Записки студента. Самое лучшее время

© Яромир Сотников, 2022

ISBN 978-5-0056-4239-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вступление

В числе моих клиентов был один человек, который часто уходил в воспоминания о студенческих годах. Складывалось впечатление, что он живёт в них. У меня возникла идея дать ему возможность рассказать о тех временах подробно и обстоятельно – с тем расчётом, что эти рассказы могли помочь более точно разобраться в причинах его проблем. Во время сеансов Алексей излагал свои воспоминания, при этом велась запись на диктофон. В последующем я подумал, что этот рассказ может быть не только полезен с профессиональной точки зрения, но также интересен вообще, для обычных людей. С согласия Алексея я изложил воспоминания в письменном виде, сделав это от первого лица.

Нужно сказать, что раньше Алексей жил в Казахстане, поэтому рассказ о его студенчестве имеет своеобразный восточный колорит.

Все имена и фамилии заменены на вымышленные, любые совпадения следует считать случайными.

Часть 1. До поступления

Эта история началась в казахстанском городе Жанатас. Там я родился и вырос. Город этот небольшой, даже в годы его расцвета население не превышало шестьдесят тысяч человек. В сентябре 1994 года я начал учёбу в десятом классе. Состав нашего десятого «А» значительно обновился – в те нестабильные годы многие уезжали из Жанатаса. Место убывших заняли новички, которых в основном перевели из других классов. Среди них был Батырханов Адиль, раньше учившийся в «Б» классе. Разумеется, мы знали друг о друге с самых ранних школьных лет, хотя лично знакомы не были. Адиль обладал очень важным для жизни качеством – высокой коммуникабельностью, он мог понравиться практически каждому, причём получалось это у него абсолютно ненавязчиво, легко и непринуждённо. Вот и я тоже попал в сети его обаяния, даже не успев заметить, как это произошло. Он просто начал со мной общаться по какому-то мелкому, пустяковому вопросу, и сам собой завязался разговор. А дальше само собой пошло регулярное общение.

Прежде я не дружил ни с кем из одноклассников. Общаться, конечно, общались – с кем-то больше, с кем-то меньше, но друзьями они для меня не были. У меня вообще тогда были неверные представления о дружбе. В частности, друзьями я считал всех пацанов, живших в нашем доме, поскольку всё свободное время мы проводили вместе, играя в разные игры, шастая по подвалам, чердакам и стройкам. Только спустя много лет я понял, что для настоящей дружбы этого далеко недостаточно.

Впрочем, осознание того, что в лице Адиля я обрёл того самого настоящего друга, тоже пришло ко мне не сразу. Первое время мы просто общались в пределах школы. Но вскоре все десятые классы должны были начать учёбу по линии учебно-производственного комбината (УПК), чтобы постигать азы какой-либо профессиональной отрасли. Адиль записался в токари. Я же оказался в группе «Основы экономических знаний» – один из всего нашего класса. То есть, мне предстояло в одиночку осваиваться в новом, незнакомом коллективе, собранном не только из разных классов, но и из разных школ города – для меня тогдашнего это было целое испытание. А незадолго до начала занятий меня вдобавок добили неожиданной новостью, что по моей дисциплине занятия будут проходить не в здании УПК, как у всех, а в школе №2! В Жанатасе походы в чужую школу в одиночку – «удовольствие» явно не из приятных (впрочем, так наверняка было и есть в любом городе). В день первого занятия я уже шёл по территории 2-й школы ко входу, когда услышал за спиной топот ног – сзади ко мне кто-то бежал. Я обернулся и увидел… Адиля! Он таким образом хотел надо мной подшутить, что ему вполне удалось. Но что он тут делает, когда ему нужно сейчас быть на своих занятиях в другом конце города?

Как выяснилось, чем ближе подходило время первого урока УПК, тем больше Адиль испытывал сомнения в своём выборе.

