Любимый город может спать спокойно. Рассказы

12 глава

Рамазан вошёл в комнату, где собравшиеся завтракали, оживлённо беседовали. Он только что, час с лишним, плавал в бассейне, но успел переодеться и просушить волосы. Он вошёл бесшумно в середине разговора.

– Имея теперь доступ в её комнату, пришёл бы к неё ночью и поимел бы. – предлагал Олег Максу. С этим мужчиной он вместе возился вчера в автомастерской. Некоторые звали его Лежик, а кто-то Ёршик.

Максим улыбнулся. Он посмотрел на парней, собравшихся за одним обеденным столом. Они были разного возраста, разной комплекции, но между ними было и что-то общее, а главное, что его поразило, как они общались друг с другом, с какой-то иронией, но по-доброму.

– Ты, чему парня учишь?! – гаркнул Рамазан и все собравшиеся притихли. Он сел за стол, походу это было его место всегда. – Тебе лет сколько? А мозгов как у подростка. – и тут же обратился к Максу. – Не слушай его. Выбрось эту мысль из головы. Только тронь её. Я потом так трону, пожалеешь, что парнем на свет родился! – и обратился к собравшимся за столом. – Я уже сказал и ещё раз повторяю: девушку никто не трогает.

– Это пока. А потом? – спросил Олег.

– А почему до сих пор завтракаем?! Это мне к десяти, а у вас рабочий график с 8:00! Чаи они сидят тут распивают. Реще жуём! Чтоб через 30 секунд тут ни одного из вас не было! За опоздания с каждого вычту! Совсем распустились.

Все тут же начали заканчивать с завтракам. Запихивая в рот бутерброды, запивая чаям, мужчины стали выходить один за другим из-за стола. Рамазан сидел, опустив голову.

– Ну, что ты с утра начинаешь? – сказал Даня, подойдя к нему, поставив перед ним кружку с горячим чаем. – Если у тебя похмелье, никто в этом не виноват. Что головка «бобо»?

– Мозги конкретно плющит. – ответил Рамазан. – На улице дождь?

– Нет. Ясно. Ни облачка. – ответил Данил.

– Значит дождь будет днём. Не мозги, а барометр какой-то.

– Спасибо, Данюша. – сказал Олег, выходя из-за стола. – Всё было вкусно. Особенно хлеб. – пошутил он.

– Да иди уж, иди. – махнул на него рукой Данил.

– Макс, ты можешь не торопиться. – сказал Рамазан, размешивая ложкой сахар в кружке. – Я сейчас в город еду, мы тебя подбросим до автомастерской. Лёха, в машине бензин есть?

– Так вчера полный бак заправляли. – ответил водитель.

– Так иди заводи.

– Так не зима же, прогревать не надо. Ключик повернул и через минуту можно ехать.

– Иди, я сказал! Дай с человеком поговорить.

Лёха вышел из-за стола. За ним засобирался и Стас.

– Ты заедь сегодня в налоговую. Бланки возьми. – дал ему поручение Рамазан.

– Так ещё успеется. До мая далеко. – возмутился Стас.

– Чтоб как в том году, да? Всю ночь сидеть с калькулятором и циферки в клеточки рисовать. По-человечески налоговую декларацию заполнить можно хоть раз или надо всё в последний момент делать? Аль может до декабря оставим? Чтоб потом сразу за весь год. Эйнштейна во мне увидел?

– Хорошо. Сегодня съезжу. – сказал Стас и вышел из комнаты.

– На обед что готовить? – спросил Рамазана Данил.

– Башка болит. – простонал Рамазан, прикрыв рукой глаза от яркого света.

– Ясно. Думай сам называется. Таблетки не забудь свои выпить. – сказал Данил и пошёл к себе на кухню.

– Ну я тогда тоже пойду. – проговорил молодой парнишка, так как за столом остался он и Макс, который не спеша поедал печенье.

– Богдан, – тормознул Рамазан его, – ты неделю назад обещал стены оклеить. А может у меня со зрением худо?

– Так плёнку не могли подобрать! То остаток остался, то расцветка дерьмо. Я сегодня же сделаю.

