Читать книгу: «Хозяин пустоши», страница 3

– Что я там не видел, Дерби? – ухмыляется он, но все-таки делает мне одолжение и уводит взгляд в сторону.

Боковым зрением ему наверняка все видно, но черт с ним, деваться некуда. Быстро снимаю рубашку, натягиваю комбинезон, ловко и почти с первого раза застегивая все молнии. Сама удивляюсь собственной сноровке. Откуда только энергия взялась? Еще пару минут назад чувствовала себя разбитой и вымотанной, а сейчас горы готова сворачивать. Вот что делает даже с самым измученным человеком животворящий сухпаек! Странно, что рана под повязкой практически не беспокоит. Неужели так качественно залатали? Кто, интересно? А главное – зачем? После прямого контакта с М-вирусом я все равно не жилец. Зараза или убьет меня в ближайшие часы, или превратит в монстра.

– Вот видишь, всё предусмотрено. Комплексное питание, медицинское обслуживание, запасной комплект одежды. Просто курорт какой-то, – сглотнув образовавшийся в горле комок, с нарочитой бодростью бросаю я. Не хочу выглядеть жалкой в его глазах.

– Только без пляжа, солнца и коктейлей, – сухо комментирует Харпер.

– И где интересно, ты видел на Полигоне солнце, пляж и коктейли? – засунув упаковку от пайка обратно под матрас, поднимаю на Кайлера вопросительный взгляд. – Там вообще лето бывает?

– Конечно, целых два месяца в году, но с пляжами и алкоголем – не сложилось, – он криво усмехается. – А вот в Улье с этим полный порядок.

Я озадаченно морщу лоб.

– А ты у нас эксперт по Улью?

Харпер слегка прищуривается и смотрит на меня как удав на забившегося в угол кролика. И хотя я ни разу не видела удава вживую, уверена, что со сравнением попала в самое яблочко.

– Я провел на твоем райском острове более шести лет, Дерби, – ровным тоном произносит он, продолжая препарировать меня пристальным взглядом.

– Шесть лет? – ошеломленно переспрашиваю я. – Серьезно? Но ты говорил…

– Забудь, что я говорил, – отмахивается Харпер, наклоняясь вперед. – Что ты знаешь о программе «Тритон»? – с нажимом спрашивает он, и у меня все холодеет внутри.

Я даже невольно закашливаюсь, подавившись слюной.

– Ты имеешь в виду центры детской подготовки? – уточняю, прочистив горло и сделав глоток воды.

– Скорее, селективную адаптацию подростков под нужды Корпорации, но не в этом суть, – поправляет Харпер, продолжая гипнотизировать меня жутким взглядом. Чувствую себя как под прицелом, и это не простая игра слов. Мне реально не по себе.

– Насколько мне известно, «Тритон» – сеть центров активационной подготовки, распределенных по всем островам. Программа нацелена на выявление и развитие способностей будущих инициаров, стражей Щита и оперативного резерва, – произношу четко и без запинки, словно прочитала заготовленный ответ по шпаргалке.

Харпер молчит. Смотрит как-то по-другому, уже не хищно, а, скорее, оценивающе.

– А почему мы об этом говорим? – задаюсь резонным вопросом. – Ты тоже был кадетом одного из «Тритонов»?

– «Тритон» всего один, Ари, – жестко отрезает Кайлер. – И он находится на острове Улей.

– Это не так, – запальчиво восклицаю я. В голове снова начинают хаотично метаться мысли, в памяти всплывают обрывки разговоров. – Ты ошибаешься, Харпер. Теона, Шон и Зак проходили обучение на Гидрополисе. Теа сама мне рассказывала…

– Их заставили в это поверить, – Кайлер резко качает головой.

– Что за бред!

– Бред? Нет, Дерби. Это структурирование памяти через череду образов, внедрённых в базовые нейроцепи. В Корпорации этот метод называют контурным внушением. – Цедит он ледяным тоном, от которого меня бросает в дрожь. – Программа не просто учит, она конструирует, встраивая в сознание поведенческие шаблоны, блоки на эмоции, директивную устойчивость.

