Костяная королева

21

Оставшееся до вечера время королева провела у постели своего телохранителя. Он был жив, но к слепой надежде на лучшее примешивалась тяжёлая тоска. Как красное пятно на белом снегу, оно понемногу разрасталось. Он был жив, но не приходил в сознание, не открывал глаза. Его кожа по-прежнему имела цвет гораздо бледнее, чем даже светлая кожа Фриджии. Его дыхание иногда сбивалось и пульс прощупывался очень слабо. Но своими опасениями девушка ни с кем не делилась. Она вообще ничего больше не сказала с тех пор как закончила операцию. Эквитум немного рассказал остальным о том, как всё прошло, и счёл нужным упомянуть, чем всё может кончиться. Рана Моррита оказалась тяжёлой, он потерял много крови и шанс, что его организм справится, был невелик. Совсем невелик.

– Однако, – оптимистично добавил Эквитум, – он до сих пор жив, а значит, борется. Моррит крепкий солдат, не думаю, что он так просто сдастся.

Глория при этих его словах ещё больше утвердилась в своей вере в удачный исход: как же может быть иначе? Моррит немного полежит, восстановит силы, его рана затянется и всё снова будет хорошо! Надежда, она такая: никакими силами её не вытравишь… И Глория пребывала в греющей душу уверенности в чуде.

А Фриджия пыталась отодвинуть эту надежду подальше, чтобы не было потом ещё больнее. Вместе с надеждой отодвигала и весь мир, сосредоточившись только на состоянии своего слуги, своего друга.

Минуты проходили за минутами, отсчитывая долгие часы. Королеву никто не решался отвлекать. Глория решила пока побыть в стороне, общалась то со слугами, то с племянником. Мимо комнаты Моррита все старались проходить на цыпочках или не проходить вовсе, чтобы не нарушить тишину и не потревожить королеву неосторожным движением.

Королева мирно, сама того не замечая, внушала всем тихий ужас. В её необычной сосредоточенной холодности скрывалось что-то нехорошее. Это было как предчувствие или предзнаменование надвигающейся бури. Все, затаившись, ждали. И, как оказалось, совсем не зря.

Фриджия резко поднялась и подозвала Рави.

– Следи за его состоянием, пока меня не будет. В случае чего – действуй по обстановке.

И после небольшой паузы она таким же ровным тоном добавила:

– Глория и Бенедикт пусть будут здесь. Никуда их не выпускать, особенно на нижние этажи.

– Да, госпожа, – поклонился приближённый вслед своей королеве, которая с прямой спиной направилась к выходу из комнаты. Её походка была лишена обычной плавности, что сразу заметили её приближенные.

– Фиделис, Эквитум, за мной, – бросила она, не оборачиваясь.

В коридоре на порядочном расстоянии от комнаты-лазарета последовал новый приказ:

– Фиделис. Я сейчас напишу официальное письмо дому Конкордия, а ты его доставишь. Поручаю это тебе, так как ситуация серьёзная и портить отношения между властьимущими домами не следует. Если потребуется, всё им объяснишь, разумеется, не открывая лишнего. Затем возьмёшь несколько человек, проведёте пару выступлений на площадях. Вот, скажешь, ситуация крайне опасная, королеве нужна поддержка, любая помощь приветствуется. Сделаешь?

– Да, ваше величество.

– Замечательно, буду благодарна. А ты, Эквитум, составишь мне компанию.

Слуга ещё не знал, что под этим имеет в виду Фриджия, но что-то подсказывало ему, что ничего хорошего ждать не следует.

Эхо шагов сопровождало троих по притихшим коридорам до первого попавшегося кабинета с бумагой и чернилами. Там были выведены изящные слова притворного сожаления – формальная необходимость. Бумагу аккуратно сложили привычным движением, оформили и запечатали по всем правилам, и Фиделис с поклоном удалился выполнять поручение.

Королева повернулась к оставшемуся с ней стражу и с улыбкой проговорила:

– Не сердись на меня, Эквитум, но сегодня мне придётся нарушить некоторые правила. Воспользуюсь своей привилегией. Особый случай… – С улыбкой, пробирающей до самых костей.

Эквитум только напряжённо сглотнул и предпочёл сохранять молчание, пока это возможно. Он пока что ещё не совсем понимал, к чему клонит королева.

