Задержка рейса

– Это бесполезно: тебя никто не услышит, – раздался сзади голос Хольта.

Остин, тяжело дыша, обернулся: эпилептик стоял в проходе возле кресел, в которых сидели его жена и дочь, замершие в вечном сне с открытыми глазами. На их телах медленно копошились полупрозрачные твари, присосавшиеся отростками к животам – зрелище, от которого Остин содрогнулся. Только сейчас он заметил, что самолет ощутимо потряхивало: они снова оказались в зоне турбулентности.

– Дверь невозможно взломать, – с горькой ухмылкой сказал Хольт, наблюдая, как Остин пытается удержать равновесие. Сам он твердо стоял на ногах, будто уже давно привык к этой тряске. – Ты пытался сделать это в предыдущие перезагрузки, как и десятки других пассажиров. Но я могу тебе помочь. Ты не успокоишься, пока не попадешь внутрь.

Остин заметил панель с цифровыми клавишами на стене возле двери и догадался: за время многочисленных перезагрузок Хольт наверняка узнал код от двери у стюардесс, либо же постепенно подобрал комбинацию.

– Скажи мне код! – потребовал Остин.

– Одиннадцать, ноль, три, – проговорил Хольт. – Но ты ничего не изменишь, мы пытались десятки раз. Пилоты застыли в анабиозе – скорее всего, тварь оплодотворила их первыми.

Он говорил что-то еще про самолет, летящий на автопилоте по заданному эшелону, но Остин его не слушал: набрав код на цифровой панели, он дождался короткого щелчка и распахнул дверь.

Безумно яркое, пульсирующее сияние иссиня-сиреневых оттенков заливало кабину пилотов. Лайнер стремительно приближался к точке перезагрузки – огромной, мерцающей ослепительным ультрафиолетом воронке посреди бурлящего моря черных облаков, пронизанных всполохами молний и электрических разрядов.

Остин, зажмурившись, не сразу рассмотрел, что находилось внутри кабины. В тесном помещении, опутав двух пилотов кольцами с многочисленными белесыми отростками, медленно передвигалось гигантское существо. Как и ее личинки, тварь напоминала полупрозрачную, люминесцирующую голубоватым светом сколопендру, которая обретала форму лишь в те мгновения, когда кабину освещало пульсирующее сияние за бортом самолета.

Миллиарды разрядов тока обожгли внутренности, и Остин, оглушенный болью, согнулся пополам. Цепляясь за стены и хватая ртом воздух, он выбрался из кабины. Нестерпимое жжение внутри живота как будто шевельнулось, переместившись к пищеводу, а затем – ближе к горлу. Задыхаясь, Остин повалился на колени.

В проходе рядом с женой и дочерью стоял Хольт. Еще недавно взвинченный и нервный, теперь он спокойно наблюдал за муками Остина, словно наконец-то дождался того, чего так долго хотел.

– Потерпи немножко, – тихо сказал эпилептик. – Еще чуть-чуть.

Остин схватился за шею, чувствуя, как изнутри ее раздирает нечто чужеродное – длинное, шевелящееся, обжигающее глотку электрическими разрядами.

– По крайней мере ты будешь знать, что с тобой произошло. – Хольт перевел тоскливый взгляд на жену и дочь. – В отличие от них. Они впали в анабиоз, когда мы с Рамосом еще не догадались о существовании этой твари. И теперь я не знаю, находятся ли они сейчас в сознании, или же их мозг полностью опустошен. Помнят ли они о том, что случалось в предыдущие перезагрузки? Или же после каждой серии вспышек они заново переживают одни и те же девятнадцать минут? Вечно…

Замолчав, Хольт посмотрел на Остина. Хрипя, захлебываясь горячей слюной, он ползал в проходе, содрогаясь в немыслимых спазмах: личинка раздирала внутренности, приближаясь ко рту.

