Утерянная брошь. Исторический детектив

Продюсерское агентство Антон Чиж Book Producing Agency

Корректор Ольга Рыбина

Дизайнер обложки Клавдия Шильденко

© Алекс Монт, 2023

© Клавдия Шильденко, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0060-6527-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Задание шефа жандармов

Поздним вечером среды 29 мая 1867 года¹ в Париже напротив неприметного серого дома на улочке Басс дю Рампар остановился фиакр. Дверца кареты приоткрылась, и из подъезда вышла закутанная в плащ молодая дама с прической а-ля Мария Стюарт, чьи пышные каштановые волосы осветились газовым фонарем. Накинув капюшон, женщина села в экипаж, и карета тронулась. Возле широко разросшегося платана на углу авеню Габриэль и Мариньи лошади остановились, и мерное цоканье копыт сменилось частой дробью удалявшихся шагов. Когда стук каблуков стих, раздался щелчок замка, скрипнула увитая плющом калитка, и дама исчезла во мгле.

В погожий осенний день того же 1867 года следователь Петербургского Окружного суда коллежский асессор Чаров вошел в кабинет Шувалова. Не отрываясь от бумаг, шеф жандармов указал на стоявший возле огромного письменного стола одинокий стул.

– Итак, каково ваше решение? – смотря в упор на своего визави, вопросил граф.

– С радостью принимаю предложение вашего высокопревосходительства, однако смею напомнить о моих обязательствах перед Министерством юстиции. Еще восемь месяцев я должен отдать этому ведомству, – затягивал с безоговорочным «да» судебный следователь.

– А я и не предполагаю вашего немедленного зачисления в штаты Третьего отделения. Однако ж, получив от вас принципиальное согласие на сей счет, могу быть уверенным в вашей неизменной готовности служить и далее высшим интересам империи, – Шувалов достал из ящика плотно исписанный лист бумаги и протянул Чарову.

– Это…? – глядя на французский текст, коллежский асессор изогнул вопросительно брови.

– Доклад префекта Парижской полиции императору Наполеону, – с угрюмым видом пояснил граф.

– Подробности покушения на государя в Булонском парке после военного смотра в Лоншане? – осторожно предположил Чаров.

– Не угадали, – с тяжелым вздохом отозвался Шувалов. – Доклад содержит отчет службы наружного наблюдения о передвижениях вот этой особы, – с этими словами он открыл лежавшую на столе папку, откуда извлек дагерротип молодой женщины с копной темных волос, точеными чертами лица и обворожительной улыбкой. – Часом, не узнаете?

– Признаться, затрудняюсь, – любуясь портретом, с невольным сожалением изрек судебный следователь. – Нет, изображенная здесь молодая особа мне решительно не знакома, – он покачал головой и возвратил карточку.

– Эта милая девица с невинным ангельским взором – княжна Екатерина Михайловна Долгорукова, – высокий лоб шефа жандармов прорезала глубокая складка. – Та самая девчонка, вскружившая голову государю и могущая в любую минуту посеять раздор в императорской семье, – заметив растерянность молодого человека, расставил точки над i Шувалов. – Опасаясь скандала или же руководствуясь какими иными видами, – граф многозначительно хмыкнул, – родные княжны увезли ее в Италию, на родину супруги ее старшего брата Михаила. Однако ж ненадолго. Едва государь изволил прибыть на Выставку в Париж², как Долгорукова тотчас примчалась из Неаполя в сопровождении оной родственницы.

– Семья княжны переменила свое отношение и стала поощрять сию…? – Чаров на мгновение запнулся. – Неподобающую связь, – выдавил из себя он опасную крамолу.

– Император великодушен и щедр, а Долгоруковы безнадежно разорены. В Париже княжна совершала с государем прогулки и еженощно таскалась в Елисейский дворец, где пребывали его величество, – не скрывал своей досады Шувалов.

– Но как княжна проникала во дворец? – искренне изумился судебный следователь.

