Александра сразу поняла, кем был человек, лежавший на земле. Их называли анабионтами – людьми, добровольно отказавшимися от пищи и воды для того, чтобы рано или поздно достичь смерти. Но это было невозможно: наногены переводили организмы аскетов в состояние анабиоза и поддерживали в них жизнь на минимальном уровне, необходимом для функционирования органов и систем. Такое положение, вероятно, могло длиться вечно: самый «старый» анабионт, известный ученым, находился в вегетативном состоянии сто сорок семь лет.

Александра знала, какого это: несколько лет назад, расставшись в очередной раз с Мироном, она провела три года в лачуге на берегу Баренцева моря, пребывая в добровольном анабиозе. Она надеялась, что наногены оставят в покое ее истощенное тело, позволив ему умереть. Но этого не произошло. Время тянулось мутной рекой, превратившись в бесконечную череду света и тьмы на закрытых веках, когда день и ночь сменяли друг друга. Александра не спала: она просто неподвижно лежала на ржавой койке с панцирной сеткой, ощущая, как холодные проволоки впиваются в истонченную кожу. Она не испытывала ни голод, ни жажду. Ей не хотелось спать. Она была куском плоти, в котором вечно теплилась жизнь. В один день, окончательно осознав бессмысленность анабиоза, Александра просто встала с койки: наногенам потребовалось около получаса, чтобы перевести ее организм в полноценное функциональное состояние.

Глядя на анабионта, развалившегося возле статуи, Александра задумалась, как он там оказался. Аскеты могли передвигаться по собственному желанию, и этот мужчина, скорее всего, намеренно улегся у символа Трансгуманизма, тем самым демонстрируя презрение к сложившейся системе. Все больше граждан Альянса выбирали анабиоз или же совершали бесконечные самоубийства в тщетной надежде когда-нибудь достичь заветной цели – смерти.

Занятая мыслями о кризисе идеологии, с которым столкнулся Альянс, Александра не заметила, как с громким рокотом перед ней опустился старый грузовой ховер. В следующий миг поднялась его дверца, и двое мужчин в черных костюмах и вязаных балаклавах, закрывавших лицо, выскочили из темного нутра машины.

Александра не успела даже вскрикнуть, когда один из них наставил на нее пистолет с глушителем, и черная вспышка испепелила сознание.

* * *

Александра открыла глаза и, сфокусировав затуманенный взгляд, осмотрелась. Она сидела на стуле в полутемном помещении, напоминавшем подвал старого дома: с потолка свисала тусклая лампочка, по стенам змеились трубы с облупившейся краской, воздух вонял пылью и плесенью.

Голову разрывало от пульсирующей боли, словно в череп вогнали сверло. Александра осторожно дотронулась до лба, с которого струйкой стекала кровь. Пальцы коснулись небольшой округлой раны: входное отверстие от пули. Затем Александра провела ладонью по затылку, нащупав на нем углубление с влажными развороченными краями: пуля прошла навылет. Очевидно, мозг уже восстановился (иначе Александра вряд ли смогла бы соображать), и теперь шла регенерация костей и кожи.

С легким зудом затягивались раны на лбу и затылке, боль в голове постепенно утихала. Александра прикрыла глаза, терпеливо ожидая, когда закончится репарация поврежденных тканей. Она знала по личному опыту, что полное восстановление организма после огнестрельного ранения занимало около часа.

Александра услышала, как скрипнула дверь. Через мгновение в желтом конусе света появились двое мужчин в темных одеждах. Одного из них Александра узнала: это был тощий человек с крысиным лицом, который задавал неудобные вопросы на ее лекции в Институте Трансгуманизма.

– Прощу прощения за наши варварские методы, – сказал он с кривой улыбкой. – Впрочем, вы прекрасно знаете: выстрел в голову не причинил бы вреда.

– Могли бы просто пригласить меня прокатиться. – Александра дотронулась до головы: на коже лба не осталось и следа от раны.

