XIX. Корабль мертвецов
Большой корабль, расшатанный, без мачт, без весел, увлекаемый стремительным течением, плыл по бурному океану под темным, свинцовым небом, с которого падал зловещий, сумрачный свет.
Казалось, небо, отягченное косматыми громадами туч, обрушилось на океан. А океан в бешеном порыве заплескивал вершины громадных водяных гор за облака. Ураган с ливнем, волны и тучи неслись в дикой пляске, обнимаясь, смешиваясь в безумном хаосе стихий.
Рев ветра и грохот разъяренных волн потрясали полуразбитый корабль, и он трещал, скрипел и дрожал предсмертной дрожью раненого животного.
Ураган обгонял тучи и волны, волны обгоняли корабль, и все вместе они неслись с бешеной скоростью, будто низвергаясь с поверхности земли в мировую бездну. Время от времени огненные снопы разрывали темные тучи, громовой раскат заглушал рев бури. На мгновение молния освещала водяную вершину, в которую она зарывалась с чудовищным шипением, окутывая паром место падения.
При вспышке молний во мраке пяти палуб были видны сидящие один за другим рабы, прикованные цепями.
Все они были мертвы.
В трупном оцепенении они еще держали скрюченными пальцами обломки тяжелых весел. В остекленевших глазах застыл последний ужас смерти. Ветер трепал уцелевшие тряпки на их полуобнаженных телах.
Все они разделили участь поработившего их «Государства Солнца». В пучине океана и огне вулканов погибла великая Атлантида, вслед за нею погибли ее рабы… Погибли и спасавшиеся бегством жрецы.
Только в одном человеке сохранилась еще жизнь.
Суровый старик с длинной седой бородой, живой еще под саваном воды, струившейся по его черной длинной одежде, стоял на носу корабля, со взглядом темным и ледяным, в котором чувствовалось дыхание бездны, и крепко сжимал руками треножник, поддерживающий медный диск. Жрец пытливо всматривался во мрак, ища берега сохранившегося еще мира, где корабль мог бы пристать.
В короткие мгновения, когда сквозь тучи проглядывало небо, атлант по звездам пытался определить направление. Огромные волны вздымались на пути и сдерживали быстроту движения корабля.
Корабль входил в одну из многочисленных флотилий, отплывавших от берегов обреченной Атлантиды, когда ее гибель стала очевидной.
Один из многих… Что сталось с остальными кораблями?..
Первой отплыла из Атлантиды флотилия с царствующим домом и семьями жрецов. Жрец сопровождал эту флотилию.
Она пересекла африканский пролив и высадилась на берег.
В это время Атлантида уже вся дрожала от потрясавших ее подземных ударов, а в ее столице – великом Посейдонисе многие здания дали трещины. Сгущался мрак, шел беспрерывный ливень. Изредка еще проглядывавшее солнце было красно и тускло: разгневанный лик божества. Жрец вспомнил печальный караван, который потянулся в глубь Африки. Караван этот напоминал собой погребальное шествие. Да так оно и было: умирало «Государство Солнца», гибли великие Острова Блаженных, погибала высокая цивилизация…
Бесконечной лентой потянулся караван через кустарники и леса Западной Африки, откуда атланты набирали себе рабов. Все дальше и дальше двигалось это мрачное шествие, до стран Тольтеков, Майа и Карли… Тянулись дни более мрачные, чем ночь. Рыдали женщины, кричали дети, стонали рабы, подгоняемые плетями, ревели ослы и верблюды. Тяжелые бронзовые колесницы тонули в грязи. Красный свет факелов вырывал из тьмы то золотую статую бога, мерно покачивающуюся на руках жрецов, то громадную, лоснящуюся от дождя тушу священного слона, то блестящие бронзовые копья и мечи, то испуганное лицо матери с ребенком на руках…
На мгновение свет упал на золотые носилки. Из них выглянуло лицо того, кто так недавно владел миром: последнего царя Атлантиды, Гуана-Атагуерагана.
