Настал еще один мучительный день в месте, которое сдавливает мне мозги. Кажется, одиночество длится уже вечность, если не больше. Мне нужны люди. Нужно их увидеть, узнать и насладиться их душами. Это мой личный наркотик, вредный только для меня. Я независимый, но зависим от людей. Звучит как абсурд, но это правда. Без них я умираю. Точнее, я уже умер психически и просто жду физической смерти.

Сегодня в особенности плохо. Я не чувствую себя. Даже эти мысли кажутся мне чуждыми, однако сегодня я хоть могу думать. Это странно, кстати, потому что считал, что электрический ток выбьет мне все мозги. Но так не случилось, просто сегодня какое-то особое состояние: я могу думать каким-то далеким отделом мозга, а вот с телом совсем беда. Оно стало мешком, набитым еле функционирующими органами. Оно неподвижно распласталось на полу и смотрит на омерзительно белый потолок.

Я не могу пошевелиться. Просто не могу – вот и все. И это ужасно неприятно, ведь мои кости ломаются из-за недостатка витаминов, а мои органы отживают свои последние минуты.

Вот и настало то самое время, о котором я тихо напевал себе во снах. Не могу сказать, что я рад или расстроен, потому что я не испытываю никаких чувств. Мне как-то все равно, но почему-то я уверен, что, если бы меня не накачивали всевозможными таблетками, я бы относился к этому по-другому. Я бы не захотел умирать, это я знаю. Я с чистой совестью умер бы после того, как посетил бы одно место. Да, это не то место, которое люди хотят посетить перед смертью, а то, что они никогда не захотят посетить за всю свою жизнь, но я далек от общества. Я одиночка. Я вне общества. И только посмотрите, где я нахожусь на исходе своих лет! В месте, убивающем личность.

Я был не похож на других, а теперь я никто и никогда не стану прежним. И за что мне это? Я никогда не хвалился своим странным увлечением, я никому не причинил вреда, я никогда никому не мешал, я был незаметен в обществе, я не был его составной частью, а меня за это ограничили в свободе и медленно уничтожают.

Люди не признали меня, не поняли, а я их понял. Я понял всех людей, кроме тех, кто находится здесь. Это слишком сильный для меня наркотик. Хорошо, что я изолирован от них, но продолжаю чувствовать на себе их влияние. Стены пропитаны психикой этих людей, а я заперт в них. Я чувствую запах этих людей, и он медленно сводит меня с ума. А если бы я их еще и видел, как это было когда-то, то у меня никогда уже не было бы этих мыслей. Я их помню, но не вспоминаю, впрочем, как и все свои мысли.

Я слишком долго нахожусь наедине с собой. Это опасно для меня. Надо думать, а это для меня больная тема. Я не обсуждаю сам с собой свое будущее, прошлое и настоящее. Я не живу своей жизнью, я живу за счет других людей. Я привык думать о том, что происходит в данный момент, но если обстановка не меняется месяцами, это невыносимо терпеть.

Я умираю медленно, мучительно. Меня еще можно спасти, но я никого не интересую. Я умру, и многим людям, а точнее правительству, это будет на пользу. Такой, как я не нужен государству, но я и не приношу ему вред. Просто тот, кто хоть как-то выбивается из общества, не нужен стране, потому что за таким нужен отдельный уход, отдельные законы, правила и отдельное место. Таких проще собрать в кучу и просто обобщить! Так поступили и со мной.

Конечно, есть причина, по которой я здесь, но эту причину просто придумали, и я к ней никак не отношусь. Просто, так проще стране, и это можно понять.

Но я все равно умираю. Мои мысли уже сбиваются и идут не в ту сторону. Я чувствую, как медленно отключаюсь, как мое сознание впадает в иное пространство и как медленно течет вокруг время. Кажется, оно почти остановилось вместе со мной, будто я и время живем все постоянно вместе, подстраиваясь друг под друга. Похоже, что у каждого человека свое отдельное время, и как меняется человек, так меняется и время. Я умираю – умирает и время.

