Птичка Божия

– А вот, – отвечает Сомнение и в карман (свой, впрочем) лезет. – Заходили тут намедни господин Гейнце с господином Матвеевым и оба по рукописи оставили. Просматривал я их. Превосходнейшие произведения. Г. Гейнце «Капитанскую дочку» в прозе написали, а г. Матвеев стихи – «Беззаботность птички» называется.

– Дайте-ка прочесть, – сказал бедный сын газеты и, взяв стихи г. Матвеева, продекламировал вслух:

 
Птичка Божия не знает
Ни заботы, ни труда,
Хлопотливо не свивает
Долговечного гнезда.
В долгу ночь на ветке дремлет,
Солнце красное взойдёт,
Птичка гласу Бога внемлет,
Встрепенётся и поёт.
За весной, красой природы,
Лето красное пройдёт,
И туманы, непогоды
Осень поздняя несёт.
Людям скучно, людям горе!
Птичка в дальние страны,
В тёплый край, за сине море
Улетает до весны.^[1]
 

– Прелестно! – воскликнул бедный сын газеты, – жаль только, что я как будто уже читал где-то что-то подобное. В хрестоматии Галахова, что ли? А то – и художественно, и мысль есть… просто, можно сказать, пушкинская вещица! Неправда ли?

– И притом совершенно невинно, – дало самодовольный отзыв Сомнение.

Но другие аггелы не разделили его восторгов.

– Ну, это ещё бабушка надвое сказала, – возразил Трепет.

Тут уж даже Сомнение обиделось на его трусость и возразило:

– Знаешь ли? ты начинаешь пересаливать. Хоть весь цензурный архив пересмотри, а циркуляра, воспрещающего писать о птичках, не было.

– Оставь, пожалуйста! – с досадою вскричал Трепет, – птичка, птичка! Надо знать, о какой птичке речь. Кабы дело шло о птичке, которая ходит весело по тропинке бедствий, не предвидя от сего гибельных последствий, – я бы слова не сказал: печатайте, сколько хотите! А ведь эта птичка – какая? Божия! По моему, прежде чем печатать птичку г. Матвеева, её, во всяком случае, следует послать в духовную цензуру.

– Пожалуй, – согласилось Сомнение, подумав несколько.

– Иду дальше, – продолжал Трепет. – «Не знает ни заботы, ни труда». По вашему, этакую штуку можно печатать?

– Почему же нет?

– В таком-то сочувственном тоне?

– Что же тут преступного?

– Как – что?! Господа! Да тогда вы уж лучше прямо, в прозе, валяйте: «Искренно, мол, симпатизируем пролетариату, не имеющему ни труда, ни результатов оного, о коих он мог бы заботиться»…

– Бог с тобою, Трепет! – возмутилось Сомнение, – ведь, о птичке речь идёт, а не о человеке!

– О птичке, о птичке… пролетарий, брат, он – что человеческий, что птичий – всё пролетарий! Нельзя! вон это! Или, по крайней мере, относись с заслуженным порицанием… Хоть так – например:

 
Птичка глупая не знает
Ни заботы, ни труда.
 

Или:

 
О, лентяйка! ты не знаешь
Ни заботы, ни труда…
 

Или даже:

 
Негодяйка! ты не знаешь
Ни заботы, ни труда…
 

– Нет, нет! – замахал руками бедный сын газеты, – с ума ты сошёл, Трепет? Ведь, как никак, а моё издание – орган свободомыслящий, а ты хочешь навязать ему мещерскую окраску!.. Положим, оно спокойнее, но – есть же, наконец, и у меня гражданское мужество, волк вас заешь! И, наконец, если мы возьмём такой глупый тон, какой дурак нас читать станет?