Низвержение Владычицы

С чего оно началось?
Первая кровь!

Девочка с золотистыми волосами шла по коридору дворца… который будет принадлежать ей!

Когда-нибудь…

Она являлась первой претенденткой на престол. Но звали её тогда не Королевой и не Царицей, а уж тем более не Владычицей сидов^[1], а просто Мэб, иногда Медб – полным именем, только для серьёзного разговора предназначенным.

Девочка в лазоревом платье была последним прямым потомком легендарной Эриу – Великой Волшебницы, в честь которой Ирландия получила своё имя: Эрин.

Магическую мастерскую манила Мэб к себе внутрь.

Как и предполагала девочка вечномолодая женщина занималась там своими волшебными изысканиями.

Дети богини Дану – Великой матери-прародительницы – не старели, но болели и погибали в бесконечных истощающих битвах с фоморами^[2]: бессмертными, жестокими, неуязвимыми: где падал один – вставал другой.

Лишь копьё Луга, разящее без промаха, могло заставить их отступить.

Но Великий Светоносный исчез вместе с ним.

И фоморы опять полезли из-под Бен-Балбен^[3].

Только Мэб об этом ещё даже не подозревала. Она была маленькой и близкие намеренно держали её подальше от зла из Внешнего мира. Девочка покидала дворец лишь только по особым дням, вернее ночам, дважды в год: на Белтайн^[4] и Самайн^[5], когда Эриу и другие ши седлали лунных скакунов, чтобы помчаться из зимних холмов в летние, или обратно, ибо даже на Тропе Звёзд чувствовали себя беззащитны.

А она – никогда!

Мэб взирала на мир уже как Владычица сидов, Царица, Королева-воительница.

Таков был её характер.

Но отличалась девочка не только смелостью.

– Благодарю тебя, что пришла, – голос Эриу звучал чуть слышно, будто приглушённый толщей земли шелест весенних рощ.

– Зачем ты меня позвала? – Мэб точно знала ответ, но желала хоть раз получить другой: приятный, а не болезненный, поэтому задала старый вопрос.

– Кехту опять нужна твоя чудесная кровь.

– Почему моя?

– Он тебе не говорил?

Девочка покачала головой.

– Хорошо, я расскажу. Ты заслуживаешь правды, – молвила Эриу, подумав и что-то про себя решив.

Мэб улыбнулась: она заслуживала большего!

– Тебе же известно, что мы пришли с небес?

Девочка кивнула.

– Совсем недавно мы жили в далёком, но лучшем мире, где нашими врагами были одни лишь те, кто пьёт кровь.

– Кехт тоже пьёт её? – догадалась Мэб.

– Нет, конечно, – спокойно возразила Эриу. – Он – Великий Целитель, раскрывший много тайн этого, чужого для всех нас, мира. Его глаза видели и север, и восток, и запад, который лежит за большой водой. А на юге раскрылся ему главный секрет звероголовых богов и теперь Кехт может создать новое мощное оружие против наших врагов.

– Тех, которые пьют кровь?

– Эти остались в прошлом, отделённые теперь тысячей тысяч лиг^[6].

– Кто же тогда угрожает нам?

– Фоморы.

Девочка покачала головой снова.

Она не поверила.

Хоть уже слышала об этих ужасающих гигантах из недр этого мира, но гораздо более страшными и опасными ей казались люди с мешками – презренные фирболг, – явившиеся из-за моря и похитившие её мать. Та вернулась в Волшебную страну и родила Медб, но никак не могла забыть унижения – Бадб скоро ушла на Пустоши и осталась там навсегда.

Живая или мёртвая?

Эту загадку будущей Владычице сидов предстояло когда-нибудь разгадать.

Ныне её ожидало неприятное испытание: вновь отдать часть себя.

Эриу взяла девочку за руку и повела туда, где Мэб уже бывала.

Кехт находился в своих покоях, которые напоминали все остальные древние, только заброшенные. Тут из пола, всех стен и даже потолка торчали голубые кристаллы, а там, где они были вырезаны – стояли прозрачные сосуды, в каждом из которых кто-то сидел… и пялился!

Маленькие уродливые существа, похожие на людей, но с шерстью, перьями, чешуёй.

Раньше их здесь не было.

Мэб воззрилась на крошечных чудовищ пронзительными лазоревыми глазами.

Только Эриу такими же обладала. И больше никто!

– Приветствую, наследница. Соблаговоли – сядь сюда.

Кехт говорил мерно: словно ручей, перебирал камешки на дне.

Девочка медленно опустилась в глубокое кресло, сделанное такое же, как и сосуды, из кристалла.

И на миг ощутила себя пленницей.

Ей совсем не хотелось чувствовать боль… пусть и кратковременно.

Лишь взгляд Эриу удерживал её, иначе она сразу бы ушла.

Голубой осколок блеснул в правой руке Кехта.

Фиолетовая жидкость полилась в глубокую чашу, которую лекарь держал на другой ладони.

– Зачем тебе нужна моя кровь? – поморщившись, спросила Мэб.

– Ты особенная, – гордо изрекла Эриу.

– И эти тоже? – девочка посмотрела на уродцев.

– Они станут неодолимой преградой для фоморов. Не оттого, что будут громадны и громоздки, а благодаря своей лёгкости и ловкости.

– Но почему не фирболг? Их можно покорить!

Затаённая ненависть будущей Владычицы сидов была очень сильна.

