Теория исторического знания

© И. М. Савельева, А. В. Полетаев, 2007

© Издательство «Алетейя. Историческая книга», 2007

Предисловие

Задачей учебного пособия является знакомство студентов гуманитарных факультетов и преподавателей истории с теорией исторического знания как формой специализированного научного знания с позиций современной методологии истории, социологии знания, аналитической философии истории. В пособии особое внимание уделено демонстрации специфики исторической науки: ее эмпирических и теоретических оснований, категориального аппарата и методологических принципов, предметного поля, когнитивных и социальных функций. В изложении последовательно реализуется ряд методологических принципов, обеспечивающих целостность исследования: системный подход, историзм и соотнесенность истории с другими формами социо-гуманитарного знания.

Новизна предложенной авторами концепции состоит в том, что историческое знание рассматривается как одна из форм знания о прошлом, а именно общественно-научное знание о прошлой социальной реальности. В настоящее время этот тип знания играет доминирующую роль в общей совокупности представлений о прошлом. Предлагаемый подход базируется на опубликованном авторами фундаментальном двухтомном исследовании «Знание о прошлом: теория и история» (СПб.: Наука, 2003–2006).

История в значении знания фигурирует как: 1) научное знание; 2) знание о социальном мире; 3) знание о прошлом. Первый смысл связан с определением по методу, второй – по предмету, третий – по времени, и в книге параллельно анализируются все три направления. В учебном пособии подробно рассматриваются генезис и эволюция базовых понятий, каковыми в данном случае выступают «история» и «прошлое». Анализируется их концептуализация и взаимосвязь в рамках философии познания и феноменологической социологии знания, а также вскрывается соотношение истории с другими формами знания о прошлом.

История осваивала свой предмет на протяжении тысячелетий. Наша задача состояла в том, чтобы представить предмет истории путем выделения основных компонентов социальной реальности – социальной системы, системы культуры и системы личности – подробного анализа дальнейшей диверсификации историографии. Процесс познания социальной реальности историками осуществлялся не только за счет экспансии, но и методом углубления в уже освоенную тематику. В пособии показаны новые ракурсы и нетрадиционные подходы к предмету, которые в современной исторической науке прослеживаются повсеместно – от всемирной истории до исторической биографии, от универсальной истории до такого инновационного направления историографии как микроистория. В развитие темы «предмет истории» в пособии описываются типы «исторического пространства» и способы структурирования исторического времени.

Отдельный раздел посвящен проблемам исторической методологии. Анализ эмпирических и теоретических оснований исторической науки осуществляется в постоянном сопоставлении с другими социальными дисциплинами как по внешним, так и по внутренним параметрам. В сравнительно-генетическом ракурсе мы трактуем и проблему «исторической истины», которая анализируется в контексте философского и социологического дискурсов. Несколько глав посвящены становлению исторического метода в XIX–XX вв. В них последовательно рассматриваются основы исторического подхода – историческая критика, каузальность, историзм, интуитивизм и позитивизм, утвердившиеся в исторической науке к концу XIX в.; метаморфозы «исторического синтеза» вплоть до структурной истории второй половины XX в. и современная историческая наука с характерными для нее моделями междисциплинарного взаимодействия.

В заключительном разделе пособия обсуждаются проблемы отношений историков и общества в широком смысле, начиная с вопроса о социальных функциях истории. Мы подробно останавливаемся на философских и политических основаниях презентизма в историографии, проблемах «истории современности» и «историзации настоящего». Мы также уделяем внимание общей характеристике вненаучных форм знания о прошлом: архаичным образам мира и специализированным формам знания – религии, философии, идеологии и искусству. К этому же разделу мы отнесли анализ теоретических аспектов исследования социальных представлений о прошлом с позиций социологии знания, включая источники массовых исторических знаний.

