Читать книгу: «Взрослые игры», страница 2

Юбер добавил вина в бокалы. Лёгкий анисовый аромат кондриё снова поплыл над столом и защекотал ноздри.

– Я оставил Париж без сожаления. Купил руины этого замка и начал новую жизнь: спокойную, созидательную. Было в этом что-то метафоричное. Я строил его на руинах своего прошлого, добывая оттуда камни для фундамента новой жизни. – Юбер разглядывал свои натруженные руки.

– Мои бывшие друзья и знакомые до сих пор не понимают меня. «Оставить Париж ради этой глухомани! Это невозможно!» – он оживился, изображая удивлённых знакомых. – А мне здесь хорошо. Я созвучен с Ардешем даже не настроением, а мироощущением.

– У вас есть дети?

– Нет. Мы с Селин живём вдвоём. Даже с родственниками не общаемся, – ответил Юбер и замолчал.

– Извините, – пробормотал я, чтобы сгладить неловкость от моей неделикатности.

– Всё нормально! Старость в силу скорой неизбежности смерти избавлена от необходимости лжи и кокетства, – ответил Юбер, грустно улыбнувшись. – Когда переходишь черту, за которой начинается прямая дорога в личную вечность, ко многому начинаешь относиться иначе.

– Вы слишком правдиво видите безрадостное будущее, мсьё. Мне кажется, что старость – это не возраст, а мироощущение.

– Не торопитесь узнать это на своём опыте. – Юбер улыбнулся уголками глаз. По правде говоря, я даже не понял, улыбнулся он или скривился. – Первый раз я осознал свою старость, когда мне было около семидесяти. Лишь потом, внимательно наблюдая за собой, я догадался, что она пришла ко мне раньше. И долгое время жила во мне не узнанной. Её ведь замечаешь не сразу. Сначала перестаёшь удивляться людским странностям, тебя начинают раздражать чужие привычки, детский смех, чужое счастье. Потом начинаешь раздражать себя сам. И вдруг в какой-то момент осознаёшь, что ты – уже не ты, а желчный, вечно брюзжащий старик. Старость незаметно проделывает этот трюк с подменой. И, самое печальное, что это давно было заметно всем, кроме тебя самого.

Юбер говорил спокойным монотонным голосом, глядя мимо меня. Слишком медленно для француза, словно пытаясь замедлить ход времени. Мы помолчали каждый о своём, глядя, как вино колышется в бокалах. Через несколько минут на террасу вышла Селин. Она несла большое дымящееся блюдо с индейкой в каштанах. С её приходом двор замка наполнился уютными ароматами домашнего очага, а наш разговор – новыми смыслами.

Мы пили вино, ели, разговаривали. Юбер вспоминал истории из своей жизни и время от времени шутил, не меняя при этом невозмутимого выражения своего лица. Я рассказывал о стране, где полгода царит зима, и люди не отогреваются даже летом, живя, словно в летаргическом сне. Где старостью заражены даже молодые. Селин смеялась, игриво глядя через бокал то на мужа, то на меня. Время от времени она поправляла волосы, невзначай касаясь своей рукой меня. Когда пришло время, я встал, слегка пошатываясь, из-за стола и уже собрался благодарить радушных хозяев. Они поднялись вслед за мной и переглянулись. Селин едва заметно кивнула, и Юбер сказал своим негромким голосом:

– Если не возражаете, мсьё, мы бы хотели угостить вас чем-то особенным. Приглашаем пройти в гостиную.

– Это очень мило с вашей стороны.

Странный тон Юбера и таинственность супругов заинтриговали меня, и я пошёл вслед за ними.

– Подождите немного здесь. Мы скоро присоединимся.

– Конечно.

Пока хозяева отсутствовали, я осмотрел помещение. Средних размеров гостиная была со вкусом декорирована в стиле гранж. Атмосфера была по-деревенски простая и уютная. Мягкий свет торшеров золотил овечьи шкуры на креслах. Белый потолок с деревянными балками перетекал живописными волнами на светлые каменные стены. На потёртом состаренном паркете лежали небольшие островки ворсистых ковров. Выбеленные резные рамы зеркал и фотографии в патине на стенах создавали эффект присутствия в помещении множества людей. Несколько лаконичных кресел и диван, стол со стульями, старинный деревянный комод и открытые полки с книгами – вот, пожалуй, и всё убранство комнаты.

