Айрис. Изменчивыми тропами

Пролог

– Вставай! Работы полно, а она отдыхать вздумала, – сварливый голос, словно скрип ржавых дверных петель, ворвался в мой беспокойный сон, заставив поморщиться от резкого приступа боли в голове. Следом порывом ветра меня обдало отвратительным смрадом: застарелого пота, нечистот и разлагающегося мусора. Тошнотворная вонь тут же ударила в нос, в горле запершило, а из глаз покатились слёзы.

– Поднимайся! – снова рыкнул всё тот же голос, и по моему лицу прилетело мокрой, не менее вонючей тряпкой.

– Сейчас, – просипела я, через силу приподнялась, облокотившись на ящик, и попыталась открыть глаза, но веки словно налились свинцом, а приложив чуть больше усилий, в висках тут же отдалось невыносимой резью, – голова болит.

– А нечего было дармавуху хлестать до утра! А ну, пошла, а то выгоню.

Раздражать горластую и явно нервную бабу я не решилась и предприняла ещё одну попытку открыть глаза. От увиденного моё сердце в ужасе болезненно сжалось, а дыхание перехватило.

– Где я? – испуганно прошептала и, осторожно вскинув голову, уставилась на нависшую надо мной грозную особу. Та злобно оскалилась, вновь замахнулась на меня грязной тряпкой.

– На заднем дворе трактира, и чего попёрлась на ночь глядя сюда!

– Не знаю, – просипела, не понимая, что я здесь делаю. Незнакомая тёмная подворотня с наваленным у стены мусором, среди которого сновали огромные крысы в поисках чем поживиться. Предрассветный сумрак не освещал все уголки этого кошмара, но и того, что я видела, было достаточно, чтобы прийти в неописуемый ужас.

– Айрис! Дрянная девка! У меня скоро постояльцы спустятся. А я с тобой здесь валандаюсь! – снова закричала женщина в странном наряде, больно дёрнув меня за волосы, – приведи себя в порядок и убери зал.

– Айрис? – с недоумением переспросила, услышав впервые это имя, оно казалось мне каким-то чужеродным. Я была уверена, что оно мне не принадлежит, но и своего я не могла вспомнить. Захлёбываясь от накатившей на меня паники, с силой сдавила виски, пытаясь восстановить в памяти хоть что-то… Но, кроме чёрной пустоты, крикливой тётки и подворотни с вонючими помоями и крысами, в моей голове ничего не было.

С трудом поднимаясь с земли, дрожащими руками вытерла вымазанные чем-то липким ладони о подол платья, растерянно спросила, – Айрис – это я?

– Нет, я! А ну, пошла! – прошипела женщина, больно пихнув меня в спину, – если бы не моё обещание твоей покойной матери, давно бы выгнала такую лентяйку взашей.

– Айрис… но это не моё имя… Кто я? – беззвучно прошептала я, послушно следуя толчкам женщины, и медленными шажками направилась к тонкой полоске света.

Глава 1

– Быстрей топай! – снова пихнула меня в спину громогласная особа, прошла мимо и распахнула дверь. И тотчас яркий, ослепительный свет больно ударил по моим глазам. От набежавших слёз я ничего не видела и, запнувшись, упала, больно ударившись коленками о каменный пол, в ту же секунду ощутив под руками противную слизь и объедки.

– Ах ты дрянь такая! – взвыла баба, хлестанув меня по спине всё тем же оружием, – Помои разлила по всей кухне!

– Простите, – прошептала, испуганно сжимаясь, смигивая слёзы, – я сейчас всё уберу.

– Конечно, уберёшь!

– Можно воды? В горле пересохло, – попросила, с трудом ворочая языком. Во рту словно после приторно-сладкой конфеты – липко, а от странного кислого привкуса подташнивало.

– Вон ковш с водой!

– Спасибо, – поблагодарила, медленно пробираясь между столами, переступая через объедки. Напившись тёплой, затхлой воды, я почувствовала себя немного лучше и беглым взглядом осмотрелась.

