Прибежище богов

Беседуя, мы медленно удалялись в сторону от основной группы людей капитана Серегина.

– А потому, – улыбнувшись, ответил священник, – что мы их никогда не зовем, но особых проблем их визиты нам не доставляют, а иногда от них даже бывает польза, вот потому они и «немного незваные».

– И что, правда, что один из этих гостей – сам древнегреческий бог Гермес? – задала я следующий вопрос, снедаемая любопытством.

– Правда, – серьезно ответил тот, задумчиво оглаживая бороду, – только вот сам эпитет не очень-то подходит старому плуту. Так, мелкий сводник и мошенник – почти что мальчик на побегушках. Впрочем, сегодня вечером вы, Елизавета Дмитриевна, сами все увидите и, может быть, даже пощупаете. А сейчас начинайте свой рассказ о том, как вы оказались здесь, и не стесняйтесь – никто нас теперь не услышит.

Только после этих слов я обратила внимание, что куда-то пропал шум, обычный для большого скопления народа; нас обволокла плотная, как ватное одеяло, почти ощутимая на ощупь тишина. Я посмотрела назад, желая убедиться, что мы отошли в сторону на два десятка шагов, а не на пару верст. И лагерь, и люди с животными оказались на месте, только теперь с их стороны к нам не долетало ни звука.

– Я поставил «полог молчания», – коротко объяснил священник, – этому заклинанию обучил меня отрок Димитрий, и это одно из немногих заклинаний общей магии, которые приличествуют моему сану. Иногда мне надо принять исповедь, как сейчас, или просто помолиться наедине с собой и с богом, и тогда эта штука здорово меня выручает.

Надо же, какой необычный батюшка… Другой бы упал в обморок и впал в истерику только от одного слова «магия», не говоря уже и обо всем прочем. Кстати, есть у меня к нему еще один вопрос…

– Отче, – с придыханием произнесла я, – а правда, что вы собственноручно сразили и повергли в прах отродье самого дьявола?

– Сразил и поверг, дочь моя, – ответил тот, – и не одного, а как минимум трех. Одного очень сильного, который и затянул сюда всех нас, и двух других значительно слабее. Но основная заслуга в этом все же не моя – я был в этом деле всего лишь инструментом, проводником воли того, кто значительно выше, мудрее и сильнее меня, простого православного священника. Я понимаю, что тебя мучают ужасные сомнения, но если ты все же хочешь выслушать наш с ним совет, то давай наконец приступай к своей исповеди.

– Хорошо, отче, – сказала я и начала свой рассказ, который не буду приводить, потому что тайна исповеди для меня священна. Отец Александр, думаю, тоже не будет распространяться о том, что он от меня услышал. Говорила я примерно час или больше, и когда я наконец выложилась вся до дна и замолчала, закат на небе сменился глубокой звездной ночью, и только алая плоска вечерней зари на западной части горизонта указывала то место, куда закатилось дневное светило. Закончив дозволенные речи, я испытала необычайное облегчение и умиротворение – как говорила моя нянька в те времена, когда я была еще совсем ребенком: – «Будто Христос босиком по душе прошел».

Батюшка, выслушав меня, некоторое время помолчал, уйдя в себя, будто собирался с мыслями, или с кем-то советовался. Я с облегченной душой терпеливо ожидала его ответа, думая лишь о том, доведется ли мне теперь вернуться в родной мир и отчий дом, или же так и предстоит все оставшиеся мне дни скитаться по совершенно чужим для меня местам. Потом наконец, видимо, приняв какое-то определенное решение, он снова обратил внимание на мою скромную персону и заговорил, только на этот раз голос его был каким-то не таким, как раньше, и от его звуков кожу буквально обдавало морозной волной. И тут каким-то шестым чувством я поняла, что на этот раз со мной говорит отнюдь не отец Александр, и от волнения мне даже сдавило грудь…

– Знаешь что, дочь моя, – сказал этот голос, – тебя измерили, взвесили и сочли годной, несмотря на то, что ты еще не достигла совершенства. Оставь в прошлом свою гордыню, родовую спесь и гонор. Гордись только теми делами, что сделаны тобой лично, а подвиги предков – это теперь всего лишь история. Помни, что вместе с людьми Серегина ты сила, способная свершить множество великих дел, а без них ты исчезающее малая величина, которую вихри грозных событий подхватят как пушинку и развеют в прах. Ты поняла меня, дочь моя?

