Звон утренней чашки кофе о небольшой деревянный стол служит сигналом всему остальному о том, что новый день официально может начаться. Почему именно чашка кофе, а не первые лучи солнца удостоенна такой чести? Потому что я не из тех, кто встает с первыми лучами. Я не сова и не жаворонок. Как ни странно, таких людей называют голубями, уж не знаю, почему именно так. Сразу же после звона включился привинченный к стене плоскоэкранный телевизор, в котором миниатюрных размеров мужчина вещал Англии о последних событиях неугомонного мира. «Прошлым вечером состоялась игра между Манчестером и Арсеналом. Счет 5:3 в пользу Манчестера…» Отломив вилкой кусочек яичницы и сунув в рот, я повернула голову в сторону выходящего на двор окна. Пожухлая желтая трава колыхалась от нескончаемого ветра, голые растопыренные ветви деревьев дрожали, отпугивая жирных воробьев. В радиусе мили не было ни души, и запросто можно было подумать, что все жители покинули свои дома, собрав чемоданы и уехав в какое-нибудь теплое местечко. Унылый вид Брэдфорта разбавляло лишь голубое небо с пригревающим весенним солнцем. Но мысленно я была совершенно в другом месте. В голову уже лезли безостановочно перестраивающиеся описание, действия и диалоги, которые непременно нужно было записать. Наскоро дожевав завтрак и выпив кофе, я села за ноутбук, быстро забегав пальцами по клавиатуре, повторяя про себя каждое хорошо продуманное слово, чтобы не забыть второпях, как это обычно бывает. Слова, строчки, страницы… Таким образом я провела все утро, пока в дверь не раздался звонок, напоминающий бой колоколов в часовне. На пороге стояла Тейлор.

Она посмотрела на меня, затем заглянула мне за спину, потом снова уставилась на меня.

– Опять пишешь, – сделала она вывод.

– Ну и как узнала? По красным глазам, или появились экстрасенсорные способности?

Тейлор слегка призадумалась.

– Я бы сказала про способности, но ты опять посуду со стола не убрала.

Я усмехнулась, пропуская гостью с широким серым шарфом на шее в дом. По заученной схеме Тейлор остановилась, обводя быстрым взглядом обстановку в доме и одновременно снимая лиловое пальто. Бьюсь об заклад, в ее голове уже есть план всего, за что она будет ругать меня и что сама в результате уберет. У некоторых людей перфекционизм в крови.

– Гринбери опять повздорили, – начала она. – Всю ночь не давали поспать, начиная с вечера. Кажется, Уильям опять обменял что-то из ее драгоценностей в ломбарде.

Я вернулась к ноутбуку, но поняв, что мысль безвозвратно утеряна, и теперь ничего с этим не поделаешь, стала слушать подругу.

С Тейлор Джеймс мы знакомы со средней школы, жили неподалеку друг от друга, и сквозь года эта вещь не изменилась: даже переехав из Лондона в графство Уэст-Йоркшир, мы живем через четыре дома. Как и любая дружба, наша пережила ссоры, обиды, разлуку, непонимание, подростковые заскоки, приведя нас в один город и поселив рядом, чтобы Тей могла каждое субботнее утро наведываться ко мне со свежими сплетнями и нарушающим идиллию «тихой гавани», как выразилась сама подруга, своим звонким возбужденным голосом детсадовской истерички.

– Не понимаю, как ты до сих пор с ума не сошла в такой тишине, – каждый раз повторяет Джеймс.

В отличие от моего дома, в ее доме всегда стоит шум и гам, и отнюдь не из-за рано заведенных детей. Просто привычка оставлять одновременно включенным телевизор в гостиной и радио на кухне, кажется, неизлечима. Уж не знаю, как Тео выносит это.

С Теодором Расселом Тейлор познакомилась на втором курсе колледжа. Обычная история о парне, который на два года старше, и девушке, влюбленной по уши. Их свела общая любовь к фильмам ужасов и байкам. На первом свидании Тео повел Тей на мотогонки, выбрав беспроигрышный вариант, и окончательно влюбив в себя впечатлительную второкурсницу с окраины Лондона. Но, конечно же, на этом он не остановился, решив прыгнуть выше головы и купить собственный мотоцикл. Парень не был из состоятельной семьи, где можно взять банковскую карточку и когда вздумается помчаться за новенькой моделью «YAMAHA» в ближайший дилерский центр. Теодору пришлось устроиться на две работы и быть там, помимо учебы в колледже, чтобы потом купить старенький подержанный чопер, постоянно требующий починки и замены масла. Но Тейлор была от него без ума. Не было и дня, чтобы не рычал мотор, пока влюбленная парочка нарезала круги вокруг кампуса. Они оба приходили в восторг каждый раз, обращаясь с мотоциклом как с родным ребенком. Годы шли, куплен общий дом, но выйти замуж возлюбленный так, и не предложил. «Мы не хотим торопиться, – смеется Тейлор. – Незачем. Еще успеем состариться вместе в большой семье». Ну конечно, в двадцать пять жизнь только начинается, и ты хочешь чувствовать себя в это время насколько возможно свободным. Ха-ха, если у тебя нет работы, мигрени и вездесущей усталости.