Завершает книгу глава о новых вызовах со стороны общества, с которыми столкнулась историческая наука в последние десятилетия. Претензии к истории начали предъявлять представители других социальных и гуманитарных наук, идеологи, философы, производители медийного знания, чиновники государственных структур и разные группы гражданского общества. Историки отвечали на вызовы общества, и их ответы часто оказывались довольно неожиданными и позитивными для развития научного знания.

* * *

Данное учебное издание подготовлено на основании программ трех курсов, читаемых авторами: «Методология современного исторического знания: история и теория», «Проблемы исторического познания» и «Знание о прошлом: социологический подход». Авторы преподают их на факультетах философии и социологии Государственного университета – Высшей школы экономики, Москва и в Институте европейских культур, Москва. Лекционные курсы «Методология современного исторического знания» и «Проблемы исторического познания» относятся к базовым учебным курсам социально-гуманитарного образования I цикла (Гуманитарные и социально-экономические дисциплины. Национальный-региональный компонент).

Учебное пособие соответствует курсу «Теория и методология истории», предусмотренному образовательным стандартом высшего профессионального образования по специальности 030401 «История» направления подготовки 030400 «История».

Раздел I. История и время

Глава 1. Значения и смыслы «истории»

Ныне история чаще всего определяется как «наука о прошлом человека и общества» или, в новейшей версии, как «наука о прошлой социальной реальности». Но это только одно из значений, которые имеет слово «история». Напомним, что, в соответствии с логико-семантической терминологией, всякое понятие характеризуется триединством: знак (в естественном языке – слово или словосочетание), предметное значение (денотат, означающее) и смысл (коннотат, означаемое), т. е. реализация значения в знаке. Говоря об «истории», следует иметь в виду, что как значения, так и, прежде всего, смыслы данного «знака» (слова) существенно менялись на протяжении трех последних тысячелетий.

В данной главе мы кратко рассмотрим, как установились значения слова «история» и происходил переход от одного смысла слова к другому. Речь идет, по сути, об эволюции понятий, конкретно – об истории понятия «история». Начать, естественно, следует с этимологии. Согласно абсолютно утвердившейся в лингвистике точке зрения, ионийское слово «история» (ιστορία) происходит «от индоевропейского корня vid, значение которого выступает в лат. video и русск. видеть. Как видно из греческих слов οΐδα «знаю» или είδέναι «знать», образованных от того же корня, слова с этим корнем обозначают не просто зрительное восприятие, но и познавательные процессы, что нетрудно заметить также и в русск. ведать и нем. wissen, относящихся уже окончательно к сфере мышления»^[1].

«Концепция видения как значимого источника знания приводит к идее, что ι'στορ, тот, кто видит, одновременно является тем, кто знает; ίστορείν по-древнегречески означает “разузнавать (стараться узнать)”, “информировать кого-либо”. История, таким образом, – это расспрашивание (разузнавание)…»^[2].

Первоначально (судя по дошедшим до нас текстам) возникает не само слово «история», а родственные слова —ϊστορ и ιστορέω. Словом «истор» («историк») обозначался человек, собирающий, анализирующий, оценивающий и пересказывающий некие сведения (некую информацию). Глагольная форма ιστορέω означала либо видеть, либо собирать свидетельства или сведения, либо рассказывать об увиденном (свидетельствовать) или пересказывать полученные свидетельства и сведения. Таким образом, это слово имело два основных значения: во-первых, «спрашивать», «допытываться», «искать» и т. д., указывая на «дознавание», т. е. на выспрашивание или осведомление на основании того, что другой человек сам видел или испытал, во-вторых, «рассказывать, как очевидец, об увиденном».

Переходя к самому слову «история», заметим, что под ним мы будем подразумевать не только древнегреческое ιστορία, но и соответствующие однокоренные созвучные существительные в других языках: латинском (historia), итальянском (storia), английском (history), французском (histoire) и русском (история). Отчасти сказанное ниже будет относится и к немецкому языку, хотя слово Historie ныне практически не используется – в основном применяется слово Geschichte (но при этом сохраняются слова, родственные существительному Historie – Historiker (историк), historisch (исторический) и т. д.).