– Поняла, Отче, – взмолилась я, дрожа всем телом; дыхание мое было хриплым и порывистым, – но ведь они из другого мира и совсем чужие для меня и всего, во что я верила с самого детства. Мы даже слов друг друга иногда не понимаем, не говоря уже о том, чтобы, как говорит капитан Серегин, разделить цели и задачи.

– Ты не права, дочь моя, – ответил мне тот же голос, – ты можешь и должна понять и полюбить их, потому что иначе, возможно, погибнешь ты, погибнут они, погибнет этот несчастный мир, а также множество других миров, среди которых и твой мир, единственный для тебя и неповторимый. На самом деле люди того мира не так уж сильно отличаются от твоих знакомых и друзей. Ты только присмотрись к ним внимательно и сама это увидишь. А теперь иди с Богом, дочь моя, делай, что должно и да свершится что суждено.

* * *

Анна Сергеевна Струмилина

Сразу, как только мадмуазель Волконская ушла на разговор с отцом Александром, Димка взял меня за рукав и потянул в другую сторону.

– Анна Сергеевна, Анна Сергеевна, – взволнованно зашептал он, – эта тетя Елизавета на самом деле совсем не то, чем она кажется, честное слово, совсем не то.

– А что же она тогда такое? – спросила я, – неужели переодетый дракон?

– Да нет! – мотнул головой Димка, – не дракон это точно, камень говорит, что у них совсем другие приметы. Просто она, так же как и тетя Ника, изнутри тоже значительно больше, чем снаружи, что может указывать на скрытую внутри нее магическую сущность или особые способности.

– А может, она беременна? – сказала я наугад, – вот тебе и дополнительная внутренняя сущность. Ведь живот у женщины в таких случаях тоже начинает расти далеко не сразу.

– Нет, – ответил мальчик, – беременность тут совсем ни при чем. Совсем другие изменения в ауре и внутренней энергетике. Разве что срок у нее очень ранний, а будущему ребенку предназначено стать величайшим магом всех времен и миров.

– Так значит, – полуутвердительно-полувопросительно произнесла я, – внутри мадмуазель Волконской скрываются какие-то необычайные магические способности?

– Вот именно, Анна Сергеевна, – обрадовался Димка моей догадливости, – точнее и не скажешь. Магические способности и так дело необычайное, но тут речь идет о такой их редкой форме, что я даже затрудняюсь назвать область их возможного приложения.

– А может, она тоже маг разума? – спросила я, – ведь может же чисто интуитивно отличать ложные утверждения от истинных и наоборот.

– Да нет, – отмахнулся Димка, – не то… Маг разума она слабенький, и ее очень легко обмануть, соврав не напрямую, а через кого-то, кто сам был обманут. Эту способность я прекрасно вижу, и она прикреплена совсем не в том месте, где сидит основной талант, который меня и беспокоит. К ней тоже надо подобрать ключ, и как можно скорее.

– Спасибо, Дима, что предупредил, – поблагодарила я мальчика и тут же спросила, – а без ключа ты не сможешь установить, какой у нее основной талант, или хотя бы к какой области магии он относится?

– Нет, Анна Сергеевна. Был бы я настоящим дипломированным магом с опытом и квалификацией, то тогда да, а поскольку я всего лишь мальчик, нахватавшийся верхушек из самоучителя, то я ничего не могу с этим сделать.