– У нее имелся ключ от дворцовой калитки со стороны сада, кой ей вручили по приказу государя. Агенты парижской полиции срисовали ее, а месьё префект немедля донес о случившемся императору Наполеону. Французский монарх чрезвычайно дорожит расположением его величества и не дал повода трепать высочайшее имя газетам. Более того, он строжайше запретил вести слежку за Долгоруковой и любезно передал с адъютантом сей отчет мне, – самодовольно усмехнулся граф и испытующе посмотрел на собеседника.

– Стало быть, эту историю удается сохранять в тайне? – хриплый голос выдал волнение Чарова.

– Шила в мешке не утаишь, – обреченно махнул рукой Шувалов. – Однако чем далее она будет сокрыта от посторонних глаз, тем будет лучше. Тем будет лучше для всех, – уточнил свою мысль шеф жандармов. – Хотя в оную тайну посвящены многие. Министр двора граф Адлерберг, снабдивший ключом княжну, да и… – он хотел было упомянуть остальных спутников царя, приехавших в Париж и проживавших в Елисейском дворце, но поостерегся, поскольку состоял в их числе.

– М-да, положение, – пряча глаза, неопределенно протянул молодой человек.

– Мимолетное увлечение, как все полагали поначалу, обернулось затянувшимся наваждением. Государь ведет себя как влюбленный юноша, и августейшее безрассудство может иметь весьма далеко идущие последствия. Для императрицы, понятно, не новость частые увлечения супруга, однако это… сумасшествие затмевает собой все прочие, – не сразу нашел подходящее слово граф. – Строго entre nous³, Чаров. Государь наследник выказывает нервозность и явно растерян, а император создает вид, что никто ничего не замечает. Сейчас княжна в Петербурге, поместилась у того же брата Михаила на Английской набережной и всякий день видится с его величеством в Летнем саду, благо погода позволяет, – с нескрываемым сожалением попенял Шувалов на дивные осенние дни.

– Не нахожусь с ответом, ваше высокопревосходительство, – вторить шефу жандармов и соглашаться с его критикой особы государя Чаров не посмел.

– У меня будет личная просьба к вам, – взгляд Шувалова потеплел, а голос приобрел фамильярную задушевность. – Попробуйте войти в близкое окружение княжны и составить свое мнение об этих лицах.

– Быть соглядатаем, – смущенно проронил молодой человек, уразумев в одночасье, чего от него ждет шеф жандармов. Чувство брезгливой отчужденности затаилось в уголках его рта.

– Когда надо было зондировать мадам Акинфиеву⁴, вы были куда сговорчивее, – взгляд Шувалова окатил его холодом.

Всесильному главноуправляющему Третьим отделением Собственной Его Императорского Величества канцелярии Петру IV, как его называли в свете, весьма досаждало, что он узнал о происходивших у него под носом событиях от министра двора, этого развязного фанфарона Адлерберга⁵ с канареечными мозгами, а не догадался обо всем сам. Намереваясь отныне быть в курсе подробностей развития любовной интриги, он решил использовать в своих целях Чарова.

– Но я не вижу возможностей для немедленного исполнения поручения вашего высокопревосходительства, – заметно напрягшись, пробормотал судебный следователь. Осознание собственной беззащитности повергло чиновника в неподдельный шок. Даже если забыть о неблаговидной стороне поручаемого ему дела, во главу угла вставали вопросы практического свойства. Узнать о намерениях Надежды Акинфиевой – прожженной и наглой авантюристки, плавно переместившейся из спальни князя Горчакова в объятия герцога Лейхтенбергского, – это одно; и совсем другое – шпионить за возлюбленной императора.

– Сойдитесь с братьями княжны. Используйте связи вашего дядюшки-министра⁶, но помните: моя доверительность секретна, и вы подотчетны одному мне. Кажется, Екатерина Долгорукова водит дружбу с мадемуазель Варварой Шебеко, чья сестра замужем за другим братом княжны, Василием, – при этих словах Шувалов выразительно посмотрел на закрытую дверь и приложил к губам палец. – Кстати, мой адъютант носит ту же фамилию.

– Господин полковник…? – изобразив замешательство на лице, не договорил коллежский асессор.

– Брат мадемуазель. Человек он способный, ревностен в службе, но действовать через него в этом деликатнейшем деле, согласитесь, затруднительно.