Но, конечно, это все предсмертный бред. В голову залетает множество необдуманных мыслей, но все они обрываются и никогда не поддадутся обдумыванию, потому что таково мое состояние…

Интересно, а как же это предсмертное желание? Да ладно, шучу. Его все равно никто не воспримет. А так, я бы хотел рядом со мной человека. Простого человека. Мне нужны люди… Люди…

Часть первая

– Добро пожаловать.

Эти слова, которые прозвучали то ли от меня, то ли от кого-то другого оживили меня. Я будто вновь зажил, зажил ни с чем. Я не знаю что произошло, не знаю, где я, кто я и почему я здесь. Я не пытаюсь все вспомнить, ибо чувствую, что не знаю… или не помню. Я опустошен, но я живу.

Мое тело обмякло и валяется на твердой поверхности, а мозг работает прекрасно и даже, можно сказать, без помех. Нет боли, и это меня радует. Я пока что точно не осознаю где я, потому что даже не пытаюсь, но мне слышится какой-то голос. Я пока не могу его разобрать, он как будто вдалеке и приглушен. Я чувствую, что мне пора бы открыть глаза и встать на ноги, но я до того не хочу этого делать, что любая мысль об этом меня напрягает.

Я хочу спать, и это желание невыносимо. Я будто не спал месяц, а то и год. Ужасная сонливость уже была у меня или это здесь такое место? Черт, я не знаю! Мне надо заснуть. Мои глаза болят, а боль в висках начала нарастать из ничего. Это ужасно, и я готов сейчас отключиться, но есть одно «но». Я не могу. Мне мешает этот голос, который засел у меня в голове. Я не могу его понять. Он звучит, словно под водой, у меня в голове и каждый раз все громче и громче. Это изнуряет и терзает меня.

Вскоре он начинает заполонять все мое сознание, и крик переходит в визг, а потом в одну верхнюю ноту. Голос переходит границу моего понимания, и я невольно кричу изнывающим голосом. Мое сознание сразу же меняется. Я открываю глаза и понимаю происходящее. Я благодарен этому невольному порыву.

Этот голос перестают нагнетать, но не перестает звучать. Я слышу, как кто-то вызывающе говорит. Я пока не хочу вдаваться в подробности этих слов, но скажу одно: они направлены в мою сторону. Но не обо мне идет речь. Голос грубый, мужской и не одной тональности. Он то повышается, то падает на каких-то словах. В особенности страдает слово «я» во всех падежах, которое всегда на наивысшей ноте, и в особенности востребовано в его речи. Кажется, именно этот голос звучал у меня в голове, но теперь он меняется, становится живым и четким.

Я пытаюсь осмотреться. Чувство усталости и бессонницы немного утихает, но все равно давит на меня, и в особенности на мозг. Височную долю разрывает на части, но я стараюсь не обращать на это внимания. Что ж, заснуть мне не удастся при всем желании, а значит, пора действовать.

Я смотрю вперед, и возникает такое чувство, что я смотрю на солнце. Но за короткий промежуток времени я уже точно понимаю, что нахожусь в какой-то комнате, и что это самое солнце является потолком, но настолько ярким потолком, что может выжечь мне глаза. Он не белоснежный, он именно светился ярким белым светом. Я уже начинаю думать, что я в раю. Я умер? Интересно, от чего? Интересно, кто я? Странно, что я не могу вспомнить прошлое. Вот не могу – и все. А разве я пытаюсь?… Я уже ни в чем не уверен. Так, хватит обо мне. Мне сейчас нужно ориентироваться в пространстве и ответить на вопрос «Где я?». С невероятным потолком я, в принципе, разобрался. Теперь дело за стенами, но сначала мне бы желательно встать, а вообще, лучше всего, чтобы меня кто-нибудь поднял и так держал, потому что я не в силах пошевелить даже пальцем. Я устал неизвестно из-за чего. Мне хочется позвать на помощь, но что-то мне подсказывает, что никто мне не поможет, а со стороны это будет выглядеть довольно жалко: распластался на полу и зовет на помощь. Да даже тот голос мне не поможет. Я уже представляю, как я выгляжу, и мне самому становится противно от себя.

