Читать книгу: «Муссолини. История одного диктатора», страница 5

28 октября – роковой день

Суббота – особенный день в Риме. В этом городе дожди даже осенью кажутся грозовыми, начинаются внезапно и быстро угасают. 28 октября дождь шел практически весь день.

24 октября на Пьяцца-дель-Плебисцито в Неаполе Муссолини объявляет акцию, призванную «схватить жалкий правящий класс за горло». В то же время по всей Италии вербуют новых чернорубашечников, чтобы использовать для государственного переворота. Некоторые газеты оценивают их число в 50 тысяч, правительство – куда скромнее, всего 15 тысяч. Дуче провозглашает: «Говорю вам со всей торжественностью: или нам отдают всю полноту власти, или… мы сами возьмем ее после марша на Рим!» Закончив зажигательную речь, Муссолини запирается в самом красивом отеле города, «Везувии», с несколькими ближайшими сторонниками, чтобы выстроить план.

Восстание возглавят четверо, союз которых впоследствии будут называть Квадрумвиратом. Самый яркий из них – хитроумный преступник, 26-летний Итало Бальбо, фактический правитель Феррары, один из самых жестоких и безжалостных фашистских головорезов. Позже Бальбо привлечет к суду тех, кто обвиняет его в организации подлого убийства дона Джованни Минцони, но проиграет дело. Он отважен, не побоится пересечь по воздуху Атлантический океан и резко выступить как против расовых законов, так и против вступления в войну вместе с Гитлером. Муссолини разочарует позиция когда-то верного соратника. При вступлении Италии в войну Бальбо соберет семью и скажет им: «Живым не вернусь». Через несколько дней итальянская зенитка, видимо, по ошибке, собьет его в небе над ливийским городом Тобруком.

Накануне марша на Рим Бальбо так излагает свою стратегию: «Нужно предельно возвысить насилие, чтобы как можно быстрее и эффективнее достичь революционных целей. Нужно завоевать государство, отринув буржуазное лицемерие и сентиментальность. Чем грубее, основательнее и резче мы действуем, тем лучше!» Типично фашистская мораль: «Мы самые решительные, а значит самые сильные. Сильный всегда прав».

Еще два квадрумвира – 40-летний секретарь партии, болезненный Микеле Бьянки⁵⁹, бывший социалист, сквадрист и масон, и 56-летний Эмилио де Боно⁶⁰, генерал Первой мировой войны. Де Боно родился в Кассано д’Адда близ Милана и выбрал Муссолини, предложив себя в качестве военного министра, несмотря на связь с Луиджи Стурцо⁶¹ или, возможно, даже с социалистами Турати. И еще один молодчик сыграл заметную роль в марше на Рим – 38-летний Чезаре Мария де Векки⁶² из Валь-Сисмона, Пьемонт. Габриэле Д’Аннунцио, будучи весьма пристрастен, называет его «громовым ничтожеством» и «членом с усами». К этому времени Бьянки остается жить семь лет. Ныне площадь в Козенце носит его имя. Де Векки и де Боно проголосуют против дуче на Большом совете 25 июля 1943 года⁶³, но если первого защитят Бадольо и король, то второго схватят и расстреляют немцы.

Тем не менее в октябре 1922 года небеса еще безоблачны. Квадрумвиры чувствуют себя готовыми к великим свершениям. Их первая штаб-квартира – «Бруфани», самый красивый отель Перуджи на вершине холма с видом на половину Умбрии. Отсюда они руководят отрядами, которые готовятся занять префектуры, полицейские участки, железнодорожные станции и почтовые отделения, а также колоннами, готовящимися идти на столицу. Казалось бы, Бенито Муссолини разумнее оставаться в Милане, в редакции Il Popolo d’Italia, и ждать развития событий. Однако он проведет ночь на вилле дель-Сольдо на озере Комо, принадлежащей его любовнице Маргерите Сарфатти, в двух шагах от швейцарской границы. Швейцария – идеальное место для бегства. Спустя 20 с лишним лет Муссолини попытается укрыться именно в этой стране.

