Читать книгу: «Про студентов и другую жизнь», страница 2

После четвёртой пары все пятеро участников спора отправились в «Три коня». С Ирки взяли только четыре рубля, остальные два добавили мужчины, очень весело пили пиво, вспоминали годы учёбы, предстоящую практику на Украине и как здорово быть молодыми и здоровыми.

Вот такая история с усами приключилась в далёком 1978 году в городе Москве.

Жестокость

Иногда в Москве в мае бывает очень жарко. В тот давний год в середине мая стояла редкая жара (+25 “С). Учиться и впитывать какие-либо знания в такую погоду совершенно невозможно. Группа студентов третьего курса известного технического вуза тоскливо парилась в духоте аудитории, где проходила лабораторная работа по электротехнике. Самые стойкие и любознательные занимали первые три стола перед преподавателями, остальные, менее склонные к освоению нового материала, изнывали от жары и скуки на средних и задних рядах. Солнце, как назло, светило в окна, на которых никогда не было штор, а жалюзи в стране развитого социализма ещё не изобрели, поэтому, несмотря на открытые узкие фрамуги, дышать было нечем. До конца пары оставалось ещё целых тридцать минут. Вася Лёвушкин и Гена Трошин уже сыграли в морской бой и страдали от зноя в ожидании завершения занятия. Рядом с ними, в заднем ряду, сидела их одногруппница Света Полуярова и с упоением читала какой-то толстый роман. Вася, чтобы хоть немного развлечься и не уснуть, спросил соседку: «Свет, что читаешь? Про любовь, наверное?» Света, не отрываясь от захватывающего текста: «Про любовь. Не мешай». Вся группа давно знала, что Светка большая любительница чтения любовных романов. Она их постоянно таскала с собой и при любом удобном случае погружалась в чтение – в мир страстей и страданий.

Вася Левушкин толкнул в бок соседа слева, Генку Трошина, и шепнул ему на ухо: «Давай приколемся к Светке. Поддержи меня». Затем, повернувшись и подвинувшись к читающей Светлане, тихо спросил: «Свет, а ты читала Тициана?» Светлана оторвалась от книги, повернулась к Васе и спросила: «А что он написал?» Вася: «Ну, Света. Тициан – это мировой классик любовной литературы. Жил, правда, давно, но его романы до сих пор востребованы как в Европе, так и у нас». В этот момент вступил в разговор подготовленный Генка Трошин: «Его последний роман “Вешняя земля” – это просто огонь. Там супер любовь!» Василий: «Сейчас пара закончится, сходи в библиотеку, спроси этот роман, он там есть».

Света, внимательно слушавшая приятелей, переспросила: «Так автор, как правильно – Тициан?» Вася: «Да, так и скажи, дайте мне Тициана, роман “Вешняя земля”». В это время прозвенел звонок, занятия закончились, группа закрывала тетради, вставала и потянулась к выходу, в прохладу старого коридора.

На следующий день, когда студенты весело рассаживались по своим местам на первой паре, Вася Лёвушкин поприветствовал входящую в аудиторию Свету Полуярову. Она демонстративно от него отвернулась. Вторую попытку заговорить Вася предпринял на перерыве, но результат был ещё хуже – она, глядя ему прямо в глаза, отрезала: «Я больше с тобой, Вася, никогда разговаривать не буду!» И не разговаривала с ним почти полгода. Вот так закончилась жестокая шутка про Тициана.

Опасная профессия

В мире существуют много опасных профессий, связанных с риском для здоровья и жизни, перечислять их нет никакого смысла, но то, что в сфере высшего образования есть такая, никто, вероятнее всего, не догадывается.

Сергей Зыкин учился всегда хорошо. Школу закончил с тремя четверками, остальные пятёрки. В институт, один из лучших в столице, поступил легко, набрав необходимое число проходных баллов. Будучи родом из мало кому известного уральского города, получил место в общежитии, стал впитывать знания, серьёзно вникать в учебный процесс с искренним желанием стать хорошим инженером. Первые два курса, самые сложные в технических вузах, прошли в напряжённой учёбе без срывов и проблем, которые часто случаются с молодыми людьми, оторвавшимися от старого родительского надзора и контроля.

