Диктаторы и террористы. Хроники мирового зла

Палач на плахе
Как быть с преступными режимами?

Если из шума и ярости наших иракских дискуссий вычленить ключевые слова, то это будут: нефть, единственная супердержава (варианты: гегемония, империализм, мировое господство), право силы вместо силы права (вариант: крушение международного права), европейские (евразийские) ценности против американского мессианизма (оно же – интеллектуальное убожество и ковбойский нахрап).

Так о чем мы спорим? В переводе на совсем простой язык: американцы, утверждается наперебой, хотят захватить иракскую нефть, контроль над Ближним Востоком, мировое господство – желанную цель подставьте по вкусу или в меру страха, у которого глаза велики.

Хорошо спорим, но не о том.

Шок и трепет

Война – прекрасное время для крикунов и не слишком удачное для трезвого анализа. Даже увидев наяву нечто невиданное и буквально невидимое – атаку крылатых ракет и самолетов-невидимок «Стелс», – все же лучше не терять голову. Физическая сценография «Шока и трепета» действительно кошмарна… Самое «умное» оружие в реальной боевой ситуации может вести себя, как пуля-дура, поражать некомбатантов и даже сбивать своих… Тем не менее по реальному счету человеческих жизней и разрушений «Шок и трепет» не годится и в подметки ни действиям ограниченного контингента советских войск в Афганистане, ни бомбежкам неопознанными летающими объектами населенных пунктов Чечни. Уже по одной этой причине нам следовало бы быть сдержанней в своих оценках. Это было бы во всех отношениях благоразумней. Зачем так явно демонстрировать наши собственные фобии, наши ревность и зависть? В самых громких антиамериканских инвективах порой отчетливо слышится: «Ах, почему этот бандит с большой дороги, которому все дозволено, не мы? Почему не мы, а они – единственная супердержава?»

Все это не отменяет простой истины. Война – это трагедия, кризис цивилизации, крах мирового порядка. Правда, остаются два существенных вопроса: какой цивилизации и какого мирового порядка? И какое отношение имеем к этому кризису мы?

Кто в эти дни чаще всего произносил слова: международное право, система правопорядка, суверенитет, агрессия? Вы будете смеяться, но министр информации Ирака. Тот факт, что он перемежал их такой экзотикой, как «преступник и сын преступника» (о Буше), «ослы империализма» (о Кувейте) и прочей ориентализированной ненормативной лексикой, безусловно, придавало его речам колорита, но не убедительности. На этой планете нет более грубого нарушителя международного права, чем иракский режим. Сейчас он как утопающий за соломинку хватается именно за международное право. Но разве международное право придумано для того, чтобы спасать преступные режимы?

В свою очередь из уст президента Буша, и особенно министра Рамсфелда, мы слышим словосочетания типа «освободительная миссия» коалиционных войск и ожидание букетов цветов освободителям. Цветочки американской военной пропаганды в свою очередь не отменяют того очевидного факта, что первой жертвой преступного режима Саддама Хусейна является именно иракский народ.

Режим Саддама Хусейна ухитрился поставить тройной мировой рекорд. Он развязал две агрессии: напал на Иран, который ему оказался не по зубам, и захватил Кувейт, вызвав на себя «Бурю в пустыне». Он душил собственный народ, в том числе газами. И он тайно ваял оружие массового поражения – химическое, биологическое и, возможно, атомное.

Есть ли пределы, за которыми терпению мирового сообщества наступает конец? Оказывается, это очень спорный вопрос.

Франция и Германия исходят из того, что в компетенцию мирового сообщества входит лишь вопрос о наличии у Ирака оружия массового поражения. Что действовать надо исключительно в рамках ООН и его Совета Безопасности. И что к силе желательно не прибегать до последнего, тем более что определенный прогресс в разоружении Ирака присутствует.