– Понятно, – ответила я, и, предупредив Димку, чтобы он стоял на этом месте и никуда не уходил, пошла искать капитана Серегина, чтобы сообщить ему «радостную» новость о наличии в нашем отряде еще одного не инициированного, но очень мощного мага, который, если что пойдет не так, разнесет в мелкие дребезги всех нас и еще пару-тройку сотен квадратных километров местной поверхности… Да нет, шутка. Конечно, я не сделаю этого – не собираюсь я создавать панику, выставляя себя истеричной дурой. Но что-то мне подсказывает, что необходимо предпринять некоторые действия, чтобы избежать нежелательных последствий…

У капитана Серегина были свои проблемы. Он никак не мог оторвать от себя вцепившуюся как клещ Асю, которая встречала своего героя так, как будто он только что спускался в логово дракона и живым и невредимым вернулся оттуда обратно.

Помимо выражения чувства радости от благополучного возвращения любимого героя, Ася успела устроить ему выяснение отношений по поводу нарисовавшейся в нашей компании мадмуазель Волконской. Она хмуро поглядывала на эту самую мадемуазель, спрашивая у Серегина, кто это, мол, такая. Он терпеливо все ей объяснял – вроде бы спокойно и без напряга, но я-то чувствовала, как ему неловко. Уж да, Елизавета – это вам не древнеримская деревенщина Туллия. Это светская львица с хорошо развитым чувством собственной важности и умением нравиться мужчинам. И Ася безошибочно, каким-то врожденным женским чутьем поняла, что мадмуазель Волконской захочется пренепременно завоевать самого статусного мужчину в нашем сообществе.

Пришлось шугнуть малолетнюю влюбленную, чтобы она не доконала до конца нашего командира, но будьте уверены, едва только я скроюсь с горизонта, как тут же все начнется сначала. Но пока Серегин с явным облегчением посмотрел ей вслед, а потом спросил у меня, чем он обязан такой любезности.

Я, как могла, объяснила суть дела, указав взглядом на беседующих о чем-то своем отца Александра и мадмуазель Волконскую, и напомнив, что такая же проблема висит на Нике, о которой нам известно даже то, что ее стихия – огонь, с которым не шутят. Нужны амулеты! И чем скорее, тем лучше.

Вздохнув, Серегин предложил пройти к Змею, который собирал у себя обменный фонд из разного рода побрякушек. Обычно все камешки и украшения, попавшие в наши руки, проверял Димка-Колдун, но сегодня он пока еще не брался за это дело в отношении тех вещей, которые мы забрали у разгромленной банды амазонок.

Я махнула рукой Димке, и мы втроем пошли искать Змея. Поскольку Земля круглая, а лагерь маленький, мы его, конечно же, довольно быстро нашли, поскольку он совсем не прятался, а уминал из котелка выданный поварихами ужин из гороховой каши с мясом и овощами. Вкуснейшая, надо сказать каша, надо будет взять у Клавдии рецепт.

Услышав, зачем мы пришли, Змей отодвинул свой котелок, и со вздохом (не дают поесть человеку) извлек на свет божий из-за пазухи большой кисет с драгоценным конфискатом, после чего просто и незатейливо вывалил сокровища на пару миллионов долларов поверх чистой холстины, заменяющей ему скатерть. Димка тут же начал перебирать перстни, кулоны, печатки, цепные фероньерки и прочую дребедень, отличающуюся от бижутерии только ценами в условных единицах с четырьмя-пятью нулями.

Внезапно Димка, негромко вскрикнув, вытащил из общей кучи изящное украшение с одним крупным рубином и несколькими черными агатами поменьше, которое можно было носить и как кулон, и как фероньерку.

– Анна Сергеевна, – авторитетно заявил он, – вот эта штука наилучшим образом подойдет Нике. Для Елизаветы Дмитриевны тут, к сожалению, ничего нет. Нужен довольно крупный изумруд, форма не имеет значения. Товарищ капитан, наверное, надо пересмотреть наши старые запасы, взятые еще в разоренном селении и в ущелье.

– Если надо, то надо, – сказал Серегин, и мы пошли к специальной вьючной лошади, на которой и хранилась наша казна. Дело в том, что весь мой подопечный контингент был полностью уверен, что на вьюки этой пегой флегматичной кобылы наложено заклятье, которое при попытке прикоснуться к нашим сокровищам тут же разнесет нечестивца в мелкие клочья. На самом деле мы ничего такого смертоносного на казну не накладывали, просто немножечко внушения и заклинание, аналогичное охранной сигнализации нашего мира, к тому же со снотворным эффектом.