– Мы не были уверены, что вы согласитесь, – вмешался второй похититель – темнокожий, мускулистый, с тяжелым взглядом из-под мощных надбровных дуг.

– Зачем весь этот спектакль?

Тощий переглянулся с подельником и, наконец-то перестав улыбаться, ответил:

– Кое-кто хотел бы с вами поговорить.

Похитители отступили в полумрак, и в конусе света возник невысокий коренастый мужчина, облаченный в длинную черную накидку, напоминавшую монашескую рясу. Он не отбрасывал тени, и Александра догадалась, что перед ней спроецировано голографическое изображение – настолько четкое и безупречное, что отличить его от реального человека можно было только по едва заметной цифровой ряби, изредка пробегавшей по виртуальной проекции.

У мужчины было широкое лицо с раскосыми глазами, а его лысый череп покрывали татуировки в виде концентрических кругов. Александра вспомнила, что это был древний символ смерти, известный еще со времен неолита: такие круги, нарисованные на стенах гробниц первобытных людей, символизировали погружение в воды небытия.

– Здравствуйте, Александра, – сказал мужчина спокойным, немного певучим голосом, словно давно привык говорить не спеша и обстоятельно. – Вы наверняка меня узнали.

– Танат, – не веря своим глазам, проговорила Александра.

Никто не знал его настоящего имени. Танат был главой запрещенной в Альянсе террористической организации «Ванитас», члены которой преследовали одну цель – подрыв устоев и идей Трансгуманизма. Танат и его сподвижники находились в международном розыске. Они тайно перемещались из одного города в другой, раз в год устраивая теракты в День Провозглашения Бессмертия. Грядущий праздник (его собирались отмечать завтра) наверняка не стал бы исключением.

Методы Таната и его последователей были столь же фанатичными, как и их консервативные взгляды: они взрывали представительства Совета Альянса, похищали и убивали его членов, устраивали массовые самоубийства. Эти действия не приносили результата: Наноматрикс восстанавливал всех взорванных, застреленных и отравленных жертв «Ванитаса», словно издевательски отрицая конечную цель группировки Таната – достижение абсолютной и окончательной смерти.

– Я давно вас приметил, – оценив замешательство Александры, заговорил Танат. Он мог находиться в тысячах километров от нее, но даже на столь огромном расстоянии его голографический взгляд, казалось, прожигал до самого нутра. – Таких лжецов и лицемеров, как вы, еще стоит поискать. Вы читаете лекции по всему Альянсу, но уже давно не верите собственным словам.

– Продолжайте. – Александра вздернула голову, сцепившись взглядом с Танатом. – Я смотрю, вы неплохо меня изучили.

– Мы знаем, что ваш муж, Мирон Бранат, будучи одной из шишек в Совете Альянса, пытался замять постыдные факты о ваших самоубийствах.

Слова Таната словно ледяной водой окатили Александру: она надеялась, что никто не узнает о ее тайном стремлении достичь смерти.

– Вы пять раз пытались покончить с собой, – продолжал Танат, наблюдая за реакцией Александры. – Разве это не иронично? Вы промываете мозги подрастающему поколению, но при этом сами только и думаете о том, как бы поскорее сдохнуть.

– Может быть, мне просто скучно? – возразила Александра, но тут же осеклась, когда поняла, что ее попытки оправдаться перед Танатом выглядят беспомощно и глупо.

– Александра, вы – первый бессмертный человек в истории, – спокойным тоном проговорил Танат, словно не обратив внимания на ее реплику. – И вы помните времена, когда жизнь неизбежно сменялась смертью.

– Это время навсегда ушло. – Голос Александры дрогнул.

– Я так не думаю. У нас есть шанс восстановить равновесие. Вернуть гармонию.

– Устраивая теракты? – фыркнула Александра. – Массовые самоубийства? Вы ведь знаете, что все это бессмысленно.

