Свет в алтаре

Верочка заснула в белой рубашке. Я гладила Наденькины кудри – темнее, чем у Николая… были. Она ворочалась, стонала и всхлипывала:

– Почему дядюшка давеча сказал, что Николенька погиб со слезами и с улыбкой? Я не поняла.

– Он радовался, что Костя жив. А прежде думал, что он погиб.

Дядюшкой Наденька называла денщика Николая, ходившего за ним с пелёнок.

– У него слёзы высохнуть не успели, а он уж радовался, что братец жить будет, по-е-мы писать… Тут ядро ему в самое сердце и ударило, – плакал дядюшка.

Как случайно прилетевшее ядро нашло сердце Николая – офицера запасного батальона – когда полк стоял в резерве? Тайна Божия. Таинство…

– Значит, Николенька стал улыбающимся ангелом? – прошептала Наденька.

Да, дитя моё…

Я задула свечу.

***

Я прослужила в доме тайного советника тринадцать лет. Когда Вера выросла и я расставалась с семьёй, Наденька уже была Надеждой – женой и матерью, Константин в чине подполковника издавал поэмы, а Серёжа оказался замешанным в деле декабристов и готовил план убийства царя.

Единственный портрет Николая – карандашный рисунок брата хранился у родителей как утешение. Потерялась даже его рапира. Он не оставил о себе земной памяти, кроме посаженного в имении деревца. Да и то с его гибелью засохло.

Но чтó память на земле, когда душа – Божий свет? Разрушатся памятники, сердца остановятся…

А вечность, как Любовь, «никогда не перестаёт».

Живых не оплакивают. Николай ушёл в вечность с радостью – и мне светло. Я улыбаюсь. Вместе с ним. Он в огоньке моей лампады. Он в солнечных лучах, врывающихся с востока в окна алтаря и падающих на лица прихожан через Царские Врата храма. Он – с нами. И мне есть кого любить.