Этой ночью мне что-то не спится,
Невзначай защемило в груди,
Память давних времён в ней теснится,
От неё не сбежать, не уйти.

Каждый день в ожиданье чего-то,
Будто праздники скоро грядут,
Всё готово к ним, вот лишь забота —
Почему-то друзья не идут.

Отлетели года, отшумели,
Не сыскать вас теперь, не найти,
Мы хранили в сердцах, как умели,
Боль разлук и прощальных «прости».

Затерялись вы что ль на дорогах
Этой грешной и бренной земли,
Растворившись в житейских просторах,
Или в мир запредельный ушли.

Строчки писем коротких скупые,
К разу раз позвонит телефон,
Что имели, того не ценили,
Потеряв, сожалеем потом.

Стол накрыт и сервирован вкупе
С ожиданьем желанных гостей,
Только нет их, и знаю – не будет
В опустевшей квартире моей.

ТЕМНЕЕТ НЕБОСВОД

Темнеет небосвод, подёрнутый закатом,
И перламутр дали пылает янтарём,
Переливаясь бликом пурпурным граната,
И наземь ниспадая агатовым дождём.

На лёгкие на все, от бремени дневного
Природа, разрешившись, вздохнула, отойдя
От тяжести жары, полуденного зноя,
И бьёт ключом прохлады живительной струя.

Сапфировых небес ажурных поволока
Прикрыта серебром перистых облаков —
С каймою по краям искристой позолоты, —
Скользящих лёгкой тенью верхушками домов.

Вот облако-медведь своей мохнатой лапой
Ласкает гриву Чёрной красавицы горы,
Что стражем возлегла – иль Аргусом лохматым, —
Пред Севлюшем, под знаком блуждающей звезды.

Здесь бурных вод поток несёт с собою Тисса
И, пенясь, разбивает о вековой гранит,
Пред взором возникая вдруг призрачной Каллисто,
И змейкой извиваясь, рапсодией звучит.

То тут, то там витают преданья старины глубокой:
Здесь призрак Бене Боршо над «Канкивым» парит;
Монахов-францисканцев преследуемый орден
Гонителям жестоким проклятие вершит.

Там, в глубине подвалов, в тьме канкивских развалин,
В «колодце Капистрана» монаший гроб висит
С священными мощами на четырёх на златых
Цепях и тайну свято от недругов хранит.

Вот в воздухе маячит лик Перени, барона,
Над графскою усадьбой и парком вековым;
На Габсбургов с укором зрит праведник казнённый —
Неустрашимый Жигмонд, с задором молодым.

Чу!.. Где-то в поднебесье далёким отголоском
Доносится до слуха с угорской стороны
Поэмы «Витязь Янош» слог с утончённым лоском,
То – Петефи, романтик лирической струны.

Вдогонку его лире шлёт музу Бейла Барток:
Он «Деревянным принцем» волшебный мир творит,
Тот, что его кумирам до упоенья сладок,
И к «пастве» благодарной душой благоволит.

То – веянье времён, что думы навевает,
Здесь дух царит особый… Но что это?.. Сирень
Мне ветви на плечо вдруг нежно опускает
И цветом осыпает окрест… Закончен день.

Природа замерла и в негу погрузилась —
Дай счастья Бог тебе Аркадия страна, —
И перлами росы волшебными умылась
И нежным, живописным твореньем ожила.

Мне мил приют полей и шелест трав душистых
Под крик перепелов и треск коростелей,
Под трели соловья дубрав широколистых
И щебет птиц в саду, журчащий как ручей.

Ещё один мазок, лишь штрих, до завершенья
Воздушного плэнера красот Карпат седых:
Уют сей сотворив, подспудно, вожделенно,
Неведомый художник чертог красы воздвиг,

Где мир благоухает, не ведая печали,
В соцветьях утопая вселенского добра,
И манит, и влечёт в сиреневые дали,
И нет им ни начала, и нет им ни конца.

ПЛЫВЁМ ПО ЖИЗНИ

Плывём по жизни словно каравеллы,
То полный штиль, то вдруг девятый вал,
К чему нам Гибралтар и Дарданеллы,
Здесь океан и небо правят бал.

Судьба порой нам дарит не цветочки,
А грозовые проблески ратьер —
Посыл: «Три точки, три тире, три точки»,
Коль прокрадётся случай-флибустьер.

Пусть паруса трещат, пусть мачты стонут,
На прочность проверяя такелаж,
Пусть смерти страх в морских пучинах тонет,
Всегда будь смел и стоек экипаж.