По мере того как девушка с полной безмятежностью на лице, от которой, впрочем, в пору было шарахаться, переходила из одного коридора в другой, миновала несколько лестничных пролётов и проделала хорошо знакомый слуге путь к закованной в железо двери в подвальные помещения, намерения королевы начали проясняться.

Пара стражей, дежуривших у входа в темницы, поклонились королеве, затем своему командиру. Фриджия мелодично скрипнула ключом в замочной скважине и спустилась по каменным ступеням вниз. От неё так и разливалось чистое благодушие в тёплом полумраке подвала.

Приветствовавших её слуг королева попросила немного постоять снаружи и проследить, чтобы никто ни под каким предлогом не смел беспокоить её. Всё это необходимо в связи с наметившейся важной беседой с двумя молодыми людьми. Дружеской беседой – подчеркнула Фриджия, в завершение одарив стражников обаятельнейшей улыбкой, от которой тем двоим резко стало трудно дышать.

Убедившись, что дверь заперта, девушка бросила ключи своему слуге и приказала:

– Веди их сюда.

Пока Эквитум безмолвно выполнял поручение, зажгла фонари в допросной комнате и поставила к столу друг напротив друга два стула, однако сама не садилась.

Вскоре на один из стульев усадили потрёпанного мужчину средних лет с неприметной внешностью, всего в ссадинах и кровоподтёках после удачной поимки. Его соучастник, не менее живописно разукрашенный доблестной королевской стражей, после нежного толчка Эквитума с грохотом опустился на пол неподалёку.

Руки у обоих были связаны за спиной, а цепь на ногах позволяла делать лишь короткие шаги. Никаких попыток к бегству они не предпринимали. Оба смотрели на королеву гордо, исподлобья, с непоколебимой суровостью. Видно, ещё не догадывались, с чем им придётся столкнуться.

– Развяжи ему руки, Эквитум, – мягко сказала Фриджия. – Не хочу, чтобы между нами осталось какое-то недопонимание. – Неотрывно глядя в глаза наёмнику, она промурлыкала: – Для любого дружеского разговора нужна как минимум одна рука, не так ли?

Тут уже пришла очередь нервно сглотнуть мужчине.

Сейчас его руки были полностью свободны от пут, он мог попытаться хоть как-то исправить своё положение, но не решался даже шевельнуться. Его будто приковала к стулу невидимая давящая сила, угнетающая и подавляющая все попытки к действию. Даже голова толком не работала под взглядом чистейших голубых глаз. Сейчас эти глаза больше походили на льдинки, чем на безоблачное небо.

Девушка не улыбалась. Её лицо не выражало ни ненависти, ни сострадания, ни сожаления – ничего. Она взирала на мир подобно каменной статуе.

Несколько минут, проведённых в полном молчании под низкими сводами темниц, произвели на наёмников странное действие. Вся их гордость и непоколебимость с позором забились в дальний угол. Вместо этого осталась неопределённость, очень странная и неприятная.

Вдруг слишком резким движением руки, чтобы можно было что-то предпринять, девушка схватила запястье собеседника отнюдь не нежной женской хваткой. Сделала движение второй рукой…

Что-то тихо хрустнуло. Наёмник проглотил крик только чудом. Тут же почувствовал во рту стальной привкус крови – случайно прикусил губу. Секунду он ошарашенно глядел на свою ладонь, намертво прибитую к столу кинжалом.

Пришло понимание, пришла боль. Мужчина хрипло вскрикнул.

Он не пытался вырваться или отбиться, ведь все его жалкие попытки приведут только к тому, что он самостоятельно располовинит собственную ладонь.

Не успел пленник опомниться от первого потрясения, как его вторая ладонь уже прижималась к столешнице с занесены над ней ножом. Он инстинктивно дёрнул руку на себя в попытках избежать удара, но слишком медленно. Лезвие со скрежетом обрушилось на кончик его пальца.

Допросную комнату огласил новый крик.

Мужчина в ужасе переводил взгляд со своей руки на обрубок пальца. По руке потекла кровь. Королева снова припечатала его ладонь к столу, и на этот раз кинжал вошёл ровно в центр. Пленник тихо скулил от осознания, что так просто ему умереть не дадут.

Фриджия отвернулась от него, чтобы найти среди инструментов нужный. Безмолвно покрутила в руках тяжёлый металлический молот и вдруг с силой опустила его на палец той руки, что пока ещё была цела.