Вставка 1. Значения слова «история»

Древнегреческий. «'Ιστορία: 1. расспрашивание, расспросы; 2. исследование, изыскание; 3. сведения, данные, наблюдения; 4. знание, наука, 5. история, историческое повествование, рассказ о прошлых событиях»^[3].

Латынь. «Historia: 1) исследование; 2) сведение, знание; 3) повествование, рассказ, описание; 4) историческое исследование, история (historia belli civilis – история гражданской войны)»^[4].

Английский. «History: 1. история (последовательность событий); прошлое; 2. 1) история (описание последовательности событий); 2) история, историческая наука; курс истории»^[5].

Русский. «История: 1) процесс развития в природе и обществе; 2) комплекс общественных наук (общественная наука), изучающих прошлое человечества; 3) ход развития чего-либо; 4) прошлое, сохраняющееся в памяти людей; 5) рассказ, повествование; 6) происшествие, событие, случай»^[6].

Ясно, что в разные эпохи и в разных культурах даже в рамках одного и того же языка значения, как и смыслы этого слова, могли существенно варьироваться, поэтому здесь мы, естественно, можем дать только самое общее и краткое представление об этом вопросе. Анализ значений слов относится прежде всего к ведению филологов (лингвистов), а изучение смыслов является прерогативой историков, культурологов и философов. В частности, в словарях фиксируются в первую очередь предметные значения, а не смыслы слов (см. Вставку 1).

В самом общем виде можно выделить три основных значения, в которых слово «история» использовалось на протяжении более двух с половиной тысячелетий:

1) вид знания;

2) вид текста (в широком значении – дискурс, нарратив, связный набор высказываний и т. д.);

3) вид реальности (элемент, совокупность элементов, процесс), совокупность событий.

В терминологии Нового времени можно сказать, что в применении (в том числе и в наши дни) слова «история» наблюдается устойчивая ситуация, при которой одним словом одновременно обозначается объект и знание об этом объекте. Подобная путаница отчасти существует и в других областях – например, словами «мифология», «экономика» или «психология» может обозначаться как объект, так и знание о нем. Но только применительно к «истории» такое смешение достигает абсолюта и, что самое интересное, наличествует едва ли не во всех основных европейских языках, как в романских, так и в славянских (ср. лат. historia, фр. histoire, англ. history, итал. storia, русск. история и т. д.).

Для различения знания об объекте и самого объекта слово «история» иногда дополняется второй частью – «графия», т. е. описание (подобный прием используется во многих языках – ср. англ. historiography, итал. storiographia, русск. историография), но это не полностью решает проблему. Во-первых, слово «история» продолжает употребляться для обозначения некоего знания наряду со словом «историография», во-вторых, «историография» часто используется в более узком смысле – как знание о развитии «исторических» знаний или как история изучения какой-либо проблемы.

Такая сохраняющаяся неопределенность связана и с тем, что у слова «история» остается (в отличие, например, от «психологии»), не два, а три значения: знание, текст и реальность. Эти значения взаимосвязаны: текст является реальностью, а социальная реальность включает в себя тексты; знание выражается в текстах, а тексты представляют собой объект знания; знание отображает реальность и одновременно конструирует ее. Наличие у слова «история» трех значений, стихийно сложившихся еще в древности, в XX в. было концептуализировано в рамках социологии знания, семиотики и философии (прежде всего, в феноменологии и герменевтике). Быть может, именно поэтому с конца XIX в. «история» неизменно оказывается в центре самых разнообразных теоретических и методологических дискуссий.

Различение трех значений наглядно проявляется в рамках системы человеческих действий – можно «писать историю» (текст), «заниматься историей» (знание), «творить историю» (реальность) и т. д. Возможны и другие варианты: можно сравнить, например, различие между выражениями «писать историю» (текст) и «описывать историю» (реальность). А, скажем, выражение «изучать историю» в равной мере может относиться и к истории-знанию, и к истории-реальности.