Друзья былин, сказаний, древних мифов,
Бермудов, «синих дыр» и правых дел
Средь шхер скалистых и подводных рифов
Прокладывать фарватер – наш удел.

Наступит время, на пути до дома,
В какой-нибудь таверне «Мой кумир»
С собой прихватим по бочонку рома
И всем чертям назло закатим пир.

Романтики той дымка голубая,
Что в зыбких далях призрачных широт,
Пьём за тебя, за наш успех, родная,
За тех, кто верит, любит нас и ждёт.

ОСЕНЬ ЛИСТЬЯ РАЗБРОСАЛА

Осень листья разбросала,
Хоть сама того не знала,
Что зима уж на слуху
С красным носом и санями,
Самоваром с угольками
И порошей на снегу.

Иней светлится на лавке,
Воробей по жухлой травке
Прыг да прыг. Блудливый кот
Не спеша к нему крадётся:
Видно рыжему неймётся;
Пёс в кустах чего-то ждёт.

Шаг прохожих торопливый —
Признак осени дождливой.
Вот затеял кутерьму
Облаков промозглый ветер,
Закружил их, словно вертел,
Превратившись в чехарду.

Беломраморные своды —
Небожители погоды,
Что-то нам они сулят.
Опускаются всё ниже,
Древ верхушки нежно лижут:
Расставаться не хотят.

Это, знать, зимы примета,
Скоро ждать её привета.
Загалдели снегири;
Распушили ветви ёлки,
Их зелёные иголки
Вниз спадают до земли.

Закурлыкали, запели
Журавли в холодном небе,
Клином правильным летят,
И глазницами пустыми
Окна с нишами прямыми
Сквозь завесу тьмы глядят.

ВСЁ БЕЛЫМ БЕЛО

Всё белым бело, заметают след
Вьюжные, пушистые метели,
В комнате тепло и погашен свет
Средь холодной, снежной карусели.

От камина свет отблеском луча
С кружевной заигрывает тенью,
Запах смол лесных льёт от очага
И трещат сосновые поленья.

На столе бокал белого вина,
Низко сигаретный дым стелится,
С чашечкой «Жюльен» в кресле у окна,
Вот и всё, чем сень моя светится.

За окном пурга, ветер бьёт в стекло,
И в трубе печной заводит песню,
Прошлого не жаль, на душе светло.
Отчего ж в груди теснится сердце.

Запоздалых встреч вешняя пора
Божиим знамением нагрянет,
Грозы отгремят, отшумят ветра
И души блаженный миг настанет.

Всё белым бело, заметают след
Вьюжные, пушистые метели,
В комнате тепло и погашен свет
Средь холодной, снежной карусели

Я С ПОЕЗДА СОШЁЛ

Я с поезда сошёл, лишь на минутку,
Но вот беда – сошёл, да опоздал,
Отстал, и растерялся не на шутку:
Позвольте, но ведь то не мой вокзал.

Бегу я за вагоном, задыхаясь,
За поручни хватаюсь что есть сил,
Но хватка уж не та, и я срываюсь,
О шпалы лбом. Привет!.. Я ваш кумир!..

«Уймись же ты! – кричат. – Ушёл твой поезд!
Ему ты – отработанный балласт!
Причал твой здесь, другого быть не может,
Давай-ка, слышишь друг, сдавай назад».

Но где же я, куда попал, о Боже,
Скажи, ужель всё это снится мне?
«Ни где-нибудь, в божественной ты ложе!», —
Вдруг прозвучало где-то в вышине.

И мир вдруг стал совсем неузнаваем,
Вокруг родня и близкие друзья,
Ж.д. составы взглядом провожаем,
Рукой им машем вслед, ну, а пока,

Уходят поезда в седые дали
За тридевять земель, в блаженный край,
Туда, где мы ни разу не бывали,
Но будем все, однажды, так и знай.

ЗДЕСЬ МОЯ ОБИТЕЛЬ

Я шагаю городом ночным;
Там, в переливающемся свете
Калейдоскопических витрин
Дремлет всё живое на планете.

Сквозь завесу зыбких облаков
Лунный свет мне под ноги стелится,
Звёздный небосвод меж крыш домов
Пеленой волнистой золотится.

Эхом тают где-то в вышине
Отголоски вечности бездонной,
Тихо истекающей извне
Жерла сути мирообновлённой.

