Петлявшая по лесу тропинка в этом месте заканчивалась. Рискнёшь, сделаешь ещё шаг, можешь не удержаться на краю крутого обрыва, сорвёшься, полетишь вниз к Москве-реке, костей не соберёшь…

Вот только зачем куда-то идти, если ты уже пришёл, если открывается перед тобой простор необозримый, и весь он до самого горизонта заполнен одним только городом, имя которому Москва.

– Папка, как здесь здорово!

Жехорский посмотрел на счастливое лицо дочери, и уголки губ невольно раздвинулись в улыбке. Им редко доводилось куда-то выбираться вдвоём. Этим летом так почти и не виделись. Сначала Анна-Мария гостила в Петрограде, потом подоспела путёвка в «Артек». Её отец, Секретарь Госсовета, в год Президентских выборов об отпуске вообще не помышлял. Но на этот день Жехорский заранее запланировал после обеда свободное время, которое без остатка и сожаления посвятил дочери.

Анна-Мария забрала из рук отца тяжёлый морской бинокль и стала рассматривать город в многократном увеличении.

«Когда же она успела вырасти? – думал Жехорский. – Вот и пионерский галстук сносила. Теперь носит на груди – Господи, у неё уже наметилась грудь! – „молодогвардейский“ значок („Молодая гвардия“ – молодёжная организация партии эсеров). Позади Средняя школа. Завтра первый день учёбы в Старшей школе. Инженером быть не захотела, выбрала гуманитарное направление. Ну и правильно!»

– Папка, а я нашу новую квартиру разглядела! – похвасталась Машаня.

– Молодец! – похвалили Жехорский, хотя прекрасно понимал: привирает. Нет, саму стройку в начале Кутузовского проспекта отсюда рассмотреть, да ещё в бинокль, конечно можно, но чтобы квартиру…

– Папка… – голос Анны-Марии чуть заметно дрогнул. – А мама любила здесь бывать?

Жехорский привлёк дочь, и та сразу к нему прильнула.

– Честно говоря, не знаю. – Жехорский невольно кинул взгляд на золотые купола Новодевичьего монастыря. – Боюсь, что она вообще про это место не знала. Мы ведь, когда её не стало, в Петрограде жили.

Какое-то время они стояли молча, любуясь открывающимся видом. Потом Машаня спросила:

– Папка, ты не знаешь, зачем по лесу геодезисты шастают?

– Если ты имеешь в виду тех, что попались нам по дороге сюда – знаю, – улыбнулся Жехорский. – Они площадку под строительство университета намечают.

– В Москве собираются строить ещё один университет? – удивилась Машаня.

– Нет, мы просто собираемся вынести существующий университет за пределы Садового кольца, – пояснил Жехорский. – Это место – одно из трёх, куда он может быть перенесён.

– Хорошо бы – сюда, – мечтательно произнесла Машаня. – Я бы здесь училась…

– А вот это точно нет, – огорчил дочь Жехорский. – Строительство начнётся не скоро, и к тому времени, когда оно завершится, ты уже закончишь учёбу в университете.

– Жаль, – вздохнула Машаня. Потом как-то странно посмотрела на отца. – Можно, я у тебя спрошу?

– Спрашивай, – разрешил Жехорский.

– Правда, что ты пишешь все указы, а Вавилов их только подписывает?

– Откуда ты извлекла подобную глупость? – удивился Жехорский.

– Из Жанки Коганович! – рассмеялась Машаня. – Она меня ещё «кардинальшей» дразнит. Сказать, почему?

– Не надо, – отказался Жехорский.

О том, что заместитель председателя Государственного Транспортного Комитета СССР (ГТК) коммунист Лазарь Коганович в числе прочих недоброжелателей за глаза называет его «серым кардиналом» при президенте СССР, ему было известно.

– Права твоя Жанка только в одном. – Жехорский взглянул на дочь. – Составлением текста указов занимается не один президент. Для этого у него есть большая группа помощников, и я среди них. Но подписывает указы Николай Иванович сам, никто в это время у него за спиной не стоит, и уж тем более рукой его не водит. Усекла?

– Усекла! – кивнула Машаня.

– И давай-ка ты Жанку поменьше слушай, – посоветовал Жехорский.

– Так я и не хочу слушать, – вздохнула Машаня, – да приходится: она ведь за соседней партой сидит. Папка, ответь, почему её отец на тебя так сердит, вы ведь одно дело делаете?