– Но я ничего об этом не знаю… – нервно сглотнув, я непроизвольно откидываюсь назад, пытаясь слиться со стеной, а Кайлер, напротив, поднимается с койки и делает шаг вперед. Затем еще один.

Его уверенная поза, немигающий взгляд, выверенные движения, – все нем кричит об опасности. Для меня. Вставшие на дыбы инстинкты приказывают мне спасаться, но бежать некуда. Я вжимаюсь лопатками в холодный металл, сердце уходит в пятки, конечности цепенеют.

– Знаешь, Дерби, – кивает он с пугающей ухмылкой. – Потому что была там. Ты – часть программы. Как и я.

Харпер замолкает, а мне становится трудно дышать. Его слова не просто звучат, они проникают внутрь, цепляются за что-то глубоко спрятанное, запретное. Каждая фраза словно запускает скрытый внутри механизм, отпирая замки, о существовании которых я и не подозревала. Перед глазами всё плывёт. Пространство дрожит и расплывается, как воздух над раскалённым асфальтом. Свет слабеет. Вагон будто сжимается, и в ту же секунду его заполняет вязкая давящая тьма.

Глава 3

«– Волнуешься? – Гейб ободряюще подмигивает мне, на секунду отойдя от образа строгого главы Водного Щита. Я надеялась, что на первое занятие меня отведёт отец, но у него, как обычно, оказалось слишком много дел. Гейб – неплохая альтернатива. Он нравится мне больше, чем все остальные из окружения президента.

– Ни капли. Это же моя мечта, – вздёрнув подбородок, храбрюсь я.

Хотя немного лукавлю. Волнуюсь, и ещё как. Неизвестно, как примут меня другие кадеты. Это с Дрейком можно быть просто собой, а с живыми людьми куда сложнее выстраивать коммуникации. Я не умею, не привыкла, но придется научиться, если хочу стать такой же сильной, каким был мой брат. От мыслей об Эрике сердце сжимает привычная боль, но сейчас не время и не место для слабости и скорби.

– Готова?

– Да, – утвердительно киваю я.

Гейб кладёт ладонь на моё плечо и мягко подталкивает вперёд. Мы неторопливо заходим в зал, где каждое движение отзывается гулким эхом. Просторное помещение вытянуто в длину, стены идеально гладкие, белые, как в операционной. Освещение льётся сверху: ровное, холодное, охватывающее собой каждый угол. Здесь точно не спрячешься. Все на виду.

По периметру я замечаю панели наблюдения, вмонтированные в потолок и стены. Насчитываю не менее десяти камер, но уверена, что их на самом деле значительно больше. Между панелями встроены динамики и световые модули, благодаря чему голос инструктора может звучать отовсюду. Пол прорезинен, в центре расположен боевой ринг, чуть дальше находится зона многофункциональных тренажёров. Маты уложены в ровные линии, словно части единой схемы. Всё здесь направлено на одну цель: тренировать, отслеживать, контролировать. Идеальное место, чтобы не забывать, зачем ты здесь.

В дальней части зала, возле стенда с индивидуальными ячейками, стоят восемь человек. На вид им от двенадцати до четырнадцати лет. Одеты в такие же комбинезоны, как у меня, но при этом белой вороной чувствую себя только я.

Гейб шагает вперёд.

– Пятая группа, – громко произносит он. – С этого дня Ариадна Дерби будет обучаться вместе с вами.

Молчание. Кто-то чуть дергает бровью, кто-то остаётся неподвижен, как манекен. Я ощущаю на себе колючие, оценивающие взгляды, но не тушуюсь, а с достоинством расправляю плечи. Я изначально понимала, что здесь никто не будет хлопать в ладоши от перспективы оказаться в одной команде с дочерью президента.

