Паштет из соловьиных язычков

– Нет, – признался Публий с удивлением.

– Мы с тобой проживаем свои жизни. Любим, ненавидим, стремимся, постигаем, короче – живем! А он здесь все время один, не перерождаясь, постоянно со своими мыслями об одной, всего лишь одной прожитой им жизни! А где он живет? А как он живет? И что он, наконец, ест?

– Да уж! – вскочил с колоды Публий. – Никогда об этом не думал.

– А я думал каждый раз, когда появлялся здесь, – сказал Марк, тоже поднимаясь на ноги. – И хотя времени было всегда мало, я заметил, что мысли быстро укладывались в пучок. И потому я решил провести небольшой эксперимент. Я убил отца. Если он являлся стержнем этого порядка – все должно развалиться. Теперь нам осталось убить самих себя. И, возможно, мы никогда сюда не вернемся больше. А наш отец обретет новую жизнь! А может и нет… И вот еще вопрос: обретем ли теперь новую жизнь мы?

– В голове не умещается, – задумчиво сказал Публий, ковыряя армейским ботинком каменную площадку, на которой они стояли.

– Понятное дело, – согласился с ним Марк. – Это тебе не учебные стрельбы в присутствии полковых медсестер из санитарной части. Пойдем, посмотрим, как наш папаша жил здесь.

– Пошли, – решился Публий.

Они направились к отверстию, черневшему в скале. Солнце уже почти закатилось за горизонт, но сумерки еще только начинались, и света было пока достаточно, что позволило братьям осмотреть место существования их отца.

Пещера была небольшой и круглой. Слева от входа находились нары из мореного дуба, на которых валялся пук каких-то вонючих старых шкур. Справа от нар раскорячился каменный стол, стоявший на трех базальтовых ногах. Больше в пещере не было ничего. Ни стульев, ни шкафов, ни ложки, ни вилки, ни даже самого завалящего ночного горшка.

– На тебе! – покачал головой Публий. – Как же он тут живет?

– Жил, – поправил его Марк.

– Да, жил, – согласился Публий. – Даже очага нет. Он что, сырое мясо ел?

– Какое сырое мясо? – удивился Марк.

– Ну, вон, в небе птицы летают, – нетерпеливо взмахнул рукой Публий. – Он, наверняка, добывал их и ел.

– Для того чтобы добывать птиц, нужно оружие, – задумчиво сказал Марк. – А его здесь нет.

– Может, он секирой их рубил? – предположил Публий.

– На суп? – Марк смотрел на брата как на идиота. – Подпрыгивал до неба и рубил?

– Ты не понял! – горячо воскликнул Публий. – Возможно, птицы ночью садятся на гору и засыпают, а отец подкрадывается и рубит их секирой!

– Мгм, – промычал Марк, рассеянно рассматривая нары. – А чем же он брился? Всегда ведь безбородый, будто только что электробритву отложил в сторону.

И здесь вдруг уши братьев уловили какой-то шорох, раздавшийся со стороны выхода из пещеры. Они оба резко обернулись на звук и увидели, как на площадке горы мелькнула странная тень. Крассы молча выскочили наружу и замерли на пороге пещеры.

Возле плахи суетилось несколько странных существ. Они были обращены спинами к пещере и потому Марк с Публием не видели их морд. Зато сзади существа имели вид почти человеческий, если не считать небольших белых крыльев, торчавших из лопаток каждого из них.

Одеты они были в строгие смокинги и узкие, отглаженные в стрелочку, брюки. Головы их венчали черные помпезные цилиндры, а ступни ног каждого украшали лакированные туфли откровенно армянского вида с длинными острыми носками и высокими каблуками конической формы.

– Ну, прямо кавказские дембеля, – прошептал Публий.

Оба брата синхронно задрали головы вверх и посмотрели в серое закатное небо. Птиц там уже не было. Марк и Публий переглянулись и кивнули друг другу. Публий тут же опустил глаза вниз, обшарил взглядом каменистую площадку и, нагнувшись, принялся споро расшнуровывать один из армейских ботинков, в которые был обут.

– Ты это зачем? – так же шепотом поинтересовался у него Марк.