***

Меньше чем через четверть часа супруги вошли в комнату. Юбер торжественно нёс перед собой серебряное запотевшее ведёрко с бутылкой шампанского. Лёд в ведёрке призывно звенел при каждом его шаге. Следом за ним с сырной тарелкой шла жена в полупрозрачном сером платье. Лёгкая ткань струилась по бёдрам Селин, и сквозь неё вызывающе просвечивал чёрный треугольник её лобка. «Показалось», – подумал я и деликатно отвёл глаза.

Бутылка выдохнула пробку, и, треща пузырьками, шампанское вырвалось из своего стеклянного плена. «Ваше здоровье!» – наши высокие бокалы глухо стукнулись своими боками. Сделав несколько глотков, Юбер медленно удалился в угол комнаты, а Селин повела меня вдоль стены, увешанной фотографиями, комментируя их по ходу. Я шел чуть сзади, совсем близко, и вдыхал её аромат. Так пахнет сухая веточка лаванды на замшелом разогретом на солнце камне. Её голос, чуть громче шёпота, был наполнен настоявшимся томлением. Мне казалось – она флиртовала со мной, воркуя всем телом. Оглянувшись, я увидел, что Юбер с явным интересом наблюдает за нами.

– Поцелуйте меня, – вдруг негромко сказала Селин, повернувшись. Ее влажные пухлые губы были совсем рядом с моим лицом. Я удивился бровями и показал ей взглядом на мужа.

– Мы оба этого хотим, – продолжила Селин, – мой муж вас угощает! Ну, что же вы медлите? Я жду ваших поцелуев.

От неожиданности я замешкался и снова глянул на Юбера, ища у него одобрения. Тот чуть заметно кивнул и напутствовал меня поднятым бокалом. Я взял Селин за подбородок и поднял её лицо вверх. Она прикрыла глаза и подалась ко мне своими чувственными губами. Её соски набухли под платьем большими сильными почками магнолий.

Я до сих пор отчётливо, в деталях, помню, как легко, еле касаясь, трогал брови и закрытые глаза Селин своими губами. Как чувствовал кожей её неспокойное дыхание. Как касался своими губами её губ: сначала нежную верхнюю, с еле ощутимыми мягкими волосками, потом дерзко выпирающую нижнюю.

В это время Юбер подошёл к жене сзади. Его руки легли на бёдра Селин, подобрали подол её платья и медленно потянули вверх, обнажив шёлковое кружево лобка. Бёдра Селин были тяжёлые, немного грузные, но именно поэтому они казались мне невероятно привлекательными. Когда я коснулся её междуножья, Селин встрепенулась. Её ноги задрожали, передавая дрожь всему телу. Юбер тоже слегка вздрогнул как от слабого электрического разряда.

Замерев на несколько мгновений, он положил свои руки на плечи жене и слегка надавил на них. Селин опустилась на колени и расстегнула мои брюки. Я вырвался навстречу ей взволнованной плотью. Юбер, не отрывая глаз, смотрел за происходящим. Он мягко подтолкнул голову жены ко мне. Как только она коснулась губами моего члена, лёгкий, еле заметный тик пробежал по его лицу. Мы все на миг замерли. А потом тягучее, вязкое время ардешского вечера стремительно сорвалось в галоп. Лицо Юбера разрумянилось, дыхание участилось. Это был уже не тот усталый от жизни пожилой мужчина, каким я узнал его. Руки Юбера скользили по телу жены, словно дирижируя ею: вот она встала, вот она наклонилась, вот она села на меня…

Когда Селин затрепетала и замерла, Юбер выждал некоторое время, бережно взял её голову своими руками и нежно поцеловал в волосы. Это было само целомудрие сладострастия. Селин поцеловала меня, потом его и удалилась, сказав лишь: «Спокойной ночи, мсьё». Юбер ушёл следом за ней.

***

Я вышел на террасу, поднял глаза к мерцающим точкам бездонного южного неба и надолго застыл, миг за мигом переживая произошедшее. Подарок был королевский, но меня не покидало ощущение, что я помимо своей воли стал участником спектакля режиссёра Юбера. И одновременно Юбера-зрителя, ради которого этот спектакль был сыгран. Он доверил мне роль, для которой был уже стар, и наслаждался моей игрой на сцене своего воображения. Я желал продолжения, но режиссёрский замысел, увы, непостижим для марионеток. Оставалось лишь надеяться, что у спектакля будет 2 акт.

Через какое-то время на террасу вышел хозяин замка.

