Париж встречает дождем

Когда иссякнет в мире любовь – закончится человеческая история. Мир, помоему, активно к тому стремится, взяв курс на саморазрушение. И только крохи любви ко всему настоящему с трудом тормозят этот процесс.

Вспышка фотоаппарата запечатлела мгновенье счастья. Конкретное мгновенье конкретного счастья конкретного мгновенья. Мгновенье счастья мгновенья. У которого есть только настоящее и никогда – будущего.

Наших можно вычислить даже по спине. Походке. Молчанию. Взгляду. Сумке в тон, выглаженным джинсам и прочим деталям закомплексованного когда-то общества, которое, однажды вырвавшись в Европу, пытается то ли потеряться в общей массе, то ли, напротив,  – выделиться. Главное – не слиться! «Как вы догадались, что мы из России?»  – недоумеваем мы. Отвечая, нам ставят чуть не в укор, начищенные ботинки, броский макияж в любое время дня и ночи, страсть к брендам, расточительство, громкий смех и еще кучу других полуиздевок,

– Скажите, а вы в Бога верите? В рай? По-вашему, рай есть? – такой резкий переход в сюжете разговора озадачил Тьерри. Но не смутил, не удивил. Задав вопрос, Вера сама себе сказала, что все же национальная особенность менталитета имеет место быть. Потому что, ну какого черта, идти с французом по Парижу и задавать ему вопросы про Бога? Кстати, про черта всуе поминает. Тоже плохо.

– Скажи, Люси, а не страшно просыпаться одной? – спросила как-то Вера, выслушав историю расставания с последним мужем и предпоследним любовником. Ответ был такой, что она его не запомнила. Значит, Люси ответила никак. Неопределенно. Необразно. Значит, вопрос ей не понравился.

– Он устанет столько сидеть, а в «бизнесе» кресла шире, полежит, поспит, – уговаривала она Нину. – Ничего, не устанет. Тридцать лет в тюрьме сидел – не устал, а уж сутки-то выдержит как-нибудь и в «экономе», – строга была бывшая эмэнэсница, когда дело доходило до распределения бюджета.

Мы приходим в это мир как часть природы, а становимся – и очень скоро! – частью социума, определяющего регламент во всем: от правил дорожного движения до норм поведения в отношениях. Загоняем самих себя в некие границы, нами же самими определенными. Живем по параграфам, кодексам, пунктам. Реже – чувствами,

А Париж, этот неутомимый, ненасытный любовник, наблюдая вечные страсти, посмеивался и вздыхал: «Эх, вы… Руссо туристо, облико морале».

И Париж, этот породистый noble 23 , великодушно простил русский снобизм, замешанный, конечно же, на комплексах. Да и то сказать: откуда быть породе? В конце концов, разница между двумя революциями – французской и русской – более века. Так что отставание оправдано. Подождем лет сто, посмотрим.

В одном из заведений друзья заплатили за сеанс стриптиза через прозрачную перегородку. Но то ли заплатили мало, то ли так и положено было, а только стриптизерша разделась до определенного уровня. Костя в этом увидел ущемление национальных интересов: «Как русским – так все не так, как всем».