– Тебе нужно выйти прогуляться, – заявила подруга, убирая с обеденного стола грязную посуду. Я одарила ее хмурым взглядом, а за тем так же посмотрела в окно. Небо стали затягивать тяжелые свинцовые тучи.

– У меня много работы.

– У тебя всегда много работы. Вот скажи, когда ты последний раз отдыхала? – (она выдержала короткую паузу, прищурившись на меня.) – Так и думала. Через час мы с Тео собираемся съездить по магазинам, и ты едешь с нами.

– Но я не могу! Мне надо закончить новую главу до понедельника. Аманда с меня три шкуры сдерет…

– Нужно хотя бы иногда выходить из своей конуры, Кристина, и проветривать голову. Вдруг, пока ты будешь ходить по бутикам, придумаешь что-нибудь новое? Да к тому же новое платье тебе не помешает. Скоро день рождения Стивена, не забыла?

Я закатила глаза, подперев голову рукой. Каждый год мой двоюродный брат Стиви Амелл устраивает грандиозные вечеринки по случаю своего дня рождения. «Двадцать три только раз в жизни!», «Двадцать пять больше не повторится!» И вот, теперь ему стукнет двадцать семь. Единственное двадцатисемилетие в жизни.

Ехать мне никуда не хотелось. Я хотела закончить то, над чем билась вторые сутки, и только потом устроить заслуженный выходной. С новыми главами в последнее время были некоторые затруднения, и по мере их появления разгоралось испепеляющее желание раз и навсегда их преодолеть. Но, как правило, исчезали одни – тут же появлялись другие.

Вжав шею посильнее в плечи, чтобы шарф как можно больше закрывал рот и нос, я скрестила руки на груди в попытках согреться, пока Тео проверял, закрыл ли он машину. Погода решила окончательно испортиться и отнять все надежды на столь желанное тепло. Меня каждый раз удивляло то количество разномастных автомобилей, длинными рядами громоздящиеся на парковке местного торгового центра. Откуда их берется так много в таком сравнительно небольшом городишке? Протискиваясь между пыльными легковушками, мы, наконец, добрались до больших автоматизированных стеклянных дверей входа. Как только мы вошли, поток горячего воздуха врезался нам в лица, обжигая порозовевшую после холода кожу. Из неумолкающей визжащими гудками парковки мы попали в не менее шумный торговый центр, где стоял неутихающий гомон голосов, и ко всему этому в каждом бутике играла своя музыка. Толпы подростков, молодых пар с детьми и даже стариков бороздили общие потоки туда-сюда; в воздухе витал запах жареного фастфуда. В какой-то момент мне показалось, что весь Брэдфорт собрался здесь сегодня. Я поморщилась.

– Значит так: мальчики по своим делам, девочки – по своим, – распределила Тейлор, а потом полезла в сумку и достала оттуда сложенный вдвое клетчатый листок бумаги и протянула его Теодору. – Вот. Не забудь купить продуктов.

Лицо парня приняло недовольный вид, испещрившись глубокой хмурой складкой меж бровей, но Тейлор упорно делала вид, будто бы вовсе не замечает этого. Она живо помахала на прощание рукой возлюбленному и, подхватив меня под руку, решительно зашагала на широких каблуках вдоль бутиков. Именно тогда я вспомнила, почему согласилась приехать сюда: потому что спорить с Тейлор Джеймс, как горох об стену.