– Вы тоже это знаете, но это вас не останавливает. – Танат чуть подался вперед, и складки его рясы шелохнулись. – В отличие от вас, Александра, мы не стыдимся наших устремлений. Мы хотим покончить с Вечным миром. Вернуть в него смерть.

У Александры закружилась голова: в словах Таната крылось то, о чем она так долго мечтала, но не решалась признаться. Ей осточертел этот мир, и она жаждала разрушить его до основания – вместе с собой.

– Посмотрите, до чего мы докатились. – Танат развел руками, и Александра невольно обвела взглядом полумрак, окружавший пятачок света. – Человечество всегда мечтало о бессмертии. Мы думали, что вечная жизнь станет залогом новых свершений и покорения космоса. Но что получилось на деле? Мир погряз в пороках. Мы задыхаемся друг от друга. Нас так много, что мы не знаем, куда бежать и где спрятаться – и прежде всего от самих себя.

– Но благодаря наногенам ранее смертоносные регионы теперь доступны для обитания, – словно на автопилоте возразила Александра: она не верила своим словам, но это были те самые фразы, которые она произносила во время выступлений, и ей было интересно, как ответит на них Танат. – Ледяные поля Арктики и Антарктики, болота Сибири, жаркие пустыни – жить теперь можно везде, и человечеству не нужен космос. Вы сами, по слухам, скрываетесь на островах за Полярным кругом. О пропитании можно не думать: наногены поддерживают тело в функционирующем состоянии…

– Но это привело лишь к росту числа анабионтов, – с мягкой улыбкой перебил ее Танат. – Точно так же, как выросло число эскапистов – тех, кто ищет забвения в бесконечных наркоманских трипах. Сама мысль о смерти теперь под запретом, поскольку может пошатнуть устои, по которым существует человечество – по крайней мере, та его часть, что живет в Альянсе. Впрочем, в чем смысл говорит об этом? Вы и так прекрасно все знаете.

– Давайте ближе к делу. – Александра вздернула подбородок. – Что вы от меня хотите?

– Я предлагаю вам окончательное решение. – Улыбка погасла на лице Таната: он говорил серьезно, и каждое слово падало в пространство словно камень, брошенный в воду.

– Почему именно мне?

– На протяжении ста семидесяти лет вы были символом начала Вечного мира. – Танат зловеще улыбнулся, и по его голограмме пробежала едва заметная рябь. – Теперь вы станете знамением его конца.

* * *

Слова Таната пробудили воспоминания. Потоком мутной воды они хлынули в мозг, и образы прошлого возникли перед глазами…

Александре семь лет. Она ставит свечку у иконы святого в полутемной церкви, сокрытой в тенистой роще недалеко от дома. Воздух наполнен запахом ладана. Рядом стоит мама, ее карие глаза светятся теплом и нежностью. Она держит на руках малыша двух лет, Виктора – младшего брата Александры. Подходит папа – взгляд как всегда суровый, сосредоточенный, – крестится у иконы и ставит свечу. А потом улыбается маме, Виктору – и Александре…

Она родилась в религиозной семье. Детство Александры было наполнено верой: ежедневные походы в церковь, заставленная иконами квартира, молитвы по утрам и вечерам, занятия в воскресной школе.

Когда Александре исполнилось шестнадцать, родители взяли ее на паломничество в монастырь, затерянный далеко на севере. Вместе с другими прихожанами церкви они затемно отправились в путь на арендованном автобусе. Ночью прошли дожди, а на утро ударил первый октябрьский морозец: ухабистая дорога, изгибами рассекавшая стылый лес, напоминала стекло. Водитель вел автобус аккуратно, и не было его вины в том, что случилось дальше: на очередном крутом повороте со встречной полосы вынесло огромный бензовоз.

Александра с родителями сидела в конце салона – их подбросило вверх и вперед, когда с громким скрежетом автобус врезался в бак бензовоза.