Гейб отчетливо и неспешно представляет мне каждого из кадетов. Я автоматически запоминаю имена. Амара, Финн, Юлин, Дилан, Кассандра, Зак, Теона и Шон. Внешне они настолько разные, что у меня не возникает сложностей с тем, чтобы правильно соотнести их всех. Кто-то стоит с прямой спиной и сжатыми кулаками, кто-то отводит взгляд, пряча напряжение за безразличием. У каждого своя манера держаться, своя тишина, свой способ показать, что он не слабее остальных.

Амара сдержанна, будто всё уже проанализировала и сделала выводы. Финн слегка отстранён и погружен в свои мысли. Юлин смотрит мимо меня, словно я прозрачна. Дилан, наоборот, – дерзко и с вызовом. Кассандра выглядит робкой и тихой, но меня поразили ее глаза – наблюдательные и слишком взрослые. Я замечаю длинный свежий шрам, пересекающий щеку, и непроизвольно вздрагиваю.

– Во время спарринга один из кадетов забыл надеть наконечник на рапиру, – тихо поясняет Гейб, уловив мой взгляд. – Никогда не вступай в бой, пока не убедишься, что все меры предосторожности соблюдены.

Сочувственно улыбаюсь Кассандре и переключаю внимание на Зака, стройного невысокого парня, который откровенно скучает. Теона смотрит на меня со сдержанным любопытством. И только Шон открыто улыбается, кивая мне с тем непринужденным добродушием, которое мне сейчас так жизненно необходимо.

Я чуть расслабляюсь – один приветственный жест, и уже не так страшно и одиноко.

– Ваш инструктор задерживается, но с минуты на минуту будет здесь, – сообщает Гейб. – А пока помогите Ариадне немного освоиться.

– Всё будет норм, принцесса. Мы не кусаемся. Почти. – Бросает Шон с лёгкой заговорщической улыбкой. Шагнув вперед, он протягивает руку. – Держись рядом, Дерби, и не пропадешь.

Я не успеваю ответить, – в следующую секунду срабатывает магнитный замок. В дальнем конце зала открываются створки, и в образовавшийся проход вползает холодный поток воздуха, а за ним появляется высокий парень. Взрослый. Гораздо старше остальных. Походка чеканная, как на плацу, движения безупречно отточены. Атлетическое телосложение, тёмная форма, глаза, как зеленый лёд. Понятия не имею, кто он, однако уже чувствую: с ним лучше не спорить, хотя, зная себя, я определённо рискну.

– Явился, – с плохо скрываемым раздражением бурчит Шон, буравя взглядом вошедшего. – Держись от него подальше, принцесса, – шепчет мне напоследок. – Он тот ещё говнюк.

Шон успевает отступить, прежде чем незнакомец оказывается передо мной.

– Ариадна Дерби, – констатирует „тот еще говнюк“, словно сверяя данные с уже изученным личным досье. Ни вопроса, ни приветствия – лишь утверждение очевидного факта.

– Значит, ты и есть наш инструктор? – с высокомерной ноткой спрашиваю я.

Незнакомец чуть склоняет голову набок, скользит по мне взглядом сверху вниз, медленно, будто выискивает недостатки. Я рефлекторно приосаниваюсь, стараясь выглядеть не менее уверенно, чем он, хотя все внутренности от волнения сжимаются в комок.

– Угадала. Меня зовут Кайлер Харпер, – сухо представляется он и переводит взгляд на остальных. – Пятая группа, по секторам. Базовая схема: реакция, ловкость, координация. Десять минут – и чтобы я не слышал, как вы дышите. Дерби, на гравиметрический подъёмник⁷. Посмотрим, сколько ты продержишься.

Хотите знать, что было дальше?

Я не продержалась и минуты, свалившись с шестиугольной платформы на мат».

– Твою ж мать, – выдыхаю я, тряхнув головой и прижав пальцы к пульсирующим вискам.