– А с чего ты взяла, что он сердит на меня? – удивился Жехорский. – Нет, дочь, это он на себя сердит. Не видит в полном объёме Лазарь Моисеевич того дела, которое делает, а впотьмах-то работать кому уютно? Вот и сердится. А поскольку признавать этого не хочет, то и ищет виноватых вокруг себя. Не было бы меня, нашёл бы кого другого.

– А заменить его разве нельзя? – спросила Машаня.

– Вот вырастешь, выучишься и заменишь! – отшутился Жехорский. Потом решил сменить тему разговора: – Ответь-ка мне вот на какой вопрос, – обратился он к Машане, – что ты думаешь о Соединённых Штатах Америки?

– Это наш самый большой торговый партнёр и самый непримиримый идеологический противник! – не задумываясь, выпалила Машаня.

– Молодец, вызубрила, – похвалил Жехорский, – и в чём эта самая непримиримость состоит?

– В том, что у американцев на первом месте стоит жажда наживы, а у нас – жажда знаний. Папка, кончай меня экзаменовать!

– Уже кончил, – поспешил успокоить дочь Жехорский. – Тем более что ответила ты верно. То, что американцы – безусловно, великая нация – попутали приоритеты и поставили наживу впереди знаний – это их большая тактическая ошибка. Заметь, дочь, тактическая! А вот в стратегии мы с ними почти во всём совпадаем. И у нас, и у них основным государственным приоритетом является Кодекс Звезды.

– Кодекс Звезды? – удивилась Машаня. – Никогда не слышала…

– И ни от кого, кроме меня, не услышишь, – подмигнул дочери Жехорский, – потому что я его сам придумал.

– Расскажи! – попросила Машаня.

– Да там всё очень просто. Я имею в виду, Кодекс Звезды очень прост: светить всем!

– И это всё? – удивилась Машаня.

– А чего больше-то? В переложении на государство это означает предоставление равных прав и свобод всем, в этом государстве рождённым, всем без исключения!

Машаня задумалась, потом в сомнении покачала головой:

– Но ведь и у них – я имею в виду негров – и, если присмотреться, у нас, существует неравенство. Откуда оно в таком случае берётся?

– Вот! – поднял палец к небу Жехорский. – Откуда неравенство… Я ведь не зря давеча сказал «рождённый». Человек под Кодексом Звезды рождается свободным. Свободу он начинает терять потом. Против воли: из-за цвета кожи, классовой принадлежности, и т. п. Или добровольно: в основном, из-за лени, хотя тут можно долго спорить, и найти, в конце концов, ещё тысячи причин.

Но главная причина неравенства состоит в ненадлежащем исполнении основного закона государства, если этот закон соответствует Кодексу Звезды.

Машаня разочарованно вздохнула.

– Папка, я, честно говоря, не улавливаю разницу: с Кодексом Звезды, без Кодекса Звезды, если потом всё равно найдутся те, кто всё испортит.

– Не скажи, – покачал головой Жехорский. – Под Кодексом Звезды всегда остаётся шанс, что всё когда-нибудь наладится, а без него – полная безнадёга. Простой пример. Ты знаешь, что такое фашизм?

– Ну, да – не очень уверенно ответила Машаня. – В Италии, и, кажется, в Германии…

– Добавь сюда ещё Японию, – посоветовал Жехорский. – там, если не по названию, то по сути, то же самое. А именно: превосходство одной расы над другими, неприятие всякого инакомыслия, идолопоклонничество и прочие антидемократические «прелести». О причинах возникновения этой плесени на теле человечества много говорить не буду, скажу только: они есть, они объективны, в них надо разбираться, чтобы они не возникали впредь.

– Но пока эта, как ты её называешь, плесень, только распространяется, или я не права?

– Права, дочь, права, – вздохнул Жехорский. – И, к сожалению, пик мощи фашизма ещё впереди. Но потом будет – и это неизбежно! – обрушение в пропасть. Жаль только, что эта «эпидемия» будет стоить человечеству миллионов жизней…

– Почему миллионов? – испугалась Машаня.

Жехорский опомнился. Как он сподобился втюхивать четырнадцатилетнему подростку мысли, до понимания которых не доросли многие весьма учёные дяди и тёти? Потому Жехорский постарался улыбнуться как можно беззаботнее.