Сергей, в отличие от многих его сокурсников, всегда относился к жизненным процессам, как и к учёбе, серьёзно и ответственно. Оценив эти качества, его избрали в совет общежития, и он, как хорошист учёбы и передовой комсомолец, отвечал за внутренний порядок, дисциплину, соблюдение норм и правил жизни общежития, установленных вышестоящими руководящими органами, а именно ректоратом, парткомом, профкомом, комсомолом.

Страна жила в 70-х годах двадцатого века, лучший период замечательного явления мировой истории, называемого социализмом, где основным правилом жизни был принцип: «От каждого по способностям, каждому по труду».

В чём принципиальное отличие жизни студента, живущего с родителями в родном городе, от студента, живущего в общежитии? Правильно, гораздо более раннее взросление и понимание трудностей и превратностей окружающей действительности. Студент в общежитии лишён контроля и принимает решения в различных ситуациях согласно воспитанию, полученному в семье, личным жизненным принципам, опыту и собственному пониманию, что такое «хорошо» и что такое «плохо». В основном молодые люди тех лет, воспитанные пионерией и комсомолом, с раннего возраста понимали, а многие даже знали главные постулаты и принципы строителя коммунизма, которые почему-то совпадали с главными заповедями христианства, доходчиво изложенными в Старом и Новом заветах. Тем не менее молодая кровь, вольная жизнь, соблазны сбивали некоторых ребят с прямого пути строителя социализма, и их уносило бурное течение столичной жизни в другие измерения, не будем уточнять, какие именно.

Сергей Зыкин на третьем курсе уже твёрдо стоял на ногах, хорошо учился, занимался в секции бокса, активно работал в оперативном комсомольском отряде общежития, боролся с пьянством, курением табака и другими вредными, чуждыми социализму и комсомолу явлениями среди студенчества. Но случился незапланированный сбой в его правильной жизни – он вдруг влюбился. Влюблённость и любовь – процессы, как известно, совершенно не поддающиеся планированию и тем более регулированию. Если это случается в молодости – замечательно, а если нет – грустно, потому что человек, не испытавший этого великого чувства, можно сказать, прожил скучную и неполноценную жизнь.

Сергей влюбился совершенно для себя, стойкого спортсмена, неожиданно. Объект любви учился с ним на одном курсе. Только жил в другом общежитии. Как это иногда случается, его чувство оказалось взаимным. Пробежала необходимая искра, их захватило и понесло, удивительно и прекрасно для них обоих.

Сергей, как уже ранее говорилось, был человек ответственный, поэтому через три месяца неистовой любви и обожания они посетили ЗАГС, сыграли скромную свадьбу с родителями, свидетелями и друзьями. Время летело стремительно, и в начале четвертого курса Катя, так звали его возлюбленную, родила хорошенького мальчика. Плод любви оказался красив, весел и прекрасен, как всё, что появляется на свет божий от искренне влюблённых людей. Появление ребёнка резко увеличило расходы, а доходы в размере двух стипендий оказались совершенно мизерными для существования семьи из трёх человек. Вопрос с жильём Сергею помогло решить факультетское руководство – им выделили комнату в том же общежитии, где он жил и являлся членом студенческого совета.