Это была кухня. Просторное помещение, почерневшие глиняные стены, задымлённые балки потолка, с которых свисали лохмы паутины. Огромные кастрюли в жирных потёках стояли на плите; потемневший от копоти очаг с пустым вертелом над ним занимал половину помещения. Многочисленные миски, кружки, чашки были расставлены на полках у стены. Столько же высилось в тазу, в ожидании, когда их помоют. Зловоние нечистот, разлившихся по полу, и аромат свежей выпечки из печи смешались в непередаваемую какофонию запахов, от которых было дурно и кружилась голова.

Растерянная, я смотрела на захламлённое, тёмное от сажи помещение с единственным окном под самым потолком и не понимала, что здесь делаю.

– Тряпку возьми, – снова закричала женщина, бросив в меня мокрый комок, – куда пошла! Ведро забыла, ох… дурная.

С трудом понимая, что от меня требуется, я нашла взглядом ведро и как можно быстрее проследовала к нему. Макнув пару раз в ледяную воду грязную тряпку, попыталась её отжать, но сил не было. Руки от напряжения дрожали, ноги подкашивались, но стиснув зубы, мне всё же удалось, пусть и не с первого раза, выкрутить серую от грязи воду. Шлёпнув тряпкой по деревянному, изрезанному чем-то острым, столу, ощущая тошноту от застарелых испарений, я принялась вытирать крошки, рыбьи кости и липкую жидкость.

Прибрав стол, я вновь оглядела помещение в поисках веника и метлы, чтобы собрать объедки с пола, и не нашла. Тяжело вздохнув, посмотрела на грязное, в липких разводах платье и, с трудом опустившись на колени, принялась тряпкой собирать вонючие помои.

– Шустрей давай, скоро Луис придёт, не будет же он готовить в такой грязи, – прикрикнула женщина, пнув в мою сторону огрызок яблока, – вот, под стол закатилось.

Ничего не отвечая, я продолжила вытирать пол, стараясь не макать больше тряпку в ведро, полное воды и уже собранных помоев. Спустя час, вспотевшая от жара печи и слабости в теле, с трудом разогнув спину, я вынесла на задний двор трактира мусор.

– Хм… иди переоденься, – хмыкнула хозяйка этого злачного места, довольно оглядев пол, – и наверх сходи, там две комнаты освободились, надо убрать.

– Хорошо, – кивнула, повернув в сторону двери, и растерянно остановилась, – а где?

– Ох, совсем из ума выжила, – заворчала женщина. Толкнув массивную дверь, она вышла первой. Я, уже зная тяжёлую руку хозяйки, поспешила за ней следом.

– Берта! Где наш завтрак! – тотчас грозно рыкнули из дальнего тёмного угла помещения, продолжив неожиданно радостным голосом, – Айрис, детка, иди, приласкай меня.

– Ну что встала, вон под лестницей твоя комната, переоденься да обслужи господина Томаса.

– Я?! – потрясённо воскликнула, в бессильном отчаянии прошептав, – не могу, плохо мне.

– Господин, сейчас Клариса вам мяса подаст, и каша у Луиса нынче отменная вышла, – елейным голоском пропела Берта, пихнув меня к двери, процедила сквозь зубы, – быстро смени платье и возвращайся.

Я не заставила себя долго упрашивать, метнувшись к комнате, на которую указала хозяйка трактира, мышкой проскользнула в узкую щель чуть приоткрытой двери. Быстро её захлопнув, подпёрла спиной и с громким всхлипом сползла на пол.

– Кто я…

С трудом сдерживая рыдания, я зажимала рот ладошкой, чтобы нечаянным звуком не привлечь к себе внимание, и, раскачиваясь из стороны в сторону, невидящим взором смотрела перед собой.

Не знаю, сколько прошло времени, после того как я заперлась в этой тёмной комнате. Продолжая беззвучно поскуливать от ужаса, выплакивала странную горечь потери. Пока в дверь не стукнули с такой силой, что от неожиданности я клацнула зубами, чуть не прикусив язык.

– Айрис! Картошка чищенная где? – рявкнули за дверью незнакомым голосом, через секунду чуть тише спросив, – ты там?

– Да, – прохрипела, с трудом поднимаясь. Догадывалась, что промолчи я, дверь непременно вынесут вместе со мной, – сейчас переоденусь и выйду.

– Поторапливайся!