– Вы прекрасно смотрелись с Селин. Я не смутил вас своим присутствием?

– Отнюдь, мсьё! Благодарю за столь изысканное угощение. Надеюсь, всё было достойно? – мне неловко было встречаться с ним взглядом.

– Мы с Селин очень рады, что вечер выдался таким приятным. Вы ей понравились. Я давно не видел свою жену столь взволнованной. – Глаза Юбера светились ярче звёзд на небе над нами. – Если желания снова приведут вас к Селин, я буду рад.

– Ценю ваше великодушие. Она удивительная женщина!

– И очень страстная.

– О да! Я до сих пор не могу остыть.

Мы стояли рядом, опершись на ограду террасы. Я смотрел вдаль, где в темноте мерцали редкие огни жилищ, и ждал, что ещё скажет Юбер. Он закурил сигарету, выпустил струйку дыма к звёздам, немного помолчал и продолжил в своей неторопливой манере:

– К сожалению, кроме любви и заботы я больше ничего не могу предложить своей жене. Моей жизненной силы осталось только на нежные взгляды и прикосновения. Ржавчина старости разъедает мои руки пигментными пятнами. Я остываю вместе с Ардешем, а в Селин ещё горит огонь жизни. Огонь, которому нужен свежий воздух, чтобы гореть. Вправе ли я лишать женщину, которую люблю, земных радостей? Наша семья – не монастырская келья для её желаний. Женский темперамент нужно кормить оргазмами, тогда энергия жизни будет циркулировать по её телу, поддерживая молодость и красоту. И хоть малая часть этой энергии достанется мне.

– Вы не боитесь её потерять?

По лицу Юбера скользнула лёгкая усмешка изрядно пожившего, но не разочаровавшегося в жизни человека.

– Чего хочет женщина, того хочет Бог. Это был всего лишь секс. Потерять можно человека, которому ты безразличен. А мы с Селин любим друг друга.

– Вы ревнуете её? Я видел ваши глаза.

– Кто не ревнует, тот не любит. Только теперь моя ревность другая. Она уже не обжигает меня как раньше, а лишь распаляет огонь души. Риск сексуальной неудачи – не самая страшная плата за то, что ты пока ещё жив, будучи стариком. Я пробую спрятаться от неизбежной немощи в счастливых глазах Селин.

– Вы доверяете ей?

– Я понимаю, что любая женщина может легко обмануть мужчину. Особенно мужчину, влюблённого в неё. Но Селин доверила мне свою судьбу. Вправе ли я оскорблять её своим недоверием по мелочам?

– Вы ведь страдаете от этого, мсьё?

Юбер замолчал. За время этой выразительной паузы сигарета в его руках прогорела, и пепел упал на землю. Он выбросил окурок и сказал:

– Вечные муки в Преисподней – вот достойный повод для страданий. Всё остальное – лишь нереализованные возможности. Пока жизнь мне что-то даёт, я стараюсь взять от неё всё, что могу. Когда я вижу горящие глаза Селин – я счастлив. Её молодость великолепна и будет всегда мне освежающим глотком. Я получаю наслаждение от её запаха. Мои глаза жадно едят её тело. Мои пальцы взволнованно дрожат от прикосновений к ней. Я боюсь только одного: заразить мою Селин увяданием старости.

– Не бойтесь, мсьё. В вас горит такой огонь жизнелюбия, что многим молодым и не снилось. К тому же, мужской ум и благородство – лучшая оправа для женской красоты в любом возрасте! – я понимал, что мои слова – слабое утешение для Юбера. Но иногда доброе слово может облегчить душу.

– Я знаю, что говорю. Tout passé, tout cassé, tout lassé – всё проходит, всё ломается, всё увядает. Жизненный опыт не оставляет места для иллюзий. Старость заразна и отравляет молодость своей близостью. Я чувствую тление времени, смакую его минуту за минутой. Час за часом откусываю его отмирающую плоть! Старость – это падальщик, но не хищник. Она терпеливо ждёт своего часа, ходит рядом в ожидании скорой поживы. Постепенно ты привыкаешь к её неизбежности, а когда приходит время – впускаешь в себя без сопротивления. Поэтому радуйся настоящему и помни день сегодняшний! Ибо с него начинается вечность. Идите отдыхать, мсьё! А я побуду ещё один. Старики прекрасно ладят с бессонницей, – подвёл черту нашему разговору Юбер и закурил новую сигарету.