Для США вопрос разоружения Ирака был не только причиной, но и в не меньшей степени поводом. Хватит вожжаться с преступным режимом. Бессмысленно давать ему возможности играть с ООН в кошки-мышки. Если он и разоружается, то не из уважения к ООН, а под дулом американского пистолета, что, увы, было чистой правдой.

Сейчас на глазах у всего человечества на мировой сцене ставится жестокий эксперимент.

Франция, Германия (интимные и специальные политические мотивы их позиции оставим в стороне, ограничимся лишь идеальной стороной) и широчайшее движение совестливых людей – пацифистов и гуманистов – исходят из того, что мир и человеческая жизнь есть высшая и нерушимая ценность. Правда, эта гуманитарная позиция оставляет без ответа изначальный вопрос: сколько терпеть террористические диктатуры?

У американцев иная логика. То, что они наломают дров на множество костров, не вызывает сомнений. Однако же у их прямолинейных действий может оказаться один немаловажный долгосрочный эффект. Теперь Саддама Хусейна – в лучшем для него случае – с неизбежностью ждет судьба Слободана Милошевича. И новые кандидаты в саддамы хусейны вряд ли появятся. «Шок и трепет» будет страховкой от них на будущее. Причем не по праву силы, как кажется сейчас. Но по прецеденту права, который уже не будет вызывать сомнения ни у кого.

Это трудно, но очень хочется верить в это.

Женева, апрель 2003 г. (4-й день войны).

Смертельный номер

Такое безусловно незаурядное событие, как казнь Саддама Хусейна, можно рассматривать с разных ракурсов и точек зрения.

Самые серьезные претензии можно выдвинуть с высот эстетической критики. Повешение – по определению высокий жанр. Побивание камнями, четвертование, колесование, распятие, гильотина – зрелище, по сравнению с которым все остальные бледнеют. В средние века казнь куда меньших лиходеев обставлялась значительней, торжественней. Поглазеть на священнодейство с палачом собирались толпами, приходили семьями. Это был настоящий праздник для народа. Конечно, тогда не было современного шоу-бизнеса. Но и сегодня аутентичный смертельный номер, без сомнения, мог бы пользоваться головокружительным успехом. Не говоря уже о его огромном воспитательном значении. А тут тайная поспешная операция в тюремной тиши с единственной, притом нелегальной, кинокамерой. Позор, да и только!

На противоположной трибуне противники смертной казни повторили свой принцип: смертная казнь – это реликт. (Великолепно выразится английский лорд Рассел-Джонстон: «Саддам был, вне всякого сомнения, скот. Но это не значит, что с ним нужно поступать по-скотски. А именно так с ним поступили».)

Парадоксальным образом эти две позиции сошлись в головах некоторых наших особо пассионарных думцев. Они ратуют за возвращение смертной казни в разлюбезное наше отечество, но категорически против смертной казни Саддама. Диктатор должен быть вечно живым. Любовь к тиранам бессмертна.

Наблюдатели арабской улицы, естественно, заговорили об эффекте героизации, который придал такой конец поверженному вождю. С этим даже не хочется спорить. На этой улице свои праздники.

Моральную недостаточность одного высшего приговора отмечают разнообразные противники бывшего сатрапа. Двум смертям не бывать, а одной не миновать – эта логика, которой руководствовались багдадские власти, в данном случае действительно простовата. Сто сорок два жителя шиитской деревни, растерзанные саддамовскими карателями, без сомнения, абсолютный деликт. Именно за него Саддама и приговорили к виселице. Ну а как насчет десятков тысяч курдов, удушенных газами? А военные авантюры Саддама против Ирана и Кувейта, жертвы которых исчисляются сотнями тысяч? Конечно, полномасштабный процесс по этим мегапреступлениям мог и должен был стать исторической вехой. Увы, нового Нюрнбергского процесса не получилось.