– Я разве сказал «миллионов»? Извини, увлёкся. Всё это, дочь, не более чем теория, которую тебе лучше всего выкинуть из головы, потому что практика, вот увидишь, покажет совершенно иное! Ладно, давай полюбуемся ещё немного панорамой, да поедем домой. Не забывай, тебе завтра в школу!

МГУ

Встречу президента со студентами и преподавателями Московского Государственного Университета пора было закачивать. Николай Иванович Вавилов второй час отвечал на вопросы аудитории, и было заметно, что устал. Жехорский подал знак ведущему, и тот объявил:

– Ещё один вопрос и на этом будем закругляться!

Совершенно неожиданно это объявление послужило поводом для небольшого инцидента. В то время как большинство желающих задать вопрос понуро потянулись к своим местам, одна девушка решительно вышла вперёд, оттеснив стоявшего перед установленным в зале микрофоном юношу.

– Извини, но для меня это очень важно! – твёрдо сказала она.

Растерявшийся поначалу юноша попытался восстановить утраченный статус-кво.

– Для меня тоже очень важно, – заявил он, – к тому же я стоял первым!

Юноша попытался аккуратно оттеснить захватчицу от микрофона, но та, упрямо закусив губу, позицию не сдавала. В зале зашумели, послышались смешки. Ситуацию спас Вавилов, который обратился к юноше:

– Молодой человек, уступите девушке место, а я, со своей стороны, обещаю ответить и на ваш вопрос тоже.

После того, как порядок был восстановлен, ведущий предоставил девушке слово.

– Меня зовут Акгозель Мурадова, – Жехорский встрепенулся и стал присматриваться к девушке, – я студентка четвёртого курса филологического факультета.

– Я так понимаю, вы не москвичка, – сказал Вавилов, – откуда вы приехали?

– Из Туркестана, – ответила девушка, – из Амударьинского казачьего округа.

«Теперь понятно, почему я не сразу опознал в ней уроженку Туркестана, – подумал Жехорский. – Одежда, причёска – европейские, да и цвет кожи белее, чем у соотечественниц…»

– Издалека, – улыбнулся Вавилов. – Так что вы хотели спросить?

– Николай Иванович, – сказала девушка, – я прочла в газете, что готовится указ о выделении Туркестана из состава Российской Федерации, так я хочу вас попросить: не подписывайте этот указ!

Эти дерзкие слова вызвали ропот в зале. Вавилов поднял руку.

– Тише, товарищи! – Потом обратился непосредственно к Акгозель: – Признаться, барышня, вы меня удивили. Я бы даже сказал, немного смутили. – Вавилов сделал небольшую паузу. – Другое дело, мне легко пообещать то, о чём вы меня просите. И не потому, что я вот так сразу проникся сочувствием к вашим словами, – строго глядя на ошеломлённую привалившим счастьем девушку продолжил президент, – а совершенно по иной причине. Не мешало бы вам знать, милая барышня, что подписание названного вами документа целиком и полностью прерогатива руководства Российской Федерации, а не президента СССР. Вот когда придёт время завизировать изменение статуса Туркестана в составе СССР, тогда придёт мой черёд взять в руки перо. Или вы, – продолжая неотрывно смотреть на покрасневшую от досады за допущенную оплошность Акгозель усмехнулся Вавилов, – и этого предложите не делать? И не торопитесь с ответом! – предостерёг Президент открывшую было рот девушку. – Любой ответ может оказаться ошибочным. Лучше вам вообще не отвечать на этот вопрос. А вот соображения относительно того, почему Туркестан не должен получить бо́льшую самостоятельность, я бы хотел от вас услышать!

Акгозель, которая успела взять себя в руки, смело посмотрела в лицо президенту.

– Выделение Туркестана из состава России автоматически повлечёт передачу тех ключевых постов в руководстве республики, которые сейчас занимают ставленники Петрограда, ставленникам Ташкента.

– И что вас смущает? – улыбнулся Вавилов. – Или вы считаете, что среди туркестанцев не найдётся нужного количества достойных людей?

Вряд ли, задавая этот вопрос, президент рассчитывал услышать:

– Да, я так считаю!

Вавилов на секунду растерялся, в зале вновь поднялся ропот, послышались гневные выкрики в адрес Акгозель.

Вавилов поднял руку призывая соблюдать спокойствие.

– Вы, разумеется, вправе иметь собственное мнение по любому вопросу, – сказал Вавилов, обращаясь к Акгозель. – Но шум за вашей спиной, который подняли, как мне только что подсказали, как раз ваши соотечественники, говорит, что они вашего мнения не разделяют.