– Я думал: зачем мне учиться на токаря, если я собираюсь в будущем получать высшее образование? – объяснял Адиль. – А раз я не стану рабочим, то лучше сейчас получать знания из более престижной сферы. Например, такой как экономика….

В результате в самый последний момент он перевёлся из одной группы в другую. А может, сделал это и раньше, но не говорил мне об этом, чтобы сделать сюрприз. Как бы там ни было, такому повороту событий я был очень рад. Всё-таки вдвоём веселее и интереснее. И не настолько страшно. Впрочем, если бы мы столкнулись с местной «крутизной», нам никак не помогло бы то обстоятельство, что нас двое. Но так устроена психология человека, что в компании с кем-то менее страшно, чем одному.

Мы зашли в здание школы, нашли кабинет, в котором должны были вестись занятия. Однако класс оказался закрыт! Мы ждали около часа, шатались от нечего делать по чужой школе, постепенно осваиваясь в новой обстановке, но преподаватель так и не появился. И мы отправились в свой девятый микрорайон, а затем по домам.

С той поры каждый четверг мы ходили на УПК вместе. Но занятий при этом не было, потому что не было преподавателя. Мы обращались с вопросами по этому поводу, и нас заверяли – преподаватель будет, ждите. И мы продолжали с поражающей прилежностью ходить в школу №2 лишь для того, чтобы через 20 – 30 минут отправляться домой. Но я не считал это время потерянным, так как по ходу дела мы много и интересно общались. Наверное, именно благодаря походам на УПК и завязалась наша дружба.

Вскоре к нам присоединился ещё один наш одноклассник – Садвакасов Болат. Как и Адиль, он появился в нашем классе в 1994 году. Но если Адиль просто сменил один класс на другой, то для Болата новым оказался не только класс, но и школа, и вообще он приехал в Жанатас из Алма-Аты. Впрочем, родом он был примерно из наших краёв, а в Алма-Ате их семья жила временно и недолго. Уже не помню, почему Болат не сразу оказался в одной с нами группе УПК. Кажется, во время распределения он то ли болел, то ли уезжал куда-то по семейным делам, а потом его просто записали туда, где оставалось свободное место.

Теперь во время наших походов стало ещё веселее, стало ещё больше разговоров на самые разные темы. Часто после несуществующих занятий мы шли не домой, а куда-нибудь гулять. Недалеко от 2-й школы располагался кинотеатр, в который мы несколько раз заходили поглазеть фильму. Как это происходило – было зрелищнее самого кино. В те непростые годы переходного периода в нашем городе народ почти перестал посещать кинотеатры. Наверное, по вечерам и выходным дням картина была поживее, но мы-то ходили туда в будни посреди рабочего дня, а потому сидели в большом, пустом, неуютном и грязном зале втроём и смотрели фильм, который, выходило, показывали только для нас троих. Это было как-то дико, но вместе с тем круто – будто мы были какими-нибудь важными персонами.

Ближе к окончанию десятого класса преподаватель по УПК всё-таки появилась, но не та, которая должна была быть, а другая, которая совмещала преподавание с основной своей работой экономистом в Тургайском Бокситовом Рудоуправлении – градообразующем предприятии Жанатаса. Хотя мы прошли далеко не полный теоретический курс подготовки, на летних каникулах нас направили проходить практику на хлебозаводе. Мой отец запретил мне идти на хлебозавод – он был уверен, что там нас никто не будет держать в конторе, а вынудят работать в цеху как бесплатную рабсилу. Вместо этого он договорился у себя на работе, чтоб они проставили мне печати, будто я прошёл практику. Таким образом, Адиль и Болат ходили на завод без меня. Как оказалось, в цеха их не погнали, и они действительно проходили подготовку по специальности. Сейчас я жалею о том, что не ходил вместе с ними. И дело не в самой практике, ибо те знания в силу поверхностности всё равно не могли принести какой-либо пользы. Просто тогда в моей жизни могло быть ещё больше приключений, больше житейского опыта в плане общения с взрослыми людьми, познакомился бы с производственным предприятием изнутри….