Чем ярче и отчётливее всплывают в памяти фрагменты воспоминаний, тем гуще и плотнее становится тьма в покачивающемся вагоне. Она будто сжимается со всех сторон, давит, вползает под кожу. Напряжение и ощущение опасности растут в геометрической прогрессии.

– Что ты вспомнила? – внезапно раздаётся совсем рядом голос Харпера. Спокойный, как водная гладь перед штормом.

«Тот еще говнюк». Черт, как же точно, Шон. Как же точно…

Я вздрагиваю. Мурашки пробегают по спине: холодные, колючие; губы шевелятся сами по себе:

– Тебя… Нас. Всех. Пятую группу. Команда… все было предрешено.

Голос звучит, как чужой. Словно не я произношу слова и фразы, а что-то, пробудившееся глубоко под кожей и выбравшееся из тайников сознания.

– Как? – задушенно шепчу я. – Как это возможно? И насколько реально?

Ответа нет. Только глухое, плотное молчание, которое давит сильнее слов. Тяжелее брони, крепче любых стен. Оно сжимается вокруг меня кольцом, не оставляя выхода. Разум замолкает. Все внутренние процессы, которые ещё секунду назад пытались распределить происходящее по кусочкам, захлопываются один за другим. Сознание раздваивается, и я не уверена, что могу различить, где правда, а где внедренная картинка. Какие фрагменты действительно мои, а какие подброшены, аккуратно встроены, как вирусный код в чистую систему. Мне кажется, если копнуть глубже, я найду чужую подпись в самом центре своей памяти. Что-то, что никогда не принадлежало мне, но стало основой. Каждое лицо, каждый голос из прошлого, – теперь под сомнением. Слишком живое, чтобы быть ложью. Слишком болезненное, чтобы быть фантазией. Слишком цельное, чтобы быть сном.

Но если это было по-настоящему… почему я вспомнила только сейчас? Внутри зарождается ощущение предательства. Глубокого, личного, но не от кого-то конкретного, а от самой реальности, от мира, который я считала своим. Всё рушится не снаружи, а изнутри. И это самое страшное.

– Почему ТЫ помнишь? – я слепо всматриваюсь в темноту, ощущая, как подступает паника, готовая вот-вот обрушиться на меня девятибалльным штормом.

– Неверный вопрос, Дерби, – холодно произносит Харпер. – Правильный: когда? Когда я вспомнил.

Я замираю, проглатывая стоящий в горле ком, словно это поможет вернуть дыхание. Сердце отчаянно бьётся где-то под рёбрами, в ушах гудит, ладони становятся влажными от пота. Всё тело охватывает липкая волна страха, знакомая до омерзения, – она уже накрывала меня однажды, в ту ночь, когда мы впервые столкнулись с шершнем на Полигоне. И как тогда, – происходит внезапный сдвиг. Не вспышка, скорее, внутренний щелчок. Мгновение, когда мозг гаснет, а тело начинает существовать на ином уровне.

Я не вижу света, он исчез. Но реальность больше его и не требует. Пространство, до этого успевшее погрязнуть во тьме, теперь проступает слой за слоем, будто подсвеченное изнутри. Сначала смутные очертания, затем линии, плоскости, силуэты. Всё ещё серое, тусклое, словно мир вылеплен из пепла, но вполне различимое. Я вижу не глазами, точнее не только ими. Это ощущение гораздо глубже.

Первое, что попадает в поле зрения, – фигура Харпера, словно одетая во мрак. Он стоит прямо передо мной, чуть наклонившись вперёд. Черты лица резкие, заострённые, будто высеченные из гранита. Он не удивлён, не обеспокоен. Он ждёт. Ждёт, как охотник, позволивший добыче понять, что она угодила в капкан за миг до того, как тот захлопнется.

– Ты меня пугаешь… – выдавливаю через силу.

Он склоняет голову, протягивает руку, невесомо дотрагиваясь до моих волос. Я хочу отпрянуть, спрятаться, но за спиной только стена. Я хочу закричать во все горло, но лишь затравленно мычу.