– Создать рабов гораздо проще. И фэйри^[7] всегда будут послушны.

– Они подчинятся мне? – спросила Мэб.

– Когда придёт время, – обещала Эриу.

– Я выпущу их завтра, – добавил Кехт. – Мы уже вечно ведём войну, чтобы жить в этом мире^[8]. Пора нам отдохнуть.

– В священный день нашего пришествия^[9]?

– Да.

– Тогда мы должны подготовиться! Это же праздник! Идём! – воскликнула девочка, схватив за руки женщину и старика.

Ей очень хотелось надеть белоснежную мантию.

Эриу и Кехт не сопротивлялись.

Лишь только они вышли, из самого дальнего сосуда вылез безбородый карлик, похожий больше на ребёнка, чем на мужчину, с усмешкой вылил содержимое чаши в трещину между кристаллами, от чего те почернели ненадолго, резанул себя по запястью осколком, который остался тут же и снова наполнил «кубок» пурпурным «вином».

Он был уверен, что лекарь не отличит.

Карлику тоже хотелось стать королём!

История Нака,

пленника Волшебной страны

Я родился давно…

Настолько, что этот мир стал другим…

Появился на свет в крошечном селении недалеко от Чёрной Заводи^[10] – самого большого города Страны Клевера… Немногие помнят Ирландию под этим именем…

Мой отец – зажиточный, но совсем не богатый, земледелец – очень ждал своего первенца… И был рад мне!..

Недолго… потому что у мамы опять начались схватки.

Я как сейчас вижу: мужчина с обеспокоенным лицом кладёт меня, на укрытый свежей скатертью, стол и оборачивается к женщине, которая смотрит в потолок.

Мы плакали с ней вдвоём…

До появления моей сестры!

А потом ревели четверо: мужчина и женщина, мальчик и девочка. Громко… Вместе… От счастья!

Тем осенним вечером приходской священник заблудился в вересковых пустошах, и стало некому нас – новорожденных – окрестить…

Было холодно.

Соседи закрывали створы и ставни, скрывались за стенами своих тёплых домов, зная, что скоро над оградами поплывёт Адский Огонёк.

Воспоминания… Они невыносимее самой жестокой пытки: та рано или поздно забывается, а боль рвёт душу вечность…

Это может показаться смешным, но я уверен – моя жизнь всегда была полна совпадений…

Новый священник приехал только через неделю.

Он решил переждать ночь в своей келье, якобы потому, что опасался простыть, и не обошёл селение с молитвой, как полагалось…

На самом деле этот трус прятался от фэйри.

Утром ему предстояло вещать прихожанам о празднике: Дне всех Святых.

Я лишь смутно представляю, что он говорил моей несчастной маме…

Как лгал…

Потому что к тому времени меня уже похитили…

Мой отец был ревностным католиком.

Он не захотел тратить репу и воск, потакая суевериям, даже не поставил обычный фонарь на подоконник, чтобы отогнать тварей, которые блуждают в сумерках.

– Никто не заглянет к нам в дом без моего разрешения! – бахвалился родитель.

Я долго страдал из-за его гордыни…

Мне всегда нравились холмы Озёрного Края – так Ирландию называли раньше очень и очень часто…

Холмы изумительны!

Озёра неприглядны…

Холмы вечны!

Озёра переменчивы…

Холмы – дворцы истинно Великих!

Озёра – прибежища самых Ничтожных…

Великие…

Зачем одному из них понадобился я?

Мне не удалось это выяснить…

Полная луна, то и дело прятавшаяся за тучами, достигла высшей точки своего ночного пути.

Ведьмы «оседлали» мётлы.

Друиды^[11] зажгли костры.

Рыцари ши^[12] встали на Тропу Звезд.

А меня заставило открыть глаза тяжёлая неясная тревога.

Я лежал и глядел на темноту…

В громадном доме – как тогда мне казалось…

Один.

Моя колыбель висела напротив очага…

Но давно погасли угли посреди щербатых булыжников…

Мне не хотелось ничего: ни пить, ни есть, ни… совершать противоположное…

Папа и мама спали, обнявшись, успокоенные тишиной, сменившей долгие вопли.

Сестра, с самого рождения плохо себя чувствовавшая, посапывала между ними.

Тихий шорох разорвал, повисшую в воздухе, тревогу.

Я его не испугался!

Наоборот – испытал облегчение…

Для меня он стал чем-то вроде первого солнечного луча на заре: поразительным событием!

Кто-то высунулся из дымохода, повисел немного, озираясь, и мягко спрыгнул на пол.

Незнакомец был весь покрыт лохмотьями из сажи.

Другой одежды ему не требовалось…

Худой, рыжеволосый и… красивый!

Даже теперь я не могу подобрать слов, чтобы описать насколько…

Но хочу, чтобы волшебный облик его не истлеет в моей памяти никогда!

Я улыбнулась…

И стал легкой добычей…

Железное кольцо, надетое мамой на запястье, не оберегло меня^[13]…

И старые отцовские штаны, служившие покрывальцем, тоже^[14]…

Мы улыбались друг другу.

Улыбались, пока он вынимал меня из колыбели.

Улыбались, пока карабкался по трубе.

Улыбались, пока, разбрасывая заиндевевшую солому, скользил с крыши.

Улыбались, когда незнакомец торжественно вручал меня очаровательной женщине с лазоревыми глазами, что правила, будто лошадью, целой кавалькадой, застывшей у нашего дома.