– Я вас понимаю, – невольно согласился основательно сбитый с толку Чаров.

– Превосходно, что понимаете, – с язвительным снисхождением усмехнулся граф. – Видите, как все запуталось и переплелось. И не мне вас учить, как распутать означенный клубок, – с ходу отметал любые возражения Шувалов.

– Однако ж дядюшка едва ли сможет помочь мне. Как должно быть известно вашему высокопревосходительству, он нынче с семьей в Берлине и вернется в Петербург не ранее середины октября, да и… – цепляясь за всплывавшие в его голове обстоятельства, Чаров всячески пытался избежать навязываемой ему роли. Гадливое послевкусие, вызванное словами Шувалова, и подленькая покорность его воли смущали молодого человека.

– И что с того? Испытайте иные оказии. Вы приняты в свете, а это главное, – граф нервно передернул плечами. – Поймите одну непреложную истину, Чаров. Ежели ваша знакомая Акинфиева угрожает будущности его императорского высочества герцога Лейхтенбергского и вредит ему одному, то княжна Долгорукова может принести неисчислимые бедствия государю и России.

– Приложу все усилия, ваше высокопревосходительство, – под напором шефа жандармов он был вынужден сдаться.

– Вот и чудесно, – удовлетворенно изрек Шувалов. – Касательно выстрела Березовского в Булонском парке поговорим в воскресенье. Приезжайте ко мне на Елагин часиков… – граф умолк на мгновение, – эдак в пять. У меня на даче вы забудете про городскую суету и найдете истинное отдохновение, – морщась от грохота проезжавших по булыжной мостовой экипажей и косясь на задернутое кисеей окно, скрадывавшее зловещий силуэт Михайловского замка, он отпустил Чарова.

Княжна Долгорукова владела помыслами Сергея весь обратный путь до его квартиры на Седьмой линии Васильевского острова. Проезжая «Золотой якорь», он почувствовал голод, и, подумав, что дома его ждет вчерашняя телятина и иных разносолов не предвидится – слуга Прохор был не мастак готовить, он остановил пролетку и зашел в трактир. Заметив сквозь приоткрытую дверь знакомую компанию студентов академии художеств, он предпочел избежать общения с подвыпившими гениями и поднялся на второй этаж. Не в пример завсегдатаям трактира, публика в ресторане вкушала блюда с важной значительностью, официанты с хлыщеватыми усиками и улыбкой вездесущей угодливости сновали с уставленными снедью подносами, бесшумно фланируя по вощеному паркету меж мерно гомонящих столов.

Не успев сделать и шагу, Чаров был окликнут князем Несвицким – любителем лошадей, парусного спорта и начинающих актрис. Матушка князя подыскала ему выгодную партию, и, в преддверии помолвки, Несвицкий предпочитал теперь манеж театру, а то и буднично коротал вечера в ресторации за бутылкой бургундского или «Вдовы Клико». Вот и сейчас, изобразив скучающий вид, он тянул шампанское, заедая его устрицами и бросая рассеянные взгляды на входящих в зал.

– Давненько мы не видались, cher ami⁷! – щелкнув пальцами официанту, с неподдельным энтузиазмом воскликнул Несвицкий. Появление Чарова ему было приятно, и он не скрывал своей радости.

– С того самого дня, как брал у тебя Запала, mon cher⁸.

– Славный жеребец, только горяч не в меру, – глаза князя мечтательно загорелись.

– Тогда его горячность пришлась как нельзя кстати. Я успел вовремя, – вспомнив о сумасшедшей скачке в Царское Село⁹, отвечал Сергей.

– Отведай устриц, страсть как хороши, – отправил в рот очередного моллюска князь.

«А не расспросить ли его сиятельство о Долгоруковых?» – следуя гастрономическому совету князя, подумал Чаров и отхлебнул шампанского, с почтительной предупредительностью разлитого официантом.