Лежа на полу с рассеченной от удара головой, Александра слышала вопли, но не могла потом вспомнить, кричала ли сама. Кажется, мама лежала рядом и, корчась от боли, сжимала ее руку, а потом что-то громыхнуло – как будто над головой взорвался фейерверк, – и пламя заполнило салон автобуса, пожирая и живых, и мертвых…

Позднее кто-то из врачей сказал Александре, что паломникам очень повезло (если можно назвать везением гибель сорока трех человек): авария произошла недалеко от города, и вертолеты спасателей быстро доставили раненых в больницы.

Александра находилась при смерти: переломы позвоночника и рук, ожоги всего тела и дыхательных путей, множественные порезы и травма глаз не оставляли шансов на выживание. В бессознательном состоянии ее госпитализировали в Центр экстренной медицины, где совсем недавно в рамках экспериментального проекта группа ученых синтезировала наногены и теперь подбирала тяжелых пациентов (как говорили медики – «уходящих») для испытания нового вида терапии.

У Александры не было других родственников, она осталась сиротой, а потому спустя несколько дней, когда ее состояние стабилизировалось, и врачи уладили все юридические тонкости, началось лечение: тонкая игла проткнула вену, и серого цвета раствор, кишащий микроскопическими механизмами, влился в кровоток.

Первой генерации наногенов потребовалось сто сорок восемь часов, чтобы полностью восстановить организм Александры. Врачи были ошеломлены результатом. Столпившись возле койки, на которой лежала очнувшаяся после искусственной комы целая и невредимая шестнадцатилетняя девушка, они не могли поверить своим глазами – как и не могли представить, что спустя сто семьдесят лет последнее поколение наногенов – одиннадцатое по счету – будет способно регенерировать организм человека за пару часов.

Поджав колени к груди, Александра испуганно рассматривала врачей, сгрудившихся у ее кровати. По их изумленно-восторженным лицам она понимала, что они стали свидетелями чего-то по-настоящему фантастического – чуда, созданного не Богом, но человеком.

Среди людей в белых халатах Александра заметила рослого молодого человека с копной взъерошенных волос. В отличие от коллег, смотревших на девушку как на лабораторную крысу, невесть каким образом избежавшую смерти, он глядел на нее с теплотой и благоговением – как на символ надежд и чаяний, неожиданно ставших реальностью. «Мирон Бранат», – прочитала Александра на его бейджике, заодно удивившись, каким зорким стало ее зрение: из-за близорукости она с детства носила очки, в которых теперь не было надобности.

Александра оставалась в клинике под наблюдением врачей. Несколько недель ей не сообщали о судьбе родителей и брата. Когда Александра узнала, что они погибли, она сняла крестик и больше его не надевала.

Доктор Бранат не отходил от Александры ни на шаг: он стал не только ее личным врачом, но и близким другом. Долгими зимними вечерами, пока Александра находилась под наблюдением, они проводили время в палате, делясь друг с другом историями из жизни. А через четыре года, когда Александре исполнилось двадцать, Мирон сделал ей предложение.

Тем временем эксперименты продолжались: ученые вводили наногены другим тяжелым пациентам, поражаясь фантастическим результатами. Рак, атеросклероз, аутоиммунные и системные заболевания, пороки развития, травмы, инфекционные процессы – казалось, не было такой патологии, с которой не смогли бы справиться неутомимые микроскопические роботы.

В тот день, когда Александра и Мирон прилетели на Крит, где собирались провести медовый месяц, из Центра экстренной медицины пришло сообщение: третья генерация наногенов, синтезированная две недели назад и введенная группе новых подопытных, оказалась способна к саморепликации и вышла из-под контроля. Произошло то, о чем предупреждали ученые-паникеры: наногены организовались в серую слизь – субстанцию, которая поразила популяцию людей, словно вирус.

Наногенам потребовалось чуть больше года, чтобы проникнуть в каждого человека на Земле: расползаясь по миру за счет безостановочной саморепликации, они добрались даже до изолированных племен индейцев, затерянных в сельве Амазонки.