После летних каникул мы, выражаясь образно, вышли на финишную прямую – нам предстояло отучиться последний, завершающий год в школе. Осознание этого факта вызывало в душе особые, волнующие чувства. В предшествующие годы, особенно в младших классах, школа казалась очень долгой, почти бесконечной дорогой. А тут – бабах! – уже не за горами последний, самый что ни на есть последний звонок. А дальше – неизвестность.

Как-то зимой во время всё тех же походов на УПК Адиль завёл разговор на эту тему. Он спросил, что я думаю по поводу будущего, кем хочу стать, собираюсь ли куда-нибудь поступать…. На это мне было совершенно нечего ответить. Я совсем не задумывался над этими серьёзными вопросами, хотя, разумеется, следовало бы. Про себя же Адиль сказал весьма туманно, что он хочет работать либо в правоохранительных органах, либо в военных структурах. Это было логично и вытекало из его интересов – ему всегда нравилось всё военное: оружие, форма, ордена и медали, чины и звания, и т. п. Но всё же ничего конкретного он тогда не сказал, хотя было заметно – он что-то для себя уже решил, но по каким-то причинам не хочет раскрывать карты.

Однако свою тайну он скрывал недолго. В один из дней он показал мне номер местной газеты «Тургайская новь», где была опубликована информация о том, что некий алма-атинский институт с забавно звучащей аббревиатурой «АГЮИ» объявляет набор абитуриентов. И с очень серьёзным и несколько важным видом сообщил, что он твёрдо намерен поступить в этот вуз с дальнейшей целью сделать большую карьеру там, где это позволяет высшее юридическое образование.

Смелость адилевских наполеоновских планов произвела на меня большое впечатление. Алма-Ата, в ту пору ещё являвшаяся столицей Казахстана, была для моего наивного сознания чем-то вроде другой планеты, далёкой и недосягаемой. Если бы я задался целью побывать там в качестве туриста – конечно, в этом не было бы ничего страшного. Но совсем другое дело – жить там самостоятельно несколько долгих лет, грызть гранит науки в серьёзном учебном заведении…. Я очень смутно представлял, как всё это могло быть в реальности. Подобные мысли, с одной стороны, пугали, но в то же время было в этом что-то притягивающее. И ещё я понимал, что для получения хорошего образования в любом случае нужно ехать в какой-либо большой город. В Жанатасе было одно-единственное высшее учебное заведение – пединститут, да и тот всерьёз никто не воспринимал.

Итак, я узнал о АГЮИ. Но тогда, в первое время, ни к каким решениям это не привело – у меня не хватало духу вот так сразу замахиваться на столь высокую цель, а Адиль даже и не предлагал мне составить ему компанию. Более того – он твёрдо попросил не говорить никому о том объявлении, дабы не привлекать конкурентов. Его опасения в какой-то мере были оправданы – в 1990-е годы очень многие стремились поступить на всякие юридические-экономические факультеты, и конкурс, как правило, был очень высокий.

Пару месяцев мы не возвращались к этой теме, продолжая жить нашей обыденной жизнью. Я, Адиль и Болат настолько привыкли всё делать втроём, что даже документы на получение удостоверений личности подали вместе (в те времена в Казахстане получение паспорта не являлось обязательным, роль этого документа выполняло удостоверение личности, а паспорт был нужен для выездов за границу). Соответственно, номера полученных нами троими удостоверений были почти одинаковыми, отличаясь лишь последней цифрой.

В то же время Адиль усиленно готовился к поступлению, периодически посещая центральную жанатасскую библиотеку. Мы с Болатом иногда от нечего делать ходили с ним за компанию. Пока Адиль штудировал учебники и разные умные книги, делая конспекты, мы как два оболтуса сидели за соседним столом, разглядывая какую-нибудь интересную книгу и прикалываясь (разумеется, тихо, чтобы нас не выгнали).