– С Васенькой Долгоруковым знаком отменно. Можно сказать на дружеской ноге. Не раз он, шельма, как на вист соберемся, меня на раздаче обходил. А вот с его старшим братцем Мишелем дружбу не вожу. Уж больно заносчиво ноне держится князь. Да и супруга его, княгиня Луиза, источает холодную неприступность, строга до неприличия стала. Только в толк не возьму с чего? – недоумевал Несвицкий.

– Женское настроение переменчиво, сродни нашей погоде, – глухо пробормотал Сергей, мотая на ус последние слова князя. От него не ускользнула лукавая искорка во взоре приятеля.

– Зато благоверная Васеньки, княгиня Софья, напротив, неизменно приветлива и ровна со мною, – продолжал Несвицкий, с видимым удовольствием поглощая устриц.

– Она из рода… – Чаров делано замялся и наморщил лоб.

– Шебеко, Серж. Ее старшая сестра Ольга замужем за графом Гендриковым, камергером, а вот младшая, мадемуазель Варвара – свободна, покамест, – многозначительно подмигнул ему Несвицкий. – Богатая невеста, a propos¹⁰, однако не в моем вкусе, – с некоторым сомнением процедил он и, отставив опустевший бокал, игриво взглянул на собеседника.

– В самом деле? – вскинулся Чаров.

– Могу тебя представить, буде пожелаешь.

– Премного обяжешь, – он подозвал официанта и приказал подать себе обед, попросив бульону с клецками, пирожков разных сортов, салат с эстрагоном и рубленым яйцом, рыбу соль под нормандским соусом, пунш глясе и маседуан на сладкое.

На следующий день слуга Прохор подал ему записку. Несвицкий звал Чарова на парусные гонки, устраиваемые в воскресенье городским яхт-клубом. «Будь к полудню на Крестовском, mon cher. Обозреешь очередной этап осенней регаты и мадемуазель Варвару. Васенька с супругой тоже приедут. Что до прочих Долгоруковых, наверняка не скажу, но коли Мишель соблаговолит принять наше приглашение, княжна Екатерина и княгиня Луиза точно прибудут. Моя „Мечта“ стоит в эллинге на ремонте, посему буду обыкновенным зрителем на веранде», – сообщал его сиятельство. «Как все устроилось, однако. Сведу нужное знакомство и к графу на дачу поспею».

Глава 2. На даче Шувалова

К часу открытия гонок гостевая трибуна, устроенная против клубной дачи¹¹ на Елагином острове, заполнилась до отказа. Погода стояла на удивление солнечная, и свежий юго-восточный бриз призывно бил по скрученным парусам скопившихся возле буев и ждавших сигнала яхт. Нарядная публика, вооружившись биноклями и зрительными трубами, живо переговаривалась и горячо обсуждала участников гонки. Народ попроще толпился внизу, пестрой лентой растянувшись вдоль берега Средней Невки. Наконец прозвучал гонг, спортсмены развернули паруса, и, рассекая водную гладь, суда устремились к заливу.

В рядах поглощенных начавшимся действом зрителей находился видный, франтовато одетый господин, чей бинокль был направлен на открытую веранду клубной дачи, где собрались почетные гости и особо близкие к устроителям соревнований лица. Казалось, происходящее на реке вовсе не занимало мужчину. Его острый наметанный взгляд методично скользил по дорогим туалетам и украшениям сидевших напротив дам, пока не застыл на очаровательной шатенке, с благосклонной улыбкой внимавшей стоявшему за ее спиной молодому человеку. Когда последний парус скрылся за поворотом, франт спустился с трибуны и, изящно помахивая тростью, растворился в толпе.

– Итак, Чаров, вижу, времени зря не теряли, – одобрил его рассказ Шувалов, отдавая щедрую дань лафиту. – Это удача, что Долгоруковы приехали поглазеть на регату и вы сошлись с их семейством. Батюшка княжны непоправимый картежник. Пустил по ветру огромное приданое жены и заложил последнее имение.

– По первому впечатлению, братья княжны – люди основательные. В особенности, старший, Михаил. Подобного расточительства он не допустит.

– А уж и нечего расточать! Одна у них надежда – милость государя, – граф любовался подсвеченной солнцем багровой красотой фужера. – А она, монаршая милость, при умелом подходце может оказаться воистину безмерной.