«Власть атлантов должна быть незыблемой, как сама земля», – вспомнил жрец любимую фразу царя. И вот он, бледный, измученный, владыка мира, еще более жалкий, беспомощный и ничтожный от желания сохранить маску величия и гордости…
Вой урагана и свист смерча сливали все звуки в один долгий, непрекращающийся однообразный вопль умирающей земли…
Доставив на африканский материк этих первых беглецов, жрец вернулся в Атлантиду руководить отплытием остальных флотилий.
Мрак сгустился над Атлантидой еще больше. Почва лихорадочно дрожала. Все чаще следовали короткие толчки, один сильнее другого. Посейдонис освещался факелами. Одна из вершин вулкана курилась, и над ней стояло зловещее багровое зарево. Многие здания уже обрушились.
Жрец прошел на Священный Холм, к храму Посейдониса. Сюда доносились шум толпы, рыдания народа, покинутого и обреченного на смерть или изгнание. Этот шум заглушался громыханием вулкана, который тяжело дышал и будто собирался с силами.
Каста жрецов отплыла с последней флотилией. В Атлантиде остались только покинутые рабы. Остались еще некоторые граждане, слишком привязанные к своей солнечной родине и не верившие в близкую гибель Атлантиды.
Вершина вулкана была вся в огне, когда на последней флотилии стали поднимать бронзовые якоря. Подземные удары чувствовались даже на воде, и корабли вздрагивали.
Наконец корабли отчалили, оставляя навсегда цветущую Атлантиду. Аромат ее цветов смешивался теперь с удушливым запахом вулканической серы. Вся гора, у подошвы которой стоял храм Посейдониса, была теперь освещена, но не благостным, радостным светом Бога-Солнца, а страшным, кровавым подземным огнем.
Оставшиеся на берегу рабы протягивали руки к отплывающим кораблям, падали на колени, умоляя взять их. Многие бросались вплавь, доплывали до кораблей, цепляясь за весла, и мешали грести. Тогда меткие стрелы с бронзовыми наконечниками и копья, пущенные с палуб, убивали их. Женщины с берега протягивали детей или грозили кулаками и бросали вслед отходящим кораблям камни. Некоторые из них сходили с ума и с безумным смехом кидали детей в море…
Корабли вышли из бухты; ветер сразу натянул паруса на треугольных мачтах и понес беглецов во мрак, по безбрежному океану, в неизвестное будущее. И вот он один… Быть может, единственный уцелевший из всех отплывших с последней флотилией…
Куда понесет его течение? Увидит ли он когда-нибудь солнце?
День ото дня воздух становился холоднее. Тучи все еще покрывали небо, но цвет их приобретал серый оттенок. Таким же серым был океан.
День уже можно было отличить от ночи. Днем сумрачный, серый полусвет освещал корабль, синие, застывшие лица мертвых, их тусклые глаза.
Холод пронизывал ледяным дыханием тело жреца, привыкшее к теплу вечного лета. Но с наступлением холода уменьшился трупный запах от людей и животных, погибших на корабле.
Окоченевшими от холода руками жрец натянул на себя меховую одежду, которая хранилась среди запасов корабля.
Жрец заметил, что течение движется в косом направлении, то замедляясь, то вновь овладевая кораблем. Корабль вошел в область подводных рифов.
Наконец изгнанник увидел берег земли.
Безотрадные, угрюмые, дикие скалы, покрытые снегом, высились над серым океаном…
Медленно падали с серого неба крупные хлопья снега.
Так вот она, новая земля, где придется ему окончить свои странствования!..
Быстрое течение принесло корабль к берегу и выбросило на отмель.
Последний атлант сошел на землю[21].
Суровый старик поднялся на бугор и осмотрел чуждый, враждебный мир.
Кругом было мертво и пустынно. Только неизвестные птицы с резким криком летали над волнами океана.