– Ни одного камня вокруг, – ответил Публий.

Он стащил ботинок с ноги, взял за голенище и прикинул его вес.

Тем временем птицы, копошившиеся у колоды, времени даром не теряли. Двое взяли за руки и за ноги тело Красса-старшего, взмахнули крыльями и медленно оторвались от поверхности горы. Еще парочка подхватила колоду и отправилась вслед за первой. Последняя птица (или, может быть, даже не птица, а птиц) схватила окровавленную секиру и тоже взмыла в воздух.

– Стоять! – взревел Марк-младший, бросаясь вперед.

Он попытался схватить за ноги последнего из пятерки странных распорядителей, того, который взлетал с секирой в руках. И это ему почти удалось. В его кулаке оказалась зажатой правая нога пернатого вора. Но последний дернулся и выскользнул, оставив в руках Марка-младшего лишь лакированную туфлю. Крылья его заработали сильнее, и он взмыл вверх сразу метра на два.

Но Публий тоже времени даром не терял. Он размахнулся и бросил. Звук крутящегося в воздухе тяжелого армейского ботинка разорвал тишину. Послышался хлесткий удар и туго обтянутый брюками зад пернатого вора принял на себя всю энергию умело выпущенного в полет ботинка. От такого воздействия крылатое существо чуть не рухнуло вниз! Для того чтобы удержать равновесие, ему пришлось разжать пальцы и тяжелая секира со звоном шлепнулась на площадку перед входом в пещеру.

Существо еще быстрее заработало крыльями и, поднявшись на значительную высоту, присоединилось к остальным собратьям, летевшим с телом Красса-старшего и колодой в руках.

– И вот этими цилиндрическими недоразумениями отец питался? – спросил Марк-младший, поднимая секиру с площадки.

– Вряд ли, – задумчиво ответил Публий. – Крылатые армяне какие-то!

В одной руке он держал свой геройский ботинок, а в другой – лакированный узконосый трофей. Сунув нос в голенище ботинка, Публий вдохнул, подумал немного и нюхнул лакированную туфлю. Если запах своей обуви показался ему привычным, то от проверки трофейной обуви он сморщился, как от касторки.

– Фу, гадость какая! – произнес он, отшвыривая от себя туфлю.

Присев на площадку, Публий принялся обувать ногу.

– Вы, военные, всегда нюхаете обувь? – поинтересовался Марк-младший.

– Что ты ко мне все время цепляешься? – с обидой в голосе спросил Публий. – По-твоему, все военные – идиоты. А ты сам разве не военный? А кто у Цезаря командовал легионом? Ты. И наместником Цизальпинской Галлии был. А это тоже далеко не гражданская магистратура.

– В первой жизни да, – усмехнувшись, согласился Марк-младший. – У знатного римлянина не было другого пути для успешной карьеры. Но еще тогда я понял, что военное дело не мое призвание. И с тех пор никогда больше военным не становился.

– Ага, значит, не твое дело, – Публий встал на ноги. – Типа, военные – дураки, а ты такой умненький…

Марк-младший в ответ просто рассмеялся, чем еще больше разозлил брата.

– Я вот сейчас как дам тебе в морду! – крикнул Публий в запальчивости.

– Зачем же бить руками? – удивился Марк, протягивая Публию секиру. – На, грохни меня окончательно.

– Погоди, – махнул в его сторону рукой брат, мгновенно остыв. – Что значит «грохни»? А как же я?

– А потом себя. Бац по лбу со всего маху! Ты же военный. Значит, привык к смерти.

– Э, нет, братец! – Публий поводил указательным пальцем перед носом Марка. – Самоубийство – бесчестие!

– Ага, типа – или до последней капли крови сражаться, или пусть запытают? А как же в битве при Каррах? Разве ты не покончил с собой сам?

– Нет! – твердо сказал Публий. – Я попросил заколоть себя одного из центурионов. Он ткнул меня мечом в бок и достаточно удачно попал, потому что был профессионалом. Я умер через несколько минут после удара и когда парфяне отрезали мне голову, я уже был трупом.

– А разве это не самоубийство?

– Самоубийство, конечно, но с соблюдением законов воинской чести. Вот и ударь меня секирой!

