросил Крюк.

– «Ахтамар» курю, —ответил Русаков.

– Угощаешь, или как…?

– Кури —мне не жалко, —ответил Русаков, и открыл пачку. Увидев диковинные сигареты выставленные «на халяву», ребята, не могли упустить шанса «угоститься». Через минуту пачка опустела наполовину. Русаков был из той категории людей, которые не страдают приступами жадности. Когда приток желающих вкусить дым армянского табака иссяк, он с удовлетворением вздохнул, и спрятал сигареты во внутренний карман куртки.

– Ты говорят сигареты раздаешь, – сказал новый знакомый.—Меня угостишь, или ты уже прикрыл свою лавочку?

– Да, ладно —не гони! Мне курева для друзей не жалко, —сказал Русаков. Он вытащил пачку и подал Демидову.

– Бери, а то подумаешь, что Русаков жмот… Виталик взял сигарету, и, прикурив, спросил:

– Ты Санчело, особо не раздавай. Завтра спроси у них закурить, тебе ни кто не даст, —сказал Виталий. —Я эту породу любителей халявы очень хорошо знаю. Эти парни, которые сшибают сигареты, как и их родители привыкли жить за чужой счет.