Здесь моя обитель, здесь мой дом,
Праведных дорог хитросплетенья,
Жизнеутверждающий синдром
Дарящие мне в миг откровенья.

Мой провинциальный, небольшой
Городок – бунтующий версалец,
В вакууме кружит шар земной —
Вечный галактический скиталец.

ЯРКАЯ ЗВЕЗДА

Яркая звезда на небосклоне,
Угасая, падала в ночи,
Я стоял и видел, как в безмолвье
Падала она на край земли.

Есть такое будто бы преданье:
Если в небе падает звезда,
Надо загадать своё желанье,
И оно исполнится тогда.

Говорят ещё, что в эту пору,
Где-то, в мирно спящей тишине,
Словно подчиняясь чьей-то воле,
Люди умирают на земле.

Потому, из всех своих желаний,
Я б одно, пожалуй, загадал,
Чтобы в мире, сотворённом нами,
Никогда, никто не умирал.

ПУСТЬ Я В ЭТОМ КРАЮ

Пусть я в этом краю не родился,
Не провёл здесь своих юных лет,
Но карпатских красот филигранный узор
Не могу не воспеть, как поэт.

Я сравнил бы сей край с самоцветом,
Что играет в сиянье лучей,
С чудесами, что в сказках творятся порой
С мановенья руки добрых фей.

Его солнце – что жемчуг бесценный,
Его небо – морей синева;
Ширь бескрайних полей и зелёных лугов,
Ты для песен судьбой рождена.

Здесь высокие дикие горы,
Что подвластны лишь буйным ветрам,
Ввысь уносят армады зелёных лесов
И приносят их в дар облакам.

И когда мня спросят порою
О Карпатах, отвечу тогда:
«Я подобного края ещё не встречал,
Где б столь щедрой природа была».

Я за то пред тобой преклоняюсь,
Что краса твоя – явь, а не сон.
Так прими же привет от российской земли —
Из земных – самый низкий поклон.

БРЁЛ СЕБЕ СТРАННИК

Брёл себе странник дорогою длинною
В рваном, убогом убранстве. В руке
Посох, сума чрез плечо перекинута,
Кудри младецкие на голове
Иссиня-чёрные, ленточкой взятые,
Кротость в глазах, на устах – благовест.
Зной предполуденный, ширь необъятная,
Пение птиц голосистых окрест.

Видит ходок мужичка, свежесрезанных
Жёрдочек гору. В такую жару,
Мил человек, вопрошал, чем же занят ты?
Людям дорогу мощу я к добру
Сими жердями. А ты уж, как водится,
Ноги – не кремень, присядь, отдохни,
Вот под раскидистой этой берёзкою,
Да и с отшельником поговори.

И потекла тут беседа пространная
Неторопливым журчаньем ручья,
Слово да за слово. Время желанное
Уж на исходе. Прости, брат, пора,
Мне за работу свою снова взяться бы,
Молвил отшельник. Скиталец гласил,
Были слова ваши лицеприятными,
Дай-то вам Боже терпенья и сил!

Дальше идёт миром вечным, незыблемым,
Вновь на пути чей-то образ возник:
Розовощёкий, не в меру упитанный,
Знатного роду, вестимо, мужик.
Весь за работою, потом подёрнутый.
Косточек горы. В такую жару,
Мил человек, вопрошал, чем же занят ты?
В рай себе тропку костями мощу.

Или не видишь? Ступай себе далее,
Некогда лясы точить мне с тобой,
Молвил детина, а путник в усталости
Путь свой продолжил, качнув головой.
Солнце в зените, жара несусветная,
Воздух колеблет палящий эфир
Без дуновения, проникновения
В благопристойный, сияющий мир.

Скоро ли, долго ли странствовал по миру
Вечный скиталец, приблизился срок,
И возвращался он пыльной дорогою
Старцем седым, в свой заветный чертог.
И на обратном пути, так уж сталося,
Той же сторонкою он проходил,
Где блудный отрок, без сна, без усталости,
В рай себе тропку костями мостил.

Что же он видит? Там топь непролазная,
Крики, проклятья и стоны людей,
Вопли, стенания. В том мироздании
Песен своих не поёт соловей.
Звуки, в груди от волненья теснимые,
Гнали скитальца от гиблых тех мест
Прочь. Предстоящею встречей томимые,
Мысли влекли предначертанный крест.

