Подпрыгнули рядом, пытаясь взлететь
На небо, до звёзд дотянутся успеть.
Святой им заметил, не пустят грехи,
Вы Бога не слушали, были глухи.
Поднялся над полем и ввысь полетел
И каждый, что рядом за ним захотел,
Кричали знакомые, бабы, родня,
Куда нам деваться, ждать Судного дня?
В ответ только ветер едва шелестел,
Кто жаждал летать, тот уже улетел.

И прыгали вновь мужики на краю,
Так хочется жить, не корячась в Раю.
Да где этот царствия божьего свет,
Мы ждём уж давно, а его нет и нет!
Ах, если бы знать, все уже наперёд,
Кто истинно свят, чей на небо черед.

Он птицам завидовал, бражки не пил,
Могучие крылья в глуши мастерил,
Мечтал о высоком, а ростом был мал,
В спасителя верил и крест целовал.
А батюшка в церковь пускать не велел
В том грех и гордыню его усмотрел.
Над ним насмехались, ну как не понять
Холоп должен ползать, но чтобы летать?!
Упрям был Никитка, отчаянно смел
На верх колокольни взобраться сумел.
Он прыгнул вниз, с Храма, шестнадцатый век,
Завис, а потом полетел Человек!

И все вроде вышло, как он и хотел
Весь Кремль на крыльях своих облетел.
Царю донесли, постаралась молва
И с плеч покатилась тотчас голова,
Но прежде с улыбкой шепнул палачу
Я в детях воскресну и вновь полечу.
А крылья сломали, и впредь – Не имать
Их долго другим ещё будут ломать.

***

Припомним Никитку, когда самолёт
Над нами край неба, стрелою прошьёт.
Я знаю, богат на умельцев наш край
И где-то Никитка спешит в свой сарай.

Как же холодно

Опали листья в ноябре,
и стало холодно.
Горела лампа на столе
в приёмной «Воланда».

«А это Вы, опять пришли,
Вам не положено
На то и дети чтоб росли,
не всё – морожено».

«Да будет суд, сам виноват,
не лез бы в драку-то
Избил один троих ребят,
травил собакою».

«Что вы сказали, пёс был – шпиц?
Но, не в наморднике
Читаю дело, сто станиц,
Вот, пишут дворники».
«Тащили девушку в авто?
То, показалось
у нас насмотрятся кино,
Да, отказалась»!

«Ну, дел-то, «треху» отсидит,
Чего простите?!
Да я Вас в рог… и сын бандит,
за ним хотите»?!

«Прощенье надо заслужить,
Что Вы трындите?!
Ну да, конечно, парню жить.
Туда пройдите».

К утру домой вернётся мать,
поплачет.
Как же холодно.
Приснится узкая кровать
и лапы того Воланда.

В память о заблуждениях
(королевские креветки)

Скамья дубовая, пиво чешское,
Сижу, наращиваю седалище.
Меню в коже, блюдами веское
Цена на креветки – та ещё!

Не подаю виду, хрущу панцирем
Морской снеди, мелкой очень,
Горка в тарелке, липкими пальцами
Поглощаю клеток белковых очередь.
Где тут те, по пятёрке, лучшие?
Требую, настоящие королевские,
Что когда-то купил по случаю,
А не эти, за трёшку, мерзкие!

Но ехидная, официанта харища
Нагло так, в ответ улыбается, —
«Не хочу поправлять товарища,
Но они только так называются»!

Значит, дурят, а я доверившись…
Зря он это мне все рассказал,
И вконец во всем разуверившись,
Графин с водкою заказал.

Ночные белые

Чайник китайский
паром пыжится,
Серым глазом
на мир смотрит.
Неясные тени
по комнате движутся,
Ночь, мне рожи
по стенам корчит.
Мерцает диск,
на часах с боем,
На подоконнике
ветка акации.
Три часа,
за стеклом всё воет
Музыка чьей-то
автосигнализации!
Луна, на жёлтом,
серыми комьями
Плывут облака,
покоя не знающие.
По крышам коты
шастают кодлами,
Орут нагло всю ночь,
вызывающе.
В доме напротив
квадратами, точками
В окнах огни
Вспыхивают, пропадают.
На крыше
рекламные слоганы строчками
То появляются,
то опять исчезают.
Компьютер крякнул,
апгрейды ломятся,
Архивы файлов
приходят пачками
И в Гугле тоже видать
Бессонница,
Гонят в сеть игры
с новыми патчами.
В голове раздрай,
мысли пучатся,
Может быть то душа,
болит, кается.
До утра уснуть,
не получиться,
Остаётся сидеть,
стихами маяться.
По экрану редактора
мышью бегаю,
Сварю кофе, выпью
ещё горячим.
Напишу стихи,
они выйдут белыми
И заброшу всё,
к чертям собачьим.