– Тьфу! – сплюнул Марк. – Что за условности?

– Ну не могу я на себя руку поднять! – воскликнул Публий.

– Тоже мне военный, – презрительно скривил губы Красс-младший. – Вам, воякам, надо у нас, гражданских, поучиться мужеству.

– Какое у вас мужество?! – воспрянул Публий. – То ядом травите кого-то, то нанимаете убийц!

– Все, хватит! – устало произнес Марк-младший. – Марш на край обрыва!

Публий послушно направился к пропасти. Марк пошел следом за ним. Публий, идя медленно, постоянно оборачивался и дикими глазами смотрел на брата.

Остановившись, он спросил:

– И у тебя рука на родного брата поднимется?

– На отца же поднялась? – ответил Марк. – А ты чем хуже?

– Вот же, братец достался, – печальным голосом сказал Публий. – Недаром я тебя всю жизнь недолюбливал.

– Да не скули ты, самому тошно! – воскликнул Марк. – Если я так тебе противен, возьми, да убей меня! На секиру!

И он в который раз протянул оружие Публию.

– Нет-нет-нет, – поспешно ответил тот. – Я сказал неправду! Просто погорячился. Ну неужели нет другого способа разрешить эту ситуацию?

– Я думаю, нет, – сказал Марк. – Видишь, каков тут порядок? Птицы эти совсем не птицы, а какие-то существа, управляющие горой. Скорее всего, они и носили отцу еду. И выполняли еще ряд функций. Например, забирали наши тела.

– Слушай! Я совсем не понимаю этих манипуляций с телами. Нас убили там, нас убили здесь, мы родились снова. Нас что, лепят из пластилина?

– В том-то и дело, – кивнул головой Марк. – Только ты почему-то зациклился на телах. Тела – оболочка, которую меняет тот, кто умеет это делать. То есть хозяин места, в котором мы находимся. Но души наши, выходит, не меняются. По всей видимости, душа – неизменная сущность мироздания. Что с ней не делай, как ее ни колбась, форма останется прежней. Этакий природный майорат, который невозможно разделить. Потому душу можно наказать, причинив ей массу различных болей психического рода. Что сейчас и происходит. И происходило, кстати, все это время, пока нам отрубали здесь головы. Это моя гипотеза.

– Н-да, – задумчиво встряхнул головой Публий. – Ладно. Мне как, становиться на колени, или ты меня и так убьешь?

– Как хочешь, – ответил Марк.

– Ладно, – решился Публий. – Тюкни меня по черепу сзади.

Он встал к брату спиной, но вдруг развернулся к нему лицом и произнес:

– Нет! Ударь лучше меня в лоб. Рана сзади позорна.

Он выпрямился и закрыл глаза. Марк, продолжая опираться на секиру, молча разглядывал своего брата. Наконец, не выдержав, Публий поднял веки и спросил:

– Ну, что ты медлишь?

– Да так, – пожал плечами Марк-младший, обхватывая пальцами рук древко. – Думал кое о чем. Все. Готов?

– Да! – вскричал в ответ Публий, снова закрывая глаза.

Марк молча размахнулся и вогнал лезвие секиры в голову Публия. Брат рухнул на землю, и рукоятка секиры, плотно вогнанной в череп, задрожала. Марк выдернул секиру из черепа Публия и решил не оттягивать свое отправление по тому же маршруту.

Примерившись несколько раз в различных вариантах, он понял, что секира – очень неудобный для самоубийства инструмент. Ее, например, невозможно использовать как меч, если хочешь упасть на него или им заколоться. При падении на секиру лезвие ее должно быть перпендикулярно опускаемой на нее плоскости (в частности – лицу), иначе под воздействием тяжести секира повернется набок и просто срежет слой кожи. Ну, может быть, прихватит еще нос и одно из ушей, что выйдет не смертельной, но крайне болезненной акцией.

Если же попытаться поднять ее спереди лезвием в лоб, может возникнуть тот же эффект. То есть лезвие в движении немного отклонится от перпендикулярной траектории. А если просто перерезать себе вены? Марк, подумав немного, пришел к выводу, что не является поклонником такой медленной и заунывной смерти.