Шествует дальше ходок неприкаянный
Вот уж которые сутки подряд.
Что ж вдруг он видит? Края благодатные,
В буйном цветении сказочный сад.
Вспомнил тут странник седого отшельника,
Как тот точал, выбиваясь из сил,
Как из жердинок, тогда, свежесрезанных,
Людям дорогу к добру он мостил.

Песнь жаворонка лугами проносится,
С веток акации – трель соловья
Нежной усладой звучит, и полощется
Зыбь водяного, живого ключа.
Коль этот край на пути тебе встретится,
Путник усталый, присядь, отдохни,
Богоугодного вспомни отшельника
И добрым словом его помяни.

ВОТ ЕСЛИ БЫ

Вот если бы найти черту, что отделяет нас от вечности,
И отодвинуть бы её как можно дальше от себя,
То совершенствовался б мир до беспредельной бесконечности
Глубин причинности мирской в пределах рамок бытия.

И торжество познания, лишь только разуму присущего,
Рождает всплеск престиссимо, чтоб мыслью быстротечною
Преобладать над скоростью течения начал грядущего
Путём послевоздействия величиной конечною.

Мы движемся недвижимо в пространства формы облачённые,
На ощупь продвигаемся, пульс жизни явно чувствуя,
Вторгаясь космофункцией в пределы неопределённые,
Что зиждется на опыте, ему во всём сопутствуя.

Мир многогранный многолик, он в область тайных
сфер вторгается,
Где нет нас, в то же время есть тройное преломление
В объёме линз пространственных: там время гравиискажается
На временных участках форм, без видоизменения.

Блуждаем тенью зыбкою в координатах мы пространственных,
Где место есть великому, где место есть ничтожному,
То исчезая призраком средь эфемерных действ убранственных,
То возрождаясь Фениксом по смыслу непреложному.

По счёту по глобальному – мы есть-нас нет, и тем всё сказано,
Мы самоустраняемся сквозь призму неизвестности;
Нас – полное отсутствие там, где Его перстом указано,
И полное излишество в присутствии суетности.

За круга квадратурою ни зги не видно: зреть не велено;
Летим в неё безропотно с фронтальным ускорением,
Не в состоянье будучи дознаться сколько ж нам отмерено
В координатах призрачных скитаться пред забвением.

СЛУЧАЙНАЯ ВСТРЕЧА

Там, на приморском бульваре,
Где кипарисы цветут,
Встретил Серёжка девушку Варю
В стайке весёлых подруг.

Встретил, и тут же влюбился
В смуглого свежесть лица,
В чёрные брови, в косы, в ресницы,
И в голубые глаза.

Взгляды их, лишь на мгновенье,
Вспыхнули светом зари,
Но только оба, в миг откровенья,
Мимо друг друга прошли.

То лишь случайная встреча
В жизни мальчишки была:
Сколько их будет!.. И загоралась
В небе ночная звезда.

Я… КРОЮ ЯМБОМ И ХОРЕЕМ

Я шестистопным крою ямбом и хореем,
Затем сопфической строфою и рондо,
Бью пятисложником по разным логаэдам,
Гекзаметром стелюсь – мне всё одно.

И буриме просодией на вольный стих ложится,
Верлибр в секстину с тропом целится стопой,
Вот перевертень с дактилем резвится,
С версифицированным метром и строкой.

Струится монорим и моностих с арузом,
Рефрен с пеоном впендрились в спондей,
И белый стих округлился арбузом,
В четверостишье превратившись поскорей.

И силлабо-тонический партаксис на трохее
Всё метит в сильно-слабые места,
Чтоб влезть на стихотворном на размере
На пьедестал пьеты и кой-куда.

Переакцентуация двустишия вершится,
И слог на рифму прётся, напролом,
Да будет стих! Да пусть в глазах двоится!
И я вершу, чтоб сделать ход конём.

ОБЪЯТЫЙ ВЕЧНОСТЬЮ

Объятый вечностью и времени подвластный,
Стою на тонкой разделительной черте
Двух бесконечностей, одной ногою в прошлом,
Другой – где будущности контуры не прочны,

Где хода мыслям быстротечным нет:
Разброд в них полный, без созвучья и согласья.
Цветастых точек, линий ломаных узор,
И вереница лиц давно забытых в одночасье,
Родных до боли, что волнуют и туманят взор.

Чересполосье в крапинку туманною завесой
Прикрыто, словно легковесною вуалью.
Спиралью сказочной и вычурно-белесой,
Закрученную призрачным повесой
Былых времён, вонзаюсь вертикалью
В метафизическую, жидкую среду.