Домой мы вернулись ближе к вечеру, когда платья были куплены. Все то время, пока мы рыскали по магазинчикам, перебирая уйму цветных тряпок разных фасонов и качества, подруга не переставала ворчать о маленьком выборе и причитать, что здесь все для застрявших в лихих восьмидесятых женщин. Нам пришлось потратить уйму времени и обойти каждый бутик дважды, а то и трижды, перещупывая похожие между собой модели, выуживая короткие и длинные платья – венцы творения сетевых магазинов. Найти самое подходящее из всех ей удалось почти что перед самым отъездом. Мы с Тео практически умоляли Тейлор поехать домой, когда та юркнула в очередной «Top Shop» с обещанием, что если ничего не найдет сейчас, то на Единственное Двадцатисемилетие Стиви отправится в пижаме. И – о, аллилуйя! – она, наконец, купила платье сапфирового цвета чуть ниже колена.

– Как вам? – спросила подруга, выплывая из примерочной.

– Прекрасно! Сидит идеально, – залепетали мы, потому что ей оно действительно очень шло, а от части, потому что усталость брала над нами верх.

Со мной проблем было гораздо меньше. То ли из-за того, что мне просто повезло увидеть наряд практически сразу, то ли потому что выбор платья меня не особо заботил.

Дома намного тише. Дома нет бесконечной суеты, не пахнет гамбургерами из кафе быстрого питания. Здесь не играет вразнобой музыка и не толпятся слегка обезумевшие стайки людей. В этих стенах царят уют и покой, слышен лишь легкий скрежет веток дерева об оконное стекло. Я заперла входную дверь на засов, бросила ключи и пакет с покупкой на комод, снимая с ног усеянные каплями грязи сапоги. Твидовое пальто скользнуло с плеч и заняло свое законное место на вешалке, на кухне включился чайник. Я надела старенькие домашние тапочки, подаренные мамой еще на Рождество, и без какого-либо настроения поплелась к ждущему все это время на кофейном столике ноутбуку. На экране заменявшего людям мозги устройства высветились ряды мелких букв. Печатные строки заполонили белые листы несуществующей бумаги и обрывались на середине последнего. Именно на этом месте я остановилась утром, пока подруга детства не позвонила в дверной звонок и не вытащила меня из дома. Тяжелый вздох недовольно вырвался из груди. Глаза вновь забегали по рукописи, перебирая, казалось бы, уже въевшиеся в голову слова. Как молотом, по мыслям било напоминание «до понедельника». Осталось семнадцать часов до того, как новая глава должна появится в электронном ящике у Аманды Стэндфорд – главного редактора издательства «Пингвин».

С одним из самых популярных издательств Англии я начала сотрудничать чуть меньше двух лет назад. Я закончила обучение на филологическом факультете в Лондоне и подумывала пойти в одну из местных газет на место редактора. У меня с детства имелось влечение к чтению и написанию небольших рассказов, в школе мои сочинения не редко отмечались учителями особым содержанием и «живостью воображения», так что к тому моменту на моих руках уже имелась первая книга. В какой-то момент я поняла, что хочу вдохновлять людей. На той первой работе, куда меня приняли после первого собеседования под предлогом острой нужды в грамотном редакторе, как-то незаметно завелся разговор о своих собственных сочинениях, и я пообещала показать свою книгу. Пару недель «Виниловый закат» гулял по рукам всего штаба. Коллеги выражали восторг, им понравилось читать о мою первую в жизни настоящую книгу! С каждым новым отзывом чувствовался прилив сил, вера в себя крепла ежедневно. Спустя еще неделю «Платиновый закат» оказался в руках директора той небольшой газетенки, в которой работали я и другие пятьдесят человек. Энтони Брукс, взяв стопку обычных листов А4, соединенных канцелярской прищепкой, сунул их в свой кожаный дипломат.

– Прочту дома, – объяснил он, щелкнув замками. – Сейчас дел невпроворот. Вы уже подготовили статью об угнанном джипе для печати, мисс Томпсон?

Через несколько дней он вызвал меня в свой заявленный бумагами кабинет, назвав мое имя привычным для себя сдержанным дикторским голосом. На его столе меж скомканных листов лежали и мои рукописи. Брукс положил на них свой широкий палец, легонько постучал по страницам и, пристально глядя мне прямо в глаза, сказал: «Она должна иметь должное оформление, чтобы быть похожей на книгу». А за тем дал номер знакомого из крупного издательства, дал два выходных посреди рабочей недели с наказом показать работу «Пингвину». Так что Энтони Брукс один из тех, кому я обязана тем, что имею сейчас.

– Пока книга не будет одобрена ими, можешь не возвращаться, – конечно же, он шутил, но почему-то от его твердого баса по спине все равно пронеслись мурашки.