Я не выдерживаю, переворачиваюсь на живот и пытаюсь опереться на руки. Они предательски дрожат. Это немного подкашивает мою уверенность, но я продолжаю пытаться. Я начинаю чувствовать себя какой-то беспомощной амебой, и это чувство мне отвратительно. Я должен встать, пересилив себя, и я пытаюсь это сделать. Честно, пытаюсь. Мое тело устало, но после долгого времени, что тянулось так долго, я все же встаю на ноги. Это далось мне с огромным трудом. Ноги еле держат меня. Кажется, что вот-вот я упаду и уже не смогу встать. Поэтому я не даю себе расслабиться ни на секунду.

Я оглядываюсь. Как я сначала заметил, я нахожусь в комнате, и она внушительных размеров, с высоким, ярким потолком. Кажется, ей нет конца. Все здесь заставлено чем-то громоздким и до того разным, что я теряюсь в этом разнообразии. Могу сразу сказать, что все предметы здесь очень красивые, величественные, продуманные до деталей, значимые и громадные. В этом великолепии вещей, которым нет предела, я понимаю, что все это чуждо мне, недосягаемо, будто создано для кого-то другого.

Я оборачиваюсь и смотрю вперед, туда, откуда доносится громкий и высокомерный голос. Я увидел там мужчину средних лет, который выглядел довольно ухоженно и почтительно. Как только я взглянул на него, он сразу стал говорить оживленнее и с явной долей злости в голосе. Я вижу его не полностью, потому что он сидит за высочайшим столом. Казалось, он выглядит, как какой-то судья, и это мне не совсем нравится. Не смотря на то, что он находится намного выше меня, голос его я слышу очень хорошо, даже более чем.

– Как ты посмел здесь быть? Никто не достоин находиться здесь. Здесь моя территория. Здесь все принадлежит мне!

Его голос звучит так величественно, что я даже начинаю бояться находиться рядом с ним. И все же, я все время смотрю на него. Он же на меня только косо поглядывает. Причем, каждый раз, как наши глаза встречаются, он гордо поднимает голову и смотрит куда-то выше меня, словно он брезгает вступать со мной в контакт. Он не боится посмотреть мне прямо в глаза и удерживать этот взгляд, он боится, что мы будем равны между собой. Но он все равно мельком поглядывает на меня, словно чтобы убедиться слушаю я его или нет. Я, конечно же, слушаю, хоть его голос и очень давит мне на голову. Вообще, я им очень даже заинтересовался, но если бы в комнате находился еще кто-нибудь, то я бы не предпочел этого высокомерного типа. Но пока он самая живая персона здесь.

– Где я? – сказал я, но на удивление мой голос прозвучал так тихо, что я сам еле расслышал его, однако я чувствовал, что крикнул, а не шепнул. Возможно, конечно, что это все из-за моей ужасной усталости, но я же точно прокричал. Кажется, я где-то сорвал свой голос.

– Что? Что ты там говоришь? – отвечает мне этот мужчина, – Твоя речь не доходит до моего слуха. Я слышу только лишь жалкий писк. Прыгни выше головы, пересиль свой голос так же, как это сделал я. Хотя нет. Не трудись, ты не сможешь это сделать, тебе не под силу такое. Жалкие люди, которые недостойны ничего в этом мире, никогда не смогут кричать. Крик – удел высших. Например, таких, как я, а я единственный на свете, а значит, только я могу кричать и никто больше. Ты можешь пытаться сколько хочешь, но знай, что здесь ты бессилен. Ты никто.

Он открыто унижает меня, а что я? Я бессилен, я трачу все свои силы на то, чтобы понять его слова и удержаться на ногах. Это трудно и, кажется, моему организму не под силу такое. Я падаю. Я почти упал, если бы не удержался на руках. Мои руки дрожат, и я вижу это. Я на коленях пред ним, но это не его заслуга. Мне стыдно за себя. Я чувствую, что его слова – это правда, однако звучат они лицемерно и противно.