Весь этот противоречивый дискурс не отменяет главного: тиран и диктатор закончил свои дни на виселице. И этот факт открывает очень интересную перспективу. Тем более что в ретроспективе ничего подобного было не найти – до последнего времени. Тираны и диктаторы обычно умирали на троне (или рядом). От Сталина до Мао, от Франко до старшего Кима или «Папы» Дока. Даже свергнутым диктаторам и тиранам был гарантирован, образно говоря, Лазурный берег. Впрочем, иногда и буквально. Там на роскошной вилле прожил отпущенные ему Богом и врачами годы конголезский Мобуту. Угандийский Иди Амин умер в комфортабельном изгнании в Саудовской Аравии. Эфиопский Менгисту Хайле Мариам с 1991 года почетный гость своего зимбабвийского коллеги. Дювалье-младший («Бэби» Док) уже двадцать лет наслаждается благословенным климатом Франции. А тут виселица…

Члены неформального мирового клуба нелюбителей дяди Сэма непременно сошлются на стечение особых обстоятельств, и они тоже будут правы. Хотя, если подумать, такие стечения происходят в последнее время одно за другим и даже выстраиваются в некий ряд.

В декабре минувшего года, находясь под домашним арестом, от сердечного приступа скончался Аугусто Пиночет. Чилийское правосудие обвиняло его в пытках, похищениях людей и убийствах. Все последние годы он жил под страхом уголовного преследования, спасаясь ссылками на преклонный возраст, болезни и прогрессирующий маразм. Десять лет назад испанская юстиция выдвинула против него обвинения в применении пыток. В 1998 году он был арестован в Лондоне, и палата лордов одобрила его выдачу испанской Фемиде, создав тем самым прецедент. Впервые в истории национальный (британский) суд принял решение, отменяющее неподсудность главы государства, настоящего или бывшего, в случае совершения им преступлений против человечности, под каким бы важным предлогом они ни вершились.

В мае 1999 года Слободан Милошевич стал первым после Второй Мировой войны действующим главой государства, которому было выдвинуто обвинение в военных преступлениях. И который действительно оказался на скамье подсудимых Гаагского трибунала. Тот факт, что приговора он не дождался и умер от сердечного приступа в своей камере, поклонники падшего кумира трактуют в его пользу. Мол, вот герой, натянул нос ненавистной Карле дель Понте. Но даже если очень захотеть принять эту романтичную версию, такой конец не мог привидеться некогда всесильному югославскому боссу даже в самом страшном сне.

В сентябре 1996 года сеульский уголовный суд приговорил две «железные руки», двух бывших генералов-президентов – Чон Ду Хвана к смертной казни, а Ро Де У к 22,5 года тюремного заключения именно за то, что они пришли к власти военно-силовым, то есть преступным, методом и правили военно-силовыми, то есть преступными, средствами.

В марте 2006 года президент Либерии Чарльз Тейлор был арестован и отдан под суд (специальный суд Сьерра-Леоне, заседающий в Гааге). В ноябре 2006 года был арестован бывший уругвайский диктатор Хуан Мария Бордаберри за убийство лидера оппозиции тридцать лет назад, в 1976 году. Мексиканский суд потребовал ареста бывшего президента страны Луиса Эччеверия за кровавый разгон студенческой демонстрации в еще более далеком 1968 году. В декабре 2006 года эфиопского Менгисту заочно признали виновным в геноциде. С главы бывшей военной хунты Аргентины Хорхе Виделы снято президентское прощение, дарованное ему в 1990 году, что может означать его скорую встречу с правосудием. Верховный суд Чили должен принять решение по просьбе Перу о выдаче авторитарного бывшего президента Альберто Фухимори. На родине он обвиняется в зверствах и коррупции.

Как видим, это весьма пестрая сумма. Одни решения приняты национальными судами, другие международными, в частности, специально созданными трибуналами по расследованию военных преступлений в бывшей Югославии и Руанде. Как правило, на скамье подсудимых оказываются обанкротившиеся, проигравшиеся в пух и прах диктаторы и тираны. Но не только и не исключительно они. Та же судьба пока еще очень выборочно, но все же постигла и некоторых весьма успешных, «образцовых» правителей-силовиков. Никакие доводы типа «это делалось ради блага страны, стабильности, порядка» им не помогли. И никакие сроки давности не действуют.