Учиться стало очень сложно. Ребёнок спать не давал, часто болел, много плакал, требовал внимания и заботы. Приближалась зимняя сессия. Кате помогли друзья-одногруппники. Сделали за неё два курсовых проекта, помогли сдать зачёты и без «хвостов» допуститься к экзаменам. Сергей справлялся сам и, несмотря на все трудности семейной жизни, добрался до сессии и начал хорошо сдавать экзамены. Перед последним экзаменом заболел, слёг с высокой температурой. Перенёс сессию, а когда выздоровел, уже в конце января, пропущенный экзамен сдал на «хорошо». Катя, будучи девушкой толковой, также сдала сессию без троек. В институте тогда и в настоящее время существует правило, что стипендию назначают студентам только в том случае, если сессия сдана без троек. Наличие хотя бы одной «удовл» не даёт право на получение стипендии. В те далёкие времена в том замечательном вузе стипендия составляла пятьдесят пять рублей, что позволяло хоть как-то кормиться студентам. Обед тогда стоил 60-70 копеек. Мороженое 15-20 копеек, кружка пива в автомате – 20 копеек. Таким образом, 55 рублей – это были реальные деньги, помогающие выживать под неласковым московским солнышком. Студенты, не получающие стипендии, обычно где-то подрабатывали, в основном сторожами или грузчиками в магазинах, либо жили на деньги, присылаемые родителями.

Тем, кто учился в институтах или университетах, хорошо известно, что стипендию назначает и распределяет деканат факультета, а если конкретно, то заместитель декана курса по учебной работе. У каждого курса свой заместитель декана, который ведёт курс с первого по пятый включительно, хорошо знает своих студентов, допускает или не допускает их к сессии, даёт «зелёный свет» для пересдачи заваленных экзаменов. Был такой заместитель декана и у Сергея Зыкина, звали его Виктор Николаевич Свиридов. Человек он был не очень вредный, но часто язвил, мог жёстко пошутить, а с нерадивыми студентами долго не церемонился и в случае двух неудачных попыток пересдать «неуд» отправлял документы на отчисление. Поэтому после первых двух курсов группы «усыхали», как правило, на четверть, за счёт отчисленных.

Студенты не любили Свиридова, доброта, сочувствие и желание помочь у него в принципе отсутствовали. Учишься хорошо – молодец, появляются проблемы с учёбой – берегись, поблажек и сочувствия не жди.

После каждой сессии в течение месяца верстается стипендиальный фонд. Рассчитывается общая сумма средств, предназначенных на выплаты стипендий успешно сдавшим экзамены студентам. В феврале «окно» по формированию списка получателей стипендии закрывается.

Наш герой Сергей Зыкин из-за болезни смог пересдать пропущенный экзамен только в феврале. Пересдал на твёрдое «хорошо» и пришёл в деканат к заместителю декана с ведомостью о сданном экзамене и желанием получать заслуженную стипендию. Там его ждало суровое разочарование. В.Н. Свиридов, скорбно улыбнувшись, объяснил Сергею, что «поезд ушёл», стипендиальный фонд расписан, и ему в текущем семестре денег не видать. Сергей спокойно выслушал доводы Свиридова, а потом объяснил ему.

Что у него семья, маленький ребёнок, которого надо кормить, и вообще как-то надо жить. Свиридов вежливо выслушал доводы и аргументы несчастного студента, но не дрогнул и твёрдо отказал. Сергей взревел, назвал зам. декана «сволочью», хлопнул дверью и выбежал из деканата. Стоявшие у дверей студенты видели красного от гнева Зыкина, грозно крикнувшего в сторону деканата: «Я тебе, сука, это ещё припомню».

После этого случая Сергей очень изменился. Из весёлого дружелюбного юноши он превратился в замкнутого неразговорчивого человека. С помощью общажных друзей устроился грузчиком в два гастронома и все вечера допоздна работал в них, добывая деньги для семьи. Они пережили этот сложный период, выстояли, не сломались. Ребёнок рос, родители успешно сдали летнюю сессию и все последующие. Получали стипендии, подрабатывали, жили скромно, но дружно.

В марте 1980 г. Сергею Зыкову и его супруге торжественно вручили дипломы об окончании института. Они стали инженерами, получили распределение в город Красноярск на знаменитый Красноярский машиностроительный завод и были счастливы.

Но Сергей Зыкин обиду не забыл и не простил. Как он нам, его сокурсникам, позднее рассказывал, злостная несправедливость должна быть наказана. Но не просто наказана, а сурово, без сантиментов.