– Пацан сказал, пацан сделал! Спать не ляжешь, пока всё не доделаешь.

– Ладно, понял. – ответил Богдан, собрав со стола пустые кружки, отнёс их к Дане на кухню, поставив в раковину. Потом вернулся, забрав ещё последние шесть, по три в каждую руку, и тоже их унёс, вышел через Данину дверь и пошёл готовить раствор. Объём работы был большой, мог до вечера и не закончить.

За столом остались сидеть Макс и Рамазан. Рамазан попросил, чтоб он достал ему таблетки. Максим показал на стол, где стояла раскрытая баночка с капсулами, Рамазан отрицательно покачал головой и показал рукой на тумбу. Он принёс ему его таблетки взятые с полочки. Рамазан выпил одну, запив её чаем. К еде он не притрагивался. Он показал Максу на стул, рядом с собой.

– Я много чего в жизни видел. – начал свою речь Рамазан, посмотрев на парня. – И хочу сказать тебе одно – зло возвращается! Да, ты можешь войти к ней в комнату, да у тебя хватит сил её уложить, зажать. Ты испытаешь удовольствие на две-три минуты. А после на душе будет так противно, будто ты дохлую кошку съел. Я думаю эти три минуты того не стоят. – Максим жестикулировал руками, что не собирается этого делать. Рамазан продолжал. – Мне довелось в жизни пообщаться с одним человеком. Он не был физически сильным, он не был мачо, но в нём было что-то, за что его уважали. Если бы я умел красиво писать, я написал бы про него книжку. Мы встретились с ним в лагере. Не в пионерском. Его все звали Пахан. Когда он входил, все замолкали. От него шла какая-то сила. Его даже менты уважали. Матёрые убийцы перед ним пасовали. Он мог свободно перемещаться по территории, независимо от распорядка дня. Мне до него не было никакого дела. Он сидел уже много лет, а за что срок мотал я не знаю… Может пришёл в милицию и рассказал про то, как сбили человека, а может ещё за что. У меня уже было несколько попыток расстаться с жизнью и в этот раз у меня созрел план: броситься утром вовремя зарядке в сторону, прямо овчарке в пасть, когда конвой будет проходить. Псы там натасканные. Своего не упустят. Хватка железная. Она мне в шею и вцепилась. Повезло, что драть не стала, мотать головой из стороны в сторону. Кусок бы вырвала, и всё, мне хана. Сдох бы от кровотечения, а так только артерию сонную на шее прокусила. Первого кого я в медсанчасти увидел был Пахан. Он видел мою истерику, как я не давал рану перевязывать, как орал, чтоб все шли на х@й, что сдохнуть хочу, как снотворное мне вкололи, как меня на три часа вырубило. Он сидел на стуле и смотрел на меня. Я помню этот взгляд. В минуты, когда мне бывает плохо, я всегда вспоминаю эти глаза. Мне не передать тебе их словами, их просто надо было видеть. Он посмотрел на меня и говорит: «Придёт время, ты за свою жизнь биться ещё будешь.» Сказал, встал и пошёл. Я орал ему вслед, что мне жизнь не нужна, пусть себе её заберёт, лишь бы мне помог сдохнуть. Я матерился, рвал простыни, что к кровати меня привязывали, пока на депрессанты меня не посадили… А ведь он был прав. Если бы ты, Макс, только знал, как я жить хочу… Он не был пророком, ясновидящем или хиромантом, он просто знал жизнь, законы вселенной, что всё возвращается на круги своя и зло, сделанное тобой, к тебе же и вернётся. И то, что ты сейчас ненавидишь, потом будешь любить, то что ты сейчас не ценишь, потом бесценным будет… Он приходил ко мне в палату каждый день. Я думал, что он приходит со мной поговорить, ободрить, поддержать. А потом выяснилось, что он сам здесь постоянный клиент. У него со здоровьем совсем худо было. Его в своё время хирурги по частям собрали, как конструктор. Но он нигде, никому, никогда не жаловался. Он мне рассказал свою историю. Есть в этой истории вымысел или это чистая правда, я не знаю. – Рамазан посмотрел на мальчишку, тот внимательно слушал его, аж затаив дыхание. – Он был мотогонщиком. Участвовал в соревновании и не справился с управлением, вылетел с трассы. Сломал всё, что можно сломать, порвал связки, разрыв селезёнки и множественные ушибы внутренних органов. Операцию 8 часов делали. Ему было тогда 26. Единственный ребёнок у родителей. Он впал в кому и врачи не могли ничего сделать. И увидел он себя снова подростком. Всё как тогда, в детстве. Он и трое его лучших друзей, берут у дядьки запорожец покататься. Он рассказывает: нам по 17 лет. Жили в деревне. На выходные из города на запорожце у одного из друзей приехал родной дядя. Транспорта в деревне никакого, ну мы по сельской дороге, аж