– Ещё бы, – усмехнулась Акгозель, – спят и видят себя в «высоких» креслах!

На эти слова аудитория отреагировала неоднозначно: кто свистел, кто аплодировал. Вавилов дождался, пока в зале установится относительный порядок, потом укоризненно покачал головой.

– Не следует вам плохо отзываться о своих товарищах.

– Плохо? – изумилась Акгозель. – Разве нацеленность будущего чиновника на карьерный рост, это плохо?

– Если карьера делается исключительно ради карьеры, на что намекнули вы, то да, плохо! – твёрдо сказал Вавилов. – Но я очень сомневаюсь, что у вас были серьёзные основания делать столь далеко идущие выводы!

– Я на что-то подобное намекнула? – удивилась Акгозель. – Странно, не заметила… На самом деле я имела в виду несколько иное. Готова согласиться с вами, Николай Иванович, что все те «товарищи», о которых вы говорили, нормальные ребята. Но в том-то вся штука – это я так считаю, – что самые ответственные посты должны занимать люди пусть чуточку, но ненормальные…

– Это вы меня имеете в виду? – воспользовался случаем закончить сложный диалог в виде шутки Вавилов. – Ну, спасибо!

– А ведь эта девочка права…

Президентский лимузин мчал по улицам Москвы. Сидевший рядом с Вавиловым Жехорский оторвал глаза от содержимого папки, которую ему передали несколько минут ранее. Он хотел убедиться, не ему ли адресованы слова президента? Нет, Николай Иванович смотрел прямо перед собой, ответа от спутника не ждал, и продолжил:

– Насчёт ненормальности, я имею в виду. По крайней мере, в отношении меня точно права! Был бы я нормальным, никогда бы не согласился на предложение стать президентом!

Тут Вавилов посмотрел на Жехорского: понял ли тот, в чей огород он только что камень кинул?

Жехорский, разумеется, понял. Вавилов – его кандидатура. Вот только слюнявчик он сегодня с собой прихватить забыл, а значит, надо отвлечь президента от «сопливой» темы.

– Кстати о девочках, – сказал Жехорский, – Николай Иванович, мне тут передали очень любопытный материал на вашу сегодняшнюю оппонентку…

– На Акгозель? – удивился Вавилов. – Так быстро?

– Фирма веников не вяжет, – усмехнулся Жехорский, – особенно такая, как КГБ!

– Что-то вас, Михаил Макарович, на фразеологизмы пробило, – недовольно заметил Вавилов.

– Виноват, – тут же отреагировал Жехорский, – больше не повторится.

– Ладно, – сказал Вавилов. – Излагайте, что там у вас на нашу восточную красавицу.

– Акгозель Мурадова, – начал зачитывать Жехорский, – дочь полковника Амударьинского казачьего войска Амана Мурадова…

– Михаил Макарович, – прервал Жехорского Президент, – мне очень стыдно, но я почти ничего не знаю об Амударьинском казачьем войске. Вы меня не просветите на этот счёт?

– Охотно! – оторвался от папки Жехорский. – Тем более что я тоже приложил руку к его созданию.

– Действительно? – удивился Вавилов. – Как это случилось?

– Думаю вам известно, Николай Иванович, – начал Жехорский, – что с весны 1921 по осень 1922 года я представлял центральную власть в Туркестане. Довелось мне принимать участие и в походах Туркестанской Национальной Армии на Бухару и Хорезм. Победу нам тогда обеспечила высочайшая дисциплина и превосходящая техническая оснащённость войск. В некоторых боях мы задействовали даже танки. Правда, до столицы Хорезма Хивы – ох, и трудный, я вам скажу, был поход! – ни один танк без поломок не дошёл, некоторые машины вообще чуть в песках не остались. Правда, конструкторы сделали тогда верные выводы и теперешние танки «пустынного» исполнения проходят через пески не хуже верблюдов. Но это так, к слову. А Хиву мы взяли и без танков. На этом поход, собственно, окончился. Остатки отрядов Джунаид-хана рассеялись по степям да пустыням, где их добивала наша конница. Сам Джунаид-хан ушёл в Каракумы, там и сгинул без следа. Так вот. Денька через три, как мы взяли Хиву, я, Буриханов и Турани пили чай на веранде моей временной резиденции…

– Постойте, – перебил Вавилов. – Вы имеете в виду генералов Асламбека Буриханова, командующего ТуркВО и Рашида Турани, председателя КГБ Туркестана?