– Я мигом, – ответила и заметалась по каморке, гордо названной Бертой комнатой. Метра полтора на четыре, узкая, без единого окна, со скошенным потолком клетушка, в которой стояли кровать и небольшой шкаф, колченогий табурет заменял прикроватную тумбочку, дырявая дорожка у подножия кровати и зеркальце размером с ладонь на стене.

Платье, более-менее чистое, нашла висевшим на плечиках в шкафу. Их было всего два, серое и коричневое. Сшитое из ужасной ткани, длиной до колена, с таким глубоким вырезом, что грудь, того и гляди, вывалится.

Почему я выбрала именно такой фасон – оставалось для меня загадкой, как, впрочем, и всё, что меня сейчас окружает. Странные ощущения и довольно пугающие, когда ты совершенно ничего не помнишь. Знаешь своё имя, услышав его из уст посторонних тебе людей, уверенная, что оно тебе не принадлежит.

– Айрис! – распахнула дверь Берта, злобно прошипев, прерывая мои тягостные мысли, – я тебе сказала комнаты прибрать.

– Сейчас… бегу, – пискнула, не решаясь подойти к разъярённой тётке, испуганно замерла у кровати, – я быстро управлюсь.

– Иди уже и на кухню сразу возвращайся! – всё же толкнула меня Берта, не позволив пройти без её болезненного тычка.

Не глядя на заполненный с утра пораньше зал, где почти за каждым столом, развалившись на лавках, сидели помятого вида мужики и не менее помятые девицы, я практически взлетела на второй этаж и растерянно замерла, не зная, куда идти дальше.

 Комнат было по пять с каждой стороны, и две из них освободились, но какие я не спросила. Возвращаться к хозяйке не хотелось, а стучаться в каждую и проверять небезопасно и страшно. Медленно идя по коридору с облезшими и повидавшими жизнь стенами, я, останавливаясь у каждой двери, внимательно осматривала их, пытаясь найти хоть какую-нибудь подсказку. Прислушивалась, силясь понять, есть ли кто за ними. Но пока все осмотренные двери были совершенно одинаковые, даже следы от грязной обуви внизу были схожи.

– Айрис, малышка! Ты ко мне? – неожиданно громко раздался игривый голос у меня за спиной, заставив меня испуганно обернуться.

– Нет, Берта приказала комнаты прибрать, – просипела я, пятясь от лоснящегося от пота и жира плешивого мужика, с просто огромным животом-бочкой. В его лысине отражался тусклый свет лампы, висящей на стене, а беззубая улыбка не добавляла мужчине очарования.

– Ааа, седьмая и вторая, – подсказал мужчина, и в тот момент я была искренне ему благодарна, пока не услышала продолжение и не заметила похотливый блеск в его глазах, – могу подсобить.

– Нет, мне поторопиться сказали, – пискнула, быстро рванув к двери с деревянным номерком с цифрой два.

Комната оказалась действительно пуста. Повернув на пару оборотов вставленный в замок ключ, я несколько раз дёрнула за ручку, чтобы удостовериться, что дверь заперта, и только тогда с облегчением выдохнула.

Мельком окинув взглядом убогую обстановку небольшого помещения, скривилась от омерзения. Узкая кровать с собранным в кучу постельным бельём, с подозрительной на вид жёлтой лужей на простыне. На полу с одной стороны койки лежал круглый пёстрый коврик; стол завален объедками и пустыми бутылками; стул, на котором висело полотенце в кровавых разводах; пустой шкаф с открытой дверцей и табурет с кувшином и тазом с чуть розоватой водой в нём.

Замерев у порога, я рассеянно осматривала комнату, не зная, с чего начать. В итоге предпочла менее противное занятие – убрать постельное бельё с кровати. Собрала серую простыню, стараясь не задеть рукой жёлтую лужу. Ещё одна простыня, заменявшая пододеяльник, полетела на пол. Добравшись до комковатой подушки, с трудом пересиливая тошноту, подступающую к горлу, я стянула мокрую наволочку, когда почувствовала на своём теле руки, которые, больно сжав мою талию, прижали меня к чьему-то телу.