Походив немного вдоль кромки обрыва, он усмехнулся и бросил секиру на площадку. Подойдя к краю пропасти, он расставил руки в стороны и наполнился торжеством. Никогда ему еще не предстояло падать камнем вниз без парашюта. Вот это приключение!

Отталкиваясь ногами от площадки, Марк-младший вдруг поймал одну шальную мысль, промелькнувшую у него в голове. И звучала она следующим образом: «Неужели отец такой дурак, что за две тысячи лет не догадался прыгнуть с горы?» Ответа никакого не требовалось, потому что Красс-старший никогда дураком не был и об этом до сих пор знает весь мир!

Догадавшись в последнее мгновение, что совершает ошибку, Марк-младший попытался задержаться на каменной кромке горы, но тело его уже невозвратимо пошло вперед и спустя секунду ноги последовали за ним.

Несясь вниз с нарастающей скоростью, Марк не испытывал никакого наслаждения от полета, так как уже понял, что погибнуть такой смертью ему не удастся. Почему? Он не знал, но интуитивно предполагал. И оказался прав.

Осознав, что погорячился, Марк просто расслабился. А зачем, спрашивается, нервничать? Ну, подумаешь, летишь ты с горы без парашюта. И что? Разобьешься? Как бы не так! Марк, расправив руки в стороны, уподобился соколу, пикирующему вниз для захвата какой-либо цели, ассоциируемой с добычей.

Сначала полет был сказочным. Марк, щурясь от наплыва ветра, заставлявшего глаза источать слезы, смотрел вниз и с замирающим сердцем видел ежесекундно приближавшуюся к нему поверхность пустыни. Он даже начал различать некоторые детали ландшафта, который, кстати, ничем особым не отличался от того места, с которого он спрыгнул.

Внизу среди бежевых куч песка желтели какие-то обломки скал и наблюдались даже некоторые подобия оврагов. Каким бы стремительным ни был полет, Марку все равно было видно все, что приближалось к нему с бешеной скоростью.

Уже на подлете к песчаному подножью горы он увидел как крайне упитанный суслик, облизывавший потресканную глиняную миску, вдруг что-то свистнул на незнакомом любому человеку языке, и попытался быстренько убежать вдаль, спасаясь от смертельно опасного предмета, приближающегося к нему сверху.

«Ну и дурак, – подумал Марк-младший. – Можно было не дергаться».

Не долетев до земли метров пять, Марк вдруг ощутил резкую тяжесть во всем теле. Воздух вокруг него застыл на секунду, а потом опять стал обычным. Вот только теперь Марк не летел, а висел, не двигаясь.

Взглянув вниз, он увидел как суслик, остановившись, посмотрел вверх, обнаружил распятое в небе недвижимое тело Марка и побежал обратно к своей миске, как будто ничего не случилось.

– Животное! – не удержался от возгласа Марк.

Суслик, замерев на мгновение, постоял и продолжил свой путь. Видимо, звуки, долетавшие сверху, были для него привычными и никогда не оборачивались какими-либо нежелательными последствиями. Грызун залез в миску всеми четырьмя лапами и снова принялся облизывать ее стенки, лоснившиеся жиром.

– Да уж, – произнес Марк негромко, чтобы не пугать лишний раз суслика. – Интересно, кто ему сюда жратву таскает?

Внезапно суслик стал уменьшаться в размерах и Марк понял, что началось движение вверх. Скорость все увеличивалась и наконец, замедлившись перед самой площадкой на вершине горы, Марк вывалился на каменистую поверхность.

Он встал, отряхнул колени и огляделся. Ничего не изменилось. Вот только тела Публия уже не было на площадке, а вдалеке над горой маячил всего лишь один птиц, державший в руках какую-то палку, сверкавшую металлом в последних лучах солнца, скрывшегося за горизонт. Получалось – пока Марк баловался полетом, у него подло украли секиру.

– Верни оружие, сволочь! – крикнул он в воздух.

Птиц даже не обернулся.

– Ну гады, ну мерзавцы! – воскликнул Марк и рванулся к пещере. – Все равно вы меня живым тут не увидите!