Сейчас уже не помню, как всё обстояло в деталях, но вроде бы сам Адиль в один из дней спросил нас о том, не хотим ли мы тоже попробовать поступить в АГЮИ. Всё-таки даже такие коммуникабельные и уверенные в себе люди как Адиль не лишены страхов и сомнений. И ему, разумеется, тоже было бы гораздо проще и веселее осваиваться в незнакомом большом городе не в одиночку, а плечом к плечу с верными друзьями. Не помню, что тогда ответил Болат, а я в принципе был не против. И главным мотивом было то, что других вариантов у меня попросту не вырисовывалось. Глупо, конечно, но я действительно не знал, кем хочу быть (различные изначально несбыточные мечты не в счёт). Да и профессия из гуманитарной области, что уже было неплохо, так как с точными науками я не дружил совершенно.

Родители моё решение восприняли двояко. С одной стороны, их порадовало, что я хоть что-то стал предлагать относительно своего будущего. С другой стороны, по меркам нашей скромной семьи такой вариант выглядел непростым – потянем ли? Да и вообще – не на слишком ли высокую планку я нацелился? Не куплено ли там всё заранее? В итоге решили больших надежд на моё поступление не возлагать, но попытаться можно.

В отличие от Адиля, к подготовке к поступлению я относился наплевательски – практически не готовился, ничего не учил. Максимум на что меня хватило – скрупулёзно изучить информацию о порядке и условиях поступления (да и ту, вроде бы, я получил от Адиля). По регламенту, для облегчения сдачи экзаменов теми, кто живёт не в Алма-Ате, были предусмотрены выездные приёмные комиссии – если не подводит память, их было пять штук, по условно определённым регионам Казахстана. Комиссия нашего региона находилась в Акмоле (бывший Целиноград). Но Адиль считал, что подавать документы и сдавать экзамены нужно только в Алма-Ате.

– В Акмоле по блату своих пропихивать будут, – заявил он уверенно, – а мы, жанатасские, для них никто.

– Ну а в Алма-Ате, что, разве не могут точно так же своих пропихивать? – резонно спросил я.

– Могут, но в Алма-Ате по любому порядка больше – там же комиссия в самом институте сидит, под надзором. А Акмола далеко, и им легче всякие махинации крутить….

Когда человек говорит так уверенно, как бы со знанием дела – ему поневоле поверишь. Поэтому я тоже решил сдавать экзамены в Алма-Ате.

Одно из качеств, которое меня восхищало в Адиле – оптимизм, лёгкое отношение к жизни, способность быстро отходить от каких-либо неудач и неприятностей. Мне никогда не удавалось быть таким же беззаботным. Иногда Адиль начинал расписывать нашу будущую студенческую жизнь в Алма-Ате, будто наше поступление в институт являлось уже свершившимся фактом. Особенно ему нравилось говорить про алма-атинскую Пушкинскую библиотеку – от кого-то он слышал, что эта библиотека служила для студентов неофициальным местом для знакомств. Адиль рисовал красочные картины, как мы запишемся в эту чудесную библиотеку и будем «снимать» «цыпочек»….

Но до подачи документов оставалось ещё несколько месяцев, а пока нам нужно было достойно закончить школу. Самые яркие воспоминания об этом периоде связаны опять же с УПК. В конце апреля мы сдавали экзамен, при котором произошёл забавный казус. Нам сказали, что экзамен начнётся в 14.00, поэтому утром я не спешил, намереваясь ещё подучить несколько вопросов. Но тут раздался звонок от Адиля, который ошарашил новостью, что ему только что позвонила преподша и сказала, что экзамен решили начать намного раньше, поскольку опасаются, что за полдня всех принять не успеют. И нам нужно нестись сломя голову. Конечно, нужно было оповестить и Болата, но тогда у них в квартире ещё не установили телефон. А бежать к нему было уже некогда – он жил на другом краю микрорайона, совсем не по пути на УПК. Да ещё и нужно было ждать, пока он соберётся…. Посовещавшись несколько секунд, мы решили «кинуть» Болата. И помчались без него. Экзамен мы оба сдали на пятёрки. И в отличном настроении ушли. А киданутый и ничего не знающий Болат пошёл к двум часам и получил свой дежурный трояк. Возвращаясь, он мимоходом зашёл ко мне домой. Никогда не забуду выражение его лица в тот момент! Впрочем, его злость на нас была показушной, игровой, и уже через пару минут он смеялся над этой ситуацией вместе со мной.