Снова душераздирающий вопль. От боли и безысходности, от собственной глупости и жадности у мужчины хлынули из глаз слезы, потекли сопли, которые он не мог даже вытереть. Оставалось только с ужасом взирать на то месиво, что осталось от его левого мизинца. Кости и мясо превратились в бесформенную кашу, и только ноготь остался целым посреди этой плоской красной лепёшки.

Девушка всё с тем же отстранённым выражением ткнула пальцем в эту кровавую кашу. Наёмник мог лишь выть и захлебываться.

– Ну что же ты, – заговорила Фриджия ледяным голосом. – Надо было заранее думать, за что берёшься. Теперь ты можешь только говорить. Расскажи мне что-нибудь полезное, и я, может быть, не стану долго тянуть с твоей смертью.

Бедняга даже при всём желании не смог бы ничего выговорить – от ужасной боли всё его тело свело, к горлу подступил ком, закрывающий дыхательные пути.

– А не захочешь говорить… – снова послышался хруст. – У нас с вами ещё много времени.

День подходил к концу, но состояние Моррита оставалось без изменений. Глория, неотлучно дежурившая у постели друга, постоянно следила за его дыханием, прислушивалась к биению сердца. Только однажды он, не просыпаясь, дёрнул головой и приподнял правую руку, но тут же уронил её обратно на постель. Девушка нашла это хорошим знаком, который она истолковала так: Моррит ещё не восстановил силы, но уже пытается шевелиться, а значит, сопротивляется, выздоравливает. Потихоньку, небольшими шажками, но он идёт на поправку. Сестра всё-таки сотворила чудо, и скоро он обязательно придёт в сознание…

Глория всей душой надеялась на это. Иногда она обращалась к богам с просьбой о помощи и всегда старалась сохранять позитивный настрой, упорно прогоняя от себя мысли «а что будет, если…». Но всё же существование возможности иного исхода причиняло девушке невообразимую боль. Не так часто, но оно проникало через её защитный купол, сотканный из хрупкой надежды, и ранило сердце своими острыми шипами-вопросами.

«А что если…?»

На город за окном опустились ранние сумерки. Снег перестал. Он ровным слоем лежал на серых улицах, крышах домов, деревьях. Небольшой парк во внутреннем дворе весь преобразился: голые унылые ветки теперь закутались в белую пушистую вуаль, спряталась и пожухлая трава, а вечнозелёная хвоя с лежащим на лапах снегом придавала всей картине ещё большую живописность. Яркий закат раскатывался в морозном воздухе пронзительным сиянием, и лучи последний раз заскользили по укрытому серебром миру.

В комнате уютно потрескивал огонь – маленький кусочек заходящего солнца. Слуги бесшумно зажигали лампы, приносили свечи, и по всей комнате постепенно распространилась особая атмосфера тепла и комфорта, которая бывает только холодными зимними вечерами.

Фиделис сидел в кресле у стены, немного мрачный, как и всегда. Он вернулся сюда сразу после того, как доставил письмо в дом Конкордия. Хозяева, конечно, были огорчены, но выразили свою горячую поддержку и желание принести пользу своей королеве.

«Вы можете рассчитывать на нашу поддержку, Ваше Величество. Наша семья окажет Вам любую помощь. Мы сделаем для Вас всё возможное и невозможное. Бесконечно преданные Вам всей душой и телом…» – таково содержание ответного письма, если вкратце. Примерно такие же мысли, судя по всему, роились в головах доброй половины жителей города. Люди были готовы выполнить любые просьбы королевы и намеревались защитить свою госпожу ценой собственных жизней.

Рави тоже дежурил в лазарете. Сейчас он стоял возле кресла Фиделиса, прислонившись спиной к стене. Они изредка переговаривались, но это было настолько тихо, что Глория не могла уловить даже обрывков фраз. То, что стражи не разговаривают при ней вслух, иногда казалось девушке немного обидным, однако в данный момент был не тот случай. Она и сама бессознательно пыталась производить меньше звуков – почти не двигалась и очень осторожно дышала. Поэтому знакомые шаги она услышала издалека.

«Фриджи, наконец-то! Где ты была?» – начала она внутренний диалог с сестрой, но вслух так ничего и не сказала, когда в комнату вошла королева. Не смея нарушать тишину, Глория только вопросительно посмотрела в глаза старшей сестры.

Фриджия теперь снова выглядела по-другому, чем пару часов назад. И дело было не только и не столько в её новом платье. Скорее, что-то внутреннее, почти неуловимое, что-то, исходящее из самого сердца, что не имеет внешних проявлений.