Через день после получения диплома Сергей пришёл в здание факультета, позвонил в деканат и попросил передать В.Н. Свиридову, что его срочно просят прийти в лабораторию кафедры автоматики, расположенную в цокольном этаже здания факультета. Когда Свиридов через десять минут спустился из деканата в цокольный подвал, его там под лестницей поджидал Сергей. Три года занятий боксом не прошли даром. Вредный зам. декана был жестоко избит. Данное самому себе обещание Сергей выполнил. В этот же день Зыков с семьёй покинул общежитие и переехал в съёмную квартиру.

Вот такая опасная профессия под названием «заместитель декана факультета» существует в системе высшего образования.

Сирота

Человеческая жизнь состоит из всем известных периодов – детство, отрочество, юность, зрелость, старость. Через такие рубежи проходит и жизнь любого студента. Четвёртый курс – это настоящая студенческая зрелость. Ты преодолел суровые первые два курса, когда всё незнакомо, странно, жёстко. В течение первых двух лет ты учишься стойкости, твоё сознание привыкает к многовекторности, умению делать много, быстро соображать, что первично, что вторично, а что будет сделано потом, когда время появится. В процессе черчения ты обдумываешь, как сдавать математику, физику, химию, начерталку, будь она неладна. Закончив чертить, бежишь сломя голову сдавать, защищать, отрабатывать вышеперечисленные дисциплины, а ещё английский, зачёт по физкультуре. И везде надо успеть. Стойкие справляются, менее стойкие покидают нестройные ряды борцов за знания и жизненные перспективы. Так было, так есть и так будет всегда.

Андрей Сорокин, студент четвёртого курса старинного технического вуза, грустил. Середина семестра. До зачётов и экзаменов ещё далеко. Лекции и семинары проходили спокойно. Давили, как всегда, курсовые проекты, их надо делать, расслабляться нельзя, объём серьёзный, работы много. Андрей опоздал на первую пару. Шла лекция в большой аудитории для всего потока. Хотелось курить, сигареты кончились, в ожидании перерыва он грустил, перебирая в памяти свои долги по проектам. Предстояло много считать, чертить, а вот развлечений в ближайшей перспективе не просматривалось. Тяжёлые думы о жизни прервал весёлый голос его одногруппника Бориса Тумасова: «Андрей, привет! Ты чего такой мрачный сидишь?» Борис отличник, получает повышенную стипендию, ведёт большую общественную работу (председатель профсоюзного комитета курса). Умный, серьёзный, но иногда любит попить пива или портвейн с ребятами из своей группы. Словом, парень хороший, без выпендронов и зазнайства. «Привет, Боря», – ответил Андрей, пожимая приятелю руку. Здесь необходимо пояснение про курение. В семидесятых годах XX столетия курили везде и всюду. Курили в учреждениях, театрах, кафе и ресторанах, в институтах, в любых конторах. Кругом стояли большие и малые урны, в них и отправлялись окурки. В вузе, где происходили описываемые события, дым витал в воздухе по всем этажам. Урны стояли в вестибюлях, на всех этажах, рядом с большинством аудиторий. Около них кучковались студенты-курильщики. Преподаватели курили в своих кабинетах, на кафедрах, в лабораториях. Многие лекторы курили в процессе чтения лекции или семинара. Такое вот было время.