пыль столбом, частенько гоняли. Автобус из города приходил два раза в день: рано утром и вечером. Если когда трактор встретится, так нам за азарт было его обогнать. По 160 выжимали на спидометре. И в тот день было, как обычно. Уже темнелось и мы к деревне мчались. Мужик на дорогу из леса вышел. То ли грибник, то ли турист, да поздно мы его за разговорами заметили. Всё произошло быстро, мы даже затормозить не успели. Как и тогда, говорит, вижу я себя сидящим на заднем сиденье, рядом друг сидит, ещё двое впереди, музыка в салоне орёт. И на полном ходу, мы сбиваем этого мужчину. Тогда мы промчались дальше, даже не остановились. Естественно в деревне никому ничего не сказали, постарались забыть про это. И сейчас мы сбиваем этого человека, проезжаем 10 метров и машина глохнет. Дальше всё в точь-в-точь, как фильмах ужасах: окровавленный мужчина медленно поднимается с обочины и шатаясь, идёт к нам. На пол лица у него сплошное кровавое месиво, рука оторвана, болтается, держится только на жилах. По одежде течёт кровь. Радио молчит, машина никак не хочется заводится. Мы изнутри запираем все двери. Ужас и страх в глазах. Он начинает ломиться то в одни двери, то в другие. Стучит ладонью по стеклу, оставляя отпечаток кровавой ладони. Где-то подсознательно, он рассказывает, я чувствую, что ему нужен я. И это чувство не покидает меня. Если я сейчас выйду из машины, то мои друзья смогут завести машину и уехать. Но страх сковал тело. Я мог только поворачивать голову, видя, как мужик ломится в разные двери. И вдруг на горизонте появляется смерч. Воронка приближается к нам, поднимая до неба густую непроглядную пыль. Она засасывает в свой круговорот того человека. Я зажмуриваю глаза от страха, сидя в кромешной тьме, и открыв их, он увидел перед собой медсестру в белом халате. – Рамазан помолчал и продолжил рассказывать историю Пахана. – Ни у кого из четырёх парней не сложилась судьба. Есть такое выражение – виновен в соучастии преступления. Сам ты его не совершал, но и попытки с твоей стороны не было, чтоб предотвратить зло. По его рассказам парни в общем и не плохие были. Так что, нет плохих людей, есть только плохие поступки. Все три дня, что он был в коме, мать по церквям ездила, сына у Бога вымаливала. И Он дал ему время, чтоб принести раскаяние в содеянном. Тому парню, что был за рулём автомобиля, руку отрезало тем же летом. Он отцу на пилораме помогал. Рукавом зацепился и по самое плечо. Правая рука. Школу бросил, пристрастился к алкоголю. Весной схоронили, палёная водка попалась. Тот, что рядом с водителем сидел, отслужил два года, вернулся в родную деревню. Как бывает в таких случаях, стол накрыли, сына встретили. Друзья пришли, родственники собрались. Пошли на речку искупаться. Всю жизнь в той реке купались. Спиртного выпили рюмки две. Разбежался он, нырнул и не вынырнул. Крепкий, здоровый парень. Думали, разыгрывает. Спохватились, да поздно. Вытащили его из реки, а он уже всё. То ли судорогой ногу свело, то ли от перепада температуры сердце остановилось, то ль судьба такая. Тот парень, что рядом с Паханом сидел на стройку на практику пришёл. На монтажника последний курс заканчивал. Последний день практики, дипломная работа. Оступился и насмерть. 23 года должно было исполниться. Пахан в 26 должен был разбиться на мотоцикле. Выжил. Один их всех пережил. Да и его век тоже был не долгим. Ему и сорока не было. Вроде как 35 или 36 лет было. Пришёл как-то ко мне в отряд, меня уже из больнички выписали, говорит: «Завтра освобождаюсь.» Ну, попрощались. Пожелал мне терпения. Библию свою подарил. Парням в своём отряде тоже вещички свои раздал, мол, примета плохая собой из зоны что-то забирать. Утром на перекличке его уже не было. Только месяца через три узнали, что умер он, кто-то из охраны проболтался. За оградой на пустыре его похоронили, по ту сторону забора, считай перебрался на волю. Родная деревня его развалилась, отец умер, мать сама у сестры в городе жила. Бальзамировать дорого, вести далеко, да он и сам просил, чтоб здесь оставили. Только не хотел, чтоб по нему переживали, вот и соврал всем про освобождения. Да, ладно, не реви, ты же его не знал. – сказал Рамазан, видя, как слёзы текут по щекам у Макса и он растирает их ладонью. – Оставайся сегодня дома. Девушку разбудишь, завтракать приведёшь. Договорились? – к ним вошёл Антон, а следом влетел Алексей. – Да выхожу я, уже выхожу. – сказал он Лёхе и обратился к Антону. – Ханс где?