Наступила ночь. Странник укрылся в пещере, зажег священный огонь, поставил треножник с диском солнца, протянул к согревающему свету закоченевшие руки и слабым надтреснутым голосам запел гимн Солнцу…
Он долго сидел в эту ночь. И пляшущее пламя костра освещало его скорбное, задумчивое лицо… Наконец, истомленный усталостью, он уснул, завернувшись в меховой плащ, грезя о солнце Атлантиды.
Наутро он стал устраиваться на новом месте. Перетащил с корабля бронзовые инструменты и оружие. При помощи корабельных досок соорудил дверь в пещеру. Сложил в ней запасы продовольствия и шкатулки, в которых хранились священные книги и семена.
Каждое утро он поднимался задолго до восхода солнца, шел на берег моря и ждал восхода солнца.
Небо по-прежнему было затянуто серой пеленой. Но он верил: солнце вернется – воскреснет сияющий бог.
И оно вернулось после одной ясной, морозной ночи. Северный ветер, поднявшийся с вечера, снял с неба серую пелену, открыв темно-синее небо, на котором сверкали неизвестные созвездия.
Утро пришло такое же ясное и морозное. На востоке небо окрасилось розовым светом утренней зари.
И вдруг из-за горизонта поднялось солнце…
Оно казалось изможденным пережитой борьбой с силами мрака.
Но его бог был с ним после долгой, бесконечной печальной разлуки.
На одно мгновение солнце будто остановилось над самым морем, по обе стороны его диска тянулись края горизонта. А прямо от солнца, по морю, прошла к берегу, на котором стоял жрец, золотая полоса, как золотой мост от солнца к человеку.
В этот момент диск солнца, линия горизонта и золотая полоса на поверхности океана составляли фигуру, удивительно напоминающую священный символ атлантов, который можно найти везде: у Полярного круга и у тропиков, в Южной Америке и в глубинах Средней и Восточной Азии.
Суровый, седой жрец, взволнованный и растроганный, упал на колени, протянул руки к восходящему солнцу и запел гимн Солнцу.
Голос его окреп. Простая, но красивая и торжественная мелодия зазвучала над пустынными берегами, будя эхо в прибрежных скалах…
Он пел о могуществе трижды священного бога, который побеждает ужасы мрака, дарует людям радостный свет и тепло, придает земле многообразие красок, наливает соком плоды и исцеляет болезни.
Он пел о солнце, которое играет бриллиантами в каплях росы, румянит облака и расплавляет в золото струи воды.
Он пел о солнце, которое превращается в горячую кровь человека, и в сладкий сок винограда, и в золотое зерно.
Он пел о солнце, которое есть радость и жизнь.
Он пел и не видел, как, привлеченные его пением, из-за утесов показывались белолицые люди в звериных шкурах, с голубыми глазами и русыми волосами. На кожаных ремнях у них висели каменные топоры.
Они с недоумением смотрели на диковинного старика в длинной черной одежде, поющего на незнакомом языке.
Откуда он взялся?.. Что ему здесь нужно?.. Какую опасность таит он в себе?..
XX. Последний человек из Атлантиды
Суровый климат оказался губительным для старого атланта. Вскоре после высадки на берег он заболел. Вспомнив о том, что в полуразрушенном, выброшенном на берег корабле хранились запасы лекарств, жрец, преодолевая слабость, поднялся на его палубу.
И вдруг ему показалось, что он бредит.
У одной из мачт, греясь в бледных лучах северного солнца, сидел человек. Лицо его было измождено и носило следы болезни. Но все в нем обличало жителя Атлантиды: удлиненные череп и нос, черные волосы, цвет кожи золотисто-бронзового оттенка, одежда…
Жрец подошел ближе. Неизвестный оглянулся, и оба они одновременно воскликнули:
– Шитца!
– Акса-Гуам!