Я смотрю на пол. Этот пол такой же величественный, как и все остальное здесь. Он идеален, он манит к себе. Я хочу дотронуться до такой гладкой и чистой поверхности. Фактически, я уже это делаю, но все же мне хочется провести по нему рукой, ощутить его. Я небрежно провожу рукой, но я словно вовсе не чувствую его. Я провожу еще раз, но уже более грубо и глядя на это. Увиденное под собой меня слегка настораживает.

Как только я дотрагиваюсь до поверхности, то она, словно ртуть, ускользает из под моей руки. Она расползается, исчезает, пропадает и рассыпается, а на ее месте остается дряхло деревянное покрытие. Это странно. Она вроде бы есть, но словно она иллюзия, словно ее нет изначально, но разве такое возможно? Это невероятно и необъяснимо. Но почему не существует этого покрытия именно тогда, когда я к нему прикасаюсь? Что здесь не так. А не так здесь абсолютно все, а значит… я не в реальном мире? В это как-то сложно поверить. Кажется, я сошел с ума. Или это и есть реальный мир? Я ничего не помню, и как я могу себя уверять, что это все не реальность? Это же просто ощущение, что все так, как должно быть. Это ощущение, а не знание, но это довольно сильное ощущение, словно кто-то настойчиво пытается убедить меня в чем-то, и этот кто-то я. Поддаюсь ли я внушению? Нет. Поддаюсь ли я самовнушению? Да. Это необратимый процесс.

– Встань! – раздался крик, – Ты не имеешь права трогать мой пол. Он не для тебя. Все здесь не для тебя, а для меня! Можешь радоваться, что я разрешаю хотя бы смотреть на все, однако я не потерплю на себе твоего гнусного и никчемного взгляда. Не смей долго и пристально смотреть на меня. У тебя нет на это права!

И сразу после его слов из памяти всплыло воспоминание, а точнее, какое-то качество общества, будто он мне его напомнил.

Нет прав? А у кого они есть? Что вообще собой представляет право? Как его заполучить и лишиться? Вроде бы, все уверенно говорят о правах человека, но многие даже не задумывались над этим вопросом, а уже сразу делают какие-то выводы и указания. Такие люди бесчестны. А как насчет морального права? В этом случае все люди недалеки в своем понимании. Моральное право в основном строится на Библии, а это бесчестно по отношению к другим людям. Мораль у каждого своя, ее невозможно оформить в закон. Я убеждаю себя, что люди умны, что они не идиоты, и жду того момента, когда мое убеждение станет правдой, но этого почему-то не происходит. Люди глупы, но я начал тему не об этом. Люди создали законы, люди создали моральные законы, но никто даже не задумывался над исключительными случаями. Почему бы не объединить мораль и конституцию? Человек убил человека, и никто даже не будет задумываться, как до убийства жертва поступала с убийцей. Возможно, жертвой изначально был убийца, и обстоятельства его вынудили это сделать. Никто не будет над этим задумываться, потому что слова и действия не объединены. А почему? Да потому, что люди глупы, они не разбираются в словах. Только единицы понимают их, остальные их только слышат. Психическую травму можно не заметить, но физическую травму видят все, и поэтому она в приоритете. Это вечная проблема общества. Так что же такое «право человека»? Когда это слышишь, сразу приходят на ум все запреты, как уголовные, так и моральные. Право – это разрешение, дозволение и позволение. Вроде бы, все в порядке с этим словом, но на самом деле им прикрывают совершенно другое, а именно, всевозможные запреты. Это словосочетание создано, чтобы давать понятия о том, что можно, а что нельзя, что хорошо, а что плохо, что почтительно, а что оскорбительно. Но почему же тогда прав становится все меньше, а запретов все больше? Почему бы «право человека» не переименовать в «запрет человека»? Да потому, что обществу важнее показать дозволения, чем запреты. Знайте, это всего лишь прикрытие. Ох, эти моральные запреты… Кто-нибудь знает духовную конституцию? Она есть в нашем обществе. Это Библия. Совершил преступление – отсидел срок, совершил грех – помолись. Понимаете ли, что-то обязательно, а что-то нет, но вот не каждый об этом догадывается. Можно избавиться от духовной конституции, но не избавиться от морали. Вообще, Библия присвоила себе мораль, и поэтому всех безбожников называют аморальными. Разве это справедливо? Конечно же нет, но против большинства другие люди не в приоритете.

