«Да, гулял тут. Ну, типа, захожу в винную лавку. Ну заказал пиво, да. Сижу, пью, всё барабану. Заходит какой-то смурной такой. Ну, типа по харе видно – типа, мужик без балды, да. Ну, не наш пацан. Я ему: «Ты кто?». Ну, а он: «Никто». Прикинь, да. Совсем опух. Ну, я ему кружкой по харе, да. А он начал руками чё-та размахивать. Ну, ему ещё раз пивом. А он всё стоит, собака. Прикинь, да. Ну, типа, так я ему башню снёс, вот флики приехали – повязали: сижу тут. А всё-таки, чё с тобой-та?»

«Прикинь. Типа, машину, угнали, да».

«Вот, говнюки…»

«Ну, типа, я пешком, да. Ещё дождь чё-та пошёл. Весь, типа промок. Башня не варит. Тут останавливается какой-то хрен, говорит, типа подвезти может. Ну, я согласился, да. Проехали, типа, километра два, он чё-та разворачивается с пушкой в руке, типа флик, говорит приехали. Теперь собаки какое-то убийство шьют».

«О, говнюки…»

«Да, типа, говнюки…»

Спустя полтора часа подобных разговоров «прикостыляли четыре камерщика» (именно четыре, обычно такое сопровождение даётся только в тюрьмах особо строгого режима, вроде старого «Алькатраса»): «Выходите мистер Кордарро».

Меня отвели в маленькую комнатку с одним столом, двумя стульями и кучей свидетелей за стеклом на стене (любимое дело всех полицейских высшего чина наблюдать вот так за зеркалом на человека, которого они никак не могут засадить в тюрьму).

Сидевший за столом подстриженный под «Ёжик» следователь, предложил мне присесть и, отпустив только двух охранников (теперь ясно – это уже не полиция, это что-то важнее, скорее Интерпол, потому что в Испании ничего серьёзного нет, очевидно, что они знают мою примерную ориентацию), начал: «Как вас зовут?»

«Отвечать я буду, только рядом со своим адвокатом».

«По закону вы должны ответить на наши вопросы до прибытия адвоката (эти следователи очень любят «повешать лапшу на уши» новичкам в преступности, мне же он, скорее всего, захотел «поморочить голову» или попытать удачу)».

«Я свои права знаю (на таких допросах необходимо следить за каждым своим словом, ибо слова вроде снять, убрать, кончить можно трактовать так, как хочется), кроме того, я – итальянский подданный, а это имеет некоторое значение».

«Какое же?»

«Приведите мне сперва адвоката».

«Ещё раз повторяю, что сначала вы обязаны ответить на наши вопросы (его «должны» переросло в «обязаны», то есть он начал давить, а значит против меня у него ничего нет, в крайнем случае чего-то особо сильного)».

«Все ответы только при помощи адвоката».

«Ладно, уведите его отсюда», – он постучал по столу, после чего пришли те двое охранников, ушедшие ранее.

В это тот раз меня повели не в камеру, а в тюремно-перевозную машину, которая с неимоверным успехом могла бы перевести меня даже в другую страну – эти ребята со мной так просто расставаться не хотели, так что даже решили нарушить закон и не дать мне ни позвонить, чтобы меня мог найти хотя бы адвокат, ни сообщить, например в посольство (просто пример, потому что, вероятно, итальянские спецслужбы об этом всём знают), что их подданный мол так и так; трудно даже представить сколько они могли бы раскатывать меня по разным местам, тем самым фактически похитив, если бы я не звякнул своим перед тем, как меня взяли, ведь начали бы меня искать далеко не сразу.

«Ну, что, будем говорить?» – спрашивал меня всё уже другой (теперь его волосы быои зализаны назад и блестели на свету) следователь, но уже совершенно в другом месте, где в моём распоряжении уже находилась одиночка.

«Как насчёт адвоката?»

«Я уже сказал, что сначала вы должны ответить на наши вопросы».

«По идее дело обстоит как? Вы вызываете адвоката, а пока он спешит на место, вы ломаете передо мной комедию, утверждая, что я обязан ответить на ваши вопросы сразу, но отвечать на них я не захотел, а адвокат не приехал спустя целые сутки, значит, его вы не вызывали. Вы нарушили закон, не давая мне право на адвоката».

«Вы хотите поговорить на чистоту? Давайте. Отпускать мы вас не собираемся, потому что знаем, на кого вы работаете. Мы обещаем вам охрану, вы будете жить, как в раю, если расскажете нам, всё, что знаете».