Через пару недель, в мае, мы втроём пошли получать свидетельства о прохождении курса УПК. Контора УПК находилась в посёлке Северный, на окраине Жанатаса. От нашего девятого микрорайона дотуда пешком надо было идти минут 30 – 40. Бывают такие хорошие моменты, которые запоминаются навсегда. Вот и тот майский день 1996 года запомнился мне как один из лучших в жизни. Была замечательная солнечная погода, тепло, но не жарко. Иногда дул несильный, приятный ветер, несущий запах степных душистых трав. Мы шли по знакомому с самых малых лет городу, который знали как свои пять пальцев, в котором прошло наше беззаботное детство. Мы разговаривали на ходу о том и о сём, шагалось легко и свободно. В такие моменты не имеют значение никакие неприятности прошлого, нет никаких тревог о будущем. Ты обо всём этом просто не думаешь. Ты находишься только в текущей реальности, в настоящем, и тебе хорошо от осознания того, что оно прекрасно.

Свидетельства о прохождении УПК выглядели ужасно – это были полоски обычного картона, согнутые пополам. Причём насколько эти корочки выглядели, настолько полезными они для нас в дальнейшем и оказались – то есть, абсолютно бесполезными.

Потом был последний звонок, школьные госэкзамены, вручение аттестатов о среднем образовании, стрёмный и пошлый выпускной – какой только и может быть в провинциальной школе. И мы завершили один из основных жизненных этапов, вышли в свободное плавание, и теперь каждый мог и должен был выбирать тот путь, по которому пойдёт дальше….

Часть 2. Поступление. Знакомство с Алма-Атой

Подавать документы в приёмную комиссию поехала мать, без меня. Отпускать меня одного ввиду отсутствия опыта таких путешествий не решились, а ехать вдвоём было финансово невыгодно. Когда мать предстала в институте перед приёмной комиссией, там удивились, что мы подаём не в Акмоле. Они смогли её убедить, что сдавать экзамены в региональной комиссии для нас будет намного проще, а риск всяких подводных течений (типа «своих будут пропихивать») везде одинаков и не зависит от места. Поэтому мать поехала обратно, а путь в Жанатас в любом случае лежит через Акмолу, и она по ходу дела сдала документы в Акмоле. Узнав об этом, я немного рассердился на неё за самодеятельность, но почти сразу согласился с её аргументами. Дорога в Алма-Ату занимает времени в три раза больше, чем в Акмолу, и стоимость билетов гораздо выше. А ехать на сдачу мной экзаменов нам предстояло вдвоём. Да и, в конце концов, мы ведь изначально так и договорились относиться к моему поступлению – просто делать что должно, а там будь что будет.

К назначенной дате мы поехали для сдачи вступительных экзаменов: Адиль в сопровождении отца отправился в Алма-Ату, я с матерью – в Акмолу. В то время Акмола была совсем другой, нежели нынешний помпезный Нур-Султан. Мы остановились у случайных знакомых в частном секторе, от которого по счастливому стечению обстоятельств было совсем недалеко до университета имени Гумилёва – там находилась приёмная комиссия. На тесты отвечал долго, вышел одним из последних. Устал так, будто выполнил большой объём физической работы – наверное, сказалось эмоциональное напряжение. Результаты вывесили то ли во второй половине дня, то ли на следующий день – не помню. Зато хорошо помню, как много было довольных абитуриентов, поступавших на тот же факультет что и я. Почему-то именно в этот год, именно на этот факультет вдруг было подано ничтожно мало заявок. Я набрал лишь 45 баллов из 100, с которыми по идее должен был очутиться в полной попе. Но из-за низкого конкурса проходной рубеж составил всего 33 балла! И я со своими жалкими 45-ю баллами оказался в списке на высоком седьмом месте. Небеса явно были на моей стороне, и Всевышний, похоже, сделал всё, чтобы в это время в этом месте собрать всех оболтусов вроде меня.