Фриджия подошла к младшей сестре и ласково положила руку ей на плечо, еле заметно улыбнувшись.

Сколько было боли в этой улыбке и сколько отчаяния в глазах! О, милая бедная Фриджи!

Глория с трудом проглотила ком в горле и сами собой подступающие к глазам слёзы. Взяв себя в руки, она улыбнулась в ответ дрожащей улыбкой и тихо переместилась к камину. Фриджия с тем же странным выражением прощупала пульс, прислушалась к дыханию своего слуги, провела рукой по его лбу. Потом аккуратно сняла повязки, обработала рану и перевязала чистой тканью.

«Пока без изменений, – сказала она сама себе. – Остаётся только ждать».

«Даа… – Эквитум до сих пор пребывал в лёгком удивлении, – прежде ни разу такого не случалось. Конечно, я догадывался, что и на такое госпожа способна, но… мне ещё не доводилось видеть, чтобы она теряла хладнокровие».

Некоторое время назад королева Фриджия ушла, оставив своего слугу кое-что доделать. А требовалось от него, собственно, только вынести тело. Оно без труда уместилось в обычный мешок для костей, так как королева оставила его в разобранном состоянии. Второго наёмника занесли обратно в камеру до лучших времён. После нескольких минут общения с милой дамой он самым наглым образом обмочился, потерял сознание, и работать с ним дальше стало бесполезно. Тем более, от первого собеседника девушка узнала всю информацию. Просто удивительно, до каких мельчайших подробностей человек может припомнить свою жизнь, если уметь спрашивать. А Фриджия очень хорошо это умела.

«Если бы госпоже нужна была только информация, – размышлял Эквитум, – она бы воспользовалась другими методами. Знает же немало всяких штучек, которые работают не хуже. Но она поступила именно так, а не иначе. Значит, есть причина».

Неожиданно для себя он почувствовал укол ревности.

Эквитум прошёл по тёмным, пустым, почти не используемым проходам к маленькой комнатке возле противоположного выхода из темниц. Мешок он нёс перед собой на вытянутых руках, потому что из него капало. Открыл дверь своим экземпляром ключа – другой всегда был у королевы – и закинул мешок в плотно сбитый ящик. В комнате было прохладно в это время года, так что бояться за запах пока не стоило.

Этот небольшой чуланчик служил местом, куда сначала сваливалось всё ненужное, а потом всем скопом вывозилось далеко в неизвестном направлении. Надо полагать, таким образом отправились в путешествие сосед портного, бывший писарь, друг того парня из дома напротив и мало ли кто ещё, всех не перечислишь.

Эквитум привычным движением захлопнул дверь, защёлкнул замок и спрятал ключ. Теперь можно было спокойно переодеться и навестить раненого товарища. Туда, скорее всего, и направилась королева. Пока девушка общалась с пленниками, слуга почтительно стоял в сторонке и удивлялся – до чего же мастерски управляется Фриджия, как точно она просчитывает каждое действие, каждое слово! Он восхищённо наблюдал за её движениями, прислушивался к голосу и совершенно не думал ни о чём другом. Все это вызывало в нем волну возбуждения. Зато теперь, когда работа была закончена, Эквитум задумался над смыслом всего произошедшего.

«Думаю, это связано с Морритом, – решил мужчина и помрачнел. Неужели от жизни слуги может зависеть душевное равновесие королевы? – Как странно. Получается, госпоже просто нужно было выместить на ком-то все свои переживания. Мудрое решение – лучше не копить в себе негативные эмоции, а использовать их. Что бы там ни было, но госпожа всегда отлично справляется с собой».

Он улыбнулся, вспоминая недавние насыщенные пару часов. В это время как раз показалась дверь в его комнату. Уютная, теплая, вместительная и очень удобная. Видно, королеве не все равно. У другой стены стояла кровать Рави.

«Как всегда: вытряхнул весь свой гардероб на постель».

Эквитум усмехнулся при виде сваленной в ровную кучу одежды соседа. Сам он имел привычку свои вещи держать в шкафу.

«Интересно, а если бы я оказался на его месте, как бы поступила Фриджия?»

Он снова обратился к сегодняшнему происшествию, которое никак не давало ему покоя. Но чтобы представить себя на месте Моррита, нужно хотя бы знать, как всё было. Он снова почувствовал укол ревности.