«Я – частный предприниматель с итальянским гражданством (они всегда записывают такие разговоры на плёнку), вы не имеете права меня задерживать здесь более 48-ми часов и должны предоставить адвоката, или дать мне возможность связаться со своим».

«Вы очень несговорчивы, мистер Кордарро. Поймите, что отсюда у вас два выхода: с нашей помощью, или с помощью старушки с косой».

«Старушки с косой? Есть много старушек, но чтобы ещё и с косой… Не знаю я никаких старушек… С косой там или без косы. Не знаю… Просто даже понятия не имею, о ком вы говорите».

«Вы можете валять дурака до бесконечности, но в любом случае живым вам отсюда не выбраться».

«Пахнет угрозой…»

«Это не угроза, это – правда».

«Для правды мне нужен адвокат».

«Адвокат не прибудет. Никто не прибудет. Поймите это, мистер Кордарро».

«От меня вы ничего не получите. Это мой окончательный ответ».

«Воля ваша, но учтите, что времени у нас достаточно», – он снова постучал по столу, после чего меня отвели в одиночку.

Такое откровение могло означать только две вещи: либо меня сдали свои, что являлось бы худшим вариантом для меня, либо на всю Коза-Ностру началась большая охота, что являлось бы худшим вариантом для организации.

Не знаю, не слыхал, не понимаю

4:23 19 августа.

Допрос номер 3.

«Мистер Кордарро, надеюсь, вы, наконец, поняли, что у вас нет выхода».

«Выход есть всегда».

«Разумеется. Но у вас особое положение».

«Да что вы?»

«Да, мистер Фауст (очевидно, некоторая информация по мне у них пришла только в тот день)».

«Какой ещё Фауст?»

«Не надо притворства. Мы прекрасно знаем кто вы».

«Конечно, я вам уже сказал, что я частный предприниматель с…»

«Криминальными делами».

«Нет».

«Раньше вы убивали людей, которых вам называла организация, теперь в большинстве случаев, выбираете себе цель сами…»

«Сущий бред».

«Также вы руководите особо сложными операциями…»

«Вам не надоело. От похищения вы перешли к клевете. Кто вы вообще такие? (наконец-то я дождался момента, когда без ущерба для моей роли безупречного мистера Кордарро можно было бы задать такой вопрос)»

«Правоохранительные структуры».

«Какие именно?»

«Это вы узнаете после того, как ответите на наши вопросы».

«Чё-то меня все в последнее время принимают за полного идиота. Я достаточно хорошо знаю свои права».

«Хорошо, Фауст…»

«Меня зовут мистер Кордарро».

«Хе-хе, хорошо, пусть будет так. Мистер Кордарро, здесь у вас нет никаких прав».

«Мне надоело слушать эту чушь».

«Поймите, мистер Кордарро, в скором времени всю вашу мафию мы повяжем по рукам и ногам, как кролика, и в живых или на свободе останется только тот, кто нам поможет (теперь то ясно, что это хота на организацию, а не на меня лично). Все полягут: и ваш великий босс, и вся его свита, и даже этот ваш неуловимый Риманоа – все, только вы сможете остаться целым и невредимым (опять начал врать, кроме меня, наверное, уже обрабатывают ещё несколько человек, вроде Джовани Гамбино (некто типа меня)).

«Я абсолютно не пойму, о чём вы говорите».

«Не упрямьтесь, мистер Кордарро, мы выбрали именно вас, потому что вы обладаете обширной информационной базой, кроме того о вас ходят слухи, что вы хотите уйти (всегда брешет, таких слухов никто не пускал, если только какой-нибудь мой мёртвый враг). Так вот, у вас есть отличная возможность это сделать – уйти на пенсию живым, а не мёртвым».

«Сколько раз вам ещё повторить то, что я не имею ничего общего с преступностью».

«Можете обкатывать эту песню, сколько хотите, это бесполезно. Увести его в камеру».

Самодеятельность в заключении

7:25 19 августа.

Допрос номер 4.

«Будете ли вы с нами сотрудничать, мистер Кордарро?»

«Я – добропорядочный гражданин. Я всегда сотрудничал с…»

«Вы опять за своё…»

Я приблизился к нему поближе и шепнул так, чтобы ни приёмники, ни чужие уши за стеклом на стене ничего не услышали (опять-таки всем известное правило: «Всё, что вы скажете, может быть использовано против вас в суде», хотя надо мной они явно никакие суды не намеревались вершить, это просто избитая привычка): «Вы знаете, что при жуках я говорить не буду, поэтому везите меня на открытую местность».