А что насчет его слов? Он сказал, что я не имею права смотреть на него долго и пристально. Он отнял у меня право? Нет, это просто высокомерие. Это даже не бесчестно, это глупо и смешно.

Я понимаю, что мне надо собраться с силами и разобраться во всем, иначе я сойду с ума.

– Где я?… – попытался крикнуть я, но опять получилось как-то тихо и блекло, по сравнению с его голосом, но я отчетливо ощущаю, что я кричу, однако мой голос затихает здесь.

– О, нет, нет, – сразу прервал он меня, – Никаких вопросов в мою сторону. Ты не достоин моего внимания.

Не достоин внимания? Но он же уже уделяет мне внимание. Он противоречит сам себе, и тем более он услышал меня. Что не так с этим человеком?

– Встань! – продолжал он – Нет! Оставайся на коленях предо мной! Ты так низок в моем мире! В высшем мире! Тут все принадлежит мне, и ничто – тебе. Твои права здесь ограничены до нуля, а мои превозносятся к небу. Ты тот человек, которого надо убить. Знаешь, некоторые люди не достойны жить, потому что они просто ничто в мире. Они потребляют это же, что и создают, не принося ничего нового. Они тратят ограниченные ресурсы Земли просто так. Без них мир бы никак не изменился, потому что такие люди не способны ни на что. Они засоряют планету. Представь, если бы истребили бы всех ненужных людей, а это почти четверть нашей планеты, что было бы тогда? Людей стало бы меньше, но это не минус. Планета бы процветала, и люди могли бы жить на ней намного дольше. Зачем большое количество людей? Что бы оно просто потребляло ресурсы? Такие люди не нужны здравомыслящему обществу, но, увы, у нас нет такого общества. Но к счастью, в моем мире я отвечаю за все общество, и именно ты один из таких людей. Ты не достоин жить.

Он издевается надо мной? Мне не страшно от его слов, мне скорее смешно и я смеюсь в этот момент. Мой смех, на удивление, разносится по всему пространству, и я чувствую себя прекрасно. За все пребывание здесь мой голос наконец-то прозвучал гордо, а не жалко. Я громко смеялся, однако, ощущал, что лишь смеюсь себе под нос. В этом мире…, в его мире, что-то не так со звуком. Говоришь тихо – получается громко, а если кричишь, получается, что шепчешь. Как же тогда он говорит на самом деле, если получается, что он вопит? Мне кажется, он вообще не говорит, он лишь шевелит губами под стать словам. И я считаю, что изначальное произношение слов является реальным, а то, что я слышу, это лишь обратная иллюзия изначального. Как же подстроиться под это? Что является наилучшим? Тихий крик или громкий шепот? Я пока не могу в этом разобраться, но я обещаю себе, что я все выясню и разберусь с этой неурядицей. Я считаю, что здесь все намного проще, чем кажется, но меня все же кое-что смущает, а именно эти слова: «Ты не достоин жить». Почему мне смешно от этих слов? Может потому, что это чистый абсурд? Каждый имеет право жить, однако в его словах есть доля истины. В принципе, я с ними согласен, но они не должны относиться ко мне. Я чувствую, что я не мусор мира, но у меня нет оснований так полагать. Я все больше становлюсь не уверенным в том, что мне надо доверять своим ощущениям. Но он тоже слеп. По крайней мере, я так считаю. Я, правда, считаю, что он ничего обо мне знает, как и я сам. Между нами знания друг о друге равны, но он почему-то делает выводы обо мне, а я о нем нет. Ну как нет? Я считаю, что он зазнался, но я не считаю, что он не достоин жить.

