КЛЮЧИ ОТ РАВНОВЕСИЯ

Плюс

Давным-давно, когда я учился в университете, жил в общежитии, а денег не хватало ни на что, было у меня весёлое приключение.

Просыпаюсь рано утром в странном настроении. С одной стороны, оно отличное по причине дня рождения, с другой, поганое, из-за того, что отмечать его не на что. И вдруг появляется приятель и спрашивает, нужны ли мне деньги. Ага, думаю я, вот и подарок, ёлки-иголки. Кому ж в студенчестве деньги не нужны?

Оказывается, нужно было разгрузить вагон с этикетом на табачной фабрике. Что такое «этикет», мы тогда не знали, и это слово нас не напугало. Выяснилось, что это такие упаковки с картоном, из которого изготавливают пачки для сигарет. Тяжеленные упаковки, надо сказать, по ощущениям, в них не картон, а кирпичи. И их, прошу заметить, целый железнодорожный вагон. Но платят за разгрузку вагона аж двести сорок рублей. Нас трое. Несложный подсчёт даёт очень привлекательный результат – по восемьдесят рублей на нос, и это при том, что размер месячной стипендии тогда составлял сорок. Это я всё в тех, в старых деньгах помню. И на сорок тогда худо-бедно умудрялись месяц протянуть. А восемьдесят – это просто праздник какой-то!

Сорвались. Поехали. А там – полное разочарование. Вернее, не полное, а половинное. На разгрузке уже трое конкурентов. Ёлки-иголки! Опять несложные арифметические вычисления, и, как результат, понимание, что заработать получится только по сорок. Ну, в принципе, тоже неплохо. Стипендия за раз.

А вот закончили мы зарабатывать свою стипендию уже после часа ночи. Уработались так, что на ногах не стояли. Денег на такси не было, и в общагу возвращались пешком, транспорт уже не ходил. Вспомнить страшно, чего уж. Но этот день рождения я запомнил на всю жизнь.

Я про тот день не случайно вспомнил, а потому что попал, как говорится, с корабля на бал, ёлки-иголки. Из ходки, да на день рождения. И не кого-нибудь, а Звонаря. Ох, что-то слишком часто наши дорожки в Зоне пересекаются.

Я распахнул дверь в бар и обнаружил свою жену, в полной тишине заканчивающую анекдот и толпу молча внемлющих сталкеров. И вот дружный хохот. Умеет она, что уж говорить, Шутник, ёлки-иголки. Катя моя, Катерина. Уж и не знаю, когда я наконец-то привыкну называть её так. Хотя бы наедине. Особенно если учесть, что в Зоне настоящими именами не кличут, не принято.

– Ты зачем анекдот портишь? – ну не мог я её не подколоть, тем более, что анекдот и правда звучал смешнее в оригинале.

Она повернулась.

Я испытал такой прилив нежности. Как же мне повезло. Как же мне повезло, что я нашёл свою женщину, здесь, в чернобыльской Зоне отчуждения. Рыжую, смешливую, немного нелепую в камуфляже и неуместную здесь, в этом месте, но такую родную. Катю, ёлки-иголки. Умницу. Красавицу. Мою.

Она обвила мою шею руками и прошептала на ухо:

– Пытаюсь быть приличной мужней женой, анекдоты без пошлостей теперь рассказываю.

Я поцеловал её в щёку и сказал:

– Не-не-не, я не согласен. Тогда это будет не Шутник. Не та девушка, которую я знаю. Я категорически против, ёлки иголки.

Она отодвинулась от меня и засмеялась:

– Хорошо. Я согласна! Мне и самой так не нравится. Кстати, – она посерьёзнела. – Ты как сходил? Нормально? Голодный, небось? Тут, по бару слухи Феликс распускает, что Марта борщ сготовила. Ты будешь? Я бы не отказалась, сама голодна, как чернобыльский пёс!

– Обижаешь подруга, – я посмотрел в сторону бара.

За стойкой никого не было.

– Я и борщ буду, и не только, я ж с ходки. Кстати, а чего тут народу так много? Опять анекдотный бенефис устраиваешь?

– Нет, Шутник! Давай ещё! – крикнул из толпы подозрительно знакомый голос. Кричали явно капс локом.