В правительстве в Риме есть слабое звено – Луиджи Факта⁶⁴, пьемонтец, как и Джованни Джолитти. Многие считают, что Факта придерживает теплое местечко для босса. Джолитти меж тем в эти дни исполняется 80…

Государство при столкновении с фашистским ополчением демонстрирует удивительную слабость. Еще 3 октября Бенито публикует в своей газете «Правила милиции». Он добавляет: «Итальянское правительство, будь оно достойно своих предшественников, должно было отправить сюда карабинеров, разогнать нас и вновь взять власть». Никого в правительстве этот вариант не привлекает.

Разобщенные социалисты выходят из игры. У них 123 депутата, из которых к коммунистам относятся только 15, но итогом съезда в начале октября становится очередной раскол. Реформисты во главе с Филиппо Турати с громким скандалом выходят из партии и создают собственную Унитарную социалистическую партию⁶⁵. Среди них Джакомо Маттеотти, молодой депутат из города Ровиго и решительный противник фашизма.

Король Виктор Эммануил III тем временем отдыхает в тосканском поместье Сан-Россоре. Луиджи Факта в среду, 25 октября не уверен ни в чем, но встревоженно телеграфирует ему: «Похоже, началось вторжение в Рим!» Виктор Эммануил III отнюдь не спешит начинать решительные действия. Испуганный Факта в ночь с четверга на пятницу просит государя вернуться в столицу, встречает его на вокзале Термини, а затем долго разговаривает в резиденции Виктора Эммануила III на вилле Савойя в парке виллы Ада (сейчас в особняке размещается посольство Египта), которую король предпочитает пышности Квиринала.

Факта воодушевлен: он уверен, что Муссолини блефует, а король готов противостоять его банде. Он отправляет приставов спать, сам ночует в отеле «Лондра» на Виа-Национале, предпочитая не возвращаться в министерство. Когда Джузеппе Бенедуче, заместитель премьер-министра, приходит, чтобы предупредить Факту о начале фашистского восстания, он застает того в ночной рубашке.

«Очень приятно, Думини, девять убийств!»

Виминале⁶⁶ пустеет. Первое экстренное заседание правительства проводится в военном министерстве под руководством энергичного Марчелло Солери⁶⁷, 40-летнего уроженца города Кунео, бывшего капитана альпийских стрелков и сторонника Джолитти. Первые же известия, поступающие из северных городов, заставляют тревожиться: фашисты занимают телеграфы и осаждают префектуры. Перуджа сдается, когда фашистские отряды предлагают капитуляцию и обещают взамен обойтись без «кровопролития» – типично бандитское выражение, которое заставило прогнуться префекта Санте Франце.

Министры согласны, что нужно действовать быстро и решительно. Там, где карабинеры, защищая учреждения, открывают огонь, фашистам приходится туго. Кремонский фанатик Роберто Фариначчи, в будущем ближайший соратник Гитлера, вынужден отступить, оставив семерых погибших. В Болонье тоже не обходится без жертв среди чернорубашечников.

Муссолини, похоже, не особенно задумывается о происходящем. Если позавчера он посетил театр с Сарфатти, сегодня он заказывает три билета на «Лебедя» Ференца Мольнара⁶⁸ для себя, жены Ракеле и дочери Эдды. Его эмиссары обходят редакции газет, донося до директоров поистине мафиозные угрозы: не выступайте против переворота, поддержите происходящие изменения, иначе мы перекроем вашим изданиям воздух. Хотите сопротивляться – готовьтесь к «самым жестким санкциям» и «серьезным последствиям».

Во Флоренции Итало Бальбо идет в редакцию La Nazione – просмотреть газетную передовицу. Он разочарован. Бальбо лично переписывает материал, сочиняет новости о больших успехах повстанцев и добавляет никогда не происходившую встречу Муссолини с делегацией, посланной королем. Главный редактор издания Альдо Борелли не возражает. Спустя годы его наградит руководство Corriere della Sera⁶⁹.