А я все продолжаю смеяться, но с каждым разом все более не уверенно. Я вижу, как его лицо меняется не в лучшую сторону. Оно становится грубее, а его тело становится больше. Не знаю, как такое возможно, но он вырастает, словно в нем нет костей. Я затих от испуга. Он возвысился надо мной, словно подчинил меня. Его лицо находилось в нескольких сантиметрах от меня. Его тяжелое дыхание стало ветром для меня. Я весь мог бы уместиться в одной его руке, и он мог бы меня сжать до смерти, и это меня настораживает. Я понял, что сделал непоправимую ошибку: я гордо смеялся. Это было для него, как плевок в лицо, как унижение личности. Гордый смех породил неприязнь. То, что я хотел произнести сдержанно и незаметно, прозвучало слишком громко и высокомерно. Я не сразил его его же оружием, а наоборот, создал ситуацию намного хуже. Я понимаю, что мне надо объясниться перед ним, но совершенно не хочу этого. А он давит на меня, словно насильно выжимает из меня слова. Вообще, не хочется такому человеку, если его можно так назвать, хоть что-то говорить, но я не могу воспротивиться ему. Не знаю, кто он или что оно, но, опять же, меня не покидает чувство, что он отлично владеет психологическим насилием. Не понимаю, как ему удается так воздействовать на меня, потому что он не тот человек, с которым приятно общаться. Он преподнес себя как надменного человека, который на все смотрит свысока и делает вид, что не слышит мои слова. Он таких личностей тошнит, но я все же пересилил себя и начал говорить, предварительно выбрав тихий крик:

– Ты горд, но твоя гордость фальшива! Посмотри на вещи вокруг! Их нет! То, что я не могу не до чего дотронуться, неспроста, и ты знаешь тому причину. Твой мир жалок и ничтожен! Все это величие ущербно! А твои намерения смешны!

И только после минуты еще более пристального взгляда я понял, что вновь совершил ошибку. Я не должен был такого говорить, но это были мои чистые мысли, которые я не намеренно изложил в словах. Я хотел извиниться, но мои извинения были бы не искренними, поддельными и вынужденными, ибо я бы ни за что не попросил бы извинения за копирующее поведение, если бы не его упорный взгляд.

– Ты лишь какая-то пылинка, в то время как я – весь мир! Знай свое место, ничтожество! Да ты посмотри на себя! Одна кожа да кости, еле стоишь на ногах, не умеешь здраво мыслить, а все твои слова абсурд! Ты – нищий! Ты – мерзость! Ты – пакость! Ты говоришь, как мелкий скот! Тебе лишь подавай всю правду, а сам же врешь на каждом слове! Ты мелочен, ты горд, ты безразличен! Я буду сыт, когда сотру тебя, а сейчас я голоден! Ты не достоин жить! Посмотри вокруг – никого. Почему? Потому что никто не достоин находиться в моем мире! Это полностью мое пространство, мое окружение, мой воздух, мои мысли, мои законы, мои правила, мои убеждения, мои запреты, мои определения, моя пустота, мой обман, моя правда, мои распоряжения, мои прихоти, мои слова, мое время, мое безумие, мое учение и мое самовластие! Все мое!

Он залился истерическим смехом. Его тщеславию нет предела. Он не останавливается, в то время как я падаю. Он возвышается все больше и больше, в то время как я становлюсь все меньше и меньше. Я чувствую правду в его словах, я верю ему, я падаю под него. Он же прав. Я ничтожен, я низок, я мусор, я лишний, я никто, я – как полная противоположность его. О, посмотрите на меня! Я валяюсь на полу и даже не могу пошевелиться от бессилия. Я пал не только физически, но еще и духовно. Он сломил меня своим видом, своими словами и скоро убьет своими действиями.

– Значит, это конец? – произнес я тихо, но прозвучало громко.

Я сам не ожидал, что скажу это, но эта мысль сама вырвалась из меня. Я не могу понять себя, я не могу понять его, я не могу понять все окружающее меня, я не могу понять… и причин тому много.