Я отболел своё, я отстрадал душою;
Глас неба призывает, я к нему лечу.
Когда умру – ничто не вечно под луною, —
Перекрести меня, потом задуй свечу.

Игра воображения в цветах калейдоскопа:
Мелькание событий, образов, фигур,
Чередованье их в лучах гелиотропа,
То в нём порядок, то сплошной сумбур.

Вдруг вспышка, с чёрной точкой посредине,
Растёт она сквозь булькающий зуммер,
Перекрывая свет, его уж нет впомине.
Черным-черно. Легко мне. Всё! Я умер!

НЕ УХОДИ

Не уходи, я всё прощу —
Измен жестокие уроки,
Несправедливые упрёки,
Мне всё равно, я не ропщу.

В груди моей огонь любви
Пылает пламенною страстью,
Звездой немеркнущей в ненастье,
Святым обетом «на крови».

Душа моя тобой болит,
Щемит и плачет и рыдает,
Надежды миг предвосхищает.
Пусть ангел твой тебя хранит!

СНИМИТЕ ШЛЯПЫ

Снимите шляпы перед мыслью, господа,
Пред высшей точкой иерархии достоинств;
В изысканных манерах и тонах
Склоните головы свои, свершая поиск
В сусеках памяти одной из ипостасей,
Созвучной только формуле Вселенной
И логике всепоглощающих начал,
Её константы унитарно-неизменной.

Предпочитаемое издревле главенство
Субстанции эфирной, невесомой,
Предполагает вектор совершенства,
Что миром правит в общности искомой.

Откуда поле, источаемое еле
На вид невзрачным, блеклым, серым веществом,
Берётся, нам неведомо доселе,
И трансформируется, формою влеком.

Нам дарит мысль минуты откровенья,
Возносит к дальним, неизведанным мирам
В кратчайший миг, в одно мгновенье,
Иль ниц бросает вдруг к своим стопам.

А посему по полной застегнитесь,
Поправьте галстук новый, лацкан пиджака,
Расслабьтесь внутренне и внешне соберитесь!
Снимите шляпы перед мыслью, господа!

ОБОЗНАЧЬ МЕНЯ

Обозначь меня тонкой линией,
Лёгким пёрышком, дуновением,
Звёздной россыпью, белым инеем,
Тихим шёпотом, откровением.

Всё что в силах дать, я тебе отдам:
Зори вешние, ночи ясные,
Плеск воды речной, пенье соловья,
Шум листвы дубров, ночи страстные.

Я давно твоя наречённая,
И судьбой навек мы повязаны,
Тихим ангелом, не прощённою,
Над тобой кружить мне заказано.

Перламутровой поволокою,
Словно тонкою паутиною
Прикрываю суть потаённую
Тайны вечного мироздания.

Тонко чувствуя мысль изящную,
Подсознанием изощрённую,
Вдруг коснусь крылом проходящего
Мимо, знанием испещрённого.

Принимай меня уж такой, как есть,
Не глумись, не шей ниткой белою,
Я природа есьмь, ты же – человек,
Гомосапиенс, покровитель мой.

МЫ ЛОВИМ КАЙФ

Мы ловим кайф, вдыхая фимиам
Благочестивейших порывов совершенства;
Здесь электрическая ночь,
и электрические искры там,
Где вороха любви и благоденства.

Из недр из городских в ночной туман,
Клокочущим вулканом низвергаясь,
Бьёт шума, лязга, скрежета фонтан,
По тверди плоской с шумом расползаясь.

Пурпурные зарницы полыхают
В блуждающих потёмках мирозданья,
И призрачные блики излучают
Огни Святого Эльма. Зазеркалья
Космического предначертан путь:
Сжимается во времени пространство
Из «чёрных дыр», и звёздное убранство.

Процесс пошёл, его уж не вернуть
Назад. На электроны и частицы
Элементарные поделен будет мир,
Всё в вакуум вселенский погрузится
И в гравитационный элексир.

Мы станем огнедышащею плазмой,
Мы в точку атомную схлопнемся опять,
Чтобы взорваться в многовекторном пространстве
В мгновенье, и всё заново начать.

СУДЬБА

Как истина бывает непреложной,
Так должно утверждаться без сомненья,
Нет в жизни ничего достойней,
Чем к цели праведной стремленье.