После этого можно было считать дело сделанным, но мы пока не спешили радоваться – уж как-то всё подозрительно легко получалось. Да и окончательное слово о зачислении должны были сказать спустя некоторое время после рассмотрения результатов в Алма-Ате. Мы приехали в Жанатас и стали спокойно ждать. Адиль продолжал находиться в Алма-Ате, и я ничего не знал о том, как он сдал экзамен. Наконец, настал день, когда можно было звонить в институт и узнавать об окончательном вердикте. Мы позвонили и услышали подтверждение: да, поступил.

Хорошо и приятно вспоминать о том моменте. Нет, какой-то дикой радости не было, и до потолка от счастья я не прыгал. Совсем наоборот – это большое событие воспринималось легко и просто, как само собой разумеющееся. И в этом как раз заключалась вся прелесть – осознавать, что желанная для многих людей вершина покорилась тебе так легко. Будто ты стоял у её подножия, и в то время, когда другие изо всех сил карабкались вверх по крутому склону, божественный ветер подхватил тебя, поднял в воздух и бережно поставил на самый пик.

Тем неожиданнее было услышать новость о том, что Адиль поступить не смог. Я узнал об этом ещё до его возвращения в Жанатас – от кого-то из знакомых. Даже моё собственное поступление не взбудоражило меня так, как обескуражило непоступление Адиля. Он набрал 52 балла – больше чем я, однако в Алма-Ате этого было недостаточно. Ирония судьбы – если в Акмоле на этот факультет конкурс был самый маленький, то в Алма-Ате наоборот, в тот год он оказался самым большим. Так Адиль пал жертвой своей же политики относительно того, в каком месте нужно сдавать экзамен.

Некоторые люди в подобных случаях сразу поступают в какой-нибудь другой вуз (как говорится, чтобы не терять год). Вот и Адиль согласно заранее продуманному «плану «Б» поступил на заочное отделение факультета журналистики Казахского государственного университета (КазГУ). Надо отметить, что КазГУ – это очень хороший и престижный вуз. Во всяком случае, на тот момент он считался одним из самых лучших в Казахстане.

Однако реализация запасного плана была для Адиля слабым утешением. Главной целью был именно АГЮИ. Но Адиль не из тех людей, которые быстро сдаются и отказываются от своей мечты. Он твёрдо намеревался в следующем году поступать в АГЮИ снова, и нисколько не сомневался, что поступит.

Что касается Болата, он решил пока высоко не прыгать, и отправился в технический колледж (бывшее ПТУ) учиться на сварщика.

В августе, пока не пришло время ехать на учёбу, мы иногда встречались с нашими одноклассниками, делились новостями, кто куда поступил. У нас был самый сильный класс в школе, поэтому почти все поступили в хорошие вузы в больших городах – Алма-Ате, Караганде, Кустанае и даже Москве. В Жанатасе оставались только пять или шесть девчонок, а из пацанов – только Болат и Адиль. Конечно, это тоже не добавляло хорошего настроения Адилю. А тут ещё выяснилось, что наш одноклассник Абенов Нурбол поступил в АГЮИ.

И вот настал час отправляться в Алма-Ату – город, в котором я никогда не бывал, но в котором мне нужно было быть. Тот период – несколько дней перед отъездом, саму поездку и первый месяц в Алма-Ате – вспоминаю со смешанными, неоднозначными чувствами. Уж слишком велико было напряжение перед радикальными переменами, а затем и во время этих перемен. Я вообще по натуре человек консервативный, и мне часто бывает трудно менять привычный жизненный уклад. Точнее, сейчас-то я гораздо гибче, ибо в силу обстоятельств мне много раз приходилось менять и место проживания, и место работы, и круг общения, и ещё много чего. Однако тогда я был совершенно необстрелянным, и меня буквально бил мандраж.