– Да Звонарь день рождения свой празднует.

– Звонарь? День рождения? – я понял, чей голос я слышал.

А вот и физиономия его довольная.

– Звонарь, что ли с днюхой тебя!

– Нет, Плюс, спасибо!

– Так всё же, нет или спасибо? – неудачно попытался пошутить я.

– Нет. Что?

– Проехали. Я бы тебе пожелал, расти большой, да нафига оно тебе надо, ёлки-иголки, ты и так дылда ходячая.

Звонарь довольно захохотал и заявил:

– Нет, Плюс, с тебя тоже подарок!

– Подарок? – я слегка офонарел. – Это я неудачно зашёл, ёлки-иголки. Какой подарок, балабол?

– Нет, Плюс, а ты попроси жену ещё один свежий анекдот рассказать, вот и будет с тебя подарок, – он победно оглядел толпу. – Нет, верно я говорю?

– Да! – дружно взревела толпа.

Ну не так, чтобы все прям «Да» кричали. Орали и «Ага», и «Давай», и даже просто «Молодец!»

«Да?» – одними глазами спросил я у Кати. «Да!» – ответила она мне ресницами. Своими красивыми ресницами.

Я поднял руки ладонями вверх. Сталкеры постепенно стихли. Резко махнул правой рукой вниз:

– Мочи, Шутник!

Ответом был рёв, хохот и прочие, сопровождающие ликование толпы звуки и выкрики.

– Я коротко, хорошо? А то на голодный желудок голова не работает.

Шутник помолчала.

– В общем, на дне рождения что-то пошло не так, – она сделала паузу и продолжила: – И к концу праздника из пьяной стриптизёрши вылез торт, – жена повернулась ко мне. – Пошли борщ есть.

Судя по звукам, до народа начало доходить. Но не на взрыв. Так, хохотки, повтор финала. Хотя кто-то издавал звуки, словно из него тоже что-то вылезло. Не торт, конечно, откуда здесь торт, но что-то весомое.

Накатило. Я почувствовал себя дома. А вот, казалось бы, какой-то час назад я не знал, останусь жив или нет. Всё же попадание в аномалию, чаще всего верная смерть. Это в лучшем случае. В худшем можно остаться таким калекой, что дальше уже не жизнь, а прозябание.

Трамплин выстрелил мною, как ядром из пушки. Я и напугаться не успел. А вот с траекторией полёта повезло. Приземлился точнёхонько на то самое, единственное на всю округу чахлое деревце. Ствол спружинил, но выдержал. А я уцепился за ветви руками с такой силой, что оторвать меня не смог бы ни один псевдогигант. Если бы ноги были не в обуви, вцепился бы ещё и пальцами ног.

Не знаю, сколько времени прошло, пока я пришёл в себя от шока. «Грозы» нет, рюкзака нет, запасные магазины из разгрузки повылетали, нож остался только один, второй куда-то усвистел. Но это я не сразу осознал. Выдохнул, проморгался, осмотрелся. Второй раз за день на дереве сижу. Тенденция, однако. Может, гнездо свить? Опять от страха тупые шутки в голову лезут.

Мутантов и след простыл. Ну, то есть запчасти от чернобыльских кабанов можно было увидеть, но большей частью от них остались просто кровавые пятна, окружённые кучками мяса, костей и шкуры. Повеселились псевдогиганты. А вот меня не тронули. Странное везение. Впрочем, я о нём позже решил подумать. Осторожно спустился, потратил ещё почти полчаса на поиск утерянной амуниции, однако нож свой так и не нашёл. «SOG» – это вещь, ну, да ничего. Закажу у Скуперфильда новый.

В полном раздрае и смятении в башке, ощущая, что там каша из мыслей, пошёл на «Росток». Без, заметьте, приключений. Почти без. Потому что чуть не наткнулся на очень редкую аномалию. Её гаечками не обнаружишь, да и детектор на неё не срабатывает. Благо я про такое уже знал, так что только опыт и помог. А так, прилёг бы поспать вечным сном.