Повторюсь, это скорей эмпирическая сумма, чем сложившаяся система. Говорить о том, что человечество переболело диктатурами и нашло противоядие от тираний, явно рано. Неприкасаемыми диктаторы и тираны еще не стали, но кастой неприкосновенных они уже быть перестали. Закончивший свой бренный путь на виселице Саддам довольно наглядно доказывает, что хэппи-энд диктаторам и тиранам отменяется.

Январь 2007 г.

Легко не быть богом

В американском конгрессе в обеих палатах громко, по тону ультимативно заговорили о необходимости вывода войск из Ирака. Значит, американское военное предприятие закончится завтра (до конца года, до президентских выборов, словом, в исторически кратчайшие сроки)? Значит, но не это. Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Пути политики никогда не бывают прямы. В 1968 году Никсон пришел в Белый дом в том числе под лозунгом прекращения войны во Вьетнаме. И он ее прекратил – через пять лет, предварительно распространив на Лаос и Камбоджу.

Отложим пока вопрос когда, попробуем ответить на вопрос почему? И как вообще в Америке принимаются судьбоносные решения, будь то в одну или в другую сторону?

Конечно, в нашем распоряжении есть целый набор отточенных до блеска, как дуло нагана у статуи бойца на станции метро «Площадь Революции», ответов. «Нефть»… «Высокомерие силы»… «Американский мессианизм»… Все ли они объясняют?

Бесцеремонно вломившись в чужую реальность, США привели страну и регион к катастрофе! Америке предъявлен серьезный счет.

Сводки из Ирака действительно кошмарны. Автомобили в этой стране заправляются исключительно взрывчаткой, их адские водители ездят только на тот свет. Что ни день очередной серийный убийца-самоубийца устраивает свой персональный «Шок и трепет»: врезается в толпу, в здание, в колонну машин с единственной целью забрать с собой туда, откуда не возвращаются, как можно больше людей, лично неизвестных, но принципиально ненавистных. С того момента, как американцы своей агрессией сорвали какой-то невидимый клапан, от бомб или человекобомб в Ираке погибли десятки тысячи людей. При Саддаме такого не было.

Это правда. При Саддаме было другое. Когда свобода рук есть только у карательного аппарата, общество парализуется и поляризуется до крайности – на одном полюсе каратели, на другом жертвы и мученики. Молчащему дрожащему большинству не гарантировано ничего, начиная с права на жизнь. Шахидов при Саддаме не было, жизнь и смерть, ад и рай были монополией государства. Частного терроризма не было. Терроризм был исключительно государственный. По городским улицам можно было гулять. Но курдские селения травили газами.

Счет так счет. Дебет – кредит.

Нынешний Ирак являет собой картину полного разложения. Расползается сама социальная ткань. Правоверные клеймят агрессоров и неверных и… взрывают мечети и убивают собственных сограждан. Сопротивление иностранным агрессорам принимает форму гражданской войны всех против всех: шииты против суннитов, сунниты против шиитов, курды против тех и других. Государство распадается. При Саддаме была стабильность.

Это тоже правда. Власть Саддама и его камарильи была абсолютна как власть палача. Господство суннитского меньшинства над шиитским большинством было непререкаемо. Выстроенный, отмобилизованный под властью вождя Ирак носил форму главной региональной державы. Национальные задачи были под стать: осадить Иран – наглого соперника и конкурента, вернуть в лоно матери Родины историческую провинцию Кувейт. Цена внешних авантюр – сотни тысяч жизней, экономическая блокада, положение мирового изгоя.