Они стояли в нерешительности: жрец Шитца и Акса-Гуам, примкнувший к восстанию рабов против Священного Холма, обреченный на смерть царем и жрецами…
И они дружески протянули друг другу руки в знак приветствия.
В эту ночь былые враги долго сидели у костра и рассказывали о пережитом.
В ту ужасную ночь, когда произошло первое извержение вулкана, Акса-Гуам вплавь достиг последнего отплывавшего корабля и уцепился за бронзовое кольцо. Под покровом ночи по канату ему удалось проникнуть через полуоткрытый люк в трюм корабля, где он и скрывался во все время путешествия. От недостатка свежей пищи у него сделалась какая-то неизвестная в Атлантиде болезнь: опухли ноги, зубы шатались, десны кровоточили[22]. Воздух был отравлен трупным запахом. Если бы не близость люка, через который проникал свежий воздух, он задохнулся бы. Он перенес необычайные мученья и уже почти не мог двигаться от слабости и боли в опухших ногах, когда корабль прибило к берегу.
Свежий воздух и солнце медленно возвращали ему силы.
Шитца, в свою очередь, рассказал ему о своих странствованиях, вплоть до встречи с ним.
– Здесь живут белокурые люди в одеждах из звериных мехов. Это дикари, которые делают грубые топоры и ножи из отесанных камней[23]. Они не умеют обрабатывать землю и питаются сырым мясом убитых животных. Даже добывание огня неизвестно им. Они едва не убили меня. Но вид разведенного мною костра привел их в священный трепет, а наше блестящее бронзовое оружие – в необычайный восторг. Теперь они почти боготворят меня. Язык их груб и беден. Он напоминает скорее язык животных, чем людей: рассерженные, они ворчат по-звериному, а нападая на зверя или врага – рычат, ревут и лают, как он. Но они любопытны и переимчивы. Они понимают ласку и тогда становятся доверчивыми, как дети… Кто знает, может быть, когда-нибудь и они станут такими же людьми, как атланты!
Шитца устал и закрыл глаза.
Он тяжело дышал. Лихорадочный огонь пожирал его и зажег румянец на старом, изможденном лице.
– Я скоро умру… Как хорошо, что я встретил тебя!.. Ты закроешь мне глаза и похоронишь по нашему обычаю. Проходит все… народы умирают, как человек, и гибнут целые государства… Быть может, ты последний человек из Атлантиды. Что сталось с другими?.. Умрешь и ты, и память об Атлантиде изгладится в грядущих тысячелетиях… Скоро восход… Вынеси меня на берег…
Акса-Гуам вынес жреца и положил лицом к востоку.
Шитца не мог уже говорить. Он смог только улыбнуться первым лучам солнца и умер.
Акса-Гуам остался один, – быть может, один во всем мире, последний человек из Атлантиды.
Он познакомился с обитателями этих унылых мест и скоро завоевал своими знаниями их глубокое уважение.
Когда настала весна, он научил их обрабатывать землю и засевать вспаханные мотыгами поля. Он научил их добывать огонь посредством трения сухих кусков дерева или высекая искру из кремня в сухие листья и мох. Многим ремеслам и знаниям научились они от него. Одни из них стали оседлыми земледельцами, другие продолжали заниматься охотой и войнами. А в долгие зимние вечера он рассказывал им чудесные истории о Золотом веке, когда люди жили счастливые, среди вечно цветущих садов и деревьев, которые дают плоды несколько раз в год, – жили, не зная забот и нужды… Говорил о богатстве и великолепии Островов Блаженных, о Золотых Садах с золотыми яблоками, о героических битвах и об ужасной гибели целого народа и страны, о страшных ливнях, сопровождавших эту гибель, о спасении на кораблях немногих из них, о своем плавании, которое длилось сорок дней и сорок ночей, и о своем спасении…
Люди слушали эти рассказы с захватывающим любопытством детей, передавали друг другу, прибавляли и украшали эти повествования от себя, берегли, как священное предание.