Впрочем, даже разделение трех значений слова «история» – историческое знание, исторический текст и историческая реальность – оставляет открытым вопрос о смыслах, которыми наполняются эти значения. Говоря о смысле, мы имеем в виду конкретное содержание данного значения, его специфику, характерные особенности, которые позволяют отличить слово «история» в данном значении от других слов с тем же значением. Первое, наиболее наглядное многообразие смыслов, затрудняющее трактовку понятия «история» во всех трех значениях, связано с использованием данного термина как в единичном, так и в общем смысле.

В значении «текста» понятие «история» используется в настоящее время в основном в единичном смысле для обозначения конкретного текста (рассказа, дискурса). Однако в эпоху античности более распространенным был общий смысл, обозначающий литературный жанр в целом. Так, Аристотель, например, противопоставлял историю и поэзию. Но в Новое время для обозначения общего смысла истории-текста это понятие стали доопределять, обозначая его как «историческая литература», «историческая проза».

В значении «знания» термин «история» используется ныне в основном в общем смысле, а для более конкретных смыслов вводятся дополнительные определения по предмету знания (история Рима, Нового времени, Второй мировой войны и т. д.).

Наконец, в значении «реальность» термин «история» фигурирует в равной мере и в единичном, и в общем смысле. Первый смысл особенно распространен в обыденном языке (случилась история, произошла история), второй чаще используется в профессиональной лексике (история человечества и т. д.).

В данной главе мы кратко охарактеризуем эволюцию смыслов трех основных значений слова (термина) «история». При этом, естественно, следует иметь в виду, что если лингвистическая реконструкция значений слова «история» может быть признана относительно надежной, то историко-философская и культурологическая реконструкции смыслов в большинстве случаев имеют субъективный характер.

1. Античность: формирование значений

Анализ значений и смыслов «истории» в эпоху античности вызывает особую сложность. Во-первых, в рамках античности как определенного временного периода в развитии европейской культуры, охватывающего примерно тысячелетний отрезок времени (с V в. до н. э. по IV–V вв. н. э.), можно выделить, по крайней мере, три историографических традиции – греческую, римскую и иудейскую (начиная с эпохи эллинизма, когда отдельные иудейские авторы начинают писать на греческом языке). С хронологической точки зрения сюда же относится и начальный период становления христианской традиции, впитавшей в себя три «национальные» традиции. Поэтому с целью некоторого упрощения изложения здесь мы ограничимся только греческой и римской историографией.

Во-вторых, применительно к этому периоду приходится опираться на крайне скудные источники. Эти источники хорошо известны, поскольку они неизменно цитируются в любых работах по истории историографии и сводятся к отдельным фразам, в лучшем случае – небольшим фрагментам текста, непосредственно посвященным понятию «история». Естественно, что из этих отрывочных соображений, высказанных разными авторами на протяжении нескольких сотен лет, никакого систематического представления о смысле, который придавался историческому знанию, составить невозможно. Не слишком проясняет ситуацию и анализ сочинений, которые в античности именовались «Историями»: как правило, им пытаются приписывать сегодняшние смыслы. Одним из проявлений этого является тот факт, что одни и те же сочинения, написанные в античности, историки именуют «историографией» (Александр Немировский), философы – «философией истории» (Алексей Лосев), а филологи – «исторической прозой» (Михаил Гаспаров).

И все же в эпоху античности доминирующим значением слова «история» как в греческом, так и в латинском было значение «текста». Значения истории-знания и истории-реальности играли вторичную или даже периферийную роль в античной культуре, являясь производными от истории-текста.

Смыслы «истории» как текста естественным образом делятся на три семиотические группы – синтаксические, семантические и прагматические. С синтаксической точки зрения «история» выступала как относительно самостоятельный литературный жанр, обладающий довольно жестко заданными параметрами. Речь шла об определенной стилистике, композиции, форме изложения материала (хотя синтаксические смыслы «истории» как текста менялись во времени, да и в рамках одной эпохи жанровые каноны были отнюдь не абсолютными).

