Алексей Иванов

Непримиримый к большевикам, сейчас он понял, что не важно, за кого ты – за белых или за красных. Чья власть – дело десятое, когда человек выбирает себе облик: людской, когда за други своя, или звериный, когда за свою шкуру

Давние враги - это почти друзья.

Перечень запомнившихся прибауток географа. (Страницы приведены по данному изданию ).

Снаружи шоколадка, а внутри кокос. Поначалу сладко, а потом понос (17).

Хорош не хорош, а вынь да положь (18).

Доведет доброта, что пойду стучать в ворота (20).

Ори не ори, будут пить до зари (22).

Квартира, машина и хрен в пол-аршина (22).

Имеет терема, а пригреет тюрьма (37).

Давай ищи съеденные щи (39).

Вольный художник – это босой сапожник. Все умеет, ничего не имеет (45).

Невесты без причинного места (49).

Залетайте в самолетах «Аэрофлота» (50).

Ей неохота… да и мне неохота. Взяли и завязали (50).

В плечах аршин, а на плечах кувшин (56).

Жег глаголом, да назвали балаболом (74).

Посмеяться над собой – значит лишить этой возможности других (74).

Метили в цари, да попали в псари (78).

Без шутки жить жутко (98).

О нем поминки, и он с четвертинкой (100).

Смышлен и дурак, коли видит кулак (100).

Атлет объелся котлет (103).

Новое поколение выбирает опьянение. Молодежь тянется к культуре: пришла узнать, чем отличается Тинторетто от «Амаретто» (104).

Кто за ляжки, а мы за фляжки (113).

Но долго буду тем любезен я народу, что чувства добрые я литрой пробуждал (114).

Бог, когда людей создавал, тоже не выбирал материала (120).

А я не люблю, когда мне ставят сапоги на пироги (182).

Как я – на коне и в броне (186).

Я стою на асфальте, ноги в лыжи обуты. То ли лыжи не едут, то ли я долбанутый (195).

Брехать – не кувалдой махать (216).

Командир пропил мундир (217).

Язык Златоуста, да мыслей негусто (226).

Невеста из сдобного теста, жених – на свободе псих (227).

Ну, пьянка, естественно, застолье как в период застоя (227).

Свидетели наставляют в добродетели (227).

А потом свадебное путешествие: молодая пара в туче дыма и пара (227).

По-моему, нужно меняться, чтобы стать человеком, и нужно быть неизменным, чтобы оставаться им (228).

Говорит, что астроном, а бежит лишь в гастроном (234).

Подначки в заначке (249).

Страшнее беса посреди леса (251).

Объелся репой, вот и свирепый (253).

Это что за видение из публичного заведения? (254).

На Свете счастья нет (254).

То, что раньше было – преамбула. А сейчас будет амбула (260).

Тебе орден, а ему по морде? (265).

Великий факир изгадил сортир (267).

Доверишь листу – не донесешь Христу (278).

Горе со щалми, счастье с прыщами (281).

Дал, да потом страдал (293).

У париев нет комментариев (293).

Окиян окаян, где же остров Буян? (296).

Молитвы у попа о том, что ниже пупа (296).

Задним местом в царствии небесном (299).

Новости из Временных лет повести (321).

Горе как море. Да случай был: мужик на соломинке переплыл (328).

Жил генерал, да жир разорвал (338).

Погрузился в сон, не надев кальсон (378).

Я проиграл. И на бога не надеялся, и сам плошал (453).

Начальство решило, что в лице меня оно вырастило глисту длиною в версту (498).

На каждое мое положение от тебя унижение (499).

Можно быть стойким, когда ты один, но, когда тебя поняли, сдерживаться не получается.

На пороге осени мужчина хочет ощутить весну, как будто чужое цветение способно остановить собственное увядание.

Курочка по зёрнышку клюёт. Да весь двор в помёте

Человек, который ночью в одиночку идет по России за пивом, патологически бесстрашен.

Юмор «Пельменей» — это юмор middle-класса, опоры государства. Это те, для кого поёт «Чайф», и те, кто понимает, почему Гена Букин — национальный герой.

Ребенок оправдывал все. Мужа-алкоголика. Огромную жопу. Дурное настроение. Образование в восемь классов. Кандидатуру мэра. Старую шубу. Опоздание на работу. Скандал в поликлинике. Тариф сотовой связи. Отсутствие машины. Все неудачи ребенок превращает в победы, потому что неудачи объяснялись жертвами во имя ребенка. Рожая, можно было ничего не делать сверх того, что назначено природой, и требовать с мужа, с родителей, с государства… И поэтому бездетная женщина оказывалась вне жизни, вне общества. В новом мире обмана и несправедливости дети были протезами успеха, костылями успеха, а Танюша этих костылей не имела и падала, падала на каждом шагу.

Батя говорил Осташе: есть грехи, которых господь простить не захочет, но нет грехов, которых он не может простить. А потому, чего бы ты ни натворил, не строй на грехе гордыню — мол, все равно мне прощения нету! Проси о нем. Не тебе судить, что будет прощено, а что — нет.