Небесный гость
I. Мировая сенсация
Легкие, веселые, словно сотканные из сверкающих огней стоэтажные небоскребы угасали один за другим и становились похожими на черные, угрюмые, тяжелые скалы. Деловой день кончался. Тресты, банки, торговые компании, конторы прекращали работу. Небоскребы пустели, умирали, темнели. Зато нижние этажи домов засверкали еще ослепительней огромными витринами и световыми рекламами магазинов. Оживали кино, бары, рестораны.
Их разноцветные огни бесновались, прыгали, змеились, кувыркались, подмигивали, гонялись друг за другом, собирались, рассыпались…
По улицам темной лавиной медленно двигались автомобили, по тротуарам – сплошные потоки людей.
Грохотала подземная дорога, гудели автомобили, рычали, завывали и верещали радиорекламы, гремели джазы ресторанов и кино, рокотала многоголосая толпа.
В этот самый час наивысшего уличного движения из дверей многочисленных редакций и контор газет с шумом, гамом, гиканьем вылетали стайки мальчишек, размахивавших свежими газетными листами.
Их звонкие голоса звучали так пронзительно, что заглушали шум толпы.
– Небесный гость! – кричали газетчики.
– Гибель Земли!
– Наезд неизвестной планеты на земной шар!
– Земля падает на звезду!
– Марсиане объявили Земле войну!
Газеты раскупали быстро. Мальчики не успевали бегать в конторы за новыми кипами.
Люди читали за столиками кафе, в вагонах и автомобилях, читали на ходу, сталкиваясь друг с другом и налетая на фонарные столбы.
Не прошло и получаса, как весь город знал о необычайной новости.
Словно из-под земли выросли люди с любительскими телескопами, старинными театральными биноклями. Удивительно, сколько подзорных труб нашлось в этом городе.
– За пятьдесят центов вы можете целую минуту любоваться на звезды.
– Полет на небо. Дешево и безопасно. Только двадцать центов.
– Кто хочет поглядеть на небесного гостя? Доллар за три минуты.
Но зрители напрасно напрягали зрение: видеть небо мешали огни города, а там, где небо было видно, все звезды казались одинаковыми. Ни страшного «чужеземного солнца», ни наводящей ужас косматой кометы нигде не было видно. Небо спокойное, молчаливое, как всегда.
Однако умы уже были взбудоражены. Жители города-гиганта, давно забывшие о существовании неба, вдруг вспомнили о нем. Оказалось, что небоскребы, биржи, акции, люди, сейфы, кино и все прочее летит вместе с Землей в бесконечных небесных просторах, и судьба Земли может зависеть от того, что творится в небе.
Люди уже смеялись. Бульварные газеты, конечно, привирали, как всегда, мальчишки-газетчики – еще больше. Но то, что какое-то небесное тело летит навстречу Земле, было, по-видимому, фактом. Подробностей никто не знал, и неизвестно было, чем все это кончится.
В мир вошла тревога…
II. Пропавшая Елена
– В вычислении ошибки быть не могло. Я проверял дважды. Архимед трижды. Елена погибла. С нею произошла какая-нибудь катастрофа, – словно в бреду говорил Иван Иванович и смотрел на старушку жену невидящими глазами.
Иван Иванович Тюменев, шестидесятилетний, но еще бодрый старик, и его жена Елена Гавриловна сидели на широкой веранде. Далеко внизу, под обрывом, сверкала речка, по ту сторону речки поднимались поросшие хвойным лесом горные хребты.
Солнце заходило. Теплый воздух был напоен запахом смолы.
Тюменев тяжко вздохнул.
– Пора!
Поднялся, сошел с веранды и зашагал по горной лесной дорожке, которая змеилась между толстыми соснами, поднимаясь все выше, к лесистому хребту Кано, где стояли белые здания и башни обсерватории. На западном склоне виднелась круглая «башня С. И. Глазенапа» – старейшая абастуманская обсерватория.