– В лаборатории. Со с ранья примчался. «У меня идея! У меня идея!» – орал, даже завтракать не стал.

– Поехали. – сказал Рамазан Лёхе и они ушли.

13 глава

Макс вошёл в комнату к Эльвире. Она спала. Она не проснулась и от включенного света. Постояв немного в дверях, он подошёл к кровати и задел её за плечо. Она открыла глаза. Он улыбнулся её испуганному виду, постучал пальцем по запястью, мол, время, пора вставать, и вышел из комнаты. Он закрыл за собой дверь, послышался щелчок.

Эльвира соскочила с кровати и подбежала к двери. Прислушалась. За дверью было тихо. Она подёргала её, дверь была закрыта. Попыталась по-прикладывать свою ладонь к замку, подвигать ей, но щелчка не было. Никакого ключа она не видела в руке у парня, но этот трюк с замком у неё почему-то не получался. Дверь не хотелось открываться. В чём был фокус она никак не могла понять.

Макс пришёл за неё снова, но уже позднее. Он не говорил ни слова. Он просто смотрел на неё и ждал, когда она выйдет из комнаты. Эльвира стала предлагать ему деньги, если он поможет ей от сюда сбежать, ну или хотя бы принесёт её сотовый телефон. Макс молчал. Она психанула и выскочила из комнаты, направилась по коридору одна, не став его дожидаться.

Послышалась музыка. Где-то громко пел магнитофон с блатными песнями:

 
«На кой нам банки и банкеты,
Мы не привыкли к жизни этой.
Мы в сандалеты и в буфете встанем вкруг.
Мы были сыты и одеты, в ящик свежие газеты.
Ложила тётя Маша по утру….»
 

Эльвира рассматривала парнишку, что стоял на табуретке дальше по коридору. Она его узнала. Это был тот самый парнишка, что разбирал коробки с колбами и реактивами, а сейчас он стоял на табуретке и чем-то намазывал обшарпанную стену шпателем из пластмассового ведёрка. Дверь одной из комнат была раскрыта настежь и оттуда доносилась песня. Он повернул голову в их сторону.

– Доброе утро! – поздоровался он.

 
«…Всё было весело и гладко.
     Играла в парке танцплощадка.
     По кругу бегала лошадка – карусель.
     В цветах и зелени парадка, в рисунках школьная тетрадка.
    И у бабули на плите всегда кисель….»
 