Человечество готовилось к худшему: по прогнозам ученых серая слизь, безудержно размножаясь, грозила поглотить все доступное ей пространство. Но случилось то, чего никто предсказать не мог: проникнув в тело каждого человека, наногены прекратили репликацию. И вместо того, чтобы уничтожить человечество, как боялись многие ученые, микроскопические роботы совершили то, на что изначально были запрограммированы, – исцелили людей от всех недугов и сделали их бессмертными, образовав единый Наноматрикс, где хранился геном каждого жителя Земли.

Александра была источником этих перемен. Танат предложил ей стать их концом.

* * *

За панорамным окном отеля текла обычная жизнь Лагоса: с громким гулом проносились старые модели ховеров, улицы кишели людьми, спешившими по своим ежедневным делам, и ярко жарило безразличное ко всему раскаленное солнце Нигерии. Длинную и широкую магнитотрассу, отделявшую зажиточные районы от трущоб, украшали баннеры с огромными надписями: «Вместе с Альянсом – в новое будущее».

Александра отошла от окна и, убедившись, что Мирон все еще принимает душ (из ванной комнаты доносился шум воды), вытащила из шкафа свой чемодан. Она положила его на кровать, раскрыла и выудила из вороха одежды небольшую металлическую коробку. Приложив палец к сканеру на передней поверхности коробки, Александра дождалась, когда сработает датчик распознавания отпечатков, и распахнула крышку.

Внутри лежал миниатюрный инжекторный пистолет, заправленный стеклянной колбой с черной матовой жидкостью.

Глядя на него, Александра вспомнила слова Таната, сказанные вчера в подвале.

– Это ингибитор, – пояснил Танат, когда по его команде тощий протянул Александре пистолет. – Вещество, способное остановить наногены внутри человека.

– Это невозможно, – скептично проговорила Александра, рассматривая устройство: металл и стекло холодили кожу рук. – Когда Наноматрикс захватил человечество, научные лаборатории по всему миру вели разработки веществ-ингибиторов, но все попытки оказались неудачными: от наногенов невозможно избавиться.

Танат улыбнулся: между пухлых губ блеснули мелкие зубы.

– В отличие от других ученых мы более терпеливы и внимательны, – ответил он. – Проанализировав огромные объемы информации, накопленные о серой слизи с момента ее появления, мы заметили одну деталь: травмы, полученные людьми во время аварий на магнитотрассах, под действием наногенов заживали немного медленнее. Разница была небольшой – всего две минуты. Но сам факт расхождения в скорости регенерации натолкнул нас на мысль: что, если магнитное излучение мешает деятельности наногенов?

Слушая Таната, Александра вертела в руках инжекторный пистолет с колбой, наполненной вязкой черной жидкостью. Присмотревшись, она заметила гравировку на стекле: «Абаддон».

– Мы приступили к разработке ингибитора, – продолжал Танат. – Сотни безуспешных попыток. Десятки лет работы. Но мы не спешили: впереди простиралась вечность. Наконец, используя особую форму магнетита и специальный токсин, мы синтезировали «Абаддон». Александра, вы держите вещество, способное вернуть миру то, что мы потеряли сто семьдесят лет назад.

– Смерть. – Александра шумно выдохнула и прикрыла глаза: от волнения у нее закружилась голова.

– «Абаддон» блокирует действие Наноматрикса в организме человека, – с гордостью сказал Танат, и Александре на мгновение показалось, что его широкое лицо словно засияло. – Чертова серая слизь превратится в ржавый микроскопический хлам, и люди снова станут смертными. – Он замолчал, внимательно глядя на Александру, а затем продолжил медленно и тихо: – Завтра в Лагосе в День Провозглашения Бессмертия состоится саммит по случаю присоединения Африканской Конгрегации к Трансгуманистическому Альянсу. У вас запланировано выступление, призванное воодушевить народы Африки.