– Малышка Айрис, вот ты и попалась, – прошептал хриплый мужской голос…

Глава 2

Это произошло неосознанно, резкий разворот, удар коленом в пах, а дальше всё словно в тумане…

Придя в себя спустя пару минут, в немом крике я потрясённо смотрела на того самого плешивого. Мужчина, раскинув руки, лежал у моих ног, его глаза были удивлённо распахнуты, от головы уже набежала небольшая лужица крови. А угол тумбочки был измазан в чём-то буром.

– Нет, нет, – от охватившего меня ужаса ноги ослабли, и я, будто подкошенная, рухнула на пол, зажав рот рукой, сдерживая испуганный крик, ползком пятилась от тела, неистово шептала, зажмурив глаза, надеясь, что всё это неправда, – этого не может быть, это не я.

Но крупное тело мужчины не исчезло… оставаться в комнате было небезопасно и, вскочив на ноги, я кинулась к собственноручно запертой двери, которую с лёгкостью распахнула и выбежала в коридор. Остановилась лишь только тогда, когда удалось запереться в своей каморке. Радует, что моё спешное бегство оказалось никем не замечено, в зале шумели постояльцы и, кажется, в одном из тёмных углов началась драка.

Вжавшись в стену, мой мозг лихорадочно пытался осмыслить увиденное, но чёрная пустота и гул в ушах мешали сосредоточиться. Неизвестность пугала, тело мужчины, лежащее на полу в комнате, с окровавленной головой, с немым укором тут же всплывало перед глазами, стоило мне смежить веки. Что делать, куда бежать, я не знала, но была твёрдо уверена, что это не моя жизнь, я не могла так жить.

– Айрис! – крикнула Берта, стукнув по двери, прерывая мои метания, – заперлась, дрянь такая! Комнаты убрала? Иди на кухню, Луис ждёт.

– Вы не сказали, какие комнаты освободились, – отозвалась я, сползая с кровати, решив ни при каких обстоятельствах не сознаваться в содеянном.

– Ох, беда с тобой! – прорычала за дверью хозяйка трактира, – Ганна уберёт комнаты, а ты на кухне будешь всю неделю котлы да посуду драить, и только повой мне.

– Хорошо, – быстро ответила я, обрадованная, что выходить в зал, где полно пьяных мужчин и развязных девиц, мне не потребуется целую неделю, а на кухне, может, и обойдётся, и, выскочив из каморки, метнулась к дверям, ведущим на кухню.

Только после полуночи, мокрая от пота из-за жара очага, уставшая от бесконечной посуды, чистки овощей и уборки, я наконец добралась до своей комнаты. Вздрагивая от громкого крика постояльцев, женского плача, звуков драки и битой посуды, я, прикрыв голову подушкой, пыталась отрешиться от всего.

 Вымотанная непрекращающимися тычками, щипками Берты и Луиса, страхом быть обвинённой в убийстве плешивого, я с ужасом осознала, что не сожалею о содеянном. Во мне не было жалости к этому человеку, и это откровенно пугало.

– Кто я? – беззвучно прошептала, стискивая в руках затхлое одеяло, пытаясь вспомнить хоть что-то из прошлого. Но в голове стоял плотный сизый туман, сквозь который виднелись с трудом различимые очертания. И стоило хоть немного приложить усилий, чтобы разглядеть неясные образы, виски тут же простреливала ужасная боль, будто кто-то невидимый вонзал раскалённую спицу.

Спать, как ни странно, не хотелось, мысли, мечущиеся словно блохи, не давали покоя. Оставив бессмысленные и болезненные попытки вспомнить, я устало поднялась с кровати и ещё раз осмотрелась. Должно же быть хоть что-то, что поможет разобраться в том, кто я и что за человек. Оглядев небольшое помещение, я в первую очередь решила осмотреть шкаф. Проверив его сверху донизу, ничего не обнаружила, кроме серого платья, двух платков грязно-жёлтого цвета с красными маками на них, растоптанных кожаных туфель на полке и пары трусов. Оставив в покое шкаф, я осмотрела кровать, но и там, кроме тонкого тяжёлого матраса, комковатой подушки и шерстяного одеяла, ничего не было. Обессиленно упав на табурет, я посмотрела на хлипкую дверь, перевела взгляд на стены, зеркало, пока не наткнулась на едва заметно выпирающую доску в скошенном потолке.