Макс показал на дверь рукой и Эльвира открыла её. Это была та же комната с диваном у стены, а через неё они прошли в комнату, где стоял обеденный стол. За столом никого не было. Из дверей, что вели на кухню, вышел Антон. Он отчего-то громко и весело смеялся. Его Эля тоже уже видела. Сейчас на нём был дорогой мужской костюм, белая рубашка, узенький чёрный галстук, а вчера утром на неё были серые джинсы и белая футболка с красным большим двуглавым орлом на спине. Заметив их, он перестал смеяться.

– Макс, поди Боне помоги. Одному клеить не удобно, а я девушку покормлю. Да иди, не бойся, не трону я её. – сказал Антон и обратился к Эле. – Как я помню, ты любишь чай. Присаживайся, я сейчас сделаю.

Парнишка ушёл, подчинившись старшему. Если бы он мог говорить, он бы попытался настоять на своём, а так у него не было выбора. Эльвира осталась наедине с этим парнем. Успокаивало то, что в соседней комнате есть Даня, хоть его она сможет позвать на помощь, если что.

– Как тебе Ханс? – спросил он её, поставив перед ней кружку с кипятком и чайным пакетиком.

Ханс был немец по национальности. Он много лет жил и учился в Москве по молодости. Защитил не одну докторскую диссертацию. Говорил со своебразным акцентом по-русски. Где и как он познакомился с Рамазаном никто не знал, но он у них гостил по осени. Идея создания эликсира с микро и макро элементами принадлежала Хансу, а оснащение и оборудование закупил Рамазан, узнав, что эта идея посещала и умы наших химиков, и даже есть кое-какие наработки в этой области.

На Эльвиру Ханс не произвёл впечатления гения. Он был не высокого роста, плотного телосложения, лет под 50. Мелом на доске прописывал химические реакции и их производные, постоянно спрашивая: «Ты, согласна?» В чём-то она соглашалась, но порой они не могли договориться, он требовал одно, она доказывала другое.

– В смысле? – переспросила она.

– Он тебе нравится?

– Какое это имеет значение?

– А Рамазан? – продолжал спрашивать Антон.

– Плевать я хотела на Ханса и на твоего Рамазана! Я домой хочу.

Мужчина улыбнулся. Он сел напротив, предоставив девушке на выбор всё, что она хочет: салат в салатнице, бутерброды, пряники, печенья. Он посмотрел на неё и заговорил первым.