– Еще чуть-чуть, – повторил Хольт. – Ты последний. Цикл заканчивается, и если тварь не примется за меня, то все переменится… или нет.

Кажется, он говорил что-то еще, но Остин его не слышал: стоя на четвереньках в проходе, в сверхъестественном свечении он видел, как из его рта выползает полупрозрачный, люминесцирующий изнутри бугристый стержень. Еще мгновение – и тварь, изогнувшись дугой, расправила сотни ножек-отростков и впилась ими в грудную клетку и живот Остина, пронзив его электрическими разрядами. А затем сияние за иллюминаторами стало ярче, замерцало, словно обезумевший стробоскоп, и серия ослепительных вспышек поглотила салон.

* * *

Когда вспышки погасли, глазам потребовалось несколько мгновений, чтобы привыкнуть к тусклому дежурному освещению.

Остин сидел на своем месте в конце салона, возле иллюминатора. Он не мог пошевелиться: парализовало не только конечности и тело, но и взгляд. Недвижимым, устремленным вперед взором Остин видел перед собой ряды кресел с макушками других пассажиров и горящие надписи «Пристегните ремни» в пустых проходах. Слева на периферии зрения расплывались фигуры его соседей по ряду – пожилой семейной пары. Справа мерцал сине-фиолетовым свечением иллюминатор.

Грудную клетку и живот слегка покалывало, будто к ним подсоединили десятки маленьких электродов. Остин понял, что личинка, вылупившаяся из него во время вспышек, теперь высасывала его жизненную энергию своими отвратительными червеобразными ножками-отростками. Ее не было видно в дежурном освещении, но Остин знал, что как только потухнет свет, и салон захлестнет фантастическое мерцание из иллюминаторов, краем глаза он разглядит на груди чудовищную тварь, напоминавшую полупрозрачную сколопендру.

В обычных условиях только от одной этой мысли его бы бросило в дрожь, а тело от страха покрылось бы липким потом, но этого не произошло: Остин, замерев, сидел на месте, не в силах даже моргнуть.

Он думал об Алие и малыше, который совсем скоро должен был появиться на свет. Если бы не эта командировка и вечное желание заработать побольше денег, Остин в эти минуты лежал бы в теплой уютной постели в обнимку с женой. Который сейчас час в Нивенштадте? Наверняка поздний вечер…

В проходе появился Хольт. Он медленно брел вдоль кресел – опустошенный, сломленный, почерневший лицом. Остановился возле Остина и глухим голосом сказал:

– Ничего не изменилось.

Он заплакал – вначале тихо, стараясь сдерживаться, а затем, повалившись на колени, завопил неистовым голосом. Остин хотел его успокоить – попробовал что-то сказать, но ничего не вышло. Он помнил, как едва заметно шевелились губы пассажиров, навечно застывших в анабиозе: они тоже хотели что-то сказать.

* * *

Потом все повторилось. Погасший свет, сияние из иллюминаторов, тварь на груди, серия вспышек.

И снова – пробуждение в кресле, оцепенение, «Пристегните ремни», пустые проходы. Погасший свет. Присосавшаяся к груди личинка. Серия вспышек.

Снова и снова.

Иногда Остин видел, как по проходу бродил Хольт. С каждой перезагрузкой его вид становился все более потерянным и обреченным. Он мог просидеть все девятнадцать минут на полу с бутылкой виски, добытой на кухне. Плакал, скулил, проклинал чертову тварь, захватившую самолет. В другие перезагрузки он носился с дикими криками по салону, бился головой о стены, разбивал огнетушителем иллюминаторы.

Хольт несколько раз устраивал разгерметизацию, пытаясь обрушить самолет: воздух из салона высасывало наружу вместе с газетами, журналами и прочими мелкими предметами, но пассажиры и бортпроводники, пристегнутые ремнями, оставались на местах, лишь только длинные волосы женщин, словно истрепанные временем потемневшие флаги, колыхались в свистящих потоках воздуха.