Главный редактор Avanti! Пьетро Ненни спокойно дежурит в редакции, ожидая указаний от лидеров своей партии, социалистической. Социалисты, однако, считают фашистский переворот блефом и спокойно отправляются в Москву, где проходит съезд Третьего Интернационала. Представители коммунистов тоже в пути. Лидеры левых никогда еще так не ошибались…

Главного редактора и издателя Corriere della Sera Луиджи Альбертини нет на месте. Посланцев Муссолини принимает его брат Альберто; он отвергает их требования и яростные угрозы. Corriere выйдет с редакционной статьей, призывающей правительство не уступать и обеспечивать соблюдение Альбертинского статута⁷⁰. Люди Муссолини настаивают впустую. Их четверо, и все они, несмотря на скорую победу, плохо кончат.

Первый – Чезаре Росси, личный секретарь Муссолини, которого арестуют за убийство Маттеотти. Он попытается выкрутиться, обвинив дуче, но выкрутится именно Муссолини, а Росси придется бежать во Францию. Фашистская полиция подстроит ему ловушку, заманив в Кампионе-д’Италию⁷¹. Один из ближайших соратников Муссолини в 1929 году будет приговорен к 30 годам тюремного заключения за антифашистскую деятельность. Отбыв 11 лет, он затем отправится в тюрьму в Понце. После войны бывшего секретаря дуче снова арестуют за убийство Маттеотти, но оправдают за недостаточностью улик.

Второй – Альдо Финци, пилот эскадрильи Д’Аннунцио, чемпион по мотоспорту, фашистский депутат и будущий заместитель министра внутренних дел. Есть только одна проблема: Финци – еврей. После принятия расовых законов его приговорят к тюремному заключению. Во время Второй мировой войны Альдо Финци вступит в итальянское Сопротивление, но в 1944 году будет схвачен, подвергнут пыткам и убит в Ардеатинских пещерах.

Третий – Манлио Морганьи, бывший социалист из коммуны Форли, по указу Муссолини попечитель народа Италии. В 1924 году Морганьи возглавит официальное информационное агентство, названное в честь патриота Рисорджименто Гульельмо Стефани. По приказу короля 26 июля 1943 года Муссолини будет арестован. Морганьи напишет ему последнее письмо, заверяя дуче в верности, и выстрелит из револьвера себе в висок, став единственным самоубийцей среди фашистских лидеров. (Два года спустя, 27 апреля 1945 года, Джованни Прециози, лишенный сана священник и фанатик-антисемит, бросится с четвертого этажа дворца на Корсо-Венеция в Милане, обняв жену и оставив записку: «Наш сын Романо однажды будет гордиться этим поступком».)

Четвертый человек, угрожавший братьям Альбертини,– Америго Думини⁷², негодяй, достойный виселицы, ответственный за ряд самых отвратительных действий сквадристов. В Карраре Думини убивает социалиста Ренато Лаццери и его мать Гизеллу, рискнувшую попытаться спасти сына. Эмилио Луссу⁷³ так восстановит эти события. Думини встречает девушку с красной гвоздикой и дает ей пощечину; на возмущение ее брата и матери он отвечает выстрелами в упор. Америго любит представляться не без галантности: «Очень приятно, Думини, девять убийств».

В ночь с 27 на 28 октября министры составляют обращение к нации и подают его на подпись королю. Текст этого обращения – ода «патриотической и человеческой солидарности», «согласию», «порядку», а также «пылкой надежде», «безмятежному миру», «забвению прошлых разногласий», «великому будущему» и «августейшему призыву» ко благу Отечества с большой буквы. Другими словами, министры предлагают опустить оружие, ни слова не говоря о том, кто первым его поднял: о фашистах.

Король подписывает обращение. Тем не менее его тревожат известия о первых успехах сквадристов, павших префектурах, занятых телеграфных станциях. Король понимает: время просьб и добрых слов, призванных остановить восстание, прошло. Однако он недолго задается вопросами: «Где устойчивость институтов? Верность армии?» Он настаивает на введении осадного положения, чтобы войска при необходимости могли вмешаться. В противном случае, как предупреждает его адъютант, генерал Артуро Читтадини, королю придется отречься от престола.