– Я убью тебя, и да, можешь назвать это концом. А чем тебе не приятна смерть? Для такого ничтожества как ты это наилучший исход, просто я не буду подстраиваться под твое удобство, а лучше буду следовать своим предпочтениям, удовлетворяющим мою личность. Я не собираюсь тебя даже мучить, потому что ты не заслуживаешь столь огромного внимания с моей стороны. Я тебя просто раздавлю, как букашку и все. Секунда неудобств, и ты больше ничего не чувствуешь, тебя нет. Это же так просто и легко. Твой мозг просто с легкостью отключится, и вот ты уже ничто и звать тебя никак. По сути, у людей нет души. Работу мозга мы воспринимаем за душу, а это грубейшая ошибка. Кто бы ты ни был и как бы тебя не звали, твой мозг отключу я…

– Я первый кого ты здесь убьешь? – озадачил меня этот вопрос.

– Тут я распоряжаюсь твоими словами! Не смей без моего разрешения хоть что-то произносить и тем более спрашивать! Мои вопросы! Я их устанавливаю! Ты жалкий, и поэтому ты должен только слушать и вникать в мои слова, да еще благодарить меня! Всегда и везде благодари меня искренне и громко! Есть много причин меня благодарить! Говори же! Благодари меня! Благодари!

Я не знаю, что мне делать. Нет. Не так. До этого момента я не знал, что мне делать, а теперь он будто внес свои слова мне в мозг, и я принимаю их как должное.

– Благодарю Вас! – я произнес это довольно почтительно и громко, потому что я шептал.

– Так-то! – командно распорядился он.

С самого начала он не был грозным, он скорее стал более высокомерным и значительным. Он стал больше в прямом смысле как, и его гордыня. Для меня он стал более неприятной особой, но я не могу ему противиться. Он подчинил меня, но я чувствую, что где-то внутри я еще не сломлен, я борюсь против него, сокрушаю мыслями и не подчиняюсь, но разве когда-нибудь это вновь выйдет наружу? Маловероятно. Совсем недавно я ему противоречил, но смотрите, чем это закончилось. Это малоприятное зрелище. Это была моя смелая ошибка, за которую, на удивление, мне даже не стыдно. Я словно горжусь своими словами, но, все же, никогда не осмелюсь сказать свое честное мнение. Не буду скрывать, он поколебал мой дух, но на этом еще все не сошлось.

– Не ты первый, не ты последний, – продолжил он, но даже на сантиметр не отдалился от меня после моих слов, и даже в лице никак не изменился, и это меня довольно-таки напрягло. – Таких, как ты, тут было тысячи или даже больше. Это так выводит из себя, когда какой-то жалкий человек вторгается ко мне и еще упрекает меня в чем-то. Но есть одно но! Я выигрываю поначалу, а остальные сведения тебя не должны волновать. Никаких больше объяснений!

Что-то здесь не так. Он что-то не договаривает, а что-то вовсе скрывает от меня. Но он так тонко это делает, что любой бы невнимательный человек ничего бы не заподозрил, но не я. Я обращаю внимание на каждое слово лишь потому, что это место и этот человек слишком странные и непредсказуемые. Он упустил несколько моментов. Во-первых, почему он даже слова не сказал, что убил людей, которые сюда попали когда-то? Во-вторых, что с ними произошло и почему они все похожи на меня? Что за темный угол существует за этими вопросами, из-за которого он не говорит о них? Имею ли я право спросить его об этом? Черт, он и правда подстроил меня под себя. Я боюсь спросить, потому что в моей голове сразу представляется дальнейшее развитие событий, где меня унижают за то, что я пытаюсь увеличить свои права.

– Чего я жду? – вдруг вновь завопил он, – Разумеется, моя терпеливость это не снисхождение, а лишь усердное противостояние моему внутреннему зову. Но у всего же есть предел, у всего есть конец, у каждого есть своя грань, у каждого есть точка отсчета, до которой он медленно или быстро движется, чтобы после этой точки начался другой отсчет. Так вот, я приблизился к ней и теперь меня не покидает чувство долга. Я должен тебя убить!