Аномалия «Цветочный луг» и выглядит, как цветочный луг. Ну, то есть в нормальном мире встретить красивую цветочную и цветущую поляну нормальное дело, а вот в Зоне обильно растущие цветы вызывают подозрение. И не зря. Ибо растут они обычно на трупах, буквально покрывают их своими кустами. И эти самые цветочки, на вид невинные, вырабатывают большое количество пыльцы, имеющей галлюциногенное и усыпляющее воздействие. Заходишь на такую полянку, чувствуешь усталость, нападает сонливость, ляжешь и уже не встанешь. Сам я, к счастью, с таким не сталкивался, но читал и рассказы слышал. Так что, когда прямо по курсу нарисовалась достаточно большая поляна с красиво цветущими цветами, я залез в ПДА и сравнил описание. Ага, точно она. В общем, обошёл её по кругу и двинул дальше.

И вот я дома, ёлки-иголки.

Феликс появился из подсобки:

– Какие люди! – он широко улыбался. – Как всегда или как?

– Или как всегда, – я протянул руку, и мы поздоровались. – Слух прошёл, что у тебя тут борщ сегодня подают?

– Ну как, борщ. Я бы сказал, красный суп, поскольку не я варил.

– Феликс, – подала голос жена. – У меня муж с ходки пришёл. Вот ему сейчас хоть красный суп, хоть зелёный, всё равно.

– Не-не, я не согласен! – возразил я. – Не хочу я зелёный суп. Давай красный. Главное, чтобы горячий, а не синий от холода!

– Э, Плюс, ничего ты не понимаешь. Борщ, он настояться должен, а значит, горячим он только разогретый бывает. Сейчас же он только сварен, – бармен посмотрел на нас как-то с сожалением, потом махнул рукой. – Э, ешьте, что хотите, вам только у Марты моей и столоваться.

– Феликс, без обид, а? – я поднял вверх руки. – Сдаюсь. Только накорми нас, пэжээл, а меня ещё и напои.

Бармен поджал губы:

– Значица так. Предлагаю борщ не моего производства. К нему хлеб чёрный, бородинский, чеснок, сало солёное из морозилки. Оттуда же и остальное, что положено. Салаты или ещё какие закуски? – он переводил взгляд с меня на Катю.

Чёрт, я уже в мыслях всё же называю Шутника Катей. Прогресс, ёлки-иголки. Главное, вслух не начать, при всех.

Но при этом рот наполнился слюной, как только я представил всё, что перечислил Феликс. Прямо почувствовал аромат чеснока и увидел тоненькие, с мясными прожилками, кусочки солёного сала, обсыпанные чёрным перцем.

Я повернулся к ней:

– Ты как? Я к борщу ещё мяска съел бы. Не наемся я супом.

– Не, я только борщ. Ну, может, потом ещё салат какой попрошу. Можно же, Феликс, да?

– Да как хотите, мне последовательность неважна, – Феликс снова улыбался. – А тебе могу предложить отбивные, остальное ждать надо. А на гарнир, – он наморщил лоб, – по-моему, только картошка жареная и осталась, оглоеды эти жрут так, что готовить не успеваем в четыре руки.

– Не, ждать не могу, организма моя не хочет ждать, а хочет, наоборот, срочно что-нибудь съесть. В том числе и отбивные с жареной картошкой. Уверен, к ним и ещё чего-нибудь найдётся, – я снова посмотрел на жену. – Тут посидим? А то в толпу не хочется, ёлки-иголки.

– Посидим, – согласно кивнула она. – Только бесполезно. Ты же знаешь, если гора не идёт к Магомету, то Магомет сам припрётся к горе.

– В каком смысле? – я пытался понять, что она имеет в виду.

– Ты думаешь, Звонарь отстанет? Десять против одного, и пяти минут не пройдёт, как он тут нарисуется.

Я засмеялся:

– Не, ёлки-иголки, я заведомо проигрышные пари не держу.

Шутник

– Ну, рассказывай, – мы ждали, пока Феликс накроет нам перекус прямо на барной стойке.

Плюс. Его настоящее имя остаётся мне на ночь, это лично моё и только моё, никому не отдам! А здесь он сталкер Плюс. Так его зовут все. Так же называю при всех его и я.

Он поморщился:

– Да можно сказать, зря сходил. Попросили принести кое-что, а этого кое-чего на месте не оказалось.

– Что кое-что? Кто попросил?