– Моя речь будет транслироваться в прямом эфире на весь мир. – Александра кивнула, прекрасно понимая, что от нее требуется.

– Альянс активно преследует членов «Ванитаса», и мы не можем совершить громогласный акт, который потрясет все человечество. – Танат не сводил с Александры глаз: к ее изумлению они горели жутким огнем из восхищения и страха, будто лидер террористической организации видел перед собой не простого человека, а ангела смерти. – Но это можете сделать вы, Александра.

И вот теперь она стояла в номере пятизвездочного отеля в крупнейшем мегаполисе Африки и сжимала в руках инжекторный пистолет с веществом-ингибитором, способным остановить наногены в ее организме.

– Я не знаю, что задумал Танат, но прошу тебя: не делай этого, – раздался сзади голос Мирона.

Александра убрала пистолет в чемодан, надеясь, что Мирон не заметил необычного предмета в ее руках. Она обернулась. Мирон в банном халате стоял в дверях комнаты. Он только что вышел из душа, и его светлые волосы, зачесанные назад, потемнели от влаги. Высокий, подтянутый, с гладко выбритым лицом, излучавшим уверенность и твердость характера, – он выглядел точно так же, как сто семьдесят лет назад, когда Александра впервые увидела его возле своей больничной койки.

– Можешь не оправдываться. – Мирон налил в стакан виски и устроился в кресле. – Мои источники доложили, что ты встречалась с Танатом – вернее, с его голограммой – и с активистами «Ванитаса».

Мирон пристально посмотрел на Александру, и она поняла, что врать и увиливать нет смысла: он слишком хорошо ее знал. Малейшие движения мимических мышцы, любые оттенки взгляда и изменения тональности голоса – Мирон научился читать ее как открытую книгу.

– Совет Альянса тоже в курсе?

– Нет. – Мирон пригубил виски. – Слежка за тобой установлена по моей личной инициативе. – Заметив, как нервно дернулось лицо жены, Мирон добавил мягким тоном: – Александра, пойми: я делаю это ради тебя. Я не хочу, чтобы ты совершила глупость.

– Вот, чем ты считаешь мои поступки? – Александра скривилась в досадной усмешке.

Она отошла к окну и, повернувшись спиной к Мирону, всмотрелась вдаль: широкий проспект терялся в сизой дымке выхлопных газов от старых машин, что еще разъезжали по улицам Лагоса.

На плечи Александры легли тяжелые руки Мирона. Он развернул ее к себе и улыбнулся – той же ласковой улыбкой, какой улыбался ей целую вечность назад, когда она лежала в палате под наблюдением врачей после чудесного исцеления. Александра не сводила глаз с мужа, ожидая того, что он скажет. В груди учащенно забилось сердце, но вскоре ритм вернулся к привычным семидесяти ударам в минуту: наногены не допускали никаких серьезных отклонений от нормы.

– Александра, что бы ты ни совершила, я постараюсь принять любой твой поступок. Любой твой выбор. – Голос Мирона неожиданно задрожал, а руки крепче сжали плечи Александры. – Но я хочу, чтобы ты знала: единственная причина, благодаря которой я хочу жить вечно, – это ты. Пусть это прозвучит напыщенно, и ты почти наверняка не поверишь моим словам, но это правда. Поэтому мне больно каждый раз, когда ты стремишься покинуть не только этот мир, но и меня.

Александра отвела взгляд и опустила голову. Она не сомневалась, что Мирон любит ее, даже несмотря на то, что ее поступки служили для него источником злости и раздражения, а сама она уже давно не вызывала в нем страсти. Он любил Александру с того самого дня, как впервые увидел ее исцеленной в больничной палате, но любовь эта была сродни неизлечимой болезни, с которой так и не смогли справиться наногены.

– Прости, – обронила Александра.

Мирон горько усмехнулся – и убрал ладони с ее плеч.