Мы с котом диван делили

Мы с котом диван делили,
Каждый барином лежал,
И пока того кормили,
Я победу одержал.

На часах пробило полночь,
Кто хозяин кто вассал?!
Но в ответ котяра, сволочь
полный тапок мне нассал.

Час искал по всей квартире,
Кого хочешь, разозлит.
Где ты? Спрятался в сортире
За стеной кухонных плит?

Посмотрел, быть может в ванне?
Я б за все с него спросил!

***

Кот валялся на диване
и храпел что было сил.

Сказка о добром роботе

Внучке я рассказываю сказку —
Жил был робот – добрый и большой,
Но лишённый, человечьей ласки,
Не создали их ещё с душой.

Ночью заряжался от розетки,
И тогда горел зелёный глаз,
Вместо сердца ящик грудной клетки,
там аккумуляторов запас.

Шестерёнки, болтики, и схемы,
Сервопривод, платы, провода,
Два дисплея, блок питанья, клеммы
И ещё программная среда.

Был он дока по хозяйской части
Мыл, стирал, готовить тоже мог,
И совсем без женского участия
Выпекал на праздники пирог.

Все друзья – компьютер, холодильник,
Пылесос, приставка и планшет,
Прошлогодний яблочный мобильник,
Гаджетов, что старше, в доме нет.

Краска на панелях облетела,
Провода вот-вот начнут искрить,
И семья давно его хотела
Сдать в утиль и нового купить.

Тот, блестящий, мог летать как птица
С кучей новых игровых программ,
Что нам поставляет заграница,
Легче нашего, почти на килограмм.

Решено, кредит, платёж в рассрочку
И в субботу едем покупать.
Будет нянька, классная для дочки,
И покормит и уложит спать.

Но случилось страшное, не ждали
Молния ударила в тот дом,
Ночь темна, они уже все спали,
Мама с папой, девочка с котом.

Пламя быстро охватило зданье,
Жарким дымом все заволокло,
Папа сразу потерял сознанье,
Чуть позднее, мамино ушло.

Злой огонь на лестнице качался,
Пламя двери детской уже жгло,
Старый робот долго заряжался,
Но спасенье все таки пришло.

Он тащил людей, горела краска.
Вынес всех, на травку положил,
Спросит внучка, – «Дед, а будет сказка,
Как тот робот дальше у них жил».

«Ну конечно будет, дом отстроят,
Мама брата девочке родит.
Роботов в квартире станет трое,
Старый здесь он с малышом сидит».

Ну а в чём урок у этой сказки?
Не судите строго и спеша,
Дело все в той обгоревшей краске,
Может там и пряталась душа?!

Ордена цена

Посидите что ли рядом, выпьем крепкого вина,
Мне сегодня очень надо, помощь други мне нужна.
Не в деньгах, конечно дело, просто грустно одному
Мне хандра сковала тело, что с ней делать не пойму.

Помолчим, как раньше было, каждый думал о своём,
Мне ребята все постыло, волком вою этим днём.
Ничего не надо боле, просто видеть всех опять,
Не в моей конечно воле вас у вечности отнять.

Ну, хотя бы на мгновенье, сели рядом как тогда
Вот вручили в День рожденья орден – Красная Звезда.
Посидим, помянем наших, стол простите, будет прост
На закуску банка каши, за ушедших третий тост.

Вспомним все, как дружно жили, хлеб делили и беду
Верно Родине служили той, что нынче не найду.
Как нас духи окружили, вспомним тот последний бой
Меня сразу положили, старшина прикрыл собой…

***

Молча встал, вздохнул устало, орден положил в стакан,
Без руки в тельняшке старой, водки выпил капитан
Со стены на жёлтом фото улыбались пацаны,
И жива была вся рота, ещё не было войны.