– Это естественная реакция, Дерби, – бесстрастно произносит Харпер.

Без нажима, но и без права на возражение. Его пальцы цепляют мою прядь, и это едва заметное касание ощущается сильнее удара. Я машинально сжимаюсь, парализованная леденящим страхом, но где-то за ним, в самой глубине, где не действует инстинкт самосохранения, вдруг открывается нечто бессмысленное, нелогичное, парадоксальное.

Меня тянет к нему. Не в прямом смысле – я не жажду упасть в его объятия или прикоснуться. Скорее… задержаться, уловить, разобрать, понять, почувствовать, услышать… Не потому, что хочу, а потому, что не могу иначе.

– Что ты делаешь со мной? Как тебе это удается? – сдавленно хриплю я.

Харпер не торопится отвечать, склоняясь ниже. Его лицо слишком близко от моего, но мне некуда отступать, и я больше не уверена, что должна. Это ощущение… оно, как во сне. Словно я настраиваюсь на него, дышу с ним в одном ритме, сплетаюсь нейронами.

– Это не я, – произносит он, обволакивая меня бархатным тембром. – Это ты. Всё, что ты чувствуешь, – твоё. Я просто открыл дверь. – В обращенном на меня взгляде нет ни торжества, ни злорадства, ни желания сломать. Но и милосердия там нет. Только знание. Полное, выверенное, беспощадное.

Я замедленно моргаю. Тонкая граница между мной и ним размывается, становится полупрозрачной, зыбкой. Мир вокруг теряет контур, всё растворяется, кроме его лица… и волос, в которых я внезапно замечаю тонкие серебристые нити.

– Что это? – бормочу я, почти не двигая губами, и дотрагиваюсь до тонких мерцающих прядей, тянущихся вдоль его висков.

На первый миг кажется, что это игра света или оптический обман, но нет, – они настоящие. Сердце на секунду замирает, а потом срывается в бешеный галоп, когда я понимаю, что этих прядей становится больше. Они множатся прямо у меня на глазах, медленно, неотвратимо вытесняя естественный чёрный цвет.

Я перевожу взгляд выше… внутри что-то трескается, ломается, рассыпается на тысячи режущих осколков. Мозг судорожно отторгает увиденное, как нечто невозможное.

Его глаза, секунду назад еще зеленые и такие знакомые мне, наполняются тусклым свечением, обретают густой оттенок расплавленного золота. Среди этого чуждого нечеловеческого сияния рассекают реальность вытянутые зрачки: тонкие, вертикальные, змеиные.

Сердце сжимается, охваченное паникой, парализуя мысли, дыхание, волю. Я почти не ошиблась, когда недавно сравнила его с удавом. Почти, но не до конца.

Он хуже.

Он намного хуже…

– Я слишком долго тебя ждал, – шепчет Харпер, обжигая горячим дыханием кожу у моего виска. – Мы ждали.

Эти слова вспыхивают в голове сигналом тревоги, запуская цепную реакцию ужаса. Меня накрывает волной первобытного страха, который вырывается наружу оглушительным, разрывающим тишину криком.

В следующую секунду Кайлер хватает меня за плечи, резко встряхивает, пытаясь заставить замолчать, вернуть контроль, выдернуть из липкой паутины паники. Но я уже не могу остановиться. Лёгкие словно сжимаются, дыхание сбивается на хрип, а крик переходит в отчаянный беззвучный стон.

– Да не ори ты, Дерби! – раздражённо цедит Харпер сквозь зубы. – Успокойся!

Я безрезультативно пытаюсь вырваться из его хватки, бешено отбиваясь и колотя кулаками в его грудь. Сердце стучит в безумном ритме, воздух в легких заканчивается, страх застилает глаза.

– Отпусти! Не трогай меня! – яростно рычу я, заехав кулаком по его скуле.

– Сука, – рявкает он, выкручивая мое запястье.