Закурив сигареты, разговор продолжился. «А ты где ходишь? Почему не на лекции?», – спросил Андрей. «Да тоже проспал. Зачитался вечером», – ответил Борис. Помолчали. «Слушай, Андрюха, а что ты сегодня делаешь после уроков?» – Борис весело посмотрел на собеседника (уроки – так студенты ещё с первого курса называли занятия в вузе. Памятуя о недавно оконченной школе). Андрей с той же непроходящей грустью взглянул на Бориса: «Домой еду. Денег нет, только на чай с булочкой. Почитаю что-нибудь. А что, есть какие-то предложения?» Борис затянулся табачным дымом и после короткой паузы спросил: «Как ты относишься к тому, чтобы сегодня прийти на заседание нашего профкома? Есть одна интересная идея». Андрей: «Могу, конечно, прийти, но зачем? В чём твоя идея?» Борис: «Сегодня на заседании профкома мы будем делить профсоюзные деньги для помощи малоимущим студентам. В приоритете, естественно, жители общежития, живущие вдали от дома, но могут быть и исключения. Я тебя представлю сиротой, живущим у злой тётки. Ну, со всеми вытекающими сложностями и проблемами твоей сиротской жизни. Ну как, согласен?» Андрей: «Я не артист, но сироту изобразить с унылой постной рожей, наверное, смогу. А сколько дадут этой материальной помощи сироте?» Борис: «Тридцать рублей. Получишь, сразу в главный корпус и в кассу. В приличный кабак нам с тобой хватит сходить пару раз». Андрей: «Ну что ж, давай попробуем. В кабаках я с осени не был, как кончились стройотрядные деньги».

На этом разговор прервался из-за окончания первой половины лекции и хлынувших на перерыв студентов.

После четвёртой пары Андрей, попив чаю с булкой в факультетском буфете, подошёл к профкому. Около двери стояли ещё четверо ребят с его курса, но Андрею незнакомых.

После десяти минут ожидания открылась дверь, и появившаяся в ней голова кого-то из профкомовских деятелей назвала его фамилию. Андрей робко зашёл, сделав, как и договаривались, грустную, даже печальную физиономию, остановился перед длинным столом, за котором заседали члены профкома. Во главе стола, покрытого зелёным сукном, восседал Борис.

«Товарищи, – бодро начал Борис. – Перед вами студент Сорокин. Он круглый сирота. Живёт у тётки. Тётка злая и нервная. Жить ему непросто. Предлагаю выделить ему материальную помощь в размере тридцати рублей. Кто за?» Уверенный, бестрепетный тон произнесённой короткой речи возымел нужное действие на сидящих за столом членов профкома. Все проголосовали единогласно. Секретарь собрания заполнила какой- то бланк, Борис его быстро подписал и поставил печать. Бланк вручили Андрею и попросили позвать в комнату следующего кандидата на матпомощь.

По заранее разработанному плану Андрей быстро зашагал в направлении кассы за получением денег, а получив их, стал ждать Бориса на выходе из института. Через час приятели встретились, а ещё через полчаса подъехали на такси к ресторану «Арагви», расположенного, как известно, на улице Горького (сейчас Тверская).

Вышеописанную нехитрую комбинацию друзья проделывали ещё дважды. К сиротству у нас всегда относились с пониманием и сочувствием.

Севастополь

Замечательный город Севастополь – древний, красивый, чистый и интересный. В нём живут и работают хорошие люди, но кроме них в этом городе базируется Черноморский флот Советского Союза, в котором много кораблей, складов и арсеналов оружия. Вот на этот самый чистый флот нашей родины и направили нас, пятикурсников МВТУ им. Баумана Н.Э., в июле 1979 года на третью производственную практику в расположение бригады ракетных катеров, что находится рядом со всем известным Херсонесом. Ехали мы весело, поездом, в плацкартных вагонах, с гитарами, пивом и вином. По прибытии в город-герой нас, около ста человек, на двух автобусах привезли в так называемый «Экипаж», где быстро, без лишних разговоров коротко подстригли, переодели в матросские робы, ужасные б/ушные ботинки (по прозвищу «гады»), заставили гражданскую одежду упаковать в чемоданы и пешком, через весь город, повели к месту проведения практики. Такого произвола мы никак не ожидали. Присяги верой и правдой служить Отечеству ещё не давали, являлись людьми вольными, любящими учиться, но не в робах, гадах и коротких стрижках.