Каждый сам для себя решает

Одиночество тёмных окон,
Стены чьих-то чужих домов,
Ты пока ещё только кокон
В брызгах серых невнятных слов.

Совесть жёсткая – харакири
Режет мягкую плоть души
Ту, что мечется по квартире
Ту, что бабочкой стать спешит.

Хорошо бы сейчас покаяться,
Скинуть камень долой с души,
Только чую, придётся маяться,
На земле продолжать грешить.

Отпустите, прошу не веруя,
Зло опять отвечает злом,
И стена та большая серая
И не взять её на излом.

Черноту солнца луч ломает,
Зимней ночи закончив бег,
Каждый сам для себя решает
Кокон? Бабочка? Человек!

Триптих и лабутены

Выставка художников в апреле,
Дорогой парфюм, просторный зал,
Триптих скромный бледной акварели:
Дождь, дорога, старенький вокзал.

Рельсы, убегающие в вечность,
Серый ливень, в небе облака,
Утренняя тихая беспечность
Кисти вдохновенного мазка.

Этот мир заброшенный и зыбкий
Станции затерянной в глуши,
Принимает поезда – ошибки,
Скорые – истерзанной души.

Зябкая придуманная данность
Будоражит, манит не пойму,
Кем-то нарисованная дальность
Так близка, и сердцу и уму.

Три окна пронзительного чуда —
Дождь, пути, заброшенный вокзал,
Кажется, что и я сам оттуда
В это мир, когда-то уезжал.

Прёт народ, мелькают лабутены
Экспонаты, телки и штаны,
Авангарда вычурные темы.
Акварель – рисунок тишины.

Не замечен в оживлённых спорах,
А они бывали так сильны,
Будет снят наверно очень скоро
Скромный триптих с крашеной стены.

Но оставят в сердце грусть и жалость
Трёх картин, бумажные листы,
Когда вдруг вниманье задержалось
Ощутив потоки теплоты.

Мастера небрежною рукою
Выписана каждая и все,
Три листа неброского покоя
На травой заросшей полосе.

Рассказ ветерана вооруженных сил

Когда я сидел в окопе
На границе у реки,
Он в Levis на толстой жопе,
Все облазил кабаки.

Я из банки жрал тушёнку
И солдатский чёрствый хлеб,
Он гусиную печёнку
И с омарами омлет.

От московской зимней стужи
Он на Кипре отдыхал.
Я в Афгане был контужен,
Под огонь своих, попал.

Дочь столичного министра
Вышла замуж за него,
Дача, сад, гараж на Истре.
У меня нет ничего.

Даже нет своей квартиры,
Я прописан у жены,
Две клетушки, душ с сортиром,
Дом построен до войны.

Он на кожаном диване
По ночам, когда не спал
Или лёжа в тёплой ванне,
Мандельштама вслух читал.

Я служил в то время в Туле
По ночам, не то, что спать,
Каждой смене в карауле
Должен был Устав читать.

Так болячек полный список
Себе к пенсии нажил,
Сколь раз был к смерти близок
Где я только не служил.

У того судьба сложилась,
Не в пример моим годам,
То Париж, скажи на милость,
То голландский Роттердам.

В МИД пристроили, в загранку,
Тесть министр попросил.
Он на мерсе, я на танке
Полигонов грязь месил.

Так прошли, промчались птицей,
Чередой тревог и дел
Годы службы, и в столице
я на пенсии осел.

Только что теперь, я вижу —
Харю ту, что за бабло,
Ту, что с детства ненавижу,
На Расею катит зло.

Гладок он, речист, ухожен,
В депутаты так и прёт,
И надеется, похоже,
Что с деньгами удерёт.

Пишет – «эта», вместо – наша,
То есть не его страна,
Знать земля чужая краше,
А родная не важна.

Хаит, труд отцов и дедов
Мол, теперь-то суть видна,
И военных дармоедов
Нам защита не нужна.

Сам конечно в «белом фраке»
Истин лживых наберёт,
И давай печатать враки
И разбрасывать помет.