– Точно так, – подтвердил Жехорский. – И именно в том разговоре Буриханов поведал о своём желании создать на Амударье казачье войско, а Турани предложил привлечь в него сторонников «Красного ислама».

– Погодите… – наморщил лоб Вавилов. – Это что же получается: Амударьинское казачье войско состоит из одних мусульман?

– Примерно на две трети, – ответил Жехорский. – А ещё треть – казаки-переселенцы из других казачьих округов.

– И что, амударьинские казаки настолько лояльны к центральной власти, что не хотят выделения Туркестана из состава России? – спросил Вавилов.

– Уже сделали вывод из перепалки с Акгозель? – улыбнулся Жехорский. – Поняли, откуда ноги растут? Всё так и есть, Николай Иванович! Кстати, эта самая Акгозель до отъезда на учёбу в Москву была лидером молодёжного крыла «красноисламистов» Туркестана.

– Насчёт перепалки я с вами не соглашусь, я бы назвал это небольшим диспутом, – сказал Вавилов, – да и ноги у девушки растут оттуда, откуда надо, и не будем эту тему развивать! Лучше скажите, вы-то сами, что думаете по поводу её слов?

– Начну с того, что девушка по-своему права. С её колоколенки всё выглядит именно так, как она сказала. Число образованных людей в расчёте на душу населения в Туркестане самое низкое на всей территории СССР. А процент выходцев из трудового народа среди этих образованных просто ничтожен. К слову сказать, Акгозель – единственная представительница трудящихся Туркестана, кто учится в МГУ. Остальные, как вы их назвали, «товарищи» – дети туркестанской знати или, в лучшем случае, тамошней интеллигенции. Так что если смотреть, повторюсь, с колокольни таких, как Акгозель, то нам действительно не следует отпускать Туркестан на вольные хлеба…

«Как же, „больше не повторится“, – вздохнул Вавилов. – Вот любит Михаил Макарович пересыпать свои речи всякой шелухой – и всё тут! Одно слово, горбатого могила исправит! Тьфу ты! Вот и я туда же…»

– Но мы-то с вами, Николай Иванович, сидим много выше, – продолжал меж тем Жехорский. – Нам-то известно, что чиновничьи кадры для нового Туркестана куются совсем не в кузне МГУ, верно? И мы твёрдо уверены, что на ключевых постах окажутся «наши» люди. С другой стороны, пора поставить многослойные фильтры на пути растущей трудовой миграции из Туркестана в другие регионы СССР, и это требование не только российских республик. Да и деньги Туркестану нужны свои, пусть и жёстко привязанные к рублю, а то уже вся мелочь туда ушла. Что касается экономики Туркестана, то с 17-го года она достаточно окрепла, чтобы не опасаться отцепить эту шлюпку от российского корабля – не утонет, да и мы по-прежнему рядом!

– Хорошо, Михаил Макарович, – остановил дозволенные речи Вавилов. – С девушкой мне теперь всё ясно, а убеждать меня в том, в чём я давно убеждён, далее не следует. Ответьте лучше вот на какой вопрос: Турани и Буриханов в новом правительстве Туркестана, видимо, могут рассчитывать на более высокие посты?

– Могли, когда бы захотели, – ответил Жехорский.

– Поясните! – попросил Вавилов.

– Турани, честно говоря, никуда двигать и не хочется. Уж больно хорошо он смотрится в кресле руководителя КГБ республики. Для пущей важности сделаем его ещё и заместителем председателя КГБ СССР, думаю, это устроит и нас и его. А вот Буриханов… – Жехорский посмотрел на Вавилова. – Он ведь после расформирования ТуркВО останется как бы без должности. Так мы ему предлагали подумать о самой высокой должности в республике. Подумал – отказался. Тогда предложили пост наркома обороны Туркестана – отказался! Назначьте меня, говорит, на должность командующего ударными силами Союза на территории Туркестана.

– Это он что, на понижение просится? – удивился Вавилов.

– Да нет, – ответил Жехорский. – Повышением это точно не назовёшь, но и серьёзным понижением, пожалуй, тоже…

– Так, может, удовлетворим просьбу заслуженного генерала? – предложил Вавилов.

12 3 4 След.

Война по распорядку. Красным по белому. Альтернативная сага

КРАСНЫМ ПО БЕЛОМУ
(альтернативная сага)
вторая редакция

Книга четвёртая