Казна, как и ожидалось, оказалась на месте, но одним кисетом и куском полотна тут уже не обошлось. Я даже удивилась, когда узнала, сколько всякого полезного и бесполезного барахла порой таскают с собой разведчики. К числу таких предметов относился и большой отрез синтетического парашютного шелка, на который Змей и вывалил из пары брезентовых мешков все конфискованные у покойных тевтонов сокровища.

Драгоценности в том или ином виде при обыске находили если не у каждого кнехта, то уж точно у каждого сержанта или офицера, поэтому выбор у Димки был весьма широкий. Все-таки богатую страну сумели разграбить тевтоны – раз и через несколько десятков лет эхо этого богатства все еще лазает по карманам тевтонских солдат.

В драгоценностях Димка рылся довольно долго, нашел несколько изумрудов, но они ему чем-то не подошли и он продолжал разыскивать свой идеал. Со стороны это выглядело, наверное, ужасным сумасшествием, но наши сердца были холодны к серебру и злату – и сатане, наверное, было бы трудно сделать из нас своих помощников. Наконец мальчик остановил свой выбор на кулоне, в котором длинный карандашеобразный кристалл изумруда висел на скромной серебряной цепочке – не самое презентабельное украшение, на мой взгляд. Повертев камень в пальцах, Димка уверенно заявил, что это «самое то», но что примерку все же лучше делать днем.

– Ну, завтра так завтра, – отозвался Серегин пряча обе вещи во внутренний карман своей куртки, – а сейчас, товарищи, пойдемте вкушать ужин.

Змей, которого мы только что оторвали от подобного занятия, только тяжело вздохнул, и мы пошли туда, где был слышен задорный стук ложек по глиняным мискам и алюминиевым котелкам.

* * *

Капитан Серегин Сергей Сергеевич

Всегда слушайте, что скажет вам специалист. Если он говорит люминий – значит люминий, если чугуний – значит чугуний, если то, что эту работу надо делать только при полном солнце – значит, ее надо будет делать именно при полном солнце, а не сейчас, когда угасают последние отблески зари. Но тут нас ждали свои, давно ожидаемые сюрпризы.

Короче, едва наша главная повариха Клавдия набухала нам большим половником свое гороховое варево, как тут же заколебался и заструился воздух над площадкой с костром, возле которого на стволе поваленного бурей дерева расселась вся наша братия, включая отца Александра и княжну Волконскую, тоже не отказавшуюся от нашего простого угощения, а даже, напротив, наворачивающую его с немалым аппетитом. Видимо, действительно голод не тетка, или угощение амазонок было скудным и еще более гадостным. У нас хоть порции от пуза, которые Клавдия швыряет в миски и котелки своим черпаком – ешь не хочу, и никому не отказывает в добавке.

У мадмуазель даже челюсть натурально отвисла, когда из этого марева сперва появился Гермесий со своими крылатыми сандалиями, широкополой шляпой и кадуцеем, а вслед за ним показалась и молодая на вид темноволосая женщина, одетая по местной моде в белоснежный хитон и аккуратные позолоченные сандалики. Гермесий учтиво подал ей руку, обводя нас при этом хитрым и победоносным взглядом.

Ввалившись на эту сторону, дама встала, элегантно положив на бедра свои красивые полные руки, и, покачиваясь, принялась внимательно изучать нашу компанию. Если получше приглядеться к ее хитону, то на белоснежной ткани с легкостью обнаруживались следы от обильных сегодняшних и вчерашних возлияний. Но тем не менее зрелище нельзя было назвать отталкивающим, поскольку женщина имела такой царственный вид, что поневоле вызывала нечто, схожее с благоговением. Ее зеленые, широко расставленные глаза с поволокой томно моргали, влажные темные губы, удивительно свежие и не тронутые помадой, то и дело приоткрывались, выражая удивление, смешанное с чувственностью. Пряди, выбившиеся из прически, придавали ее облику очаровательную небрежность и невольно напоминали о постели… Несмотря на немного потрепанный вид, дама отличалась редкой красотой, и ее опьянение лишь усиливало тот эротический флер, что тут же заструился между присутствующими…

Дама одарила всех приветливой улыбкой, кокетливым жестом склонив голову в знак благожелательности.