С точки зрения семантики «исторические» тексты довольно рано приобретают смысл «истины» или, в современных терминах, определяются как тексты, содержащие истинные высказывания, прежде всего, высказывания о существовании, суть «факты». И хотя на практике «исторические» тексты могли не соответствовать критерию истинности (что иногда прямо признавали и сами их создатели), этот смысл остается одним из основных вплоть до наших дней. Семантический смысл «истории-текста» выступал в качестве основы для формирования второго значения, а именно, «истории-реальности».

Наконец, что касается прагматической составляющей, то исторические тексты были призваны выполнять определенные функции, в общем виде – «приносить пользу». Эта польза была непосредственно связана с содержащимся в исторических текстах знанием. Таким образом, прагматические смыслы «истории-текста» служили основой для формирования значения «истории-знания».

История-текст

Как отмечалось выше, в значении истории-текста «история» может иметь общий и конкретный смысл. С одной стороны, «история» обозначала конкретный текст (дискурс, рассказ), с другой – определенный тип текстов (литературный жанр). Практически все высказывания по поводу «истории», которые можно найти в сочинениях античных и средневековых авторов, связаны с обсуждением именно проблемы истории-текста в общем смысле.

Первые «исторические» тексты еще могли иметь поэтическую форму. В этом проявлялась связь «истории-текста» с ее непосредственными предшественниками – героическим эпосом и гимнической, т. е. прославляющей, поэзией. Предшественниками истории как прозаического литературного жанра считаются произведения ионийских писателей в Греции (в их числе Геродот из Галикарнаса). В аттической Греции первоначально этих писателей именовали просто «логографами» (прозаиками), такое обозначение использует, в частности, Фукидид в конце V в. до н. э. При этом сами логографы не использовали слово «история» не только в названиях своих работ, но даже в тексте. Геродот, по преданию, называл свое сочинение «Музы». (На основе этого предания в III в. александрийские публикаторы разделили работу Геродота на девять глав, приписав каждой главе имя одной из муз, а всю работу озаглавили «Ιστοριών βιβλία еппеα», что на русский язык можно перевести как «Девять книг историй»).

Сам Фукидид, хотя и проводил различие между жанром произведений «логографов» и своим трудом, также еще не обозначал его как «историю». Более того, ни Фукидид, ни его продолжатель Ксенофонт также не употребляли слово «история» ни применительно к своим сочинениям, ни в самом тексте. Фукидид именует свое произведение как ξυνéγραφε (в других вариантах написания – ξυγγραφή, συγγραφή), которое и переводится обычно как «история». Что касается Ксенофонта, то его труд, именуемый в русском переводе как «Греческая история», насколько можно судить по сохранившимся источникам, вообще назывался «Элленика».

В сохранившихся текстах впервые слово «история» для обозначения определенного литературного жанра встречается только в середине IV в. до н. э. у Аристотеля в «Поэтике», там же он впервые называет Геродота «историком» в значении «автор исторического сочинения». Это обозначение широко распространяется в эпоху эллинизма, т. е. в III–I вв. до н. э., когда историография становится едва ли не основным прозаическим жанром в греческой литературе. Только в эллинистический период появляются труды, использующие слово «история» в названии: именно тогда оно приписывается к сочинениям более ранних авторов – Гекатея, Геродота и др., – и их устойчиво начинают называть «историками».

Считается, что если греческая «история-текст» выросла из произведений писателей-прозаиков, то предшественником римской «истории» были так называемые анналы, т. е. выставлявшиеся ежегодно перед резиденцией великого понтифика доски с записью имен высших чиновников и важнейших событий года, как то: лунных и солнечных затмений, знамений, позднее – сведений о повышении цен, войнах и т. д. Предполагается, что между 130 и 114 гг. до н. э. эти записи были сведены Публием Муцием Сцеволой в 80 книг «Великих анналов», которые и послужили основой для Тита Ливия.