К тому же сказывалось то обстоятельство, что мне предстояло покорять Алма-Ату в одиночку, без Адиля. Я был совершенно не готов к такому развитию событий. Накануне поступления, прокручивая в голове возможные варианты, я допускал, что Адиль поступит, а я нет, или что мы провалимся оба, но что получится так, как получилось – такой вариант мне не мог представиться и в кошмарном бреду.

Я поехал в сопровождении матери, и выехали мы примерно за неделю до начала сентября – нам ещё нужно было решить вопрос с местом моего проживания. Разумеется, никто не хотел, чтобы я жил в общежитии, и мы планировали найти комнату. Момент прибытия в Алма-Ату в моей памяти не сохранился, но знаю, что приехали мы на вокзал Алматы-1, потому что в город ехали на автобусе долго, а за окном было много зелени. Здесь нужно пояснить, что в Алма-Ате два железнодорожных вокзала, которые обозначаются как «Алматы-1» и «Алматы-2». Вокзал Алматы-2 находится почти в центре города, а вот Алматы-1 значительно дальше, чтобы туда добраться, нужно сравнительно долго ехать через частные сектора.

В первую ночь мы переночевали у одной бабки, с которой мать случайно познакомилась во время первого приезда в Алма-Ату. Бабка эта жила на проспекте Фурманова, в доме, на первом этаже которого находилась центральная оптика. Наутро мы пошли в АГЮИ – бабка сказала, что это не так уж и далеко, и можно дойти пешком. Мы шли по проспекту Абая – центральной улице города, и самые сильные эмоции у меня вызвал Центральный стадион. Я много раз смотрел телетрансляции матчей с этого стадиона, когда играл «Кайрат» или сборная Казахстана. И вот теперь видел его вживую! Следом было здание цирка, которое также было знакомо по фотографиям. А затем увидел, наконец, и сам АГЮИ. Мне понравился институт, как снаружи, так и внутри. И ещё очень сильно впечатлило расписание занятий, точнее, названия учебных дисциплин: римское право, общая теория государства и права, философия…. Было в этом что-то такое солидное, важное, высокое – мне смутно представлялись просторные аудитории, профессора и доценты, заумные лекции….

Оставшиеся до сентября несколько дней мы проживали у знакомых, раньше живших в Жанатасе. По интересному совпадению, в Алма-Ате они жили тоже в девятом микрорайоне, недалеко от пересечения улиц Саина и Шаляпина. Кстати, одно из первых открытий, с которым я столкнулся в Алма-Ате – определение городских координат путём называния двух улиц, основной и ближайшей перпендикулярной (так называемый «угол»). Это было для меня в диковинку, поскольку в Жанатасе таким способом не пользовались – город-то небольшой, и там достаточно было просто назвать какой-нибудь известный объект, чтобы любой понял, о каком месте идёт речь.

Итак, мы остановились у знакомых, и даже съездили с ними в выходной день на дачу. Конечно, я ещё совершенно не знал города, и потому сейчас не могу сказать, в какие именно дачные массивы мы ездили.

К сожалению, найти приемлемый вариант с комнатой нам не удалось, и стало понятно, что мне предстоит жить в общежитии. Это был ещё один удар по моим ожиданиям. В ночь на первое сентября мы всё ещё были у знакомых, но это уже был последний день, когда мы у них гостили. Утром мы выехали вместе – мать поехала на вокзал за билетом, а я отправился на свои первые лекции. В перерыве между лекциями мать вручила мне студенческий билет, который ей только что выдали в деканате, мы попрощались, и она уехала. Всё!!! Домашний ребёнок, выросший в тепличных условиях, остался один в чужом огромном городе. Теперь и далее ему нужно было самому решать все вопросы и проблемы, самому отвечать за себя. Скажу честно, ощущения в тот момент были хреновые.