И он со всего маху врубился головой в арку пещеры. Камень горы вздрогнул и отшвырнул незадачливого самоубийцу обратно. Приземлившись на задницу, Марк ощупал руками лоб и задумался.

Странный какой-то камень. Упругий и крепкий. Одним словом – гуттаперчевый. Марк встал, подошел к скале и принялся стучать по ней кулаком в разных местах. Порода была одинаковой. Через полчаса он устал и, зайдя в пещеру, напоследок приложился рукой к базальтовому столу.

Как и следовало ожидать – базальтовым он только выглядел. А вот нары оказались настоящими. Доски из мореного дуба были склепаны между собой клинышками из того же материала. Марк попытался ногтями наковырять щепы, но у него ничего из этого не получилось, потому что мореный дуб не какая-нибудь там сосна трескучая, а материал, достойный уважения.

Ругнувшись, Марк ударился головой о нары, но кроме звона в ушах ничего более от этого действия не получил. Для того чтобы разбить себе голову о дубовые доски, нужно было как следует разогнаться, но места в пещере для разгона не было, а если стартовать с площадки, то в процессе бега нужно было обогнуть стол и умудриться не промазать мимо нар. От этого терялась скорость и, как следствие, эффективность всего самоубийственного приема.

Марк попытался было выволочь нары на площадку, но концы досок уходили в стены пещеры и насколько глубоко они там прятались – было неизвестно.

– Так, – сказал Марк вслух. – Все здесь понятно. Сегодня я устал. А вот завтра я перегрызу зубами вены на руках. Бр-р-р! Мерзкая процедура. Но я сделаю это! Я не останусь здесь!

Он прошелся по пещере и крикнул:

– А пожрать мне кто-нибудь даст в этой дыре?!

Не получив никакого ответа, он пошарил взглядом вокруг и вдруг увидел под столом какой-то сверток. Прокрутив в мозгу назад последние минуты пребывания здесь, он вспомнил, что когда пробовал стол на твердость, на нем что-то лежало. От удара это «что-то» упало на пол и закатилось вниз.

Нагнувшись, Марк взял рукой сверток и положил его на стол. Это был лист самого обычного лопуха. Но внутри него бугрилась некая вещь, от которой пахло какой-то смутно знакомой кислятиной. Марк развернул лист и увидел перед собой большую вареную свеклу.

– Ну, спасибо за ужин, – заметил он с иронией.

Марк схватил свеклу в руку и, выскочив из пещеры, побежал к обрыву. Остановившись на бортике, он размахнулся и крикнул с ненавистью:

– Эй, суслик! Лови вкуснятину!

Зашвырнув свеклу вниз, он естественным движением вытер руки о брюки и вернулся в пещеру. Но, странное дело, от таких героических действий голод Марка совсем не улетучился, а наоборот – стал более требовательным и ненасытным.

«Да черт с ней, с едой! – уговаривал он сам себя. – Завтра я все равно убьюсь. Можно и потерпеть ночь с голодным желудком».

В пещере стало темно, потому что на гору упала ночь. Марк, споткнувшись пару раз о скальные выступы на полу, добрался к нарам и улегся на них.

Он представил себе суслика, которому с неба вдруг прилетает здоровенная вареная свекла весом раза в три больше самого получателя. Вот это удача! Сочный сладкий овощ. И где? В пустыне! Суслик, понимая, что до норы ему одному не дотащить подобный бонус, да и в нору он, естественно, с этаким полезным грузом не влезет, принимает решение уменьшить вес свалившегося с неба счастья. И вгрызается в сочную мякоть! И жрет ее, не останавливаясь! Жрет и жрет, сволочь, захлебываясь от удовольствия…

Марк перевернулся набок и подсунул себе под голову какую-то вонючую шкуру. Прислушавшись к ощущениям, он понял, что резкие животные запахи перестали его раздражать, поскольку он сам целый день потел, как мог, и от него теперь воняло не лучше, чем от шкур. А вот от свеклы пахло совсем не так. Пусть кислятиной, но все же съедобной.

– Р-р-р! – прорычал Марк, вскакивая на ноги. – Кто-то когда-то сказал, что умирать лучше на полный желудок. Он был прав!