– Рамазан тебе вчера по пьяни байки рассказывал. Он умеет завести разговор по теме, как говорится, произвести впечатление. Мы с ним познакомились три года назад. Первое, что цепляет при встрече, это его спокойствие, и порой кажется, что он знает все ответы, на все вопросы. Я сам детдомовский. У меня нет родителей и родственников я своих не знаю. После окончания 9 класса, нас запихнули в ПТУ, я учился на крановщика с стипендией в 100 рублей. Администрация города показала мне полуразрушенный барак на окраине города, мол, это твой дом, что я там родился. После получения диплома в ПТУ, они умудрились меня выписать из общаги и прописать в тот сарай, мол, на мальчик живи и не говори, что администрация не предоставила тебе жильё. Там окна забиты фанерой, в связи с отсутствием стёкол, шифер сломан, в дождь эта крыша не спасает, сгнившая электропроводка, истлевшая старая мебель. Сгори он, я даже не расстроюсь. И сосед алкаш мне ещё достался. Каждый день пьянки с приятелями. Ну и куда мне нищему податься? На работу без опыта работы не берут. Устроился грузчиком. А жрать то каждый день хочется, да и не по разу. Приноровился я кошельки тырить на вокзале у зазевавшихся приезжих. Вот так стою вечером, очередную жертву высматриваю. Чувствую, что кто-то смотрит мне в спину. Оборачиваюсь, парень стоит, потом ко мне подошёл и говорит: «Тюрьма – это не пансионат. Я там был, ничего хорошего. Лучше проводить время в другом месте. Хочешь есть? Пошли, покормлю.» Сказал и пошёл, а выбор был уже за мной: пойти за ним или убежать, а можно было и дальше стоять, выслеживая жертву. Я понимал, что воровство добром не кончится. И я пошёл за ним. Что я в нём тогда разглядел? Обычный парень, только что сошедший с поезда, тёмные джинсы, того же цвета джинсовая куртка, под ней серая водолазка, дорожная сумка через плечо. Мысль была, а вдруг мент. Зашли в привокзальное кафе. Заказали первое, второе и третье. Он сделал кому-то звоночек. Ели молча. Он меня ни о чём не спрашивал. А потом вошли двое. Они были одеты так, как примерно сейчас одет я. Это называется имиджевый прикид. Такой костюм полторы тысячи долларов стоит. Он не мнётся, имеет грязе водоотталкивающее покрытие, в жару в нём не жарко, в холод не мёрзнешь. Один из них подошёл к нам, а второй к девушке на кассу. Достал пачку денег, показал на нас, сколько-то отсчитал, со словами: «Сдачи не надо.» И вдруг я понял, что хочу такую жизнь. Рамазан будто мысли мои прочёл и говорит: «С нами поедешь?» И я сказал: «Да.» Куда, зачем я даже спрашивать не стал. Я почувствовал от него стабильность, уверенность. Мы вышли из кафе и я увидел машину, к которой направились бравые ребята. Не то, чтоб водить такую машину, а просто прокатиться в такой, для меня было несбыточной мечтой. И снова слова Рамазана, спокойные, дающие понять, что оно так и есть: «Автомобиль – это всего лишь средство передвижения, а вот бензин – это роскошь.» – Эльвира улыбнулась и опустила голову, пряча свою улыбку. Антон продолжил свой рассказ, словно этого не заметил. – Я два месяца пытался понять, чем он занимается. Я вслушивался в разговоры людей, собирающихся за этим столом, выполнял любую работу, вплоть «подай – принеси», а потом просто подошёл к Рамазану и спросил на прямую – кто он? У меня была истерика. Я ржал минут сорок. Я готов был услышать всё что угодно, но только не это. Утилизатор мусора – скромно, простенько, а главное в его манере не маячить. Вот такая у нас работа, но нужная, согласись? Я никогда не думал, что это прибыльный бизнес. Оказывается, если всё правильно организовать найти надёжных партнёров, чётко прописать каждому его обязанности, то деньги не капают, а текут ручьём. У одних забрать макулатуру, спрессовать – получится картон, продать его и купить пластмассу и битое стекло, и вот тебе готовые блоки под строительство. И так каждый день без выходных и праздников. А военкомат пусть и дальше шлёт свои повестки на мой адрес, да хоть каждый месяц, авось ему кто-то и ответит. Мне никто столько не дал, сколько Рамазан. Я одет, обут, у меня работа, деньги, я любому за него пасть порву. А Родину-Мать я и в глаза не видел, и в долг у неё ничего не брал. И как бы там дело это не повернулось, знай, мне пох@ру! Я грохну и ментов, и тебя, и деда твоего.

– Тоша, а ну-ка выйди. Выйди, выйди на 5 сек. – позвал его влетевший к ним Лео.

Он вышел в соседнею комнату, где рядом с Лёней стоял и Богдан.

– Где Рамазан? – накинулся на него Лео.

– А чё (что) Боне не веришь? В больницу он с Лёхой водителем поехал.

– Вы не придурки, вы дебилы! – гаркнул на них Лео. – Весь вечер пить, а утром ехать в больницу сдавать анализы.

– Надо было выходит к завтраку и решать этот вопрос с ним. – сказал Антон. – Мы люди подневольные, нам сказали, мы сделали.

– Оскорбление человеческого достоинства карается законом. – заявил ему Богдан.

– Ну, пойди, подай на меня в суд! – сказал Лео и вышел из комнаты, хлопнув дверью.

– А говорят, что психологи самые спокойные люди от природы. – проговорил Боня.

Дверь снова открылась и заглянул Лео.

– Ты сейчас в город едешь? Ну, раз так вырядился. – спросил он Антона.

– Еду.

– Меня до больницы подбросишь, я жду тебя во дворе у машины. – сказал Лео и снова закрыл двери.