Жара стояла июльская: +28°С. Привели всю нашу команду к голубым воротам с якорями и красными звёздами, открыли, закрыли на замок, повели на второй этаж квадратного светлого здания. Там заставили сдать чемоданы в специальную камеру хранения, позволив взять только предметы личной гигиены, носки и нижнее бельё. Никаких джинс, рубашек, футболок. Покормили вместе с моряками срочной службы довольно сносным обедом, затем построили и объявили: «Расположение воинской части не покидать. Подъём в 7:00, 8:00 – завтрак, 9:00 – занятия по изучению матчасти (ракетные комплексы, стоящие на вооружении ракетных катеров), 13:00 – обед, с 14:00 до 16:00 – комендантский час (отдых, сон), с 16:30 до 18:00 – занятия, 22:00 – отбой. Увольнение в город в выходные дни, по распорядку». Шок – не то слово. Лето. +28°С, за забором город, море, девушки, вкусное крымское вино, а мы здесь, как дураки, должны сидеть в дурацких синих робах, потеть, поглощать информацию о каких-то катерах? Первый вечер и ночь, а спали мы в огромном зале – казарме, прошли тихо. Койки железные, тумбочки, табуретки, два стола. Всё. На первом этаже этого здания жили так называемые «партизаны» – это взрослые мужики 30-36 лет и старше, призванные на сборы и переподготовку в течение месяца. Они у себя курили, играли в карты и шахматы, вид имели небритый, мятый, и действительно напоминали партизан.

На второй день после занятий, проводимых офицерами этой воинской части, обеда, послеобеденного отдыха первые смельчаки рванули в «самоход». Забор, отделявший нас от вольной жизни, упирался в море, где военные мудрецы намотали на бетонные блоки колючую проволоку, считая, что такую суровую преграду пройти невозможно. Но море ведь тёплое, ночи тёмные, а за забором музыка, жизнь и масса приятных соблазнов. Первоходцы просто заходили в море, держа в одной руке штаны от робы и деньги, не сданные вместе с чемоданом, заплывали метров на сто, обходили проволочную преграду, выходили на зазаборный пляж, обсыхали немного и шли в ближайший магазин. Вечером второго дня пребывания «за непроходимым забором» у нас появились вино и сигареты, гитара и молодость дополняли радость бытия. На третий день начались массовые заплывы за преграду, и военное начальство заволновалось. Были вызваны из городской гостиницы наши институтские кураторы, отлично отдыхавшие без нас, что отражалось на их сытых загорелых лицах.

Утром нас опять построили и в присутствии преподавателей принялись серьёзно ругать за «неправильное» поведение и нарушение воинской дисциплины. Приплели ещё, что мы своим скверным поведением разлагаем личный состав части и плохо влияем на живущих этажом ниже «партизан».

Стоящая в двухшереножном строю ватага студентов дружно начала вопить о нарушении прав и свобод личности, требовать ежедневного выхода в город и уважительного к себе отношения.

После короткого совещания командиры объявили, что нам в течение двух часов будет выдана парадная форма одежды, выписаны увольнительные, а после обеда мы сможем отправиться официально в город. Как сказали, так и сделали. Военные моряки слов на ветер не бросают. Всем выдали белый верх, чёрный низ (брюки-клёш), ремнями и бескозырками нас уже обеспечили раньше. В 15:00 мы все с официальными бумагами на руках отправились гулять и наслаждаться волей. Наша группа, в неё входило всего восемь человек, так как остальные юноши сумели как- то «откосить» от этой практики и не поехали в чудесный Крым, сразу направилась в сторону Херсонеса. Ребята из других групп быстро пропали из вида, растворились в городе.