Марк подошел к выходу из пещеры и взглянул вверх. Над ним чернело небо, утыканное звездами. Пробежавшись по ним взглядом, он почему-то не увидел никаких знакомых созвездий. Звезды собирались в странные фигуры и выглядели иллюстрациями к поваренной книге.

Вот, например, созвездие, напоминающее Орион. Внимательный взгляд – и никакого Ориона в помине нет. А есть два шампура с насаженными на них кусками свежего звездного мяса. А к ним под тупым углом присоединены еще два таких же, и шампуры вместе образуют ромб с ножкой, на которой, по всей видимости, тоже насажено что-то питательное и вкусное типа замаринованных предварительно шампиньонов и баклажанов.

А вот какое-то созвездие напоминает ковш, в котором наверняка варится вкусная пшеничная каша с луком, так любимая Марком в одном из своих детств. Да, меленько нарезанная половинка луковички варится вместе с пшеничной крупой и на исходе растворяется, оставляя лишь запах…

И, конечно же, Южный Крест! Но какой же он крест, если совсем и не крест, а просто насаженный на чудовищный вертел бык с растопыренными в стороны передними лапами! Под ним ревет пламя, с него стекает жир. А запах? А запах?!

Где-то в уголке мозга у Марка билась неудобная мысль, что из одной точки нельзя увидеть земные созвездия северного и южного неба, но ему было не до таких мелочей, и он просто наблюдал небо, обнаруживая на нем всяческие бифштексы, пончики, и другие гастрономические проявления, коих сейчас не хватало в том месте, где находился он сам – голодный и неприкаянный.

Сглотнув слюну, он вышел из пещеры и тут же споткнулся. Удержав равновесие, Марк нагнулся и подобрал с поверхности площадки предмет, о который зацепилась его нога. Предметом оказалась туфля цилиндроголового птица. Марк внимательно осмотрел ее в свете звезд и пришел к выводу, что ничего особенного она собой не представляет.

Обычный полуботинок армянского фасона. Размер ноги, приблизительно, сорок первый – сорок второй. Плюс острый носок, добавляющий сантиметров пять-семь. Такой довесок к обуви удлиняет ее, но со временем имеет свойство загибаться вверх, отчего обладатель туфель автоматически превращается в члена балаганной клоунской труппы, играющей легкие пьески перед толпой обывателей. Но если добавить к этому высокий каблук конусовидной формы – туфля становится натуральным шедевром! Кстати, такие туфли совсем не смущают их владельцев. Видимо, они считают их верхом обувного совершенства.

Марк хотел сначала сбросить трофейный полуботинок с обрыва вниз. Он даже представил себе мордочку суслика, объевшегося свеклой. Лежит себе суслик пузом кверху возле своей норки. Пускает сытые газы и благостно отрыгивает. И тут шлепается рядом полуботинок. Суслик неторопливо подбирается к нему, нюхает и сваливается в беспамятстве, судорожно труся всеми четырьмя лапами. Так ему, сытой скотине, и надо!

Марк, довольно ухмыльнувшись, направился было к обрыву, темневшему в ночи какой-то особой темной синью, но что-то его задержало. Нет, не чувство бережливости, а, скорее, трезвый расчет. Туфля выглядела совсем новой, так как носок ее не успел еще загнуться вверх. Если ты потерял туфлю, то всегда можешь за ней вернуться! Тем более, что она находится совсем рядом и ходить далеко за ней не надо, потому что у тебя есть крылья.

Марк зашел в пещеру, сунул туфлю под стол, вернулся к арке и замер, тревожно вглядываясь в черное звездное небо. Желудок его сосала голодная грусть. Он облизнул губы и стал ждать.

Через час наполненного мукой ожидания в черном ночном небе вдруг промелькнула какая-то размытая тень. Марк напрягся. Над центром площадки тихо завис птиц. Он сложил крылья, опустился вниз и встал на ноги. Постояв немного на месте, посетитель согнулся и, прихрамывая, принялся ходить по площадке, что-то выискивая. Марку было понятно, что именно ночной гость ищет. Потому он спрятался за аркой пещеры и лишь одним глазом наблюдал за птицем, ожидая удобного момента для нападения.