Дескать, жил не так, трудился,
Ордена носил не те.
Плохо все, чем я гордился
По природной простате.

Вот урод, ну погоди же,
Всех вас вытащат на свет,
Кто пиндосам попу лижет,
В ком любви к России нет.

И конечно, в том уверен —
Мнений много может быть,
Но с таких, по крайней мере
Власти должно и спросить.

Коли мер, вполне серьёзно
Не принять, не потрясти,
То настанет время можно
И державу не спасти.

На скамейке в нашем парке
Ветеран умолк, без слов,
Мы с ним выпили по чарке
За Победу, отчий кров.

На таких, как он, Россия
Держится, растёт и впредь,
Неизведанной и сильной
Сможет все преодолеть.

Душа гуляла в сентябре

Душа моя в сентябрь хочет,
Где льют дожди, и я не прочь
Того, чтоб стали дни короче,
Само собой, длиннее ночь.

Жара спадёт, прохладней станет,
И солнце, землю приласкав,
Кого-то днём не раз обманет,
Поспешно скрывшись в облаках.

На низком небе цвета стали
Они бегут как корабли,
Над петербуржскими мостами
Почти касаются земли.

Ряды деревьев жёлтым цветом
Украсят осени мазки.
Прошло расплывчатое лето,
Промчались бабьего деньки.

Ещё чуть-чуть и разлетится
Багряных листьев кутерьма,
Спеша на землю опуститься,
На парки, площади, дома.

Асфальт дорожек в парке скроют,
И мне шуршащие листки
Прочтут, пока их дождь не смоет,
Свои печальные стишки.

Люблю сентябрь мокрый, разный,
Когда тепло ещё стоит,
И в небе солнца шарик красный
Нагреет берега гранит.

Невы неспешное скольженье
и притяженье синих вод,
Адмиралтейства отраженье
И серой масти небосвод.

Ценю колон ростральных строгость
В завесе льющихся дождей,
Их линий простоту и стройность
И непохожесть на людей.

Прямые линии фасадов,
Домов знакомые ряды,
Люблю проспекты Ленинграда
И разведённые мосты.

Сейчас весна, начало лета,
Не расцвела ещё сирень,
В окно ворвался ливнем света
Погожий майский тёплый день.

А что душа, дождём осенним
Умыта и опоена,
Уже вернулась в день весенний,
Другим пресытившись сполна.

В чём причина

Бьёт в окна домов, охреневшей сирены
И ночью и днём, нескончаемый вой,
Долбит по расшатанным нервам сквозь стены,
Ломая мозги, чей-то джип с мостовой.

Всё валится с рук, появилась усталость,
Быть может пора записаться к врачу?
Но даже такую нехитрую малость,
Сегодня я делать никак не хочу.

Любимая чашка упала, разбилась,
На улице дождь, он с утра льёт и льёт,
Ну что за напасть, мне скажите на милость
Припёрлась, и жить старику не даёт?

Жена разворчалась с утра не на шутку,
Что в доме нет хлеба, сходи, да сходи,
И слез бы с дивана, хотя б на минутку,
Уж новые джинсы не лезут, поди?!

Так в чём тут причина невзгод и волнений,
Судьбы полоса почернела с чего?
Быть может, виновен конфликт поколений?
Так не было сроду, признаться его.

Все просто, но сердце сжимает от боли
Вселенская, серая грусть и тоска,
Вчера вместе с внуком я был на футболе,
Опять проиграл ноль – один, ЦСКА.

Рассказ деда Василя

Только лёд сошёл на речке,
Таит снег, где вовсе нет
И старухи на крылечке
Ловят сидя, тёплый свет.

Во дворах щебечут птицы,
Скоро Пасха, светлый день,
В церковь Богу помолиться
Всяк пойдёт, кому не лень.

Рядом с Маниным сараем,
Где хранит она дрова,
Без работы загорает
Деревенская братва.

Кум, Егор, что сват у Маньки,
Дед Василь уже разлил,
Выпил …, вытер губы майкой
Помолчал …, заговорил.

Расскажу, такая штука,
Вам один большой секрет,
До того не мог, ни звука,
Под подпиской полста лет!

Дело, было, помню точно —
В шестьдесят шестом году,
Я солдатиком на срочной.
Счёт до дому дням веду.