Осадное положение должно вступить в силу в полдень. Министры одобряют его единогласно, за исключением пропавшего без вести министра труда Арнальдо делло Сбарбы.

Командир римской дивизии генерал Эдоардо Равацца в конце октября в отпуске. Столица, впрочем, хорошо защищена благодаря другому суровому генералу, 48-летнему еврею Эмануэлю Пульезе. Он воевал в Ливии и Додеканесе⁷⁴, прошел всю Первую мировую войну, от Изонцо до Граппы, командовал батальоном бригады «Сассари» на плато Азиаго, был трижды ранен. Пульезе пытается остановить мятежников, отправляет своих людей блокировать железнодорожные станции, где ожидают целые колонны чернорубашечников. Орте, Витербо, Сеньи, Авеццано, Чивитавеккья… Он отдает приказ взрывать пути, если не будет другого способа. Мосты через Тибр охраняет гарнизон, как и подъездные пути к столице. И все равно правительство висит на волоске.

В три часа ночи Пульезе вызывают в военное министерство. Луиджи Факта требует у него отчета о первых неудачах. Эмануэль повышает голос: виновато правительство, не отдавшее четких приказов. Месяцем ранее генерал Пульезе разработал план обороны и передал его командиру Равацце. Тот, впрочем, отправил план в министерство лишь 17 октября, сразу после этого уехав в отпуск. Среди предложенных мер – арест руководителей фашистской партии. Факта интересуется: «Можно ли доверять армии?» Генерал отвечает: «Безусловно!»

В 6 утра солдаты занимают позиции перед министерствами и вокзалом Термини. Генерал готовит заявление о «принятии военных полномочий по защите общественного порядка» в Риме и отдает приказы о мерах, необходимых для разгрома восстания. Запрещены публичные собрания более пяти человек. Запрещено вооружаться. Запрещено движение автомобилей и трамваев. Кроме того, все «общественные учреждения должны быть закрыты в 21:00. Все публичные выступления приостановлены. Подпись – генерал-майор командующий римской дивизией Эмануэль Пульезе».

Тем временем на вокзале Флоренции 300 фашистов берут под контроль поезд и, благополучно избежав встречи с военными, уезжают в Рим. Прибытие запланировано на 9:50 утра. А человек, который, по мнению Пульезе, должен быть первым в списке арестованных, без помех дергает за ниточки сплетенной им смертельной паутины.

Муссолини хватает винтовку

Муссолини играет сразу за всеми столами, с удивительной дерзостью обыгрывая итальянских политиков. Каждый из них позволяет себе поверить: дуче – кандидат от фашистов на пост главы правительства. Фактически каждый из них считает себя особо привилегированным собеседником Муссолини, стремительно завоевывающего страну.

Тем временем Муссолини 23 октября 1921 года направляется из Милана в Неаполь и по пути останавливается в Риме, чтобы встретиться с Антонио Саландрой, пожилым руководителем националистов. Муссолини обещает ему полную поддержку в обмен на пять министерств. В то же время Дино Гранди дает понять лидеру либеральных правых Витторио Эмануэле Орландо⁷⁵, что его возвращение к власти будет для фашистов идеальным решением. Воодушевленный Орландо встречается на публике с Д’Аннунцио и обменивается с ним даже не двумя, а 14 поцелуями! По крайней мере, так пишет Луиджи Факта жене. Похожее предложение делают фашисты Франческо Саверио Нитти. Тот также поддается искушению и пусть с большой осторожностью, но высказывается по поводу фашизма в целом и его «идеальной части», которую следует применить в учреждениях. Префект Милана Альфредо Лузиньоли⁷⁶ заверяет Джованни Джолитти, что Муссолини признает только его авторитет. В то же время Микеле Бьянки, секретарю партии, хватает наглости заявить Джолитти о жгучей необходимости ввести в новое правительство приспешников Муссолини.