Чье-то смущенное покашливание прервало затянувшееся молчание, наполненное созерцанием блистательной гостьи, и вслед за этим по костровой площадке поползли шепотки с догадками.

– Вот, – вслух бесхитростно прокомментировал происходящее Зоркий Глаз, – пришел Гермесий и приволок с собой бабу, да еще и пьяную, как будто у нас своих баб не хватает.

– Э-э-э-э, дружище, – развязно ответил Гермесий, который, на мой опытный взгляд, больше играл пьяного, чем действительно был навеселе, – это не простая баба, а сама богиня любви и красоты Афродита, сиречь Венера, решила посетить вашу скромную компанию… – и он с наигранным восхищением воззрился на свою спутницу, предлагая и остальным выразить той свое почтение.

Однако никто не торопился этого делать. Видимо, хорошо усвоили, что пьяные женщины бывают непредсказуемы…

– Ничего венерического нам не надо, – немного неудачно пошутил Ара, за что тут же схлопотал подзатыльник от Дока.

– Да нет там ничего венерического, – тут же отозвался Гермесий, – то, что было раньше, Асклепий залечил еще в прошлом месяце, а нового пока не образовалось. Зато смотрите, какая женщина – какие ножки, талия, животик, грудь и прочие замечательные достоинства…

В ответ на эту тираду Гермесия раздалось такое громкое шипение, что, казалось, разом проснулся целый змеиный полк. На самом деле это женщины из разоренного тевтонами селения выражали таким образом свое крайнее неудовольствие столь наглыми происками залетной дамы, пусть она даже и три раза богиня. И моя Туллия тоже нарисовалась поблизости, поигрывая тяжелым молотком для отбивания мяса – наверное, из солидарности, потому что моей женщиной она больше не считалась (к моему облегчению). Бедная Афродита-Венера аж опешила, явно не ожидая от местных женщин такого «горячего» приема. Насколько я понимаю, ей как богине всегда и во всем был зажжен зеленый свет и расстелена красная дорожка, а тут у нее, понимаешь, вышел облом. Не хотят местные бабы отдавать ей своих мужиков, и все, пусть даже они для них только временные постельные партнеры. Как и у всех пьяных людей, которые от показного дружелюбия быстро переходят к лютой злобе, у богини начало наливаться кровью лицо, а в глазах и на кончиках пальцев заплясали небольшие фиолетовые молнии. Еще немного – и прольется чья-то кровь… Незаметным жестом я снял висящий на плече «Вал» с предохранителя, решив, что если здесь начнется что-нибудь такое эдакое, то я буду валить эту венерическую дамочку прямо на месте, а там – Бог не выдаст, свинья не съест. Судя по всему, мои парни приняли для себя такое же решение, потому что то тут, то там начали раздаваться характерные щелчки.

Быть бы этой Афродите, а заодно и Гермесию, фаршированными свинцом как украинское сало чесноком, но сидевшая рядом со мной Птица, проглотив очередную ложку гороховой каши, шепнула мне на ухо, чтобы я особо за наших дам не волновался, поскольку тут все у нее под контролем и эта Венера ни над кем не имеет никакой власти – богиня Анна она или нет, в конце концов.

Действительно, над нами, выходцами из других миров, местные божки не властны, потому что мы все – и «имперцы» и «федералы» – подведомственны другому, куда более могущественному божеству, а местный персонал в свою очередь подотчетен нашей Птице, которая с каждым днем все больше осваивает новую для себя профессию богини. Так что если эта Венера затеет бузу, то результат будет для нее плачевным.