– Спокойной ночи, мсьё! – ответил я и пошёл спать.

***

Утром я проснулся от стука в дверь. Я обернулся полотенцем и пошёл открывать. На пороге стояли с подносами Юбер и Селин.

– Доброе утро, мсьё! Ваш завтрак. Скоро восход!

– Доброе! – ответил я непроснувшимся голосом.

– Вы хорошо спали?

– Спасибо, да, – протянул я, понемногу приходя в себя. – Как быстро пролетела ночь!

– Привидения не беспокоили?

– Им не удалось меня разбудить. Вы первые, кто меня побеспокоил.

Селин протёрла стол на балконе от утренней росы и постелила скатерть. Юбер неторопливо выставлял тарелки, приборы и блюда, оглашая каждое из них, как церемониймейстер на празднике:

– Традиционный французский завтрак: кофе, хрустящий багет, конфитюр из каштанов, ветчина, сыр, масло, апельсиновый сок. И домашний сливовый тарт. Селин сама его испекла. Я его очень люблю!

– Как это мило! Я обязательно его попробую и, возможно, смогу полюбить не меньше вашего.

– Вам налить кофе? Он отлично взбодрит! Это настоящий крепкий кофе, а не какой-нибудь американский горячий сок из носков.

– Будьте любезны!

– Держите, мсьё! – Юбер налил дымящийся ароматный кофе в большую чашку и подал мне её. – Будьте осторожны! Он обжигает как ревность.

– Я подожду, пока он немного остынет, мсьё. А пока буду наслаждаться его ароматом.

– И всё же его стоит пить горячим, – с особым выражением сказал Юбер.

– Тогда я буду делать это аккуратно, маленькими глотками, наслаждаясь каждым из них, – я принял его деликатную подачу.

– Уверен, что вы знаете, как правильно пить кофе, и знаете, как получить от него много удовольствия, – ответил Юбер. – Селин собирается на фермерский рынок в Вальс-ле-Бен. Если желаете попробовать на вкус настоящий Ардеш – можете составить ей компанию.

– С удовольствием, мсьё! Благодарю! И если мадам понадобится моя помощь, я всегда к её услугам. – Я повернулся к Селин.

– Вы очень любезны! Солнце взойдёт через несколько минут. Не будем вам мешать. Когда закончите завтракать – спускайтесь. Я буду ждать вас внизу, – ответила она. – Приятного аппетита, мсьё!

Супруги вышли. Они вели себя так, словно вчера ничего не произошло, и я по-прежнему был для них просто гость. На востоке над волнистым горизонтом уже светлело небо, напитывая тёмные холмы нежными красками утра. Солнце стремительно поднималось прямо на глазах. Его маленький красный край через пару минут уже полыхал огненным полукругом. Дома отбросили на землю длинные тени. Укутавшись в одеяло, я сидел на балконе и согревался воспоминаниями вчерашнего вечера, первыми солнечными лучами и обжигающим, как ревность, кофе.

***

Фермерский рынок захватил весь старинный центр Вальс-ле-Бена. Сегодня здесь билось сердце Ардеша. Главная площадь и прилегающие к ней улицы с раннего утра были заставлены автолавками, на витринах и полках которых фермеры разложили свои продукты. Развалы сыров, колбас, овощей и фруктов обещали моей неравнодушной к еде душе незабываемый гастрономический праздник. Продавцы щедро угощали покупателей, перебрасываясь с ними весёлыми, порой очень острыми, шутками. Ведь лучшие покупки совершаются в добром расположении духа.

Селин припарковала машину в проулке неподалёку. Мы влились в толпу и неспешно поплыли вдоль торговых рядов. Рынок встретил нас нежным мускатным запахом шарантской дыни, улетающим к вершинам окрестных холмов. Бледно-зелёная, с желтоватым оттенком, кожура бессильна удержать её ароматную душу в круглом сочном теле. Ещё вчера дынные мячики с неизменными десятью полосками на упругих шершавых боках лежали на разогретой южным солнцем сухой земле Прованса. А уже сегодня пожилой фермер из Кавайона спрашивает меня из-за прилавка: «Когда будете есть дыни, мсьё?» Потом выбирает из развала, тщательно вынюхивая, несколько штук и подписывает маркером на сеточке кожуры: «Сегодня, завтра, послезавтра».

– Мы заберём их на обратном пути, – говорю я фермеру, отсчитывая деньги.

– Не волнуйтесь! – отвечает он. – Они ждали вас всю свою жизнь. Подождут ещё немного!