«Хорошо, мистер Кордарро, мы подумаем. Увести его».

Они подумали очень хорошо и снова посадили меня в машину для перевозок Очень Важных Персон с решётчатыми окнами.

«Теперь, мистер Кордарро, настала пора говорить», – начал зализанный следователь на открытой местности, когда на расстоянии примерно 20 метров меня окружали около тридцати человек (половина спецназовцы, половина костюмированные агенты), вооруженных самым что ни на есть разнообразным оружием: от "Беретты 92F" до РПГ-22 "Муха".

Местность действительно была открытой: эти сволочи позаботились о том, чтобы в случае попытки бежать меня было бы видно на несколько километров; по природе можно было бы сказать, что это французский Лазурный берег (ещё одно доказательство того, что это – Интерпол, ведь их центр в Лионе, всё та же Франция).

Я снова зашептал в харю следователя: «Слышь, ты, кабан, такая местность не пойдёт!»

«Какая же вам нужна?

«Мне нужен лес, а не эта твоя пустыня».

«Вы переходите все границы, мистер Кордарро».

«Сказал. Все разговоры только в лесу!» – стоило мне закончить эту фразу, как все тридцать человек мысленно разделились на две группы и стали палить друг по другу. Создалось впечатление, что спецназовцы знали по кому пулять, а агенты – нет.

Я схватил следователя, повалил на землю, выискал под пиджаком «Манурин» (шестизарядный револьвер 9-ого калибра французского производства) и, уже лёжа на земле, ткнул его в детектива.

Надо мной гремели взрывы, куча выстрелов, глухой мат на разных языках (преимущественно на французском), но после минуты такого безобразия воцарила тишина, и вдоль поля пронеслось: «Вставай, Фауст».

Наркотический сон

13:40 19 августа

«Я не часто это говорю, но вы действительно хорошо поработали», – вёл к концу я разговор с Эмануилом Ревидоном, управляющим нашими криминальными делами по городу Монпелье.

Хвалил я его не просто так, а за своё освобождение. После моего звонка Ричарду в Испанию, а затем Францию была послана специальная группа, предназначенная для разработки и осуществления побегов. Когда они выяснили моё месторасположение (секретное место лишения свободы возле городка Лодев, 60 километров от Монпелье), а также то самое открытое место, куда я просился интерполовцу, в голову им пришёл дерзкий план побега.

Дело в том, что подозреваемых Интерполом охраняют агенты с личным оружием и местное подразделение спецназа, прибывающее из обычного полицейского участка. Машину со спецназом по дороге на открытую местность подорвали и заменили на свою, сицилийскую, вооруженную до зубов, так что охранять меня приехали свои же коллеги, которым не составило труда застрелить агентов. В итоге в плену у нас оказался зализанный назад следователь, задававший мне свои идиотские вопросы.

Его звали Жозе Фантен. 37 лет. Женат, двое детей: 10 и 17 лет. Окончил юридический институт Тулузы в 1986 году. Поступил на работу в криминальную полицию. Через несколько лет за прекрасное выполнение своей работы был произведён в инспекторы и переведён во французский Интерпол с должностью старшего следователя по особо важным делам. И, наконец, в 2002 году был взят в плен итальянской Коза-Нострой.

Допрос №1.

Теперь настала моя пора допросов. Фантена буквально приковали к стулу перед столом с "допросительными" приборами в крохотной комнатке одноэтажного дома на окраине Монпелье. За столом сидел я, возле следователя стоял, жаждущий работы Ревидон.

«Ну, садись, гостем будешь. – мой голос звучал холодно и неторопливо, – Итак, как вас зовут?»

«Я буду отвечать только в присутствии своего адвоката», – следователь просто издевался над нами, а Эмануил такого вынести не смог: несколько ударов влетели интерполовцу в район носа, от чего потекла кровь, а зализанность превратилась в растрёпанность.

«Да, ладно вам, мистер Фантен. Поймите, никто не приедет. Лучше скажите, кого вы взяли, кроме меня?»

«Приведите мне сначала адвоката…», – правопорядочник сменил речь на отдельные междометия от агрессии Эмануила, чем-то напоминавшего мёртвого Нормана, избивая всех направо и налево.