План действий состоял из трёх незатейливых действий. Действие первое – ищем магазин и покупаем там местный напиток под названием «Кальвадос». Действие второе – с напитком, закуской и сигаретами идём на пляж. Купаемся, пьём вкусный местный бренд, загораем, играем в карты, а далее наступает третье действие – идём гулять, на танцы, искать девчонок и танцевать. Как спланировали, так и сделали. Купили что хотели, пришли на пляж, сбросили ненавистную жаркую форму и нырнули в море. Накупались, выпили, ещё искупались и сели играть в карты. Всё это действо происходило на городском пляже рядом с Херсонесом. Люди, окружавшие нас, с недоумением наблюдали, как военные моряки бросили как попало красивую морскую форму, к которой в этом городе относились все очень трепетно и уважительно, искупались, выпили много вина и сели играть в карты, куря сигареты и весело обсуждая предстоящий вечер. Для тогда закрытого города Севастополя – это явление означало верх цинизма, безобразия и распущенности. Мобильников в те годы ещё не изобрели, но кто-то из бдительных граждан, видимо, сбегал до телефона и сообщил куда следует. Мы наслаждались волей, солнцем и морем меньше часа. Нас окружил суровый военный патруль, потребовал документы и всех тут же арестовал. Пляж торжествовал. Бузотеры и осквернители «святой» военной формы схвачены и будут строго наказаны.

Патрульная машина доставила всю компанию в комендатуру, а там нас ждали соплеменники в большом количестве. В течение ещё двух часов почти все наши студенты сидели в одной большой камере. Степень опьянения у всех разная, кто как успел. Жарко: +28°С. Ближе к вечеру всех привезли в нашу часть и даже не ругали. Видимо, поняли свою ошибку.

На следующий день парадную форму, так нами опозоренную, у нас изъяли, выдали гражданскую одежду. И теперь каждый день после обеда мы уходили в город в джинсах и майках, но просьбу военных не пить слишком много уважали. Употребляли в меру.

А Севастополь всё-таки замечательный город!

Ушиб головы

Если вы когда-либо учились в серьёзном техническом институте (университете), то должны помнить, что такое зачётная неделя перед сессией. Без сданных зачётов вас не допустят к сессии, что равносильно отчислению за неуспеваемость. Никаких двоек. Просто недопуск к экзаменам – и всё, до свидания. Поэтому студенты всегда и во все времена стремились сдать зачёты всеми правдами и неправдами.

Андрей Трушин не успевал сдать последний зачёт, его уже дважды завернул преподаватель. Оставалась одна попытка, а до конца зачётной недели всего два дня. Приехав домой, что-то съел за ужином у мамы, закрылся в своей комнате. Мысли горькие и унылые заполнили весь мозг, но интуиция подсказывала: «Не сдавайся. Ищи выход. Думай». Провалявшись час на диване, позвонил однокласснику, другу и коллеге по институту Саньке Зотову, учились на одном потоке в разных группах. «Сань, привет. Пойдём прогуляемся, совет нужен». Саня ответил отказом от прогулки, но пригласил к себе пообщаться и обсудить проблемы. Андрей быстро оделся и через пятнадцать минут звонил в Санькину дверь. Открыла его мама, Лидия Ивановна, добрейшая женщина. Всегда, ещё со школы, хорошо относилась к Андрею. «Здравствуй, Андрюша, заходи. Давно тебя у нас не было. А почему такой хмурый?» Лидия Ивановна улыбалась и действительно была рада его видеть. Андрей: «Здравствуйте, Лидия Ивановна. Есть проблемы. Вот зашёл с Саней посоветоваться». Из своей комнаты вышел Саня, поприветствовал друга, и они уединились вдвоём.

Андрей коротко описал ситуацию. Саня всегда очень быстро соображал, учился хорошо в школе и в институте. Выслушав и оценив остроту проблемы, предложил единственный, по его мнению, вариант: «Надо переносить сессию. Вернее, зачётную неделю, дней на пять, семь. Иначе не выкрутишься. Ты, вот что, пойдём к маме, она же врач, если ты помнишь, должна помочь». Они направились на кухню, где Санькина мама пила чай и что-то читала. Саня быстро изложил надвигающуюся катастрофу и попросил маму помочь Андрею.

Лидия Ивановна улыбнулась, вздохнула и сказала: «Конечно, помогу. Ушиб головы тебя устроит? В твоей поликлинике с таким диагнозом тебе в освобождении отказать не посмеют». Андрей: «Конечно, устроит. Куда ехать?» Лидия Ивановна: «Приезжай завтра к 10:00 на Большую Пироговскую в “травмпункт”. Саша расскажет тебе, как доехать». Андрей: «Да, найду завтра, в 10:00 как штык буду».