Птиц, бормоча себе под нос невнятные слова, все ближе и ближе подбирался ко входу в пещеру и Марк, в предвкушении добычи сжав кулаки, терпеливо ждал. Наконец до слуха Марка стали долетать слова.

– Вот где-то здесь она и упала, – бубнил себе под нос птиц. – Этот кретин оказался на редкость прыгучим.

Марк, удивленно задрав брови вверх, совсем не порадовался характеристике, полученной от странного существа, но устоял на месте.

– Вот же мерзавец, – продолжал птиц, приближаясь. – Взбаламутил всю воду. Так было тихо и мирно в этом уголке. Нет, надо было кокнуть папашу! И что это изменило? Эх! Жили мы с папашей – не тужили. А тут на тебе! Где теперь искать эту туфлю? Ума не приложу. И ведь новая. Только получил со склада! Их же раз в год выдают по срокам износа. Теперь что, целый год летать в одной туфле? Там, наверху, холодно… А что если этот маньяк ее вниз зашвырнул? Суслики же погрызут! Этим тварям только дай!

Марк, тело которого было напряжено до предела, рванулся вперед и, в секунду оказавшись перед согнутым пополам птицем, двумя руками, сжатыми в замок, ударил сверху по цилиндрической голове странного существа. И голова тут же отвалилась!

Она упала на поверхность площадки, а птиц выпрямился и расправил крылья, собираясь ими взмахнуть. Но не тут-то было! Марк с разворота дал кулаком в середину тела существа, и птиц, опять сложившись пополам, со стоном рухнул всем телом на площадку. Марк, не теряя ни секунды, схватил птица за концы брюк и бесцеремонно отволок его в пещеру. Охота прошла успешно.

ПОРЦИЯ ТРЕТЬЯ

В полнейшей темноте Марк направился в точку пространства, где по его предположению находились нары. Затащив птица в пещеру, он, бесцеремонно стукаясь своей ношей о стены, уложил пленника на дубовые доски и принялся ждать его прихода в чувство, предусмотрительно заняв место на выходе.

Вспомнив греческую мифологию, Марк вдруг ассоциативно приравнял себя к слепому циклопу, вставшему на входе в пещеру с целью не выпустить из нее Одиссея. Он тихо рассмеялся. И здесь, как будто специально, из-за горы вдруг поднялась луна.

Мощный поток желтых лучей ударил Марку в спину. Он посторонился, освобождая тем самым вход, и лунный свет разлился внутри пещеры. Марк обрадованно посмотрел на нары и неожиданно встретил взгляд недобро блеснувших глаз. Видимо, пленник уже очнулся. Выходило, что при ударе у него отвалилась не голова, а какой-то диковинный головной убор.

Лунный свет прекрасно осветил пленника, и Марк увидел на нарах худого человека средних лет достаточно приятной наружности. Его узкое лицо было бы симпатичным, если б не портили его длинные пейсы. Пленник походил на молодого, хорошо выбритого местечкового щеголя.

– Шалом! – произнес Марк, усмехнувшись.

Птиц ничего не ответил, продолжая недобро сверкать глазами. Марк подошел к нарам и, как бы походя, влепил пленнику легкую оплеуху. Голова птица дернулась.

– Ты мне поиграй в молчанку, – сказал Марк. – Болтать по-человечески ты умеешь. Сам слышал… Еще отвесить или будешь отвечать как приличное существо?

Марк занес руку для следующего удара.

– Не надо, – чистым звучным тенором произнес птиц, выставив вперед обе руки.

– Ага, – кивнул головой Марк. – Правильный выбор. Еще раз – шалом!

– И тебе не хворать, – отозвался птиц.

– Меня зовут Марком-младшим.

– Я знаю.

– Мне плевать на твои знания! Приличные люди во время знакомства называют свои имена. Что я и сделал.

– Ну?

– Что «ну»?! – опять размахнулся рассвирепевший Марк.

– Ах, тебя интересует мое имя?! – вскричал птиц. – Так бы сразу и сказал! Понимаешь, я сразу не понял! Кстати, зачем ты выбросил в пропасть ужин? Другого уже не будет. Не предусмотрено ведомостью. Зря ты отказался от пищи…

– Имя! – прорычал Марк.