После битвы я продолжил свою речь, взяв со стола хирургический скальпель и начав им размахивать: «Шутки в сторону. Ты понимаешь, что мы с тобой сделаем, если ты будешь вот так вот сидеть, дожидаясь адвоката… Нет? Ладно, не хочешь по хорошему… Введи ему скопотоломин (наркотический препарат, при котором объект становится чрезмерно общительным, откровенным и благодушным).

После ввода вещества и по прошествии некоторого времени следователь затараторил: «Ооооо, а вы знаете, я в начале сентября с женой улетаю на Гавайи».

«А, как вас зовут?»

«Жозе Фантен. Ну, вот, а там…»

«Кем вы работаете?»

«Я – следователь по особо важным делам…»

«Очень хорошо».

«Я хочу третьего ребёнка. Знаете, у меня две девочки, а я хочу мальчика…»

«Какое ваше последнее дело?»

«Да, что вы всё о работе?! Она мне уже надоела! Хватит! Хватит работать! Надоело!»

Я встал со стула, подошёл к потерпевшему и стукнул по голове: «Я чё-та не понял. Чего ты ему ввёл?»

Ревидон немного озадачился: «Скопотоломин, как ты сказал…»

«Скопотоломин я увидел у него в начале, а в конце уже амфетамин».

«Ничего не пойму…»

«Ладно. Когда проснётся, дай ему бешеной вишни: пусть бредит, пока не выбредит то, что нам нужно».

«А ты куда?»

«Скоро вернусь».

Я направился за новой экипировкой – старая ведь взлетела на воздух.

Итак, мобильник, снова «Глок 26», четыре обоймы к нему, две осколочных оборонительных гранаты, сумка с самоуничтожением и ноутбук (во всех

более-менее крупных населённых пунктах у нас имеются так называемые «арсеналы», размеры которого определяются величиной и степенью важности города (мне повезло, что там ещё остался «Глок»), что касается мобильника и ноутбука, то их, естественно, можно приобрести легально).

17:25 19 августа.

«Ну, что, выбредил?» – спросил я у Эмануила, вернувшись после пополнения оружием и техники.

«Да сукин сын – он. – рычал слушатель бредней, – Несёт о жене, детях, даже о том, как учился в школе. О чём угодно. Только не о работе. Собака!» – он сорвался и полез в драку с полуживым следователем.

«Остановись, это не поможет».

«Нет!!! Поможет!!!»

Я достал «Глок», скрутил с него глушитель и пальнул в потолок: «Успокойся!»

Француз успокоился.

«Когда приведёшь его в чувства, скажи мне. Я буду в соседней комнате».

Я вышел из помещенья и устроился в другом, чтобы немного отдохнуть от всех неконтролируемых людей, окружавших меня.

«Алло?» – раздался ровный и спокойный голос.

«Это Фауст. Нам требуется помощь».

«Где?»

«Монпелье, место ты знаешь».

«Цель».

«Молчаливый агент Интерпола».

«Когда?»

«Немедленно».

«Буду в 20 часов по вашему времени. Всё».

К нам ехал Филиппе Равани (естественно имя ненастоящее, поскольку люди вроде него знают о судьбе имени и как её можно использовать; кличка – «Туман») – самый лучший специалист-психолог, которого я когда-либо знал. Умеет гипнотизировать, заниматься нейролингвистическим программированием, зомбированием, внушением и всем подобным, что только можно представить в сфере психологии. О нём даже ходили слухи, что первый его гипнотический сеанс был с матерью, которой он ночью во время сна дал задачу сделать что-то для него личное и очень важное. Что именно трудно представить. Выбор пал на него не потому что он – мастер своего дела, а потому что он знал французский.

Затмеватель умов

19 августа 20:02.

Следователь сидел, привязанный к стулу уже битый час и был готов заснуть в любую минуту.

Равани сел напротив и обернулся ко мне: «У вас есть магнитофон?»

Я кивнул Эмануилу, а тот в свою очередь вышел из комнаты и вошёл в неё спустя полторы минуты с чёрным «Panasonic».

Равани воткнул туда кассету и наушники, подошёл к допрашиваемому и одел «уши», нажав кнопку «Play». Обычно, индивиду даёт слушать "шаманскую", редко, когда "космическую" музыку.

Следующим шагом для подготовки жертвы к гипнозу стало вливание внутрь выпивки с содержанием ноксирона (0,25 г).

После приёма очередной порции Равани заявил, что необходимо подождать ещё полчаса.

19 августа 20:34.

Полицейский сидел на стуле, как заколдованный и уже, скорее всего, спал.