И точно, стоило Птице щелкнуть пальцами, как молнии, плясавшие в глазах подвыпившей богини любви и красоты, пропали, и та превратилась в обыкновенную пьяную женщину с размазанным макияжем и растрепанной прической.

– Ну вот, – удовлетворенно сказала Птица, – так-то лучше. А теперь, если будет на то соизволение командира, давайте пригласим наших гостей за стол, чтобы они вместе с нами воздали должное искусству наших поварих.

Конечно же, я соизволил, и разом подобревшая Клавдия, вместо того чтобы огреть пьяненькую богинюшку своим черпаком по голове, тут же навалила ей в миску огроменную порцию своей гороховой каши и добавила при этом: «Кушайте на здоровье».

Гермес тоже получил свою порцию и уселся на бревно рядом со мной, бесцеремонно уплотнив мадмуазель Волконскую, которую он едва удостоил беглым взглядом, а место для несчастной Венеры-Афродиты расчистила Птица, заставив потесниться своих соседей. Мир в нашем лагере был восстановлен и все снова дружно застучали ложками. Судя по тому, с каким аппетитом бог с богиней уминали гороховую кашу – на той посиделке, где они перед этим набрались, было много выпивки и почти отсутствовала закуска. Теперь понятно, почему бабу так развезло.

– Угу, друг мой Серегин, – подтвердил мою догадку от души наворачивающий кашу Гермесий, – этот мерзавец Дионисий, хренов вегетарианец, из закуски предпочитает ставить только виноград. Это же уму непостижимо – закусывать вино виноградом!

– Конечно, – подтвердил я, – виноград в качестве закуски – это чистое извращение. Каша с овощами и бараниной при этом куда лучше. Не желаешь, ли друг Гермесий, порцию противопохмельного эликсира?

Тот даже в лице переменился и воскликнул, нечаянно толкнув при этом локтем в бок мадмуазель Волконскую:

– Ни за что, друг мой, ни за что! Боги, к твоему, вообще не испытывают никакого похмелья, ибо таково наше природное свойство. Твой же эликсир ужасно коварен, и как вы, смертные, можете только пить такой жидкий огонь? Стоило мне немного протрезветь и захотеть пить, как несколько глотков чистейшей родниковой воды снова отправили меня в алкогольный нокаут. И так было несколько раз, пока выпитая мною порция окончательно не рассосалась. А вот мерзавцу Гефестию – все как с гуся вода. Всю ночь он стучал молотом в своей кузнице, проклятый трудоголик, а наутро был свеж и чист, как будто вовсе и не пил вашей отравы. Так что уж извини, я пока воздержусь принимать твое предложение. Вот как только мне надоест моя вечная жизнь, тогда я сразу прихожу к тебе и напиваюсь до зеленых чертей.

– Хорошо, договорились, друг Гермесий, – ответил я, – как только возникнет такое желание – заходи, не стесняйся. Кстати, каким ветром вместе с тобой к нам занесло столь очаровательную даму? Что ей надо в обществе грубых мужчин, не расстающихся с оружием даже ночью, и неотесанных деревенских женщин, готовых в споре за мужика повыдергать сопернице патлы и выцарапать глаза?

– Какой ты недогадливый, друг Серегин, – укоризненно покачал головой Гермесий, – богиня любви к красоты могла явиться к вам только с одной целью – снять себе на ночь мужчину из вашего мира – как ты сказал, грубого и не расстающегося на ночь с оружием, то есть настоящего героя. Местные бессмертные ей уже приелись, ибо с каждым она делала это не раз и не два, а местные смертные все какие-то будто вареные, и не могут удовлетворить ее все возрастающих аппетитов.

– Знаешь, друг Гермесий, – ответил я, – все настоящие герои уже разобраны женщинами, и как ты уже, наверное, понял, без драки их не отдадут. Но… – я задумался, вспомнив про Антона, – у нас есть еще один мужчинка, правда, не такого высокого сорта, как мои парни, но совершенно одинокий, и, стало быть, совсем ничей.

Как оказалось, Венера-Афродита тоже прекрасно слышала наш разговор.