А служили мы в охране
Подмосковного НИИ,
Все слыхали об уране,
Его там изобрели.

Инженеры, самородки
Там ковали нашу мощь,
Три реактора на водке,
Вынь, да к празднику полож!

Ну и что там удивляться,
Торопились как всегда,
То фотон начнёт ломаться,
То тяжёлая вода.

В общем, в ночь на воскресенье
Что-то там произошло,
Толи от ума затменье,
Толи с водки развезло.

Кто из них в Эйнштейны метил?
Звали как, успел забыть,
Изобрёл чего на свете
Вообще не может быть.

…Тут оратор наш прервался,
Попросил ещё налить,
Выпил, крякнул, но собрался
И продолжил говорить.

Энто, грозное изделье,
Чтоб мне бабы не видать,
Стало в ночь на воскресенье
В воздух йонами кидать.
Стали вещи пропадать…

…Что ещё от дуры ждать?!
Как свояк на дне рожденья
Что нажрался стал стрелять,
По курям ядрёна мать.

Понаехало начальство
Всюду ор и страшный крик
Дескать, всюду разгильдяйство,
Может враг сюды проник?

И никак енту заразу,
Не могли остановить.
Вот что значит – без приказу
Испытанья проводить.

Ну а главное – катушка,
Он куда ей поведёт…
Будь то стол, кирпич и кружка,
Сей же миг и пропадёт.

В общем, тот изобретатель
Запустил и, сам не рад,
Свой мюонный излучатель,
Торсионный агрегат.

Уже много чего нету,
Продолжало исчезать,
А могло и всю планету,
Как коровою слизать.

Делать нечего… У Деда
Глаз один слезой заплыл.
Дан приказ, чтоб до обеда
Ентод стенд, отключён был!

Как сумели дело справить,
Не сегодня разговор,
Всё смогли тогда поправить,
Тем учёным не в укор.

Был разбор, медаль мне дали —
«За спасенье на воде»,
Это чтоб враги не знали
Что было, когда и где.

Только вот скажу, сомненье
Гложет душу мне с тех пор,
Как бы то изобретенье
Хитрый враг, какой не спёр.

Да и Вас прошу, заметьте
Пропадают, нету сил,
Будто кто машины эти
Снова к сети подключил.

И уже пропало это,
а вчера исчезло то,
Может снова над планетой
Генерируется что?

Пропадают у народа,
То зарплата, то мечта,
Где скажите та порода,
Вера, честность доброта?

Дед умолк и глаз прищурил,
В думах был, искал слова.
Подошёл к сараю Шурин
Где кричит мои дрова?

Вчера вечером у бани
Положил охапку дров,
Что заимствовал у Мани
Ан исчезли, будь здоров!

Мужики переглянулись,
Кум для шурина налил.
Тут сомнения проснулись,
Дед то правду говорил!

Кто ж в своей деревне станет
Красть, чужие же дрова?
Разве день такой настанет?
В это верится едва.

Снег на солнце стал прозрачен,
Потекли ручьи воды,
Детвора по лужам скачет
Со дворов, туды сюды.

Скоро Пасха, день весенний
Чисто, на душе светло,
От того что есть спасенье
И оно уже пришло.

От того, что есть Россия,
Есть деревни, города
И под небом этим синим
Будет жить она всегда.

Печорский тракт

Ночь, темно, вокруг тайга,
По реке идут КАМАЗы,
Звёзд, рассыпанные стразы,
Зимней речки берега.

В небе чёрном лик луны
Разлился по темноте,
В той бездонной высоте,
Чьи пределы не видны.

Глухомань разбудит свет
Мощных фар больших машин,
Даль заснеженных вершин,
Мирно спящих тыщу лет.

Гул моторов разнесётся,
Обороты наберёт,
Тишину лесов порвёт,
Гулким эхом отзовётся.

Зимником по льду реки,
Трасса тут зимой одна,
Летом, нету нихрена,
Так что ездить, не с руки.

В группе, что из трёх машин,
Наш нагруженный КАМАЗ
Прёт всей мощью своих масс,
Оставляя слепки шин.

Светом фар ломаем мрак,
Разрезаем темноту,
Путь не близкий в Воркуту,
Снег и лёд, Печорский тракт.