«А ведь, коли Долгорукова войдет в силу, ее многочисленные родственники начнут осаждать государя, выпрашивая через княжну всевозможные выгоды», – легкая тень пробежала по лицу шефа жандармов.

– Насчет милости его величества, – прервал его размышления судебный следователь. – Во время гонок княжна потеряла брошь, полагаю, подарок государя.

– Опечалилась? – Шувалов замер на миг.

– Сражена неподдельным горем, инако и не скажешь, ваше высокопревосходительство. Обыскали всю веранду и лужайку вокруг, но брошь как в воду канула. Должно быть, кто-то из публики подобрал.

– Как вам младшая Шебеко? – неожиданно перевел тему шеф жандармов.

– Мадемуазель Варвара тонкая штучка, сходу не поймешь. Однако мне не глянулась ее близость с княжной. Полагаю, супруга старшего брата Долгоруковой, княгиня Луиза, состоит в числе ее конфиденток.

– Скорее, играет роль тайной наставницы, а по случаю компаньонки и наперсницы. Не исключаю, что оное амплуа тяготит обеих, – не согласился с его оценкой Шувалов.

– Текущая в ее жилах королевская кровь питает мадам гордыней. Все ж таки она почти что принцесса де Бурбон¹², – скромно предположил судебный следователь.

– Вот именно, что почти! Луиза – незаконная дочь королевского сына, а предки княжны самые что ни на есть Рюриковичи. Впрочем, не будем вдаваться в родословец. Мадемуазель Варвару Шебеко видели в Летнем саду, где она сопровождала Екатерину Долгорукову, – наконец дошел до сути дела шеф жандармов.

– А ежели это была не она, а княгиня Луиза, с коей княжна приезжала на свидание с государем в Париж? – упорно стоял на своем Чаров.

– Полагаете, мои скоты обмишурились и приняли ее за девицу Шебеко? – лицо Шувалова приняло надменное выражение.

– Не смею бросать тень на агентов Третьего отделения, однако ж нельзя исключить ошибки с их стороны.

– Обознаться может каждый, Чаров. Только приставленный к Долгоруковой филер знает в лицо всех родичей княжны и способен отличить супругу ее брата Михаила княгиню Луизу от этой ящерицы Шебеко, – непререкаемым тоном заявил Шувалов.

– В таком разе следует приставить филера и к Варваре, хотя… – он осекся на полуслове, подумав, что будет ловчее волочиться за ней без пригляда агентов графа.

– Успеется. Раз вы намерены приударить за мадемуазель, филеры будут излишни, – шеф жандармов разгадал его мысли и весело улыбнулся. – А что за брошь обронила княжна? – вернулся к происшествию на регате Шувалов.

– Весьма трогательная безделица с сапфирами в виде анютиных глазок и бриллиантами замечательной по изяществу работы. Браслет от того же ювелира она носит на левом запястье. Как шепнула мне мадемуазель Варвара, на утерянной броши выбита дата – «30 мая».

– Стало быть, оные безделицы император преподнес ей утром в Елисейском дворце, в самый день отбытия из Парижа… – граф замолк на мгновение. – А вы изволите судить, что княжна не близка с Варварой Шебеко! – он насмешливо посмотрел на Чарова.

– Мадемуазель могла случайно прознать про оные обстоятельства, – пожал плечами Сергей.

– Ежели мадемуазель Шебеко пока что не в числе конфиденток княжны, то в скорости таковою станет. Уж поверьте моему опыту, – глотнув лафита, важно изрек Шувалов.

– Выходит, я не напрасно обеспокоил Несвицкого?

– Весьма недурно, что он представил вас Долгоруковым, а не кто-либо иной. К примеру, мадам Акинфиева, как бы невероятно оное допущение не показалось. Уж больно от нее пахнет… – граф намеревался крепко выразиться о достоинствах госпожи Акинфиевой, как появление на веранде, где они уединились для приватного разговора, графини остановило шефа жандармов.

– Э-э-э о чем это я толковал? – после ухода супруги, пришедшей сообщить, что чай подан, вопросил Шувалов.