Не мешкая, я осторожно отколупнула дощечку, радостно пискнув, обнаружив за ней небольшой тайник. Дрожащими руками достала маленький мешочек с чем-то тяжёлым, с трудом распутав тесьму, с огромным разочарованием высыпала на руку туго связанные между собой несколько монет и небольшую карточку с незнакомыми квадратными буквами на ней.

– Почему? – тихо пробормотала, рассматривая серый кусок бумаги с удивительно яркой печатью, – я знаю, что это бумага, понимаю, что это монеты, кровать, шкаф, знаю назначение каждой вещи, окружающей меня. Разве, если теряешь память, я не должна и это всё забыть? Как такое возможно! И почему я решила, что должна забыть?

Зло бросив на кровать найденные вещи, я с силой ударила по стене, разбивая костяшки в кровь – разрыдалась. Сейчас меня не волновало, что меня услышат. Мне было всё равно. Не знаю, сколько времени просидела зарёванная на кровати, но под непрекращающееся гулянье за дверью я незаметно для себя уснула.

– Айрис! Ты опять дрыхнешь! – разбудил меня «приветливый» оглушительный голос Берты, – Луис на кухне ждёт!

– Иду, – прохрипела я сиплым ото сна голосом, даже не удосужившись умыться и почистить зубы, хотя в моей каморке и не предусмотрена ванная комната, и, расправив помятое платье, которое так и не сняла, вышла в зал.

– Опять ночь в покоях постояльца провела, – рыкнула хозяйка трактира, брезгливо поморщив нос, – морду умой и рыбу поди чистить.

– Хорошо, – безразлично кивнула, оправилась на кухню.

Второй день в этом кошмаре прошёл так же. Чистка овощей, рыбы. Уборка и вынос нескончаемого мусора. Мойка бесконечной посуды. И если первую половину дня Луис и Берта на меня косо поглядывали, видно, ожидая нытья, то во второй половине местный повар даже доверил мне присмотреть за закипающим варевом в необхватной кастрюле. Мне же на кухне, где жарко, грязно и иногда противно, всё же находиться было гораздо спокойней. Временами зарёванные помятые девицы влетали в жаркое помещение, прячась за огромным Луисом, жалуясь на разошедшихся в рукоприкладстве постояльцев. Но успокоившись, насмешливо, с толикой превосходства взглянув на меня, чистящую ужасно колючую и вонючую рыбу, гордо вскинув голову, возвращались в зал.

– Поди, вернуться хочешь, девкам монет нынче хорошо отсыпали, обоз воротился, – ехидно проронил Луис и, шмякнув на стол кусок мяса, быстро стал натирать его чесноком и перцем таким слоем, что кажется, тот, кто его отведает, должен извергать огонь.

– Нет, – коротко ответила, продолжая кромсать ненавистную рыбу, сегодня, судя по её количеству, в трактире рыбный день.

– Странная ты ныне, – задумчиво протянул повар, – то не загонишь тебя на кухню, а если уж здесь, то нытья наслушаешься, да и ругаться ты будь здоров, а сейчас тихая.

– Угу, – кивнула, покосившись на краснощёкого повара, – настроения нет, но, если хочешь, могу послать? Надо?

– Нет, – хохотнул мужчина, – вот… узнаю Айрис. Слышала, Гоби в его комнате сегодня утром с разбитой головой нашли?

– Нет, когда? Я ж на кухне с тобой весь день, – деланно равнодушно пожав плечами, я с трудом смогла справиться с волнением, уверенная, что речь идёт о том самом плешивом.

– Говорят, не поделился добычей, вот дружки и порешили.

– Ну, значит, сам виноват, – безразлично выговорила, собирая рыбьи кишки в помойное ведро, добавив – ещё одна партия готова.

– Ловко у тебя вышло, – похвалил Луис, с лёгкостью поднимая внушительных размеров таз, полный рыбьих потрошёных тушек, – может, и эту почистишь?

– Давай, – с усмешкой бросила, удивлённо осознавая, что, кажется, мой нос уже атрофировался и я совершенно не ощущаю вонючий запах болота, идущий от рыбьих мёртвых тушек.