– Я знаю, что давно противен тебе. Просто скажи: почему мы по-прежнему вместе? И когда ты уходишь, зачем каждый раз возвращаешься?

Александра прикрыла глаза и глухо сказала:

– Кроме тебя у меня никого нет. Оказывается, одиночество еще невыносимее, чем вечная жизнь.

Мирон вздохнул и устало потер лицо.

– О чем вы говорили с Танатом?

– О жизни. – Александра пожала плечами и снова отвернулась к окну.

– Понятно. – Мирон замолчал, но после паузы тихо сказал: – Прежде, чем ты совершишь то, о чем договорилась с Танатом, я хочу наконец-то узнать: почему ты стремишься умереть? Хотя бы сейчас скажи мне правду.

Александра ни разу не говорила мужу об истинных мотивах самоубийств. Обычно она плела привычную чушь: «устала от вечной жизни», «не вижу смысла существовать дальше» и тому подобные ничего не значащие фразы. Но сейчас она понимала, что их разговор в номере отеля станет последним, и другого шанса сказать Мирону правду больше не будет.

– Я часто задаюсь одним вопросом. – Она повернулась к мужу и, скрестив руки на груди, встретилась с ним взглядом: в его глазах тлела обида. – Что, если мои родители были правы, и существует другой мир, в котором теперь пребывают их души? Я бы могла воссоединиться с ними.

– Мы никогда этого не узнаем.

– Вот именно. – Александра горько усмехнулась и взглянула на часы, висевшие на стене: до начала выступления оставалось два часа.

* * *

В помпезном зале, украшенном гербами и флагами, расположились члены Совета Альянса и представители Африканской Конгрегации. Вечно молодые и вечно здоровые, они внимательно слушали выступление Александры – стандартный набор фраз об истоках и успехах Трансгуманизма: те же самые слова, что она говорила на лекциях для юных граждан Альянса. Вот только финал получился другим:

– Все то, что я сказала, является ложью, которую я произносила более сотни лет, – обведя взглядом зал, громко провозгласила Александра. – Вы сами это знаете, хотя боитесь признаться.

Она убрала руку с трибуны и нащупала в кармане пиджака рукоятку инжекторного пистолета. По залу прокатился взволнованный рокот голосов. Мирон, сидевший в первом ряду с другими членами Совета Альянса, с тревогой взглянул на Александру. Вокруг нее с тихим жужжанием кружили минидроны, транслировавшие выступление в трехмерном формате по всему миру. Вступление Африканской Конгрегации в Альянс в День Провозглашения Бессмертия было крупнейшим международным событием, которое затронуло бы жизни нескольких миллиардов жителей Земли. Конечно, навряд ли каждый из них следил за трансляцией, но Александра не сомневалась, что уже через считанные секунды ее скандальное выступление молниеносно разлетится по миру.

Александра вытащила из кармана пиджака инжекторный пистолет с прикрепленной к нему колбой, в которой плескалась черная жидкость. Она поднесла устройство к минидрону, застывшему у ее руки: в глазке видеокамеры отразилось искаженное изображение пистолета. Ропот в зале усилился, у первого ряда появились офицеры Гвардии, но по их растерянным лицам Александра поняла, что никто не знает, какие действия предпринять дальше: прерванная речь амбассадора Альянса могла вызвать в обществе ненужные домыслы и слухи. Но замешательство офицеров Гвардии и правительственных шишек не могло длиться вечно. У Александры оставалось меньше минуты, чтобы завершить начатое.

– Миллионы людей по всему миру мечтают о том, что было утеряно нами ровно сто семьдесят лет назад, – сказала она. – В моих руках – вещество, способное вернуть человечеству то, о чем тайно мечтают многие из нас. Это «Абаддон» – ингибитор, созданный Танатом и его организацией «Ванитас». Он блокирует действие наногенов внутри организма. К нему примешан мощный токсин, который убьет меня сразу же, как только остановятся наногены. Много лет назад своим примером я показала вам, как можно жить вечно. Пришло время узнать, как достичь конца.