– Извини, но мне условие такое поставили: никому ни слова, ёлки-иголки, – он смотрел на меня виноватыми глазами. Даже бровки домиком сделал. Как побитая собака. Смешно.

Я барышня хоть и любопытная, но, коль никому, значит, никому. Будем с этим мириться.

– Сложная хоть ходка-то? – я прислонилась щекой к его плечу.

– Да не, – он погладил меня по волосам. – Скорее, странная. Вообще, одна нога здесь, другая там и обратно. Можно сказать, на прогулку сходил. Только нож один потерял. Искал-искал, не нашёл. Было несколько мелких приключений, да везде удача сопутствовала, везде выкрутился.

Да. Здесь без приключений не бывает. Тем и живём.

– В ком-нибудь остался или прям взаправду потерял? А то вид у тебя больно потрёпанный.

– Взаправду.

Продолжить он не успел.

– А вот кто тут проголодался?

Появился Феликс, который держал в руках поднос, заставленный тарелками. Аккуратно приземлив его на стойку, бармен принялся сгружать перед нами содержимое. Ох же ж, как пахло! Две глубокие тарелки были наполнены борщом почти всклень. Посередине каждой плавал большой белый остров – огромное пятно сметаны. Рядом Феликс пристроил блюдо, на котором лежал нарезанный чёрный бородинский хлеб, усыпанный кориандром и небольшое блюдце с тоненькими ломтиками сала, в котором можно было увидеть частые мясные прослойки, прям, как я люблю. На блюдце же лежали несколько очищенных зубчиков чеснока. Аромат стоял такой, что у меня аж голова закружилась. Ну а муж сглотнул слюну настолько громко, что я даже засмеялась:

– Да уж, без мяса ты не наешься!

Завершил сервировку Феликс двумя гранёными стаканами. Из одного торчали две столовых ложки, во втором были аккуратно свёрнуты конвертиками салфетки.

– Будет и мясо, на поднос всё разом не вошло, – он повернулся и снова направился на кухню.

– Феликс, можно какой закуски ещё, а?! – крикнул кто-то из зала.

– Потерпи немного! – бросил бармен через плечо, не оборачиваясь.

– Горячее и жидкое сейчас в самый раз! – Плюс придвинул к себе одну тарелку и вооружился ложкой. Потом покрутил головой и сказал:

– Мне кажется или здесь чего-то не хватает?

Я засмеялась:

– Тебе – да. А я, уж извини, не из ходки, радионуклидов не хапала, так что без меня и без обид, ладно?

Он наклонился ко мне и поцеловал в щёку:

– Я тебя не за это люблю, но то, что ты меня понимаешь, ценю. И обожаю, ёлки-иголки, – он размешал в борще сметану и шумно, с аппетитом принялся уничтожать содержимое тарелки, не забывая отправлять в рот ломтики сала и, время от времени, откусывать от дольки чеснока.

Снова появился Феликс и сгрузил с подноса огромную глиняную миску, наполненную кусками отбитого мяса в каком-то кляре, обжаренном до хрустящей корочки.

– Извини, но картошки не осталось, сейчас ещё зарядим, всё равно народ кормить, они, я чувствую, сегодня быстро не угомонятся.

– А, – открыл было рот муж, но Феликс его перебил:

– Конечно! – он обернулся к холодильнику и достал из морозильной камеры запотевшую бутылку. Появились рядом и две рюмки.

– Я сегодня не буду, Феликс, уж не обессудь, – я отодвинула рюмку подальше и взялась за ложку.

Бармен засмеялся:

– Да я помню. Я, собственно, не тебе, а себе. Вот решил немного с твоей половинкой посидеть.

– Ага, с половинкой ополовинить, – я улыбнулась и тоже взяла в руки ложку. – Ну что ж, попробуем, чем нас Марта удивит.

– Отличный борщ, я скажу, – тарелка Плюса уже была наполовину пуста. – А ты чего это, Феликс, удумал? Ты ж всегда сухой, как лист.

– Так если я с каждым сталкером буду, то уже к обеду лицом в какой-нибудь салат улягусь, – Феликс открыл бутылку и наполнил рюмки. Стекло бутылки мгновенно покрылось инеем, и даже рюмки выглядели так, словно заиндевели. – А мне ж иногда и круглосуточно приходится работать, вот иногда с устатку, да с хорошим человеком, отчего бы и не принять по чуть-чуть? – он помолчал. – А что, борщ на самом деле съедобный?