– Ублюдок. Чудовище. Монстр, – взвыв от боли, выплёвываю я.

Внезапно пространство вокруг озаряется слепящим светом. Вспыхивают панели на потолке, и я инстинктивно зажмуриваюсь. Почти одновременно поезд резко вздрагивает и начинает замедляться, заставляя нас обоих потерять равновесие.

Харпер выпускает меня, отступает на шаг назад и, нахмурившись, поднимает взгляд к динамикам, откуда доносится бесстрастный механический голос:

«Внимание. Прибытие в пункт назначения через одну минуту».

Я не жду, пока он снова ко мне приблизится. В висках бьётся лишь одна цель – выжить, выбраться, уйти. Инстинкт срабатывает быстрее, чем я успеваю обдумать стратегию. Пока Харпер отвлечён, устремив взгляд на потолочные динамики, я шагаю в сторону, делаю вид, что пытаюсь отдышаться. Его непробиваемая самонадеянность сейчас мне только на руку. Кайлер уверен, что контролирует ситуацию. Он всегда так считал, и небезосновательно. У него за плечами огромный боевой опыт, которого хватило бы на десяток жизней. А у меня… Я еще до конца не осознала, на что способна. Однако именно он меня обучал. Значит, шансы вырваться есть. Должны быть.

– Ладно, твоя взяла, – опустив руки, выдыхаю я. – Вирус, наверняка, уже внутри. Так что какой смысл…

В голосе сдавленное смирение, в глазах затуманенная покорность. Харпер не замечает, как моё левое плечо чуть подаётся вперёд, а пальцы напряжённо замирают у бедра. Я делаю резкий выпад и бью его локтем в солнечное сплетение. Прежде чем он успевает отреагировать, молниеносно отпрыгиваю вбок. Разумеется, сбить его с ног не удается – он слишком хорошо подготовлен. Но секундное замешательство дает мне необходимую фору.

Не теряя ни секунды, подскакиваю к двери. Кайлер сказал, что она заперта, но я ведь не проверяла. Бью по панели ладонью, почти ни на что не надеясь. Я готова к тупику, к боли в плече, к чему угодно, кроме… этого. Контур двери мягко вспыхивает изнутри и беззвучно разъезжается в стороны. Без команды. Без кода. Просто открывается, выпуская меня из западни.

Я выбегаю наружу и сломя голову несусь по вагону. Воздух за пределами купе гораздо прохладнее и пахнет озоном. Свет меняется по ходу движения от тускло-жёлтого к стерильному белому. Над головой гудят панели, иногда мигают, и я чувствую, как напряжение скапливается где-то внизу живота, но бояться поздно. Всё уже происходит.

Коридор тянется бесконечно, как туннель в кошмаре, но я несусь, не снижая скорости, пока не врезаюсь плечом в очередную перегородку. Панель загорается приятным свечением и распахивается, не затребовав подтверждения.

«Осталось меньше минуты», – отбивает в голове подгоняющий страх.

Из потолочных динамиков снова раздается автоматический голос системы:

«Прибытие в пункт назначения… через сорок секунд».

Я цепляюсь взглядом за следующую секцию, ощущая, как лёгкие сжимаются от боли, а ноги тяжелеют. Паника всё ещё толкает меня вперёд, но тело начинает ослабевать. Не сбавляя хода, влетаю в следующий вагон и будто проваливаюсь в другое измерение. Давление в ушах меняется, словно я прошла через герметичный шлюз. Пространство поглощает любые звуки, создавая впечатление, что кто-то незаметно повернул ручку и убавил громкость во всем мире. Кислород кажется стерильным, будто не предназначенным для дыхания живых. Ни шорохов. Ни скрежета тормозов. Ни тревожного гула поезда. Словно я переступила границу не между вагонами, а между реальностями.