Вернулись к Сане в комнату. Андрей: «Я всегда думал, что твоя мама терапевт». Саня: «Она хирург. Много лет работала заведующей отделением хирургии, а сейчас, говорит, устала и ушла в травмпункт».

На следующий день в 10:00 Андрей получил из рук Лидии Ивановны заветную справку с синими треугольными и круглыми печатями на серьёзном бланке травмпункта. Справка подтверждала падение и сильный ушиб головы. С этой замечательной справкой Андрей примчался в институтскую поликлинику, потому что только она давала справку об освобождении от учёбы. Отсидев очередь, состоящую из грустных «больных» студентов, вошёл в кабинет врача. Врач, изучив справку, спросил: «Как вы упали, где?» Андрей: «Да на катке. Упал на спину и сильно головой об лёд. Очень больно было». Врач внимательно осмотрел его голову, синяка и шишки не нашёл. «Скажите, после удара головой у вас были синие круги перед глазами? Вас тошнило?» Андрей: «Да, были. Большие и очень синие». Врач: «О, тогда у вас сотрясение мозга и вас надо срочно госпитализировать. Дело очень серьёзное». Андрей: «Ой, нет. Вы знаете, я ошибся. Круги были маленькие и совсем не тошнило. Так покачало немного, туда-сюда и всё». Врач: «Смотрите. С этим шутить нельзя, могут быть осложнения, гематома внутри головы. Последствия таких ударов бывают очень опасные». Сказав это, врач выдал ему освобождение на семь дней с обязательным постельным режимом, покоем и тишиной.

Андрей благодаря «ушибу головы» получил трудовой зачёт, допустился к сессии, сдал экзамены без хвостов и был счастлив.

Мордобой

Жизнь в нашей стране средины 70-х годов, ещё не достигшей стадии «развитого социализма», шла размеренно, по утверждённому партией и правительством порядку. Студенты, будучи неотъемлемой частью советского народа, также жили по определённым правилам и установкам. Одним из таких незыблемых правил являлась поездка студентов всех вузов после второго курса на «картошку». «Картошкой» тогда называлась работа в колхозном (совхозном) поле по сбору урожая морковки, капусты, свёклы и картошки. Выезжали на эти сельхозработы не только студенты, но и трудовые коллективы заводов, разнообразных НИИ, КБ, учреждений и даже школ. Делалось это по одной простой причине – нехватке рабочих рук для сбора урожая. Механизация труда отсутствовала, поэтому трудились все вручную, на коленях, согнувшись и в других разнообразных позах. Этот нелегкий труд, разумеется, не оплачивался и осуществлялся как шефская помощь города бедной уставшей деревне.

В социализме вообще люди много делали без оплаты их труда. Кроме картошки – это субботники и воскресники, сбор металлолома, ударный труд в пользу воюющего Вьетнама и многих других борцов за свободу.

Происходил сбор урожая всегда в сентябре, редко в начале октября. Наша группа не избежала этой весёлой участи и была направлена на сбор свеклы и морковки в Луховицкий район Подмосковья, рядом с живописным берегом реки Оки. На «картошку» поехала половина нашей группы, другая половина «откосила» от этой «забавы», прикрывшись справками о слабом здоровье и другими не менее ценными документами. Всего наша команда составила четырнадцать бойцов, готовых помогать родине собирать гниющий в земле урожай. Наш курс, около двухсот человек, привезли на автобусах и разместили в трёх длинных бараках, построенных, видимо, давно для таких как мы, сезонных сборщиков корнеплодов. Руководителями всей этой студенческой братии являлись преподаватели факультета и, естественно, партийно-комсомольские активисты. Погода стояла замечательная, тёплая с ласковым осенним солнышком. В первый же вечер пошли купаться на Оку, девочки налево, мальчики направо, потому как плавки и купальники никто не брал, купались голыми. Вода бодрила, но совсем ещё не остыла.