– Супер! – Плюс продолжил активно работать ложкой, не забывая и об остальной еде. Время от времени отправлял в рот кусочки сала и чеснока. Меня прямо умиляло смотреть, как он ест.

Я подула на ложку и осторожно отправила содержимое в рот.

Ого!

– Феликс, ты напраслину на жену наводишь. Очень вкусно! Уверяю тебя, это прямо борщ-борщ!

– Самому что ли попробовать? – с сомнением протянул бармен.

– Да ты у меня пробу сними, – я подвинула к нему свою тарелку.

Феликс достал откуда-то чистую ложку и, зачерпнув из моей порции, обратился к Плюсу:

– Ну что?

– Согласен, – заявил муж и поднял рюмку.

Я поняла, что тоже не отказалась бы под такой-то борщ, но нет! Повода нет, значит, воздержусь, а то и так в Зоне отчуждения слишком часто приходится выводить алкоголем элементы распада атома.

Мужчины, между тем, чокнулись, Феликс салютнул в мою сторону и произнёс старую шутку:

– Запсуздесдам!

Плюс молча чмокнул меня в щёку, и оба отправили содержимое рюмок в рот. Мой активно заработал ложкой, подбирая остатки со дна тарелки, а Феликс наконец-то освободил свою ложку. Сглотнул. Подумал. Потом зачем-то облизнул её с внутренней и наружной стороны и сказал:

– Н-да. Наложу-ка я и себе тарелочку. Уважу супругу, – он распрямился и кинул в зал:

– Кому борща, сталкеры?!

Из зала не стройный, зато громкий гул голосов отозвался в том смысле, что мне, мне, мне и ещё мне. Это кроме всяких «давай», «неси» и прочего.

На плечо мне опустилась рука и кто-то негромко произнёс слегка заплетающимся языком:

– Нет, ребята, а да-давайте к нам, чего вы тут о-одни за-заседаете?

– Слушай, именинник, – Плюс, разворачиваясь, поднялся со своего места и убрал его руку с моего плеча, – мы же тебя поздравили, ну и, – он неопределённо помахал в воздухе рукой с зажатой в ней ложкой, – считай, что душой мы с тобой.

– Нет, душа это хорошо, – Звонарь о чём-то задумался. – А, нет, артефакт же такой есть, «Душа» называется.

– Спасибо, капитан Очевидность, – Плюс снова помахал ложкой. – Так вот, душой мы, как бы, с тобой, а сами, как бы, здесь, – он отложил ложку, взял Звонаря за плечи, развернул и подтолкнул в сторону остальных сталкеров. – Иди, а то там тебя друзья заждались.

Звонарь сделал несколько неуверенных шагов.

– Нет, а…

– И-ди! – перебил его Плюс.

– Голодающие чернобыльской Зоны отчуждения, налетайте!

Появился Феликс с огромной, не просто с большой, а именно что с огромной, напоминающей бак, кастрюлей в руках. Следом шла Большая Марта, с трудом балансируя стопкой тарелок. Верхнюю она пыталась придерживать подбородком, но не доставала, отчего запрокинула голову назад. Выглядело смешно.

Раздался одобрительный гул, как в театре перед началом шоу и сталкеры потянулись к стойке.

– Марта! – я приветственно помахала рукой жене бармена. Она скосила на меня глаза, но продолжала удерживать тарелки.

Наконец, Феликс водрузил свою полукастрюлю-полубак на стол около стойки и помог разгрузиться жене. Она сразу же направилась к нам, раскинув руки и широко улыбаясь:

– Привет, девочка моя, дождалась своего балабола? И тебе привет, Плюс, – она кивнула ему.

– Ты меня со Звонарём не перепутала, ёлки-иголки? – Плюс был рад Марте не меньше меня, но они всегда друг друга подкалывали и покусывали, не серьёзно, конечно же, а шутя.

– Привет, Марта, рада тебя видеть. Мы тут на твой борщ подсели, – я кивнула головой на пустые тарелки, – да и сидим тесной компанией, даже твой присоединился. Может и ты с нами? Бросишь свои поварские дела?