Александра поднесла ствол пистолета к шее – туда, где пульсировала сонная артерия. Офицеры Гвардии бросились к сцене, чтобы остановить демарш амбассадора. Мирон остался на месте: с тоской во взгляде он глядел на Александру, и его губы что-то шептали.

Тихо щелкнул спусковой крючок, кольнуло шею: инжекторный механизм впрыснул черную субстанцию в кровоток. Танат предупреждал, что действие «Абаддона» окажется мгновенным благодаря убойной концентрации ингибитора и токсина.

Так и получилось: не успели офицеры Гвардии подхватить обмякшее тело Александры, как перед глазами у нее потемнело, и сознание навсегда испарилось, словно капля росы под вечным сиянием солнца.

* * *

Когда Александра распахнула веки, взгляд уперся в черноту: голову опоясывал обод, который плотно прилегал к коже и закрывал глаза. Александра сняла устройство, мерцавшее датчиками, и огляделась: она сидела в мягком кресле в гостиной собственного дома. Мирон развалился на диване напротив.

– Ну как? – Он пригубил виски и с интересом посмотрел на жену.

– Я впечатлена, – ответила Александра, с едва скрываемым восторгом глядя на обод. – Потрясающие ощущения и полное погружение!

У нее немного дрожали руки, спину покрывала испарина, а сердце таранило грудь, но спустя считанные секунды наногены привели организм в стабильное состояние. Мирон довольно улыбнулся:

– Вот видишь, а ты не хотела пробовать.

Он перевел взгляд на черную коробку, стоявшую на журнальном столике. Ее украшала серебристая надпись, набранная стильным шрифтом – «ТЕРМИНАЛЬНОЕ СОСТОЯНИЕ».

Это был виртуальный симулятор смерти, разработанный по заказу Совета Альянса. Мирон лично курировал испытания. Необходимость в таком устройстве назревала давно: с каждым годом в Альянсе увеличивалось число жителей, безуспешно стремящихся прервать жизнь. Наноматрикс одиннадцатой генерации так быстро восстанавливал организмы самоубийц, что никто из них не мог ощутить желанный миг смерти.

Терпение Мирона окончательно лопнуло после первого суицида, совершенного Александрой: в тот день, когда он обнаружил жену болтающейся в петле под потолком их спальни, он понял, что в мире вечной жизни людям нужна хотя бы иллюзия смерти. Все попытки создать ингибитор Наноматрикса провалились, и оставалось только одно – разработать виртуальный симулятор смерти.

– Эффекта полного погружения удалось достичь за счет того, что пользователь «Терминального состояния» испытывает не только смерть, но и проживает двое суток до ее наступления, – пояснил Мирон, сделав глоток виски. – В будущих версиях мы хотим расширить этот срок до недели.

Александра кивнула:

– В моей симуляции после того, как я совершила еще одно самоубийство, со мной тайно встретился Танат, который разработал вещество-ингибитор. Я умерла с его помощью.

Мирон довольно хмыкнул:

– Нейросеть «Терминального состояния» способна предложить более тысячи различных сюжетов смерти в зависимости от предпочтений пользователя. В следующих симуляциях ты можешь по желанию уменьшать или увеличивать уровни напряженности или сентиментальности фабулы.

– Я думаю, что сеансы виртуальной смерти пойдут на пользу не только мне, но и другим людям, оказавшимся в тупике. – Александра провела пальцем по внутренней поверхности обода, ощущая выпуклые электроды – источники импульсов, обманувших ее мозг. – Я расскажу о «Терминальном состоянии» на следующих выступлениях.

Мирон поднялся и поставил пустой стакан на столик. Затем взял коробку от симулятора и вытащил оттуда второй обод.

– Я рад, что тебе понравилось. А теперь давай попробуем парный режим.