Птиц тяжело вздохнул и ответил вопросом:

– Какая тебе разница, как меня зовут?

– Имя!!! – рявкнул Марк и ударил птица кулаком в ухо.

Пленник завалился набок и затих.

– Черта с два ты у меня поваляешься! – крикнул Марк, прикладываясь тем же кулаком к выпиравшей тощей заднице.

Птиц тут же принял прежнее сидячее положение, выставил руки вперед и произнес:

– Хватит-хватит! Твои действия совсем не умны. Ну зачем тебе нужно мое имя, если факт его знания никак не изменит твоего положения?

– Чтобы знать, кого проклинать! – ответил Марк.

– Вот-вот, – кивнул головой птиц. – А я здесь при чем? Я – лишь технический персонал. За что меня проклинать?

– А откуда это известно мне?! – возмутился Марк. – Ты здесь доставляешь и убираешь колоды и секиры, теряешь туфли и, наконец, просто находишься в центре всех событий! У кого, как не у тебя, можно получить информацию о творящемся вокруг нашей фамилии свинстве?

– Да-да, – кивнул головой птиц, со значимостью расправляя узкие плечи. – Но приличные люди в таких случаях обычно просят, а не требуют. Тем более – не распускают руки! А ты?

– А я тебе сейчас опять по морде дам, – будничным голосом пообещал Марк, отводя руку назад для удара.

– Стоп-стоп-стоп! – вскричал птиц. – Я открою тебе свое имя! Слушай внимательно…

Его голос вдруг упал до таинственного шепота.

– В одном древнем царстве жил старик, – сказал птиц. – И была у него…

Мощный удар кулака прервал начатое повествование и голова птица, откинувшись назад, поволокла за собой тело, которое и свалилось с нар под стенку пещеры. Белые лоскуты крыльев задрожали и затихли.

«Сдох, что ли? – подумал Марк. – Если и сдох – хорошо. За ним обязательно прилетят. Наловлю еще. Хоть одна сволочь, да проговорится! А этого с обрыва сброшу. Мертвый – не живой. Наверняка тухлятину назад на площадку не выдавливает. Вот черт! Опять суслику повезло».

Ему вспомнилось, что суслики являются травоядными грызунами. В голове его тут же возникла сказка о хомяке и суслике, которые делили между собой целый амбар гороха, не принадлежавшего им. Но внизу была голая безжизненная пустыня, где не то что гороха – травы невозможно было сыскать! Чем же тогда питались суслики под горой?

Марку где-то читал, что многие травоядные животные становились плотоядными, если заканчивалась привычная для них пища. Ярким примером тому служили бабуины, которые в периоды засух совсем не гнушались тем, что удавалось поймать. Они жрали все, что шевелится, бегает, прыгает и жрет других, пока его самого не сожрут.

Ему представился суслик с раскрытой пастью, из которой торчат два ряда острых как пила зубов, а с высунутого языка стекает струйка кровавой слюны. Марка передернуло.

Тем временем птиц почему-то не умер. Заворочавшись, он поднялся на ноги, с ненавистью взглянул на Марка и представился:

– Израиль Кноппер.

– А почему с крыльями?

– Потому что ангел небесный.

– Хм, – удивился Марк. – Вообще-то я представлял себе ангелов по-другому. Ну, там – белобрысенькие кучерявенькие херувимчики с пухлыми попками. А у тебя не попка, а костлявая табуретка. Вон, кулак о нее чуть не разбил… И ты все время (то есть – с рождения) ангел? Или тоже был когда-то человеком?

– Да, я тоже когда-то был человеком, – согласно кивнул головой Израиль Кноппер.

– За какие же заслуги тебя сделали ангелом? – поинтересовался Марк. – Меня вон непонятно за что уже несколько тысячелетий режут как барана со скотской периодичностью. А мне, может, тоже хочется быть ангелом и летать высоко в небе, будучи обутым в хорошие туфли, полученные в каком-то халявном складе. Или такая служба существует только для евреев?

– Да, только для евреев, – утвердительно сказал Израиль Кноппер. – Но дело не в еврействе. Ведь если разобраться, все люди на земле – евреи. В том числе и ты.