– Мужчинка, и при этом совсем ничей! – воскликнула он глубоким грудным контральто, которому позавидовала бы любая оперная дива. – Разумеется, беру! Заверните скорее и выпишите счет, мне надо идти…

– Нет! – сказал я, – на вынос не даем, будьте добры употребить его или здесь, или никак. Кстати, его еще надо уговорить, он ужасно скромный и застенчивый.

– Ах, какая прелесть, – всплеснула руками Венера-Афродита, – давайте же его скорее сюда, я его уже заранее люблю.

– В такие минуты она их всех любит, – пробурчал Гермесий, – зато потом главное – вовремя сбежать, чтобы тебя не задушили в объятьях или не прибил ревнивый муж.

– Это ты по своему опыту рассказываешь? – поинтересовался я.

– Ага! – кивком подтвердил тот, – молодой был, беспутный, польстился как-то раз на симпотную внешность пару тысяч лет назад, и потом очень долго жалел. Кукла – она и есть кукла.

– Ну хорошо, – в ответ кивнул я, – только мне хотелось бы знать, многих ли любовников своей любвеобильной женушки сумел пришибить ревнивец Арес?

– Немногих, – немного подумав, ответил Гермесий, – почитай что и никого. Такого тормоза как он, еще надо бы поискать, поэтому, пока тот разогревался угрозами, большинство успевало сбежать, а меньшинство надеть броню и вооружиться, после чего навалять самому Аресу по первое число. Ты думаешь, Одиссей ранил его при Осаде Трои в общем бою? Как бы не так! Гомер был слепой, он и не того бы мог еще сочинить. Драчка между Одиссеем и Аресом состоялась как раз над ложем распростертой в неге Афродиты, так что ему не впервой быть битым любовником своей жены. Знал ведь, старый дурак, на ком женился!

– Попрошу без инсинуаций, – воскликнула Афродита, – дарить мужчинам любовь – это моя основная обязанность, чего бы там ни думал про себя мой муж. Когда мы поженились, о любви речь совсем не шла, а были лишь взаимные обязательства. Кстати, в нашем брачном контракте не указано, что я должна вести себя как монашка, да и мой муженек тоже не стесняется валять по сеновалам разных пейзанок. А они, между прочим, потом от него рожают и приносят домой это нарожденное в своем подоле. Вы думаете, из-за чего вы, смертные, такие воинственные? Вот то-то! Виновато Аресово семя. И кстати, где мой милый? Почему он не подойдет ко мне и не обнимет свою ненаглядную?

Забившийся подальше в тень от света костра Антон при этих словах покраснел и неуверенно встал, комкая в руках свою знаменитую кепку. Трудно было понять, доволен он или нет – возможно, решил, что над ним, как всегда, подшучивают.

– Если этого красавца вам будет мало, – из чистого озорства сказал я Венере-Афродите, – то у нас есть еще один такой же, и тоже из внешнего мира. Целый техник-прапорщик Андрей Пихоцкий. Андрюша, а ну-ка тоже встань и покажись даме!

Прапорщик Пихоцкий тоже смущенно встал и галантно поклонился богине (чем привел в ступор свою начальницу), после чего Венера-Афродита, засияв, захлопала в ладоши.

– И его мы тоже на вынос не даем, – добавил я, – пользоваться телом можно только здесь, так как он ценный технический специалист, а не абы кто.

– Ой, как замечательно! – воскликнула богиня любви, – вы говорили, что тут для меня не найдется и одного мужчинки, а их оказалось сразу двое. Идите ко мне, мои милые, не бойтесь. Я целую ночь буду жарко любить вас обоих. Двое мужчин сразу – это же настоящий вечный двигатель, чего бы там ни говорил этот зануда Гефестий.