– Видеть-то я вас, конечно, рада, да кто ж будет тех проглотов кормить? – она мотнула головой в сторону скучковавшихся у стойки сталкеров. – Тем более, что мой тут с вами собрался зависнуть. Знаю я его, он редко, да метко.

– Жаль, – я погладила Плюса по руке. – Я тогда, наверное, тоже пойду, оставайтесь в тесной мужской компании.

– Точно не обидишься? – он с подозрением посмотрел на меня.

Я засмеялась:

– Точно-точно. Ты же меня знаешь, – и направилась к себе.

Чего мне с мужиками сидеть? Ну, то есть, мне, конечно, не привыкать с мужиками сидеть, особенно если учесть, что в напарниках их у меня аж двое, но здесь другой случай. Пусть о своём потрещат, знаю я их. Мужики за рюмкой хуже женщин, им бы только языком помолоть, не буду мешать.

Малыш

Я время от времени поглядывал на ПДА, сверялся с картой. Попасть мне нужно было в определённое место. Я ведь, когда отправился за периметр, совершенно забыл, что теперь наравне со всеми сталкерами, то есть, нахожусь вне закона. И мои бывшие сослуживцы имеют право с чистой совестью открывать огонь на поражение без лишних разговоров.

– А как ты собрался за периметр попасть, если не секрет?

Плюс лежал на кровати, попыхивая сигаретой. Ноги он пристроил на спинку так, что они были значительно выше головы. Пепельница в виде огромной ракушки располагалась у него на груди.

Откуда ракушка в Зоне отчуждения?

– А чего там попадать-то? – я недоуменно пожал плечами.

– Чего попадать? – Плюс даже привстал, отчего пепельница, громыхнув, свалилась на пол. – Вот ёлки-иголки! – напарник поднялся с кровати и опустился на колени, собирая окурки. – Тебя же пристрелят, как слепую собаку, – голос его раздавался из-под кровати. – Твои дружки же и пристрелят, – он поднялся и сел. – Ещё и медальку получат или, там, повышение по службе, не знаю, чего у вас полагается по такому замечательному поводу, как геройский поступок по расстрелу бывшего сослуживца.

Я задумался. А ведь действительно. Ну, дойду я до периметра Зоны, а дальше? А дальше колючка, вооружённые патрули, минные поля и прочие удовольствия. Как для тех, кто хочет попасть в Зону отчуждения, так и для тех, кто хочет из неё выйти. Мне ли не знать?

– Э-э-э… А ты из Зоны выходил?

– Выходил.

Плюс снова улёгся и принял прежнюю позу.

– И как?

– Первый раз еле ноги унёс, – напарник со вкусом затянулся сигаретным дымом и выпустил его через нос.

– А был и второй?

– Был. И не только второй.

Плюс принялся пускать колечки. Получалось у него не очень, но неумение он заменял старанием.

– Чего ж ты душу-то из меня тянешь? Рассказывай, – я уселся на вторую кровать, которая издала звук, похожий на кашель больного астмой.

– А во второй раз я уже тщательно прозондировал почву, – Плюс снова пустил колечко. – Нашёл людей, которые за определённую сумму готовы помочь попасть и в Зону, – ещё одна попытка красиво выпустить дым, – и обратно.

Окурок обжёг ему пальцы.

– Ёлки-иголки! – напарник вскочил, вновь опрокинув пепельницу. – Да что ж за день-то такой! Ну вот что ты за человек?!

– А я-то при чём? – изумился я. – Я что ли тебе пепельницу роняю?

– Вопросы дурацкие не вовремя задаёшь, ёлки, мать тебя и иголки! – Плюс опять принялся собирать окурки.

Я пожал плечами. Ну, нужен ему виноватый, пусть им буду и я, какая мне разница? Никакой.

– Ты с перекуром закончил? Ну, так давай, рассказывай, как из Зоны безопасно выйти.

Напарник сел на кровать, отставил пепельницу на тумбочку и сказал:

– В общем, дам я тебе контакт человечка одного, он поможет. И выведет, и обратно заведёт. Только сразу с ним договорись насчёт обратно. Где его потом за пределами искать? Здесь-то он ПДА читает, поскольку недалеко от периметра обитает, а вот там он мне просто координаты давал, куда надо прийти. А кому-то номер телефона даёт, по которому позвонить. В общем, сам.

