Дивная нота

– Разумеется, она дорога мне,– сконфужено ответил Клаус. Мистер Мэдфори взял чайник и налил себе холодный чай. Клаус сидел, едва прислонившись к спинке стула. Юноша молчал. Его усталый, опустошённый взгляд остановился на опущенном вниз уголке листа обоев.

– Мама полагала что ты будешь скрипачом,– обреченно произнес мистер Мэдфори. А ты?

– Я немного устал папа, – попытался оправдаться Клаус. Голова мистера Мэдфори запрокинулась назад, а пальцы рук скрестились, выгнувшись к полу.

– Я никогда не просил от тебя много Клаус! Рука мужчины сделала резкое движение, и тот час большая часть посуды упала на пол. Оставшиеся чашки с узорчатыми блюдцами мистер Мэдфори разнёс вдребезги несколькими ударами. Мужчина бил так сильно, что на его тяжёлых, крепких кулаках выступили синяки. Широкое его лицо приобрело багровую окраску, а ноздри вздёрнулись.

Моё скромное пристанище давно превратилось в чудесную оранжерею. Цветы стали моей страстью и заботой.

По приходу домой я сбросил одежду и принялся угощать моих питомцев прохладной, живительной водой. Ухаживая за цветами, мне показалось, лепестки одного из них издавали что-то похожее на мелодию флейты. Это произошло так скоро, что мне не удалось понять природы этого звука. К концу второго часа я закончил с домашними хлопотами. Ароматные листы моих растений, волшебный подарок судьбы для моего сердца. В них нет злобы, они не судят за ошибки. Теперь по высокой серой стене надо мной спускается желтобрюхий паук. Его ослабевшие, длинные лапки едва двигаются. Крошечный хищник у моей головы начал плести сеть, и кажется, мы с ним немного похожи.

Жизнь в моём теле угасает в эту пору, как у сезонного насекомого. Надежда, на приход весны, вот что даёт мне силы, вытягивает меня из бездны отчаяния. Так удобно расположившись в постели, я попытался уснуть. Не мог. Долгое время крутился, а затем оставшуюся часть ночи меня мучили кошмары.

Ночью того же дня юный Клаус бежал. Распахнув двустворчатое, высокое окно юноша выпрыгнул из спальни.

Луна приобрела цельную, круглую форму, хорошо освещая просторный, фруктовый сад у дома мистера Мэдфори. Кузнечики пели свои тонкие, звонкие песни. В соседних домах уже давно не горели лампы, городок наслаждался сновидениями. Сумка с вещами оказалась за спиной, и Клаус покинул двор. Миновав несколько улиц, юноша оказался на окраине города. Окончательное решение, что делать Клаус не принял, и потому забрался в заброшенное здание, старой почты. Внутри среди останков мебели и мусора несло плесенью и затхлостью. Всё же теперь это предприятие казалось Клаусу гораздо приятнее, чем оставаться дома. Он представлял, как жутко рассердится отец, когда наступит утро, и он обнаружит холодную постель. Клаус хорошо понимал и помнил жуткие приступы ярости папы, когда что-либо шло не по его воле. Именно поэтому, Клаусу не хватало мужества признаться, что он уже давно возненавидел музыку. Отвращение к занятиям скрипкой появилось уже в первый учебный год, и только усиливалось с каждым новым уроком. Застелив промятый, пыльный диван, пожухлыми газетами, Клаус лёг, съежившись, подобно новорожденному младенцу. Его пальцы хорошо помнили несколько сотен мелодий, сыгранных и выстраданных. От чего-то, именно они, теперь чередуясь, скользили внутри дремлющего сознания, болезненно цепляясь за невидимые струны души.