– О мадам Акинфиевой, – подсказал с улыбкой Чаров.

– Да бог с ней! – как от назойливой мухи отмахнулся он. – А вот Варвара Шебеко и ее замужние сестры, равно как и братья Долгоруковы, будут нам весьма интересны, – взгляд графа скользнул по лицу судебного следователя, отчего тот инстинктивно напрягся. – Ваш приятель Несвицкий настоящий кудесник, что одним махом свел вас с ними сегодня на регате. А коли бы вы отыскали ту брошь… – задумавшись, он умолк на мгновенье. – Кстати, как вы нашли княжну? – задал главный вопрос шеф жандармов.

– Как утренняя роза свежа и прекрасна, ваше высокопревосходительство, – в искреннем восхищении воздел руки к небу судебный следователь.

– Ищите пропавшую брошь, Чаров. Не сомневаюсь, ваши шансы заслужить доверие Долгоруковой взлетят до небес, когда в один прекрасный день вы вернете ей подарок государя. А теперь идемте пить чай. За ним и поговорим о выстреле Березовского в Булонском парке.

Глава 3. Ловля на живца

Анализируя происшедшее на регате, Чаров пришел к выводу, что брошь вряд ли удастся найти, если ее подобрал кто-то из праздной публики.

«Разве что дать объявление в „Полицейских ведомостях“ и предложить нашедшему приличное вознаграждение. Однако княжна едва ли согласится, памятуя историю вещицы. Но коли брошь позаимствовал не случайный человек из толпы, а вышедший на промысел карманник, шансы отыскать безделицу повышаются. Со слов княжны, замок на броши был надежный, шомпольный и никоим образом сам собою не отворялся. В таком разе злоумышленник незаметно подкрался к жертве и, пользуясь теснотой и сутолокой, ловко вывинтил замковый шомпол и снял безделицу с платья. А ведь, чтоб такое обделать, потребна недюжинная сноровка».

Приехав в Окружной суд, он поднял старые дела, связанные с подобными кражами, и, прикинув личности подозреваемых, отослал записку чиновнику для поручений Блоку, служившему в Сыскной полиции с первых дней создания ведомства.

– Стало быть, никаких зацепок на означенный предмет не имеете? – выслушав Блока, разочарованно проронил Чаров.

– Сыскная полиция существует менее года, господин Чаров, и учет преступников покамест у нас не богатый, однако ж случившаяся на регате кража, ежели это была и взаправду кража, – полицейский чиновник пристально глянул на собеседника, – не может оставить меня в стороне. Особливо, памятуя наше прежнее сотрудничество и вашу ко мне доброту. По причине приватности дела, я не вправе привлекать агентов, да и санкцию вышестоящего начальства… – осекшись на полуслове, Блок задумался на мгновение. – А коли не побрезгуете, предлагаю переодеться, подходящая одежонка у меня имеется, и нынешним вечерком посетить пару мест, где опосля своих подвигов собираются воры да карманники. Авось, что про брошь да услышим.

Пара вечеров шляний по кабакам вокруг Сенной площади не дали результата, и лишь на третий день им улыбнулась удача. Забредя в заведение у Пяти углов – неприглядный трактир в двухэтажном деревянном доме, одна сторона которого изрядно покосилась и вросла на пол-окна в землю, они подслушали примечательный разговор. К этому времени облик Чарова приобрел нужную расхристанность, так что порядочные мастеровые поглядывали на него искоса, а подозрительный элемент с нескрываемым интересом.

– Значитца, на шухере стоял? – просвистел рябой толстяк с выбитым зубом и покрасневшими от духоты и спиртного большими оттопыренными ушами.

– Представь, Викентий, – утвердительно кивнув и отхлебнув из кружки, отвечал собеседник ушастого – длиннорукий жилистый молодец с едва проглядывавшимся пушком на верхней губе. – Едва мы с Князем приехали на Елагин, как он выскочил из пролетки и напрямки к трибуне, – при этих словах Чаров обратился в слух и инстинктивно вытянул шею в сторону стола, где сидели рябой и его рассказчик. – А там публика вся чистая, благородная. Дамы в шляпах с перьями, господа при цилиндрах, офицеры в парадных мундирах. В общем, бумунд. Ну, я, понятно, к людишкам подряннее пристроился, што возле воды стояли, да зырил во все глаза, покамест Князь свое дело не кончил. Кстати, когда он в благородном платье, самый што ни на есть истинный князь, – с гордостью заметил длиннорукий. – Как в пролетку к нему садился, не признал его сразу.