Резко останавливаюсь, хватая ртом воздух. Сердце бьётся где-то в горле, у висков пульсирует боль. Бегло обвожу взглядом помещение, аналогичное секции лабораторного отсека. Сужающуюся, длинную, напоминающую собой камеру. Слева ряд смотровых иллюминаторов, закрытых шторками из армированной ткани. Справа герметичные капсулы, не подписанные, но каждая с цифровым экраном над входом.

Людей в вагоне нет. Сигналы тревоги не звучат. Харпера тоже не видно и не слышно. И это, честно говоря, пугает. Почему он не пытается меня догнать? Уверен, что далеко не убегу? Или знает, что выхода нет?

В чем, черт возьми, подвох? И почему я могу беспрепятственно перемещаться по поезду, где каждая перегородка защищена кодами доступа?

Сделав неуверенный шаг вперед, приближаюсь к одной из вакуумных капсул. Сердце сдавливает тисками. Сквозь толстое стекло проступает силуэт. Сначала расплывчатый, как размытая тень в мутной полутьме отсека. Я щурюсь, подхожу ближе. Дыхание обрывается, пульс сбоит, к горлу подступает тошнота.

Внутри тело. Женское обнаженное тело. К коже тянутся тонкие сенсоры, на лице – дыхательная маска, а к руке подсоединён шунт. Боже… она дышит. Грудная клетка едва заметно поднимается и опускается, а на мониторе над капсулой мерцают ровные линии пульса.

Я отшатываюсь, обо что-то спотыкаюсь, чудом удержав равновесие. Обвожу взглядом остальные капсулы. Все заняты, ни одной пустой. Меня прошибает холодный пот. Ледяная волна ужаса прокатывается по позвоночнику.

Что это за место? Кто они? Зачем их тут держат? И самый жуткий вопрос: со мной сделают то же самое?

Пол под ногами начинает дрожать, свет моргает. Поезд приступает к торможению. Я застываю, как загнанный зверь перед дулом ружья охотника. Паника снова нарастает, душит, сдавливает горло, и только резкий толчок заставляет меня вырваться из ступора.

Я бросаюсь вперёд, в следующую дверь, что открывается прежде, чем я касаюсь панели. Выбегаю в соседний вагон, не разбирая пути. В ноздри ударяет резкий запах антисептика. Прямо по курсу – крепкий мужчина в незнакомой тёмной униформе, загораживающий проход. Мы сталкиваемся почти нос к носу. Он тянется к оружию, но я действую на опережение.

Ныряю в сторону, уклоняясь от его руки, и с разбега врезаюсь плечом ему в живот. Удар не причиняет мужчине особого ущерба, но заставляет отшатнуться. Незнакомец чертыхается и снова тянется к кобуре. Я с силой наношу удар по его локтю, сбивая прицел, затем попадаю коленом в бедро – в ту самую точку, куда нас учили бить на тренировках. Он глухо рычит, но удерживается на ногах. Стиснув зубы, режу воздух ребром ладони и попадаю прямиком в гортань. Противник грузно оседает и, захрипев, хватается за горло.

Не дожидаясь, пока он придет в себя, я срываюсь с места и бросаюсь к следующей двери. Адреналин кипит в венах, энергия плещет через край. Этот бугай был вдвое крупнее меня, а я вырубила его. Голыми руками, черт возьми. Чувствуя себя почти всемогущей, я влетаю в очередной отсек состава и тут же торможу. Внутри уже трое. Я моментально принимаю стойку, готовясь к бою.

– Полегче, Дерби, – говорит один из них. Голос знакомый.

Я моргаю, фокусируюсь. Черт, это свои. Те, кто был с нами, когда мы попали в засаду Аристея.

– Ты… – я запинаюсь о собственное дыхание и, не веря до конца, бросаюсь вперёд. Обнимаю одного из бойцов – того самого, кто держал меня, когда Кайлер пошел навстречу Аристею. – Живы… вы живы.

Солдат рефлекторно сжимает мою спину ладонью. Остальные напряжённо смотрят.

– Где Харпер? – спрашивает второй, не отводя взгляда.