Равани подошёл к спящему поводил рукой вокруг да около, вернулся на свою позицию и начал: «Спите глубже. Спите глубже (повторял в течение нескольких минут)… Вы крепко спите… Вы отлично слышите мой голос и вас ничего не беспокоит… Засыпайте ещё глубже… Ещё глубже…»

Затем он указал ему одну проверяющую команду и, выяснив, что объект действительно погрузился в гипнотический сон, продолжил: «Теперь вы хотите отвечать на мои вопросы, оставаясь спящим… Как ваше имя?»

Ответ сонника оказался очень невразумительным и нечётким: «Жозе Фантен».

«Очень хорошо… Вы прекрасно отвечаете на мои вопросы… Вы любите футбол?»

«Да».

«У вас есть жена?»

«Да».

«Дети?»

«Да».

«Вы их любите?»

«Да», – голос объекта немного изменился в сторону человечности, поэтому Равани немного прервал свой опрос: «Спите глубже… Ещё глубже… Вам очень нравится спать…»

«Хххххррррр».

«Кто вы по профессии?»

«Полицейский».

«Какая у вас должность?»

«Следователь по особо важным делам…»

«Спите глубже…»

«ДА, ХВАТИТ УЖЕ!!! ЗАДОЛБАЛ СО СВОИМ СНОМ!!! – надрывался Эмануил, – Говори, сукин сын, кого ещё взяли!!!»

Я огрел Эмануила по голове, после чего тот повалился на пол с громадным треском. Гипнотизируемый явно вышел из состояния транса и начал нести «околесицу». Гипнотизер был спокоен, но явно огорчён.

Зазвонил мобильник.

«Да».

«Это Ричард. Немедленно уходите оттуда и уничтожьте все улики. Копы раскрыли это место».

19 августа 20:41.

Крикнув: «Приведи Эмануила в чувства!», я вылетел из комнаты и помчался в другую, где стояли две канистры с бензином.

Спустя полторы минуты первый этаж был залит горючим (второй заливать нет времени и смысла – там ничего интересного нет ни для копов, ни даже для домушников, так как он пуст), в то время как Равани всё мучился с потерпевшим.

«Ну, в чём дело?» – спросил я с небольшой одышкой (я уже не тот, что раньше), закончив работу.

«Не хрен было его так долбить!» – ответил затмеватель умов.

«Действительно. Лучше, чтобы он орал, как недорезанная свинья».

«Легче его вообще тут спалить…»

«Ага, и детектива за одно».

«Есть предложения получше?»

«Да, ты тащи флика, а я – его», – я слегка пнул Эмануила ногой.

Эмануил оказался на редкость лёгким, и даже слишком. Мы преодолели довольно-таки длинный коридор и вышли на улицу, где находились две наши машины (чёрная «BMW» на которой прибыли мы с Эмануилом и белый «Peugeot» Равани).

Пока Равани погружал наш «ценный груз», я устроил «Парад Белых Огней» в теперь уже бывшей «камере пыток».

19 августа 20:57.

Другой такой же «комнаты банальных вопросов» в Монпелье у организации не было, поэтому пришлось заехать в «посольство», хотя по всем нашим статьям проводить пытки да и вообще завозить туда всякую шваль – нарушение всех принципов, но дело первостепенной важности.

У «чёрных» ворот пришлось остановиться.

Я вылез из машины и направился ко входу большими и быстрыми шагами (за нами всё-таки охотились флики, так что можно было даже и понервничать). После двух стуков и прошествии двадцати секунд дверь открыл долговязый детина лет двадцати, наряженный в стандартный чёрный костюм с двумя пуговицами на пиджаке. Этикет он явно не знал, и нижняя пуговица оказалась застёгнута. Физиономия квадратная, плечи в аршин, кулаками гвозди забивать, словом ещё одна бессердечная бита в криминале. Этого «орла» я видел впервые.

Задал он тот вопрос, который я рекомендовал задавать во всех посольствах при подобных встречах (два года назад я лично руководил основой всех систем безопасности наших представительств во Франции, всего их три: в Монпелье, Париже и Бресте): «Вы, по какому вопросу?»

«Я – Фауст».

На квадратном лице не дрогнул ни один мускул: «И что?»

Парень новенький не только в Монпелье, но и в Коза-Ностре.

«Сообщи Дюкону, что прибыл Фауст», – Дюкон – посол в Монпелье.

«Здесь таких нет, извините», – ответил новичок и захлопнул дверь, этот фокус тоже моё изобретение.