Еще через месяц на электронную почту пришло официально письмо от Аманды, моей нынешней начальницы. Сухим официальным языком был выведен текст, повествующий о ее желании встретиться со мной для беседы на счет книги в любое удобное время до 19:00. Мы встретились на следующий же день (перед ним была ночь без сна, полная содрогающего тело волнения) и вскоре экземпляры искусно оформленного профессионалами «Платинового заката» поступили в первый книжный магазин недалеко от издательского дома.

Я была вне себя от счастья. Необыкновенный прилив сил и энергии охватили меня, я чувствовала, что смогу запросто сдвинуть с места горы. Сорвать с неба звезду казалось проще простого! Именно тогда я поверила в себя. От друзей и родственников поступали многочисленные поздравления, поздравляли и те, кто молчал уже несколько лет, не имея нужды звонить даже по праздникам. Я подписала контракт, причисляют мне 80%, к издательству 20 от продаж каждого экземпляра. У меня появилась новая работа. Самая великолепная работа! Нужно было лишь укладываться в срок с написанием новых глав и книг в целом. Дела стремительно пошли в гору всего за каких-то три месяца! Родители устроили торжественный ужин по случаю продажи сотни копий, заказав столик в одном из самых дорогих ресторанов города. Жизнь будто бы превратилась в сказку, и для этого не нужен был прекрасный принц и роскошный замок венецианской эпохи.

Никто не говорил, что будет легко. Написание книг легким посчитает только дурак, ни разу не приложивший реальных усилий. Новые идеи били фонтаном, воображение работало круглосуточно, без передышки проецируя в голове все новые и новые сюжеты. Я не успевала их записывать, день и ночь строча, корректируя новые абзацы. Как ребенок радуется новой игрушке, так и я приходила в восторг от того, чем занималась.

Сложности начались тогда, когда я перестала успевать заканчивать главы в срок. «Ничего, это просто небольшое опоздание» – говорила себе сидящая возле окна девушка, еще не знающая на тот момент о жесткости временных рамок. Поначалу опоздания казалось мелочью, нередко списываемой на небольшую усталость от постоянной письменной работы, но со временем усталость переросла в стресс, после которого оставалось совсем немного до тяжелого периода творческого кризиса. Любимая работа и хобби, некогда приносящая только удовольствие, стала изнуряющей. Я теряла энтузиазм, а книги – живость. С каждой новой они все больше мертвели, сколько бы строк не заменялось и сколько бы ни добавлялось прилагательных.

«Пингвин» требует главы, я пытаюсь оживить мертвеца.

Царящую в доме тишину нарушил звон мелких капель дождя, развивающихся о крышу и стекла, подпрыгивающих на асфальтированной дорожке возле дома и вовсе исчезающих в траве. Забытый чайник давно теперь уже успел остыть. То ли из-за ветров, то ли из-за неиспользования отопления воздух в комнатах стал неприятно холодным. Я поежилась, посильнее укутавшись в велюровый плед. Мысль о разожженном камине ютилась в душе, согревая ее слабым теплом. Отложив работу в сторону и встав с дивана, я подошла к камину, заглянув в корзину для поленьев, где осталось всего пару щепок. Подавить обреченный вздох не удалось. В доме дров совсем не осталось, а и без того холодные руки казались чистым льдом. поэтому нужно идти за ними на улицу.

Дождь не прекращался, продолжая падать прозрачным занавесом с неба. На самом деле дождливая погода – моя любимая. Даже, несмотря на то, что в Англии дожди идут довольно часто. Они приносят с собой меланхоличную приятную грусть, навевают воспоминания, заставляет людей укрыться в своих домах под большим пледом с кружкой ароматного чая в руках. Открыв окно, чувствуешь свежесть, будто бы находишься в двух шагах от океана. Дождь – это музыка, созданная природой. Она успокаивает не хуже любой классики. Она и есть классика. Дождь вдохновляет. Огромное тяжелое полотно прорывали розовые пятна, тянущиеся от широкой фиолетовой ленты над горизонтом. Теперь все вокруг не казалось таким угнетающим и нагоняющим тоску. Я натянула капюшон от дождевика на голову и быстро зашагала по узкой дорожке к небольшой пристройке с поленьями в задней части двора. Как только корзина была наполнена, я вернулась обратно в дом.