За поворотом тропический аромат дынь сменился сладковатым запахом аниса. На овощном прилавке рядом с белёсой цветной капустой и нарядно-праздничной, слепленной из фантазийных фракталов романеско лежал прозрачнокожий, светящийся изнутри фенхель. Я лишь немного повернул голову в сторону – и вот уже кисловато-миндальные ароматы оливок защекотали в носу. Они лежали, искушая покупателей блестящими маслянистыми боками. Чёрные, фиолетовые, зелёные. Начинённые чесноком, перцем, анчоусами, лимоном, сыром. Рядом в стеклянных бутылях переливалось на солнце всеми оттенками жёлтого оливковое масло – жидкое золото Средиземноморья.

Ветер с центральной улицы принёс запах трюфелей, подвала и спермы. Это мясные ряды поманили нас белой, как мука, плесенью своих колбас и огромными окороками диких и домашних свиней. Сырная лавка завлекала запахами осеннего леса, грибов и тления. Огромные головы выдержанного, лежалого, сдавленного собственной тяжестью сыра возвышались над прилавком. И везде каштаны, каштаны, каштаны… Запахи плыли над домами, будоражили аппетит и побуждали покупать и пробовать всё это великолепие. Накупив две полные корзины продуктов, мы поехали домой.

***

В горах сочная зелень долин вдруг в одночасье исчезла, уступив место охре и ржавой меди. Я попросил Селин остановить машину на смотровой площадке, чтобы покормить глаза красками ардешской осени. Она вышла из машины вместе со мной. Недолго поблуждав взглядом по окрестным холмам, я взял её за плечи и поцеловал в шею. Селин на мгновение замерла, а потом деликатно отстранилась.

– Не стоит, мсьё.

– Но почему?

– Юберу бы это не понравилось, – ответила она.

– Мне показалось, он благословил нашу близость, – удивился я.

– Но не здесь и не сейчас. Нам стоит вернуться в замок, – твёрдым голосом ответила Селин.

– Как скажете, мадам. Извините.

Мы сели в машину и запетляли вниз по серпантину. Селин сосредоточенно молчала, глядя на дорогу. Её губы были плотно сжаты.

– Простите меня, мадам за бестактность, – извинился я повторно, чтобы нарушить звенящую тишину между нами.

Селин ничего не ответила, продолжая думать о своём. В её глазах стояли слёзы. Неожиданно в конце серпантина она заговорила:

– Долгое время мне здесь было так безмятежно, а сейчас… Я чувствую, что заражаюсь старением. Это ужасно! – сказала Селин дрогнувшим голосом. – Мне страшно признаться в этом мужу, но думаю, что он и сам всё понимает. Я задыхаюсь от объятий Ардеша: уродливых культей его старых платанов, влажного воздуха его долгой осени. Я вижу, как меняется мой муж. Он всегда был таким бонвиваном! А сейчас его жизнелюбие словно сковано льдом. И с каждым днём эти льды всё толще. Иногда мне становится страшно от мысли, что я замёрзну вместе с ним. – Селин знобливо повела плечами, словно в подтверждение своих слов. – Когда Юбер оставит меня, я не смогу здесь находиться. Уеду в Прованс или на Лазурный берег – куда угодно! Согреваться после Ардеша.

– А как же замок?

– Без Юбера мне здесь будет невыносимо. Особенно осенью и зимой, когда ночи долгие и тёмные. Да он и сам предлагает уехать отсюда.

– А Вы?

– А я молчу. Не хочу его расстраивать. Ведь этот замок – дело его жизни. Да что там! Он и есть его жизнь!

Селин остановила машину и несколько минут сидела, вздрагивая от слёз. Я провёл рукой по её волосам и попытался прижать к себе, но она решительно отстранилась. Успокоившись, Селин взяла себя в руки, и мы продолжили путь.

***

После обеда ветер с Атлантики принёс непогоду. Под затяжным холодным дождём Ардеш стремительно остыл и в одночасье стал бесцветным и неуютным. Я сидел в своей комнате и смотрел, как небо рваными клочьями серых облаков, словно губкой, стирает с холмов яркие краски осени.