Когда Тюменев подошел к башне, уже совсем стемнело.
Он поднялся на три ступеньки и открыл дверь. Внутри башни было темно и прохладно. В щели, на фоне звездного неба, выделялась труба большого телескопа, направленного вверх, как ствол зенитного орудия.
Было тихо. Только привычное ухо улавливало тиканье часовых механизмов да из прилегающей к башне лаборатории доносилось пение племянника Тюменева – Александра Павловича Турцева, которого в семье называли Архимедом за его замечательные математические способности.
Тюменев ощупью нашел в стене выключатель и повернул его. Вспыхнула маленькая лампочка под зеленым абажуром и осветила кресло, стоящее возле окуляра рефрактора. Иван Иванович подошел к телескопу, потер руки, уселся на кресло, приготовляясь к работе. Телескоп уже несколько дней был направлен в одну точку неба – возле звезды Гамма Большой Медведицы.
– Архимед! – крикнул Тюменев, и в куполе глухо отдалось эхо: «…мед».
Пение в лаборатории прекратилось, и послышалось протяжное:
– Д-а?
– Снимок удался?
– Отлично, – донесся ответ.
– И?..
– Не нахожу, – сказал племянник и снова замурлыкал песню.
– Ищи хорошенько! – крикнул Тюменев, припал глазом к окуляру, сразу оторвался от Земли и перенесся за десятки триллионов километров в знакомый мир звезд.
И вдруг Тюменеву кажется, что он видит сверкающую пылинку – звездочку, не отмеченную на звездной карте… Нет, это в глазах двоится…
– Доброе утро, Иван Иванович! – слышит Тюменев голос молодого астронома Аркусова. – Ну что, не нашли?
Кивнув головой, Тюменев молчит. Он не любит, когда мешают.
– Давно нашли бы, если б послушались моего совета. Дайте объявление: «Пропала комета Елена. Нашедшему будет выдано вознаграждение. В последний раз видна была на небе три года назад, 14 июля. Была открыта шесть лет тому назад заслуженным деятелем науки профессором Тюменевым».
Тюменев нетерпеливо повернулся в кресле.
«Пустомеля! – подумал он и, сдержав себя, продолжал наблюдения. – Нет, в глазах у меня не двоится. Это новое небесное светило. Неужели Елена?..»
– А вот и Елена!.. – вскрикивает Аркусов, как будто подслушав мысли Тюменева, и после паузы говорит: – Гавриловна. Доброй ночи, Елена Гавриловна!
«Ну, вот теперь жена мешать пришла», – злится Тюменев.
Его терпение лопается. Он хочет крикнуть, чтобы его оставили в покое. Но вдруг вместо этого кричит:
– Архимед! Архимед!.. – так неожиданно громко, что Елена Гавриловна роняет термос, который со звоном катится по каменному полу. И в тот же самый момент слышится неистовый крик Архимеда:
– Нашел! Нашел!
Александр Турцев показался в дверях лаборатории с мокрым негативом в руках, Тюменев сорвался с кресла и, едва не сбив с ног Аркусова, бросился к племяннику, и оба вместе – Турцев и Тюменев – еще раз крикнули:
– Нашел!
– Нашел!
Аркусов повернул выключатель, ярко осветил обсерваторию. Тюменев выхватил из рук Архимеда снимок, посмотрел на свет.
– Вот здесь, видите? – указал ногтем Архимед.
– Ну да, ну да! – радостно воскликнул Тюменев, возвращая негатив. – Вот именно! Ты на пластинке, а я раньше тебя прямо на небе…
– Простите, дядюшка, я раньше…
Но Тюменев не слыхал возражения Архимеда, с юношеской живостью бегал по обсерватории, потирал руки и восклицал:
– Отлично. Великолепно. Елена нашлась. Вернулась, хоть и с опозданием. Интересно будет узнать, где она пропадала.
Но радость его была преждевременна.
Эта и ещё 2 книги за 399 ₽