Что лучше? Вопрос неправильно сформулирован. Что хуже? Но тут уже неправильно сформулирован будет ответ. Любой ответ. Потому что кто же в здравом уме станет выбирать между режимом дня с человекобомбами на часах и политическим режимом петли на шее? И потому что на самом деле у иракцев никогда не было выбора. Ни диктатуру Саддама, ни «демократическую интервенцию» с целью свержения Саддама они не выбирали. Можно спорить о намерениях («демократизаторов» из Вашингтона, но никак не багдадской диктатуры), однако и то, и другое им было навязано.

Выбор на самом деле есть только у наблюдателей и свидетелей. Умозрительный. Это наш труд – размышлять, примерять на себя те или иные исторические ситуации, строить модели. При этом мы часто впадаем в одну и ту же логическую ошибку. Мы полагаем, что выбор – это всегда между хорошим и плохим. Не промахнись на перекрестке, парень, и все пойдет как по маслу. А если налево пойдешь – коня потеряешь, направо – сложишь буйную головушку? В реальной истории нередко бывает именно так. Людям – не обязательно богатырям, политикам, государствам приходится выбирать между разным плохим, с разными цепочками плохих и очень плохих последствий. Ирак, а ранее Югославия – именно такие развилки.

К чему привела пока что американская операция по свержению режима Саддама Хусейна, мы знаем. Или нам кажется, что знаем. Материала для картины кошмара найдется с избытком. Но ведь это не отменяет другого вопроса: как быть с кошмарной террористической диктатурой типа Саддама? Как быть с преступным режимом, первой жертвой которого был народ? Есть ли хоть какие-то сомнения, что иракцы действительно нуждались в освобождении? Нужно быть очень циничным, чтобы ответить «нет». При этом иракский народ обладал не большей свободой воли, чем немецкий при Гитлере или советский при Сталине. Что из этого следует: что преступный режим должен быть уничтожен силой? Нет такой нормы международного права, согласно которой можно было бы извне уничтожить преступный режим. Согласно существующему международному праву преступный режим может править и травить свой народ вечно. Смириться с этим?

Такова одна из исторически безвыходных на сегодня ситуаций.

Ответ на этот вопрос и разделил Запад, современную политическую цивилизацию. Есть ли пределы, за которыми терпению мирового сообщества наступает конец? И как быть с преступным режимом?

Бытовая мудрость (от политиканства, рядящегося под бытовую мудрость, берущего на вооружение ее аргументы, попробуем абстрагироваться) диктует: подальше от Ирака! (То есть руки прочь от Саддама?). Ну и, естественно, интервентов – к позорному столбу! Совершенно безошибочная позиция. Тем более что от нее ничего не зависит, ситуация в Ираке не изменится ни на йоту.

Бытовая мудрость вовсе небезосновательна. Трудно быть богом – братья Стругацкие отчеканили замечательную формулу. Не божественное это дело – вторгаться в человеческие конфликты, пытаться помочь простым смертным. Главный довод политической мудрости: демократия не приносится на штыках, настоящие перемены те, которые общество производит само. Это очень веский аргумент. Беда с тоталитарными режимами, однако, в том, что, конечно, иногда они рассыпаются сами, но вообще-то идея тоталитаризма в том и состоит, чтобы не оставить и щели для свободы. Что остается мировому сообществу – закрыть глаза на художества режима и ждать?

Капля камень точит… Американское рацио отвергает ставку на каплю как на главного агента исторических перемен. Демократию не приносят на штыках? Но в Германию и Японию ее принесли именно на штыках. Конституции обеих рукотворных демократий писали оккупационные власти. Два самых великих политических и экономических чуда мировой истории – преображение из руин, из фашизма, милитаризма, войны – были свершены по американским рецептам. И великолепные истории успеха, которые явили азиатские тигры и драконы, – торжество американских технологий. Примеров успешного американского интервенционизма немало. Никак не меньше, чем его поражений. Даже вьетнамскую войну есть чем парировать – корейской войной. И, если окажется верна гипотеза, что новые кандидаты в саддамы хусейны в ближайшее время остерегутся объявиться, и не только в Ираке, то это – тоже костяшка на счетах противоречивой истории.