Ближе к вечеру дождь прекратился, но небо так и не просветлело. Истощённые непогодой облака всё ещё лежали на холмах, укутав окружающий мир в туман. Я поднялся на донжон замка. Деревня внизу лишь угадывалась. Каменные дома, словно стадо промокших овец, жались друг к другу, чтобы согреться в наступивших сумерках. Время от времени и они исчезали из вида в вязкой серой пелене, медленно плывущей над холмами. И вдруг в какой-то момент туман стал сиреневым. Все звуки пропали и наступила абсолютная тишина. Ардеш погрузился в лиловый сон. Я спустился вниз и побрёл по оцепеневшей деревне, лишь угадывая размытые очертания стен и узкие коридоры средневековых улиц сквозь лавандовое молоко. Я шёл наугад скользя рукой по серым камням, пропитанным влагой. Туман скрадывал звуки моих шагов. Неожиданно стены расступились, и я из узкого прохода между домами вышел в никуда. Вокруг меня был лишь густой сиреневый туман. Осторожно ступая с вытянутыми вперёд руками, я наткнулся на Селин, стоящую у невысокой каменной ограды. От неожиданности я вздрогнул.

– Осторожно мсьё! Дальше начинается пропасть, – сказала она чуть слышно. Тем не менее тихий звук её голоса отчётливо прозвучал в вязкой тишине.

– Видимо, судьба послала мне вас, чтобы уберечь от неизбежного падения, – так же тихо ответил я.

– Хотите виноград? – Откуда-то из тумана Селин вынула тёмную плотную гроздь и поднесла к своему лицу, словно прячась за ней. Её окрашенные соком губы шевелились прямо перед моими глазами.

– У тебя на губе капелька виноградной крови. Вот тут. – Я отодвинул лицом гроздь и лизнул, чуть касаясь, верхнюю губу Селин. Она вздрогнула, но не отстранилась как днём, а подалась мне навстречу.

– А ещё тут, тут, тут… – Словно бабочка крылом, мои губы касались её лица, глаз, мочек ушей, шеи. Виноградная гроздь упала на землю. Платье медленно сползло к ногам Селин. Не отрываясь от её тела, я спустился вниз по чувственной тропе удовольствий, наслаждаясь по пути знакомыми пейзажами и не пропуская ни малейшей детали. Сиреневый туман пьянил, как вино, и не располагал к благоразумию. Запах прелых листьев и сырости оврага, необъятной мглы неба и многовекового камня, истекающей от желания ночи, запах минеральный и настоящий, смешался с запахами женского тела и секса.

Внезапно туман рассеялся. Уползающие по холмам, словно испуганные демоны, облака обнажили мир вокруг: ночные фонари, серые камни старой стены и маленькое открытое окно на ней, в котором тускло мерцал огонёк сигареты Юбера.

***

Наутро Селин принесла мне завтрак одна. В открытое окно задувал прохладный ветер.

– Ваш прощальный завтрак, мсьё!

Она поставила поднос на столе в комнате, а сама сбросила халат и нырнула ко мне под одеяло, прижавшись всем телом. Её бил озноб.

– Вы дрожите! Что случилось?

– Согрейте меня! Скоро зима. Она будет длинной, – голос Селин звучал пронзительно. – Но сегодня я хочу насладиться последними тёплыми днями своей осени.

Взволнованный трепет Селин передался и мне. Меня лихорадило от нахлынувшего возбуждения. Мои руки поплыли по волнам её дрожащего тела. Сильная жаркая волна накрыла меня, и я снова потерял ощущение времени…

Мы лежали в разметавшейся постели, когда через открытое окно послышалось, как внизу хлопнула дверь, и захрустела галька под ногами Юбера. Тонкая струйка сигаретного дыма долетела до меня. Я встал, вышел на балкон и налил кофе.

– Доброе утро! Прекрасный день! Как дела? – поздоровался Юбер, задрав голову.

– Здравствуйте, мсьё! Благодарю. Всё прекрасно!

– Не задерживайте мою жену надолго. У неё сегодня много дел.

– Я уже иду, дорогой! – звонко отозвалась из комнаты Селин. Она встала, запахнув халат, быстро глотнула свой кофе, поцеловала меня и сказала, чуть понизив голос:

– Прощайте, мсьё!

– Прощайте, Селин! Пусть ваша осень будет тёплой и солнечной!

После завтрака я быстро собрал вещи и, не прощаясь с хозяевами, продолжил свой путь вдоль извилистого Ардешского каньона.

«Глубоко в душе Ардеш нелюдим. Лишь нечастые гости на петляющих дорогах, огороженных замшелыми камнями, бередят его воспоминания. Каждый прожитый здесь день приближает нас к нашей осени…»