Сосны, ели, слева, справа,
Километры прочь бегут,
Знает трассу, лыс и крут,
Крутит руль водитель Слава.

Радио орёт в кабине,
Жмёт КАМАЗ по целине,
Здесь планшеты не в цене
И вайфаев нет в помине.

Лепс гремит, слетел с катушки,
Чарт на радиоволне,
Кофе в термосе – вполне,
Уже выпили три кружки.

Скоро утро, переправа,
Там вода, обломки льда
И проскочишь не всегда,
Ну, давай, твой выход Слава.

20 тонн фабричной стали
По промоине, по дну,
Гонят впереди волну,
Крошки льда стекла достали.

Выручайте в матерь боги,
Крепки русские слова,
Север или Колыма,
Эх, российские дороги.

Всё, прошли, а я не верил,
Дальше легче, там земля,
Ехать нам ещё два дня,
Или три, по крайней мере.

Будем печкой, что в кабине
Мы сушить штаны потом,
Растираться всем гуртом,
Старой водкой на рябине.

По бортам сосульки сбиты,
Но ещё не высох пол,
А уже накрыли стол,
И сто граммов не забыты.

То отдельный протокол.

День уже и снег искрится,
Вот и Сия, там привал,
Если ты всю ночь не спал,
Хорошо в кабине спится.

И опять летит дорога,
Прёт КАМАЗ, все двести сил,
Пока речкой колесил
Покарябанный немного.

По земле метёт и крутит,
Снег с утра пошёл опять,
График надо нагонять,
На стекле на фотке Путин.

Ночью будут звезды снова,
Нам приветливо мигать,
И в дороге помогать
Два коротких крепких слова.

***

Русь, от края и до края,
Бесконечные пути
По которым нам идти,
Свой, из прочих, выбирая.

Значит мой, по бездорожью,
Зимней снежной целиной,
Где дороги ни одной,
Асфальтированной ложью.

Меланхолия

Утром встану, опять чихая,
По прогнозу весь день дожди.
Буду поздно, на ужин не жди,
Как дела? Всё ókej дорогая.

Дождь с утра и до ночи молотит
По балкону, железу, стеклу,
Заливает водою Москву,
По дворам и по улицам бродит.

Месяц май, а погода плохая
И не трудно наверно понять,
Почему мы стремимся опять
К теплоте, что согреет лаская.

Меланхолия времени года,
Посерели проспекты, дома,
Акварелей неярких, сама,
Набросала на город природа.

Щётки воду со стёкол стирают,
Прилипая бегут взад вперёд
И приёмник в дороге орёт,
Чья-то песни мозги раздирают.

В угасании дня московского,
В звуках улиц уставши, прусь
По Арбату разлита грусть,
Ре-минором Петра Чайковского.

В лабиринтах глухих закоулков
Мимо стен, в арках старых домов
Бьётся сердце над поиском слов
Я найду их в тиши переулков.

Бесконечна дождя какофония
Но я знаю, он скоро пройдёт
Солнце светом Москву зальёт
И уйдёт моя меланхолия.

Две копейки, телефон-автомат

Уже темно и надо возвращаться,
Трамваи реже начали ходить,
Тебе со мной не хочется прощаться,
Вот только маме надо позвонить.

Ведь не уснёт, волнуясь до рассвета,
А телефон, вон будка по пути.
Где две копейки, чтобы одной монетой
Их ещё надо в кошельке найти.

Вокруг дома в ночных огнях купались,
А в парке вишни розовым цвели.
Мы в телефонной будке целовались,
А две копейки так и не нашли.

Ушёл трамвай, и рельсов нить дрожала,
И стуки сердца каждого слышны,
Ты мои руки на груди держала
И две копейки стали не нужны.

Лицо девчонки юной недотроги,
Моё признанье первое в любви,
Когда так длинны школьные уроки,
Когда так ярко светят фонари.

Остался вкус слегка солоноватый
Тех губ, тех слёз и нежности твоей,
Когда был юн, кончался класс девятый
И впереди вся жизнь, и столько в ней…

Событий, встреч, чьи не забуду даты,
Людей, что были мне всегда близки.
И двух копеек, выпавших когда-то,
На пол той будки из твоей руки.