Нефть нынче наше черное все. Что, впрочем, ничего не доказывает. Разве американцы после своей иракской операции овладели нефтяными ценами?

Мессианизм, между прочим, – это род идеализма.

«Они что, лучше всех знают, что кому надо?» Вот главное и универсальное обвинение этим наглым и бесцеремонным янки, которые везде суют свой нос, навязывают свои образцы. Между тем, если оставить в стороне эмоции (совершенно невыполнимое условие), они и в самом деле очень многое знают лучше всех. В самых разных видах человеческой деятельности им принадлежит неоспоримое первенство. Американская экономика – локомотив мировой экономики, американские технологии движут прогресс, в формирующемся глобальном образе жизни более всего читается американских черт. Можно называть это американским гегемонизмом, можно империализмом, который истинные патриоты – русские, французские, арабские – будут в меру своего совершенства истово отвергать. Но покуда большинство Нобелей работают в американских университетах, а главным дизайнером массовой культуры является Голливуд, этому мало что можно противопоставить. Самая никчемная из реакций – зависть, самоутверждение через злопыхательство. Ревность не спасает честь рогоносца…

Нет слов, наглость – что эти американцы торчат на мировых пьедесталах и еще размахивают своими звездно-полосатыми флагами. Но ведь они туда не по блату попадают. Секрет, известный всему свету, состоит в том, что в инноваторстве любого рода, включая социальное творчество, они лидеры и чемпионы. Вот они и открывают новые пути заблудшему человечеству, отставшим народам и странам. Порой действительно крайне назойливо.

Всем хорош золотой американский ключик. Беда, что замок к нему может не подходить – безнадежно проржаветь, скажем, а то и вообще оказаться негодной системы. Применишь силу (это к вопросу о высокомерии силы), сорвешь резьбу. В эту ловушку американцы попадали не раз в ХХ веке.

Сегодняшнему Ираку досталось самое худшее наследство, которое только можно придумать. Авторитарная вертикаль – опасный каркас. Он только кажется прочным, реально аккумулируя и концентрируя все риски. Сейчас они все включились. Проклятие прошлого таково, что рецепты нормального будущего – демократизация, самоуправление – работают с точностью до наоборот. Они высвобождают джиннов из бутылки.

Идеализм тоже имеет свои границы, перейдя которые он превращается в фанатизм. Или фанаберию.

Оказывается, есть проблемы слишком большие, слишком сложные и слишком чужие, чтобы их взваливать на себя. И вообще – армия не корпус мира, война не способ решения социальных проблем.

К счастью, агрессивный американский идеализм уравновешивается другим американским качеством – прагматизмом. Власть в США не абсолютистская. Люди не безгласны. Выборы не фикция. Президентство ограничено двумя сроками, так что восемь лет – теоретический максимум для упорства даже в самых серьезных ошибках. И есть механизм их исправления и спасения лица через его обновление – двухпартийная система.

Так когда же американские войска выйдут из Ирака?

Бушу деваться некуда. Он начал иракскую авантюру и вложил в нее весь свой политический капитал. Выведет американские войска из Ирака уже следующий президент США (скорей всего демократ). Когда именно? Даты – месяцы и дни, естественно, не назовет никто, но рамки процесса описать можно. Вывод войск из Ирака будет не столь долгим, как из Вьетнама. Путеводными звездами будут цифры потерь. Во Вьетнаме погибло 58 197 американских военнослужащих. Их имена – все до единого – выбиты на знаменитой Стене черного мрамора в Вашингтоне. Иракская цифра на сегодня – 3300. До вьетнамской именной высоты она не дойдет. Второй Стены не будет. Терпения американцев не хватит и на треть Стены. Оно давно уже на пределе…

Вашингтон. Апрель 2007 г.