Римская историческая проза складывается во II–I вв. до н. э., но получает наиболее полное воплощение в период Ранней империи в так называемой «риторической истории». Цель риторической истории, наиболее близкой к художественной литературе, – воссоздание внешней картины событий во всей их яркости и живости. Внутри этого направления имеются две тенденции – эпическая и драматическая; первая тяготеет к широте и обстоятельности, вторая – к глубине и напряженности; образец первой – Ливий, второй – Тацит.

Со стилистической точки зрения к исторической прозе, как к греческой, так и к латинской, предъявлялись весьма высокие требования. Исторические сочинения, как любой литературный жанр, должны были соответствовать определенным правилам и приемам изложения – как общелитературным (например, использование тропов – гипербол, метафор и проч.), так и специфичным для данного вида литературных произведений или текстов.

Поскольку история выступала в качестве рода литературы, античные авторы неоднократно писали об истории как о самостоятельном жанре. В простейшем и наиболее известном виде это сводилось к различию истории и поэзии у Аристотеля, которое позднее было повторено Цицероном, но существовали и более сложные варианты. Так, Полибий проводил различия между историей, с одной стороны, и трагедией и риторикой – с другой. Лукиан подчеркивал отличие истории от похвального слова (энкомия), поэзии, философии, риторики и мифологии.

О литературных требованиях к истории-тексту рассуждал, в частности, Цицерон (106–43 гг. до н. э.) в трактате «Об ораторе», подчеркивая отличие настоящей «художественной истории» от «простого рассказа о событиях». Много внимания уделено синтаксическим (стилистическим) характеристикам исторической прозы, «языку и способу изложения» в известной работе Лукиана из Самосаты (ок. 120 – ок. 180 н. э.) «Как следует писать историю».

Тем не менее, несмотря на важность, которая придавалась художественным (синтаксическим) характеристикам исторической прозы, они не были решающим критерием для демаркации истории и других литературных жанров: гораздо более существенными считались семантические и прагматические параметры истории-текста.

История-реальность

Поскольку основным значением «истории» был «текст», то проблема «истории-реальности» обсуждалась преимущественно в рамках значения «истории-текста». По существу античные авторы уже поставили проблему соотношения текста и реальности.

Во-первых, немного актуализируя античное понимание «истории», можно сказать, что в нем, пусть в зачаточной и неявной форме, присутствовало интуитивное осознание того, что реальность (по крайней мере социальная) не мыслится вне текста.

Во-вторых, было введено различие между «реальностью» и «вымыслом». Традиционная топика всех дошедших до нас рассуждений об истории (историях-текстах) – это требование описания того, что «было на самом деле». К истории относились тексты, отображающие «реальность», а к другим литературным жанрам (к художественной литературе, в современной терминологии) – тексты, создающие «вымысел».

Разделение литературы на историю и все прочие литературные жанры соблюдалось довольно строго. Никто не считал «Илиаду» или «Энеиду» принадлежащими к жанру «истории», равно как никто не называл Гомера или Вергилия «историками». Причем историческая литература (история-текст) отличалась от других жанров не столько синтаксическими параметрами (хотя они тоже играли определенную роль), сколько семантическими. Пользуясь современной терминологией, можно сказать, что отличие исторических текстов от «художественной литературы», т. е. поэзии, трагедии и т. д., определялось типом описываемой (конструируемой) в этих текстах реальности – соответственно, «действительной» и «вымышленной». По существу впервые эта мысль прозвучала у Аристотеля в «Поэтике», где он писал, что историк и поэт различаются не тем, что один пишет стихами, а другой прозой, а тем, что один говорит о том, что было, а другой – о том, что могло бы быть.

В эпоху эллинизма возникают более изощренные подходы к проблеме «вымысла» и «реальности». Так, уже по крайней мере во II в. до н. э. появляется троичная классификация повествований, которые подразделяются на истинные (история), «как бы» истинные, т. е. описывающие нечто возможное (вымысел) и заведомо ложные (сказки, мифы). Эта схема получила свое каноническое оформление в римской риторике у Марка Фабия Квинтилиана (ок. 35 – ок. 96 гг. н. э.).