Нам вечно где-то что-то не хватает,
Совсем чуть-чуть, в преддверье суеты,
И призрачное счастье догоняя,
Хватаемся за поручни судьбы,
Которую мы сами выбираем
Порой бездумно, легковесно, без нужды,
Взамен же в результате получаем
Щелчки, пинки, ушибы, синяки.

Винить себя в том надо непременно
За леность мысли, злу непротивленье,
За равнодушье спрятавшись скабрезно,
Во имя душ людских раскрепощенья.

Греха в том нет, коль где-то оступился,
Была бы лишь на месте голова.
Узрев свою ошибку, повинился,
И – так держать, вперёд, на все века!

«Нам свыше уготован путь великий!», —
Не уставайте непрестанно повторять,
Чтоб в жизни скоротечной, многоликой
Всегда во всём вы были бы на «ять».

Тебе поём судьба, наш просветитель,
Уклад сей жизни многовековой,
Тебе – обожествлённая обитель
И тайный кладезь мудрости людской

НА ВЕКИ ВЕЧНЫЕ

За храма мироздания углом
нас поджидает девственная Вечность:
Её мы дети. От рождения билет
нам всем в неё заранее заказан,
Там встретимся, всем скопом, как один
на времени не глядя быстротечность.

Но встреча эта что-то нам сулит —
бессмертье душ, иль что ещё? Не знаем!

В пространственные формы облачаясь
причинности и временные рамки,
Летим мы в Вечность, на галактик зов,
в холодную, седую неизвестность,
Выстраиваясь дружно в очерёдность,
предписанную свыше. Спозаранку
Бросаемся в объятия Вселенной.

Не глядя ни на что, и даже на её разбежность,
На то, что где-то на задворках мира,
в его безбрежных, дальних закоулках,
Пронизывая звёздных путь скоплений,
стрелою мчимся где «Корабль Арго»
С его Кормою, Килем, Парусами
и Компасом в космических проулках
Давно уж поджидают непременно,
чтоб к Магеллановым привзнесть нас Облакам,
В Тукана твердь и Рыбы Золотой.

Аэролит, свершивший астроблему,
Каприччо жизни микрокосму он пророчит
безотлагательно; живой ретроспективой
Нам философию небытия вещает,
не обойдя любого стороною.

И в созидающее, высшее начало
вдруг окунаемся мы всею головою,
Чтоб жить, мечтать, надеяться и верить,
любить безмерной, праведной любовью,
Чтоб всюду поспевать. Но вот не станет
всех нас; пройдут, промчатся годы,
Столетий вереница, цепь тысячелетий,
Земля всё так же будет коловертить
До той поры, пока не поглотит
её коллапс коллизии вселенской.

Ну а покуда где-то в подсознанье
на «деус эксо махина» мы ставим,
В Пьер-Сен-Мартен стремглав давно летим
на встречу с распрекрасною Каллисто.
И факел свой Гефест рукой затушит
в преддверии волны «фата моргана»,
И Мнемосина вдруг покинет нас
на веки вечные, с душой сообразуясь.

РОСА ЛИШЬ ТОЛЬКО ПАЛА

Роса лишь только пала на траву,
Твой пеньюар мелькнул и скрылся в перголе
Средь тишины в черешневом саду
Воздушным, лёгким отраженьем в зеркале.

Портшез, и жардиньерки по бокам,
И багатель меж древ в сплетенье паутин,
Искристого шампанского бокал
На минипьяно в свете звёздных серпантин.

В запястье ожерелья фермуар
Холодным серебром в пространство источает,
Твой взор пленительный – природы щедрый дар, —
Мне сладострастный миг блаженства предвещает.

И тонких пальцев вычурность сквозит
В их пассах и изысканных движеньях,
Касаньем клавиш слух благоволит
Усладой тронуть, словно в ярких сновиденьях.

Узоров разноцветные штрихи —
Небес, – вплетаются в туманную завесу,
Витают стайками здесь пригоршни любви,
Справляя всуе незатейливую мессу.

Из веток тёмных сотканный багет
Вмиг тенью кружевной ложится на траву
Как взятый канителью трафарет
На золотистом фоне, сотворённом на лету.

Претит нам контроверза: здесь, в тиши,
Вино любви мы пьём – любви девятый вал, —
Где страсть бушует под покровом темноты,
Возвышенных речей блаженство правит бал.

И поцелуев жарких приглушённый звук
Скользит землёй, вкрапляясь в тучи-вороны,
Тебе я в утешение скажу
Слова любви, на все четыре стороны.