– Ну, а опосля? – сгорая от любопытства, прошепелявил толстяк.

– А што опосля? Вижу, Князь с трибуны спускается и по аллее чешет. Я за ним, держу дистанцию. Он мне знак подает, штоб к мосту шел и на Крестовский перебирался. Вижу, возле берега весла в привязанной лодке, а рядом публика разгуливает да друг с дружкой степенно так беседует. Я весла на плечо да на мост. Как бы хозяину несу.

– Лихо! – шумно глотая пиво, одобрил рябой. Ухватив двумя пальцами кильку пожирнее, он сосредоточенно водил глазами, после чего, удовлетворившись состоянием продукта, без колебаний проглотил рыбешку.

– А как на Крестовском оказался, весла с плеч, да сызнова нырк в толпу, што ужо с того берегу на гонки пялилась. Зырю, Князь напрямки к веранде, а там, как в театре, публика в креслах аль на стульях восседает. Тут он с человеком в гребной костюм одетым – до чего срамной костюм, Викентий! – зачал лясы возле самых ступеней точить.

– А опосля? – громко рыгнув, поинтересовался Викентий.

– Заладил, опосля да опосля. Опосля ужо кончено дело было. Тот, што в гребном костюме, на Князя двум офицерам кивнул, те с ним поздоровкались, да наверх все чохом и поднялись. Вдобавок на веранду ужо с самой дачи важные господа вышли, Князя не узреть толком стало, народу набилось много…

– Как же ты на стреме стоял? – искренне удивился рябой.

– Так и стоял. Мне ж не на Князя глядеть надо было, – мотнул головой рассказчик. – Глазом не успел моргнуть, как он свое дело обтяпал да с дачи утек. Зрю, показывает, штоб сызнова к мосту шел. Там мне целковый отвалил, а сам в пролетку да усвистал восвояси.

– Значитца, ты меня на энтот целковый угощаешь? – с заискивающим взглядом поинтересовался Викентий.

– Да нету давно таво целкового! В той же день все профукал. На бубонного туза поставил, да он мне шиш показал. Это Князь меня нынче подогрел. Грит, сбросил ту цацку, што на Крестовском взял, так что вот тебе, Ваня, выпей за мой фарт, ну и себя не забудь. Это он про мой непотребный костюм намёкивал. Я, понятно, – в Гостиные ряды, у наших барыг мануфактуру брать не с руки. Князь новое дело обещал, в общем, там и приоделся, – встав со стула, окинул себя гордым взглядом Иван. Заправленные в хромовые сапоги штаны из чесучи цвета беж и черный плюшевый кафтан сами по себе смотрелись солидно, но висели, как на вешалке, на худой высокой фигуре их безусого владельца.

Понимающе перемигнувшись, Чаров с Блоком продолжали потягивать пиво, и едва Иван засобирался на выход, а его подвыпивший товарищ задержался в отхожем месте, поспешили на улицу. По привычке, Блок занял позицию у черного входа. Впрочем, эта мера не понадобилась. Не прошло и минуты, как подельник Князя показался в дверях и, успев отдалиться от трактира на десяток метров, был сбит с ног судебным следователем. С помощью подоспевшего сыскаря Ивану скрутили руки и в полицейской карете доставили на Большую Морскую.

– Стало быть, с Князем у тебя новое дело намечается? – напирал на задержанного судебный следователь, тогда как полицейский чиновник угостил Ваньку сильным тумаком в правый бок.

– Никакого Князя не знаю! – прерывисто дыша, шел в глухой отказ тот.