Обобщая, следует отметить, итальянские либералы решают воздержаться от прямых выпадов в сторону фашистов, поскольку надеются получить выгоду от новой власти.

Бенито Муссолини стремится умаслить грозного конкурента – Габриэле Д’Аннунцио. Тот обвиняет Муссолини в нелояльности и «пиратстве»: он так и не простил лидеру фашистов присвоения большей части денег, собранных по подписке Il Popolo d’Italia для легионеров.

Дуче перестает рассчитывать на лояльность Д’Аннунцио, хотя уверен – тот вряд ли пойдет против него напрямую. В роковую ночь Муссолини пишет ему: «Дорогой команданте, ты все узнаешь из газет и от предъявителя этого письма. Мы вынуждены мобилизовать все свои силы и разорвать печальный замкнутый круг. Мы полностью владеем ситуацией в большей части Италии, а на оставшейся территории захвачены основные объекты. Если ты встанешь на нашу сторону, это принесет огромную пользу, но главное – я рассчитываю, что ты не станешь чинить препятствий замечательной молодежи, сражающейся за твою и нашу Италию. Прочти воззвание! После у тебя наверняка найдется что сказать. С сердечным и преданным приветствием, твой Муссолини». Другими словами – «Оставь-ка эти проблемы мне».

Председатель совета Луиджи Факта на рассвете 28 октября является в Виминале. Он находит начальника кабинета Эфрема Феррариса потрясенным и обеспокоенным. Феррарису позвонили из префектуры Перуджи. «Приветствую, кавалер Ардженты, – раздался голос в телефонной трубке. Феррарис узнал Микеле Бьянки, одного из квадрумвиров – руководителей марша на Рим. – Поручаю вам доложить Его Превосходительству: механизм запущен и будет вращаться. Пришло время правительству взять на себя полную и однозначную ответственность. Надеюсь, в интересах Его Превосходительства избежать пролития итальянской крови».

Реакция Факты достойна мелодрамы: «Восстание! Нужно сражаться!» Он добавляет на пьемонтском диалекте: «Если они хотят меня уничтожить, им придется разрезать меня на куски». Министр-либерал Джованни Амендола пытается подбодрить Луиджи Факту: «Мы поставим этих негодяев на место». Король, однако, думает по-другому.

В половине седьмого Виктор Эммануил III принимает одного из лидеров восставших, Эрнесто Чивелли. Тот и уговаривает, и намекает: «Фашисты совсем рядом. Уверены, король нас поддержит». Потом Эрнесто перестает сдерживаться: 70 тысяч чернорубашечников идут на Рим с беспрецедентным для итальянской истории требованием полностью передать власть Бенито Муссолини. Король расстается с Эрнесто Чивелли вполне дружелюбно.

На самом деле к Риму движется немногим более 5 тысяч фашистских головорезов. В прекрасной книге «День, который длился двадцать лет. 22 октября 1922 года. Марш на Рим»⁷⁷ журналист и историк Антонио ди Пьерро реконструирует их путь час за часом. В начале дня четыре фашистские колонны трогаются из Пизы, Абруццо, Флоренции, а также с юга Италии. Военные готовы перехватить их. Тысячи чернорубашечников приближаются к Риму пешком или на грузовиках под проливным дождем, но об их реальном местонахождении остается только гадать. Судя по всему, часть фашистов застряла в коммуне Санта-Маринелла без провизии и снабжения в ожидании приказов. Генерал Апулии убежден в численном превосходстве: по его оценкам, фашисты могут мобилизовать самое большее 26 900 человек против 28 тысяч солдат регулярной армии. Кроме того, у сторонников Муссолини лишь 60 пулеметов и 24 пушки.

В Перудже штаб-квартира фашистов занимает два номера на первом этаже отеля «Бруфани». Де Векки, только что прибывший из Рима, свидетельствует: «Комнаты, где я провел эти бессонные ночи, полны подносов, стаканов и бутылок игристого вина. Пепельницы переполнены окурками и остатками табака. Пахнет вином, перегаром и спящими людьми: запах ночного разгула, а не солдатского бивуака⁷⁸. Ситуация крайне сложная, а идеи запутанны и противоречивы».