Глава 3

Дни сменялись днями, очень похожими друг на друга. Нескончаемая грязная посуда, чистка овощей, рыбы, безобразно костлявой с ужасно колючими плавниками. Мытьё липких затоптанных полов, чистка очага, вынос мусора, из которого несло тухлым мясом, свежими огурцами и тиной. Всё это слилось в один бесконечный жуткий морок.

Сегодня, привычно поднявшись ещё до рассвета, с трудом разлепив глаза, я с ужасом осознала, что в этом кошмаре нахожусь уже пятый день и за всё время я ни разу не покидала это злачное место. Тёмную подворотню без единого проблеска света и дуновения ветерка, окружённую высокими глухими стенами, я не принимала в расчёт, она как будто была неотъемлемой частью трактира.

Задумчиво кроша овощи для Луиса, сидя на колченогом табурете, подальше от жара печи, я невидящим взглядом смотрела в ведро и понимала, что этот ужас стал меня затягивать. Я уже не вздрагивала от громких криков, улыбалась похабным комплиментам пьяниц, воров и бандитов. Умело уворачивалась от липких потных ладоней, желающих меня полапать. Спокойно засыпала в кровати, не обращая внимание на песни, хохот и ругань. А ещё я научилась воровать… убираясь в одной из комнат, стащила зеленоватый брусок мыла, спрятав его у себя в шкафу. Незаметно подобрала оброненную кем-то монету, схоронив её в кармане фартука, а после спрятала в тайник. И привыкла к постоянным болезненным щипкам тётушки Берты, так она просила себя называть.

– Готово, – произнесла, поднимаясь с табурета, тряхнув головой, избавляясь от жуткого наваждения. Я подтолкнула ведро Луису, решила, что пора изменить хоть что-то в ставшей уже привычной жизни, добавила, – мне надо выйти.

– Недолго, а то Берта будет орать, – предупредил Луис, слегка поморщившись. За эти, казалось бы, бесконечные дни мы успели подружиться. Я не рвалась в зал, стараясь вообще меньше появляться в нём, не возмущалась и выполняла всю работу, порученную поваром.

– Хорошо, – кивнула, вытирая руки о грязный фартук, – прикроешь?

– Двадцать головок лука, – тут же выставил счёт Луис, зная, что вот его-то чистить и крошить я не любила.

– Хм… тогда не надо, – хмыкнула, покидая жаркое помещение.

В зале уже не было свободных мест. В дальнем углу тёмного помещения два стола были сдвинуты суровыми на вид мужиками – охрана частого гостя трактира «У тётушки Берты». Невысокий упитанный старичок перевозил огромные, битком заполненные чем-то мешки в соседний город и частенько останавливался в трактире выпить пару кружек пива. За столом у окна спиной к выходу устроился щуплый, с длинными засаленными волосами парень, время от времени навещавший нашу хохотушку Розу. Высокую, тучную, с рыхлым телом, девушку, которой всё никак не удавалось вывести свои веснушки. У столика, приютившегося возле барной стойки, темноволосая, с выдающимися нарумяненными скулами, Лилия, чуть выдвинув оголённую ногу, склонилась так, чтобы была видна её грудь, соблазняла местного констебля. Вороватого, любящего выпить, но щедрого и ласкового ухажёра. Вероятно, сегодня выпала её очередь идти с ним в комнату. А значит, Мальва, пухлая, больше похожая на шарик с ножками, женщина, с редкой шевелюрой блёклых волос, сквозь которую виднелась кожа, ночью снова будет распевать похабные песни. Всё это я узнала, наблюдая и слушая рассказы рыдающих девиц, которые несколько раз в день забегали к нам на кухню.

– Айрис! Тебя никак из кухни выпустили, – проворковала Мальва, скатываясь со второго этажа, – нос воротишь и всё надеешься приличного мужика здесь отхватить.

– Какое дело, – огрызнулась в ответ, уже зная, что в этом месте уважают только силу.

– Так и останешься нищей приживалкой у тётки, – язвительно бросила растрёпанная после бурно проведённого времени женщина, так щедро замазывающая белилами морщины, что, казалось, стукни – и всё осыплется, – мне б твоё молодость и красоту, уж я бы не сидела здесь.

– Но у тебя этого нет, – ответила, насмешливо улыбнувшись, – иди, отвар выпей, изо рта помоями несёт.