Птица после этих слов богинюшки чуть было не поперхнулась кашей. Не дай-то Бог, эта венерическая оторва устроит здесь эро-шоу прямо на глазах у детей и почтеннейшей публики. Вот, точно – уже готовится раздеваться, чтобы немедленно приступить к процессу. Да и раздеваться по местной моде там всего ничего – развязать пояс и расстегнуть фибулу на левом плече, и все – готов разврат. Мы так не договаривались – нам надо только убрать со сцены всех посторонних, чтобы без помех потолковать с Гермесием насчет той причины, согласно которой он таскает нам на смотрины различных богов и богинь. Не может же быть такого, чтобы он делал это из любви к искусству? И почему они все время являются к нам в положении риз, после попойки у Дионисия?

– Стоп, мадам, – сказал я, вставая, – не торопитесь! У нас не принято делать это на всеобщем обозрении. Змей, кажется, я приказывал поставить для этого дела отдельную палатку?

– Да, командир, – ответил Змей, – мы ее поставили. Но я думал, что…

– Змей, – с нажимом сказал я, – так нужно для дела! Но на телегах со своими кралями миловаться запрещаю, как и уходить ради этого дела из лагеря. А сейчас проводи Венеру и ее партнеров к месту отдохновения и возвращайся обратно для серьезного разговора. Тебе все понятно?

– Понятно, командир, – угрюмо ответил Змей, – разрешите выполнять?

– Выполняй, – сказал я и повернулся к отцу Александру, сказав, – ну что, Отче, поговорим по-мужски с другом Гермесием?

– Поговорим, отчего же нет, – гулко ответил тот, и я понял, КТО именно будет разговаривать с несчастным покровителем плутов и прохиндеев.

– А я что, я ничего, – с тоской ответил тот, глядя, как виляя бедрами удаляется прочь Венера-Афродита, легкими движениями рук подталкивая впереди себя обоих своих полудобровольных, слегка обалдевших кавалеров. Их ждала бурная ночь, а нас – серьезный разговор с главным прохиндеем этого мира.

Первым делом я позаботился о том, чтобы от костровой площадки были убраны дети, за исключением Колдуна, которому участвовать в таких совещаниях было положено по должности, а также все посторонние лица, не входящие в командный актив. У огня остались только Гермесий, я, отец Александр, Птица, Колдун и мадмуазель Волконская. Змей присутствовал как мой заместитель с правом совещательного голоса.

– Командный состав и особые специалисты в сборе, – сказал я, – так что приступим. Я собрал вас всех в качестве свидетелей и участников разговора с нашим, можно сказать, старым другом Гермесием, во избежание искажений и двояких толкований, неизбежных при пересказах. Начнем наш разговор. Слово предоставляется отцу Александру.

– Друг Гермесий, – вполне вежливо начал тот, – расскажи нам, пожалуйста, о том, с какой целью ты таскаешь к нам, то Гефестия, то Афродиту? За Гефестия тебе, конечно, спасибо, слов нет – проблему он нам решил, но вот насчет секс-туризма мы как-то не договаривались. И вообще, давай рассказывай, откуда в этом деле растут ноги и откуда руки?

– Шухер у нас, смута и раздрай! – угрюмо ответил античный божок. – Как ты, дядя, на горизонте нарисовался, так все и началось. Старик Зевсий совсем сдал, и теперь каждый тянет в свою сторону, а особенно мутят воду Гера и Аполлонус с его бабьей командой.

– Так-так, друг Гермесий… – священник с внимательным прищуром смотрел на божественного прохиндея, – скажи, а Афродита с какой стороны замешана в этой интриге, и с какого бока тут наша старая знакомая Кибела?

– А ни с какой стороны обе они в этой интриге не участвуют, – ответил Гермесий, – Кибела пока отсиживается в своей вотчине и чего-то ждет, а Афродиту Арес за пьянство и блуд чуть ли не каждый день лупит смертным боем. Она, бедная, не знает, куда от него и деваться, и чем больше он ее лупит, тем больше она пьет и гуляет по мужикам.

– Значит, – уточнил я, – утром нам следует ожидать визита разгневанного бога-рогоносца?

– Что-то вроде того, друг Серегин. Надеюсь, что ты сможешь его побить, не прибегая к этим вашим стреляющим штучкам. Иначе местный народ не поймет.