В общежитии я прожил полтора месяца – это кажется немного, вроде бы сущий пустяк. Но это вопрос относительный. Ведь я не знал заранее и не мог знать, что это будет именно полтора месяца, а потому в режиме реальности это казалось вечностью, время тянулось очень медленно. Обстановка была ужасной – неустроенный быт, полное отсутствие личного пространства, жёсткие нравы, поползновения всякие…. Студенческая общага – это хоть и не армия, и тем более не тюрьма, однако тоже в каком-то роде закрытое пространство, в котором устанавливаются свои, особые «правила» и «порядки», основанные прежде всего на подавлении личности. И моя личность была подавлена и унижена тоже.

Но главная проблема заключалась всё же не в этом. Просто в тех условиях, что предполагает общежитие, очень трудно человеку, для которого большое значение имеют свобода и личное пространство. В общаге ты в каком-то смысле лишаешься свободы, ты не можешь есть когда хочешь, не можешь спать когда хочешь, порой даже просто уйти и прийти не можешь когда хочешь – всё приходится делать с оглядкой на живущих рядом и с учётом окружающей обстановки. Есть люди, которые в таких условиях чувствуют себя как рыба в воде, но это совсем не про меня.

В один из первых дней, выйдя после занятий из института, я случайно встретил Нурбола Абенова – одноклассника, тоже поступившего в АГЮИ. В школе Нурбол не был для меня ни другом, ни врагом – наши отношения были нейтральными. Однако в тот момент, когда я испытывал мощнейший стресс, оказавшись в одиночестве в огромном чужом городе, даже Нурбол показался мне чуть ли не родным человеком. Я готов был броситься к нему и разрыдаться…. Конечно, от такого я удержался, чтобы не выдавать своей слабости. Мы просто поздоровались, немного поговорили, и я пошёл дальше, в общежитие. Но самого себя-то я обмануть был не в состоянии.

Одно из воспоминаний первой недели моей самостоятельной жизни – голод. Нет, дело не в том, что мне не на что было купить еды. Причина заключалась в тех самых особенностях общажного бытия. Я ещё не привык к новому режиму жизни и питания, мы с соседями по комнате ещё не определились, кто, когда и что будет готовить. А если и готовили, то обычно это была какая-нибудь баланда, которой было невозможно наесться. Где-то на четвёртый или пятый день, когда я шёл после занятий в общагу и у меня начался очередной приступ голода, я не выдержал и завернул в попавшуюся по пути кафешку – она находилась по Абая, между Ауэзова и Жарокова. Для бедного студента обедать в кафе – случай немыслимый, непозволительная роскошь. За все четыре года студенчества я больше ни разу не ел в кафе (если не считать несколько случаев, когда мы с группой отмечали какие-нибудь праздники). Но когда чувство голода сводит с ума – там не думаешь ни о чём. Я взял лагман в глубокой чашке, лепёшку и чай. Это был миг блаженства! Казалось, что ничего вкуснее в жизни я не ел.

Конечно, через неделю-другую в плане питания у нас более-менее наладилось, да и организм постепенно перестроился с домашнего питания на новый режим. Однако остальные моменты бытия никуда не делись и продолжали угнетать. Мысли о том, что вот так придётся жить целых четыре года, приводили в уныние. Эйфория от поступления улетучилась (тем более что эйфории-то особо и не было), и учёба тоже совсем не радовала. Я страшно скучал по прежней жизни, по дому, друзьям, городу…. Иногда думал: вот хорошо Адилю – живёт дома, родные рядом, ест досыта домашнюю еду, высыпается, и вообще делает что хочет. И при этом не скажешь, что это время проходит зря, так как он тоже учится в вузе. И фиг с тем, что учится заочно, ведь «солдат спит, а служба идёт»…. Его жизнь казалась мне раем. Я даже всерьёз задумывался о том, чтобы отказаться от очной учёбы и тоже стать заочником.