– Ты…, – задохнулась от возмущения «шарик», но быстро сдулась.

Я была искреннее рада, что продолжать этот бессмысленный разговор Мальва не решилась, а гордо вскинув голову, так что стала видна розовая кожа на её затылке, поплыла на кухню. Я же поспешила к парадному выходу, ощущая смутную тревогу и охватившее меня волнение. На мгновение замерев в нерешительности у повидавшей жизнь двери, дрожащими руками коснулась щербатого, потрескавшегося от времени дерева, с силой толкнула её.

Солнце! Первое, что я увидела, это было солнце. Ослепительное до рези в глазах… оно ласковым теплом погладило моё лицо, шею, немного припекло слишком оголённую грудь… А потом ветер, чуть прохладный, пахнувший морем и приторной сладостью цветов, взъерошил мои волосы и ловко стряхнул пыль и крошки с подола платья.

За дверью трактира бурлила жизнь, другая, насыщенная светом и красками. С совершенно иным шумом и запахом. Застыв на пороге, я смотрела как женщины, одетые в наряды куда скромнее, чем мой, спешили по своим делам. Мужчины большей частью на улице отсутствовали. Несколько мальчишек играли возле двухэтажного дома, кидая длинную палку в сложенные башенкой камешки. Два пса со стороны наблюдали за ребятнёй, но близко подходить не решались. В окне дома напротив старушка с седым пучком волос, собранным на макушке, поливала большой куст с яркими бутонами цветов. Рыжая кошка с сердитым шипением спрыгнула с балкончика, спугнув голубей, когда часть воды полилась ей на спину. По мощённой камнем улице проехала двуколка, в ней сидели две нарядные девушки, которые громко обсуждали вчерашний день. Их радостный беззаботный смех ещё долго звучал в моей голове.

Всё, увиденное мной, было таким… другим, словно там, за дверью, стоило мне только открыть её, я окажусь в мире, полном грязи, боли и ужаса.

– Айрис! Комнаты не убраны, а эта бессовестная девка прохлаждается! – прошипела за моей спиной тётушка Берта, больно ткнув пальцем мне между лопаток, – иди прибери. Восьмая и десятая освободились.

– Хорошо, – обречённо кивнула, мысленно пообещав себе, что я обязательно выберусь из этого кошмара.

– А ты чего сидишь здесь! Я сказала, ближе к дороге иди, там людей больше ходит, – продолжила хозяйка трактира.

Удивлённо оглядевшись в поисках к кому обращается тётушка Берта, я потрясённо смотрела на ребёнка, испуганно вжавшегося в стену у самой двери трактира. Перед крохой стояла жестяная банка, на дне которой сиротливо валялась медная монетка.

– Кто это? – взволнованно спросила, всматриваясь в грязное, с чёрными дорожками от слёз на впалых щёчках, лицо. В этом маленьком, худеньком теле, с кепкой не по размеру, надетой на голове, с серыми, давно не чёсанными волосами и в залатанной курточке, было трудно определить пол и возраст ребёнка.

– Вот приютила приблуду, – недовольно заворчала женщина, – два дня назад побирушка её приволокла, поели, выпили, а расплатиться нечем. Оставила эту в залог, сказала, придёт, а нет уже два дня.

– Может, женщине плохо стало? – обеспокоенно проговорила, опускаясь перед ребёнком, – ты знаешь, где твоя мама?

– Молчит, не разговаривает, – буркнула тётушка, – да и не мать она ребёнку, совсем не похожи, украла, поди.

– Как? И что теперь? Надо заявить, наверное…

– Кому она нужна, – зло бросила хозяйка, – я жалостливая, ты знаешь. Не стала гнать на улицу, место для сна выделила, кормлю, но чтоб задарма харч не переводила, посадила здесь, да толку… молчит, а повыла бы жалостливее, подкидывали бы монеток больше.

– Я… нужно покормить ребёнка, и пить наверняка хочет, на улице жарко.

– Так утром давала всё, – фыркнула тётушка.

– Этого мало, – рыкнула в ответ, впервые за всё время нахождения здесь, – я отведу его на кухню.

– Из твоего жалования вычту пять монет, – оскалилась женщина, уверенная, что я откажусь.

– Подавись!