– Лучше бы ему выжить.

Это было сказано пренебрежительно и хмуро, и совершенно не искренне.

Это произошло совершенно неожиданно. Фриджия только что закончила обработку раны и незаметно для себя ушла в свои мысли. Со стороны это выглядело, как будто она сконцентрировано разглядывает пламя свечи, но она просто в очередной раз погрузилась в воспоминания.

Вдруг её руки коснулись холодные пальцы. Девушка вздрогнула и тут же перевела взгляд на до этого неподвижного слугу. Он смотрел на неё уставшими утратившими блеск глазами.

Некоторое время они молчали, не шевелились и не отводили глаз. Справившись с первым удивлением, Фриджия тихо выдохнула:

– Моррит…

На этот звук тут же повернули головы все присутствующие, но подойти никто не решился. Как бы ни хотелось сейчас вскочить, с радостными криками «О боги, очнулся!» броситься к нему на шею, все понимали: сейчас не время. Даже Глория, наименее сдержанная из всех, предпочла пока тихо радоваться в своём уголке и не лезть, хоть оставаться в стороне было для неё чрезвычайно трудно.

«Очнулся! Как я счастлива! Наконец-то! Как я счастлива!» – повторяла она, в порыве эмоций сжимая подушку, а по лицу всё шире расплывалась улыбка и глаза чуть ли не светились от радости.

Фриджия тоже улыбнулась. Совсем чуть-чуть, но это была её самая искренняя и светлая улыбка, полная надежды. Она всегда выражала счастье по-своему, как теперь, предпочитала прятать его в глубине сердца.

– Моррит, милый, я так переживала, – все слова она произносила тихо и спокойно, а её рука в это время сжимала холодные пальцы друга. – Как ты?

Его губы зашевелились в попытке сказать что-то, но это получилось не сразу. В полной тишине его мягкий голос прозвучал так по-особенному, так по-родному, что все только теперь поняли, как сильно по нему скучали.

– Спасибо…

– Это мне нужно тебя благодарить.

Моррит покачал головой, ненадолго прикрыл глаза, затем снова обратил их к королеве.

– Моя жизнь принадлежит вам… и я… отдаю её всю…

Он говорил с перерывами, набирая в грудь воздуха для следующих нескольких слов. Фриджия сильно забеспокоилась: было видно, что каждое слово даётся ему с трудом.

– Не говори ничего. Лучше просто помолчи, тебе ещё нужны будут силы.

– Я нисколько не жалею… ни о чём…

– Моррит…

– Это такое счастье, когда…

– Моррит, прошу!

Она не смогла скрыть боли в голосе. Теперь Фриджия ясно видела, что не только говорить ему трудно, но и дышать, и даже просто держать глаза открытыми.

–Вы должны знать, госпожа… всё это время я слышал… ваш голос… Я никак не мог… не получалось ухватиться за вашу руку… и вот получилось… Спасибо…

Девушка ничего не ответила. От его слов почему-то готовы были выступить слёзы, а сердце сжалось в невыносимой тоске. Как бы хотела она сейчас хоть чем-то помочь, но могла только держать его руку в своих дрожащих ладонях.

– Столько лет… я всегда восхищался вами, вы вдохновляли… меня и я многим вам обязан…

– Помолчи.

Её дрожащий голос уже начал подводить её, и даже дышать стало трудно. А он всё продолжал говорить:

– Я могу гордиться собой, потому что… сделал то, ради чего стоило жить…

Некоторое время он пытался отдышаться. Это плохо получалось.

– Был ли я… вам полезен, госпожа?.. Скажите…

Голос её не слушался, слова не хотели появляться, и пока Фриджия справилась с собой, прошла целая вечность.

– Да, Моррит. Ты никогда не подводил меня.

– Спасибо… Мне всё… труднее говорить… но я хочу… сказать ещё так… много всего… попросить прощения… Госпожа, я…люблю представлять… что мы… простите за это… но хоть всё… по-другому, я… всё равно очень… очень счастлив… что встретил вас…

Его дыхание стало настолько частым, что говорить приходилось быстро. Это причиняло ему боль. Но в глазах не было страха или боли, только тихая печаль и бесконечная преданность.

– Все мои мечты… госпожа… только…

Он мечтал только о том, чтобы Фриджия была счастлива. Но сейчас в её сердце не осталось для этого места. Её сердце заполнила тьма.