Он взревел на последней фразе больше обычного. Его слова были почти неразборчивы из-за рева, но я почему-то почувствовал его намерения. Меня поражает страх. Я срываюсь с места так же молниеносно и почти неосознанно, как и он. Не знаю, что на меня нашло, это показалось мне незамедлительной реакцией. Он был более менее спокоен сначала, а потом этот взрывающий мозг рев… Он был более менее рассудительным сначала, а потом это поглощающее его сознание высокомерие… Нет ни капли злости, что удивляет меня, ведь убийство зачастую происходит под чувством ярости или озлобления, а тут гордыня. Я так рассуждаю, как будто это что-то выходящее за рамки привычного, а ведь это, так и есть.

Итак, я опять вышел за пределы изначальной темы. Вернемся.

Я срываюсь с места, позабыв о своей усталости и немощности, однако впоследствии оно дало о себе знать. Он делает первый порыв, будто знал, что я сделаю последующий. Вероятнее всего, было бы, если он меня сразу схватил, учитывая его размер и превосходство, но, на глубочайшее удивление, вероятнее всего, моя слабость обернулась в обратную сторону, точно так же, как и звук здесь. Я бегу быстро, но я всем телом чувствую неимоверную усталость, а в дальнейшем даже боль. Он гонится за мной с неимоверной скоростью для того, чтобы убить меня или, по его словам, отключить мне мозг. Все происходит так быстро, что я даже до конца не додумал: соглашаться ли на убийство или нет? Конечно, возможно, мне лучше бороться за свою жизнь, но другой вариант меня тоже притягивает. Я убегаю от него не для того, чтобы в дальнейшем жить, а для того, чтобы продлить себе время для размышления. Можно возразить: как можно здраво думать при беге? Но тут проблемы не только со звуком, ощущениями и возможностями, но также и с мыслями. Как будто это все живет отдельно, бессвязно, своей жизнью.

– Стой, подлец! – вновь завопил он, при этом громя и разнося все вокруг.

На удивление, он мог дотронуться до предметов, которые находились здесь, но я этого сделать не мог. Я хочу зацепиться за угол, чтобы резко повернуть, но цепляюсь лишь за воздух и падаю на пол, который, в свою очередь, исчезал подо мной, и моя кожа разрывается под деревянными опилками. Кажется, здесь все против меня. В растерянности, не зная, куда бежать, на свой страх и риск вбегаю прямо в огромную статую, которая, кажется, сделана из мрамора, но я пробегаю сквозь нее, а он пытается не задеть ее, но у него это плохо получается. У меня было больше возможностей убежать, и я бы это сделал, если бы только не его громадный размер. Я даже пытался спрятаться от него, но все безуспешно, потому что он словно чует или чувствует меня. Я уже, правда, начинаю думать, что моя участь решена и что выбраться отсюда я уже никогда не смогу. Моя надежда начинает угасать, в то время, как его высокомерие нарастает с большей силой.

Он что-то кричит. Его голос, как безбожный гром, который никогда не останавливается и ревет без перерыва все с большей силой. Этими словами он каверзно унижает меня, без жалости высмеивает, с удовольствием насмехается, грубо давит и неистово унижает. Он прямолинеен, его слова четко ясны, и он выражается через них. Это не ошибка, это его воплощение. Без гнева, без ярости, без презрения, но с откровенным высокомерием, которое строит весь его образ. Но мне сейчас не стоит думать о том, какой он, ведь какой в этом смысл, если это не изменит исход событий. Мне надо больше переживать за свою судьбу, которая колеблется между смертью и жизнью из-за моей неуверенности и нерешимости. Знаете, а мне интересно: на самом ли деле он убьет меня? Нет, дело даже не в этом, а в том: умру ли я? Это место такое странное и непредсказуемое, что ожидать от него можно всего самого невозможного. Но все же, где-то в глубине себя я чувствую здесь что-то родное, что-то близкое сердцу, как бы это нелепо бы не звучало.

12 3 След.

КСИЛОЛ

Пролог

Часть первая

С этой книгой читают