Потребность в текстах, изображающих реальность, определялась, конечно, в первую очередь прагматическими соображениями – стремлением к накоплению социального опыта, формированию образцов поведения и т. д. Но существовало и еще одно обстоятельство, которое часто ускользает от внимания исследователей: рассказы очевидцев или рассказ о том, «что было на самом деле», во многих случаях вызывает не меньший, а то и больший интерес слушателей / читателей.

В полной мере это относится и к профессиональным текстам: со времен античности интерес к действительно произошедшим событиям не уступает, а зачастую и превосходит интерес к событиям вымышленным. Потребность и интерес общества к текстам, описывающим «действительную реальность», постоянно питает стремление авторов выдавать тексты, описывающие / конструирующие вымышленную реальность, за тексты, описывающие / конструирующие подлинную реальность (в современной англоязычной терминологии эти два типа текстов обозначаются, соответственно, как «fiction» и «non-fiction»).

Уже в античности было написано множество произведений, которые их авторы именовали «историями» (описаниями «реальности»), но по существу они являлись разновидностью «вымысла» или «художественной прозы». Многие из этих авторов не скрывали наличия «вымысла» в своих текстах, и использование слова «история» в названиях было скорее формой литературной игры (как, например, «Пестрая история» Элиана). Но вместе с тем все чаще стали появляться фальсификаты, авторы которых сознательно пытались ввести читателя в заблуждение, выдавая вымысел за действительность путем придания этому вымыслу статуса «исторического текста». Наглядный пример – знаменитые фальсификаты «истории» Троянской войны, появившиеся в Риме в первые века н. э.

Речь идет о работах, якобы написанных непосредственными участниками Троянской войны: «Дневнике Троянской войны» Диктиса с Крита и «Истории о разрушении Трои» Дареса (Дарета, Дария) Фригийца, которого упоминает Гомер в начале 5-й песни «Илиады» (ст. 9–11), и который также упомянут в «Энеиде» Вергилия. Оба фальсификата были изготовлены, по-видимому, во II в. н. э. и написаны по-гречески, а затем были переведены на латинский. Обоим сочинениям, в лучших литературных традициях, были предпосланы предисловия переводчиков, в которых излагались захватывающие истории о том, как были «найдены» эти рукописи, принадлежащие «очевидцам» Троянской войны.

В течение тысячи лет (до самого XVII в.) слава Дареса и Диктиса затмевала славу Гомера, который был практически неизвестен в средневековой Европе. На эти работы опирались историки от Исидора Севильского до Жана Бодена, и их использовали в качестве «исторической» основы авторы множества литературных произведений^[7].

История-знание

Древнейшим значением слова «история» является «познавательный акт» или «процесс познания». В таком значении слово «история» впервые встречается в работах ионийских философов: например, у Фалеса «история» – это «исследование». Особенно употребительным это значение становится в аттической Греции в IV в. до н. э.: у Платона «история» означает «познание» (например, «познание природы»); у Аристотеля «история» – это «познание» или «исследование» как процесс (например, «исследование души»); у Демосфена «история» означает «понимание» и т. д. Несколько позже возникает значение «истории» уже не как процесса познания, а как «знания». При этом в Древней Греции доэллинистического периода слово «история» в значении знания применялось для обозначения самого разнообразного, если не сказать любого, знания, включая знание о природе.

В Древней Греции и Риме «история» в значении знания имела не общий, а конкретный смысл, соотнесенный с определенным текстом, который, соответственно, и «изучала история». Именно так, по мнению французского историка Анри-Ирене Марру, «история» изучалась в эллинистической Греции в рамках грамматических занятий в школах. Главная часть школьных упражнений в области «истории» состояла в анализе текстов (причем не только прозаических, но и поэтических). Вначале проводился лексический анализ (специфический словарь данного поэта или прозаика), затем морфологический анализ (стилистические формы и этимология). Лишь после этого начиналось изучение содержания текста.