– Послушай, мил человек, – примирительно произнес Чаров. – Скажешь ты нам, где у тебя должно быть свидание с Князем, али нет, мы его едино возьмем. Только, коли его задержание произойдет при твоем содействии, мы тебя отсюда выпустим, и катись ты на все четыре стороны. Однако ежели ты и далее к сознанию прийти не пожелаешь, пойдешь этапом со своим Князьком на каторгу в Сибирь. А посему, подумай на сон грядущий о своей судьбе, а мы к тебе с господином полицейским чиновником завтра заглянем, – решил не форсировать события Чаров, и вместе с Блоком они покинули камеру.

Князя накрыли в ресторане «Доминик», где он играл в домино под пиво с раками в компании с Иваном. Дабы отвести подозрения от последнего, его тоже арестовали, и на пару с марвихером отвезли в Сыскную полицию. Далее их дороги разошлись. Тем же днем, согласившись стать полицейским информатором и поклявшись, что рассказал все о Князе, Иван был отпущен, а вот за щипача взялись основательно. Однако что любопытно. Сколько ни вглядывался Чаров в Князя, а припомнить его физиономию так и не смог, хотя постоянно находился на веранде во время гонок. «Прямо хамелеон. Как на дело идет, наружность меняет», – недоумевал Сергей.

Допросы с пристрастием и разговоры по душам подвигли Князя к признанию. Привыкший к красивой, на широкую ногу жизни, он панически боялся каторги, а когда увидал себя на следующий день в зеркале, которое ему услужливо поднесли по приказу Блока, едва себя узнал. От его породистой благородной наружности не осталось и следа. Заплывший глаз и распухшие в кровоподтеках губы красноречиво свидетельствовали, что дознаватели не намерены останавливаться, они попросту сломают ему пальцы, и тогда карьере конец. Чаров явственно осознавал страхи Князя и умело сыграл на них. Как и в деле с Иваном, он пообещал ему свободу в обмен на честный рассказ о безделице.

– А теперь, Журавский (так в миру прозывался Князь), поведайте, кому вы продали брошь? – задал, как казалось, вконец сломленному марвихеру главный вопрос Чаров.

– Кто больше дал, тому и продал, – нервно скривился тот.

– Выражайтесь яснее, Журавский.

– Да тем же днем в ломбард, что на Владимирском¹³, снес. Барыгам не хотел отдавать, уж больно цену ломают да важничают зазря.

– И билет ломбардный у вас имеется, – бросил как бы невзначай Блок.

– Да на кой он мне сдался, коли выкупать безделицу не собирался! К тому же приемщик тамошний знаком мне, оценил вещицу по справедливости.

– По справедливости, это как? – не унимался полицейский чиновник.

– По справедливости значит по справедливости, – самодовольно улыбнулся Журавский. – Хорошие деньги дал за безделицу, не объегорил, – с внутренней гордостью объявил он.

– Описать того справедливца сможете? – подошел к сути вопроса судебный следователь.

– С превеликим удовольствием, – с заметным колебанием процедил Князь. – Сутуловатый, в очках, волосы прилизаны, лицом чист, в летах не то чтоб больших, но видно, что не молод. Да, подбородок, у него маленько скошенный, – показал на себе, какой формы подбородок имел ломбардный оценщик.

– Превосходно, Журавский. Со своей стороны я привык выполнять данные обещания. Поскольку обращений о пропаже или краже оной броши в полицию не поступало, мы с господином полицейским чиновником не видим причин удерживать вас далее. Как только ваши слова найдут подтверждение, будете отпущены восвояси. О нашем разговоре и пребывании здесь прошу хранить молчание. Это в ваших же интересах.

После препровождения щипача в арестантскую Чаров распрощался с немало озадаченным Блоком и, наняв извозчика, приказал везти себя в ломбард на Владимирский. Благодаря приметам Журавского он без труда узнал принявшего брошь оценщика и, официально отрекомендовавшись, приступил к расспросам. К его досаде безделицы в ломбарде не оказалось. Приперев сотрудника к стенке, Чаров выяснил следующее. Зная наперед, что Князь не будет выкупать брошь – вещицу весьма занятную и дорогую, приемщик продал ее некому господину, регулярно посещавшему ломбард с целью приобретения невыкупленных и понравившихся ему предметов.