Я замираю, ощущая, как мимолетная радость улетучивается, сменяясь холодным ознобом.

– Он… – голос предательски срывается, и мне хочется разрыдаться, как сопливой девчонке, которой я была… совсем недавно. Или… не была никогда? Что вообще из моей прошлой жизни являлось настоящим? – Он один из них, – сдавленно бормочу я.

Парни переглядываются.

– Ты перегрелась, Дерби? – с сомнением тянет третий.

Поезд делает последний рывок и застывает. Серия глухих щелчков пронзает вагон – отцепляются фиксаторы, размыкаются магниты. Мгновение абсолютной тишины, словно сам воздух замер в ожидании, – затем двери медленно разъезжаются в стороны.

Я замираю, боясь сделать вдох. Сквозь расширяющийся просвет сначала проступают силуэты. Три, пять… нет, гораздо больше. Они стоят неровной шеренгой. Некоторые едва различимы, другие выходят из тени, будто из небытия.

Первым я вижу того, от кого с трудом унесла ноги пару минут назад и надеялась, что это была наша последняя встреча. Как же я ошибалась. Он здесь, и вопрос, почему мне удалось избежать преследования, теперь отпадал сам собой. Ублюдок, как обычно, оказался на шаг впереди, просчитав каждый из тех, что сделала я. Майор Харпер… или кто он теперь… всего лишь позволил мне немного побегать, прежде чем заманить в капкан.

Подняв голову, Кайлер смотрит прямо на меня. Идеальная осанка, холодный властный взгляд, чёрная форма без единой складки. Ни змеиных зрачков, ни серебряных нитей в волосах. Никаких следов той… трансформации, но я знаю. Я знаю, что видела.

Но главный кошмар – это даже не Харпер, а те, кто выстроились за его спиной.

Мысли мечутся в поисках хоть какой-то опоры, но её не существует. Всё, что ещё держалось на остатках здравого смысла, с глухим хрустом трескается – хребет логики ломается, вынужденно изгибаясь под весом новой, извращённой реальности.

Существа чуть выше человеческого роста, с вытянутыми мускулистыми конечностями и кожей цвета пепла, покрытой рубцами и черными прожилками вен. Их глаза… нет, не глаза, а вытянутые вертикально оптические прорези сверкают холодным янтарным светом. Уродливые твари не двигаются, неотрывно наблюдая за каждым нашим жестом и жадно втягивая воздух раздувающимися ноздрями.

Это не Карнисы, воплощающие хаос и ненасытную жажду плоти, не молниеносные Велоксы, со звериной яростью уничтожающие все живое на своем пути. Передо мной последняя ступень мутации. Самый опасный и неизученный вид. Смертоносное оружие, каждая единица которого знает своё место в структуре. Точка, где вирус перестал разрушать и начал строить нечто новое. Они существуют, как единое целое, движутся, как слаженный механизм, разделённый на множество оболочек. Анализируют, изучают, адаптируются, учатся на своих ошибках.

Меня передергивает от ужаса и отвращения, когда я бросаю взгляд на выступающие из мощных челюстей острые зубы, способные с легкостью рвать человеческие тела и пробивать броню, но по какой-то причине сейчас бездействующие. Что-то удерживает их, не позволяет поддаться инстинкту и устроить кровавое пиршество прямо сейчас. И если это не Аристей, которого я здесь не наблюдаю, значит остается только один вариант.

Харпер.

– Добро пожаловать, Дерби, – словно прочитав мои мысли, ухмыляется он, разводя в стороны руки, как радушный хозяин. – Чувствуй себя как дома, принцесса.

Сердце стремительно срывается вниз, как лифт, в котором оборвался трос. Пустота внутри расползается холодом. И всё, на что ещё можно было надеяться, рассыпается беззвучно, как иллюзия, схлопнувшаяся в точке абсолютного осознания.

Их слишком много, чтобы сражаться. Но правда в том, что мы не справились бы даже с одним.