– Понятно. А сколько он берёт?

– Не знаю, думаю, со всех по-разному. Как договоришься. Тем более, он не всегда деньгами, может и артефакт попросить.

– Интересное кино! – я даже привстал. – Припрусь я к периметру, а он там с меня какое-нибудь редкое образование Зоны попросит, и где я его там искать буду? Обратно попрусь?

Плюс почесал кончик носа.

– Хм. А ведь верно, – после этого он почесал затылок. – Давай так. Я сейчас сам ему напишу, предупрежу насчёт тебя, а заодно попрошу, чтобы цену сразу обозначил. Думаю, он не откажется. Он вообще нормальный, хоть и с закидонами. Погоди. – Плюс привычно затыкал пальцем по дисплею ПДА. – Ага, вот. Ну, теперь только ждать. Если в Зоне – отзовётся. Ну, а если за периметром, отзовётся сразу, как только в Зону попадёт. Он часто туда-сюда мотается, не переживай.

И вот теперь, чтобы попасть в точку, обозначенную мне проводником, со звучной кличкой Сусанин – это его присоветовал мне Плюс – надо было уходить с дороги. А делать этого не хотелось. Здесь хоть и старый, ломаный-переломанный, но асфальт, а там мокрая трава, местами колючий кустарник, деревья, с которых постоянно капает – в общем, сомнительное удовольствие.

Мародёр шёл передо мной молча.

– Стой! – окликнул я его.

Он вздрогнул и остановился.

– Тебя как зовут-то?

– Зубило, – пробормотал он негромко.

– Почему? – удивился я.

– А я знаю?

– Понятно. Ладно. В общем, мне сейчас надо уйти влево от дороги. Ты ориентируешься, где мы?

Он молча помотал головой, затравленно глядя на меня исподлобья.

Мы двигались по дороге на Дитятки, и я старался максимально близко подойти к границе периметра, пытаясь не сходить с дороги, чтобы миновать болота, овраги и прочие ландшафтные неприятности, обозначенные на карте. Получалось, что мне надо держать направление приблизительно посередине между Дитятками и Губиным. А за периметром лесными тропками каким-то образом предстояло найти путь между озерами Макариха и Чертянка, чтобы добраться до Горностайполя, где, как уверял Плюс, чуть ли не центр цивилизации. В том смысле, что сотовая связь работает и есть отделение почты. Причём, почта располагалась на улице с говорящим названием Чернобыльская. Если учесть, что практически во всех населённых пунктах, вблизи границы Зоны отчуждения, село с количеством проживающих около тысячи человек считается большим, то да, то оно конечно. Горностайполь – центр вселенной.

Впрочем, всё это за периметром, а туда ещё надо попасть живым и невредимым. Но до этого как-то встретиться с Сусаниным.

– В общем, смотри. Вот мы стоим на дороге. Я ухожу в сторону, вон туда, влево, – я показал рукой. – Если пойдёшь по ней на юг, выйдешь к Дитяткам, где тебя либо пристрелят сразу, либо через некоторое время – выбор небольшой. Пойдёшь на север, углубишься в Зону, где тебя или сожрут мутанты, или ты вляпаешься в аномалию. Поверь, выбор ещё хуже.

Я помолчал.

– А вот если пойдёшь вон туда, – снова показал рукой, – правее, в сторону периметра, там очень большая вероятность встретить желающих найти в Зоне приключений на свою жопу. По мне, так это самый хороший вариант для тебя. Начни сначала. Держи, – я достал пистолет Макарова. – Одну обойму дам, здесь многие так начинают. Только не с грабежей и мародёрства. Поверь на слово, мародёры в Зоне долго не живут. Так что бывай, пора мне.

Я бросил на землю ствол, повернулся и зашагал в сторону леса, отчего-то совсем не опасаясь выстрела в спину.

Смущало меня то, что наступали сумерки. Темнело здесь быстро, а бродить по Зоне ночью, даже вблизи периметра, это удовольствие ниже среднего. Да чего там среднего? Ниже плинтуса.