Луиджи Факта, оставаясь в Риме, начинает рассылать телеграммы. Первая – для префекта Милана Лузиньоли: приказ арестовать «всех без исключения руководителей и инициаторов повстанческого движения против государственной власти». Это означает, что префект должен посадить в тюрьму своего друга Муссолини, только накануне пообещавшего ему кресло в министерстве внутренних дел при следующем правительстве? Естественно, Лузиньоли не устраивает такое развитие событий. Тем более что председатель совета отправляет еще одну телеграмму, требуя срочно объявить осадное положение. Префект мгновенно перекладывает ответственность за арест Бенито Муссолини на военных.

Три бронетранспортера и батальон королевской гвардии направляются к редакции Il Popolo d’Italia, где забаррикадировался лидер повстанцев. Ситуация для соратников Муссолини стремительно ухудшается. В 8 часов утра поезда из Пизы остановлены армией. Чернорубашечники отказываются сойти, но армия взрывает рельсы. По всей Италии расклеены плакаты об осадном положении. Фашисты неожиданно обнаруживают, что восстание пошло не по плану, правительство отреагировало жестко и энергично. И в то же время остановить мятеж уже практически невозможно. Разогнанный механизм насилия рискует врезаться в стену, возведенную вооруженными силами, и тогда кровопролития не избежать…

Муссолини готов стоять до последнего. Его хотят остановить, арестовать? Браво, он окажет вооруженное сопротивление. Он хватает винтовку из сейфа и выходит на улицу вместе с Альдо Финци и Чезаре Росси, вооруженными пистолетами. Армейский офицер оказывается лицом к лицу с маньяком, который целится в него из винтовки и орет: «Италия наша!» – «Италия – это итальянцы», – спокойно отвечает военный. Муссолини бешено возражает: «Майор, поймите, мы движемся по всей Италии! Милан будет поглощен, как масляное пятно!» – «Я предпочитаю масляные пятна кровавым, – хладнокровно отвечает офицер. – Прикажите своим людям вернуться в редакцию, и все будет в порядке».

Эта выходка сойдет Муссолини с рук: ему сочувствует сам король. Пока правительство отдает приказ арестовать лидеров восстания, суверен вызывает одного из них, Чезаре Марию де Векки, в Квиринал. Ситуация становится парадоксальной: де Векки в Перудже противостоит генералу Франческо Корнаро, требующему, чтобы фашисты освободили префектуру и отель «Бруфани». Во время войны Корнаро командовал альпийскими стрелками, среди которых был и де Векки. Теперь фашист пытается уклониться, заявляя: «Генерал, уверяю вас, всего через несколько часов ситуация изменится. Я вынужден спешить, меня призывает Его Величество. Вам пришлют другие приказы, я уверен в этом, поскольку жив». Но пока генерал, разумеется, должен выполнять уже полученные приказы: «Город изолирован. Вы не получите подкрепления. Мы можем просто пустить в ход пулеметы. Сопротивляться нам – безумие». Де Боно и Бьянки настаивают на капитуляции, Бальбо выступает за бой и обвиняет товарищей в трусости.

В итоге де Векки удается выгадать время. Ему приходит на помощь депутат-профашист Ромео Галленга-Стюарт, аристократ из Перуджи, известный как совершенно безрассудный водитель (он хвастается, что водит машину «как Муссолини»). Стюарт предлагает отвезти Чезаре де Векки в Рим всего за четыре часа.

В это время в столице дела у чернорубашечников обстоят из рук вон плохо. В 9 утра королевская гвардия занимает штаб-квартиру противника на Авиньонской улице. Отыскивается министр иностранных дел, пропустивший общее совещание, поскольку был у любовницы. Теперь министр слезно просит позволить ему поставить подпись в протоколе о введении осадного положения. Только это может дать ему возможность сохранить лицо перед страной и особенно – перед супругой.

Перелом еще впереди.