Вскоре пасть камина разгорелась языками пламени, отбрасывающими на гостиную янтарный свет; постепенно становилось теплее. Сев в кресло рядом с очагом и подобрав под себя ноги, я стала всматриваться в танцующее пламя. Всего пяти минут отдохну, сказала я самой себе. В голове вновь закружился вихрь мыслей, моментально сменяющих друг друга, от чего голова начала тяжелеть, опускаясь на мягкую спинку. Лишь сейчас я поняла, насколько сильно устала. Веки тяжелели и смыкались, глаза неприятно щипало, обивка кресла вдруг стала казаться самой мягкой в мире, удобнее любой постели, похожей на пушистое облако, манящее в царство грез. Держать глаза открытыми стало непосильной задачей. Гремящие вразнобой одинаковые голоса в голове становились все тише и отдалялись – я окончательно провалилась в тонкие сети сна.

Не помню, как оказалась в офисном кресле из черной кожи, придвинутом к большому столу. Я прекрасно знала, где нахожусь, и почему-то неконтролируемая дрожь заставляла зубы тихо стучать, а пальцы впиться в пластиковые подлокотники до побеления костяшек. Мне очень страшно. Жарко. Хочется скорее сорваться с места и просто убежать подальше. Домой. Покинуть офис с унылым видом на вечно переполненный людьми и машинами перекресток. Я была бы не против даже выпрыгнуть из окна четырнадцатого этажа в самое жерло нескончаемого движения, все, что угодно, лишь бы не быть здесь. Но я не могу даже почесать нос. Два прищуренных зеленых глаза неотрывно прожигают мою плоть, жесткое лицо, испещренное в некоторых местах морщинами, приняло багровый оттенок. Женщина средних лет с еле прикрывающим шею каре плотно сжала тонкие губы – самый худший знак. Она раздражена, возмущена до предела и готова убить кого угодно голыми руками с дорогим маникюром. Аманда уперлась костлявыми руками в разделяющий нас стол. Я чувствовала себя самым большим неудачником в мире. Никогда не верила в Бога, но все равно мысленно молилась ему о чем-то прямо в это растянувшееся мгновение.

– Почти год, – рявкнула Стэндфорд, заставляя меня подпрыгнуть на месте. – Почти год вы обещаете выпустить новую книгу. Я давала Вам отсрочку каждый раз, как только Вы заикались об этом. И что? Где результат? – с каждым словом ее голос становился все громче. – Мы заключили договор, дали Вам аванс с условием выпуска новой книги каждые полгода… Но Вы ничего не успели в срок! Вы, Кристина, никогда ничего не успеваете в срок! А знаешь, почему? – темноволосая женщина выпрямилась, сложив ладони вместе палец к пальцу, и на секунду замолчала. – Потому что Вы бездарность! Чертова бездарность, неспособная ничего делать вовремя! Вообще ни на что неспособная! И твои книги покупают только чтобы топить ими камин!

Аманда все кричала, срывая голос и становясь до невозможности красной. Откуда-то в офисе появился горящий костер и два экземпляра двух моих книг, в том числе и «Платиновый закат». Стэндфорд повертела первую в руках, снисходительно хмыкнула и без колебаний бросила ее в разъяренное пламя. Что-то холодное осторожно коснулось щеки и медленно покатилось вниз. Нечто важное в один миг рухнуло внутри, нечто возводимое годами уничтожено в мгновение ока. Я сжала челюсть, пытаясь подавить рвущиеся наружу эмоции. Если я открою рот, то не смогу остановиться, а если не смогу остановиться – разрушу все окончательно. Слезы единственные неподвластны мне. Они прокладывали дорожки по щекам, шее, пока глаза неотрывно смотрели на горящие труды. Кажется, они действительно горели синим пламенем.

– Только дурак мог написать такой бред!

Аманда Стэндфорд продолжала сыпать обилием оскорблений, брызгать слюной и сжигать книги, но не больше никто не слушал. Я погрузилась в свой мир – защитная реакция – ни о чем уже не в силах думать. Фоном зазвенел чужой голос. Горстка пепла орошила пол. Внутренности сжимались до предела, которым стало абсолютное опустошение.

– Вы никогда не станете достойным писателем!

Я резко раскрыла глаза, судорожно закаты ртом воздух, озираясь по сторонам, словно дикарка. Тупая боль, волнение, пробегающие током по телу судороги все еще четко ощущались, сопровождаясь жаром. Лишь убедившись в отсутствии ряда забитых папками шкафов и кожаных кресел, я начала успокаиваться. Всего лишь страшный сон. По-настоящему страшный, по крайней мере для меня. От сглатывания накопившейся слюны затрещало в ушах. Рука прошлась по растрепанным волосам. «Это всего лишь плохой сон, всего лишь плохой сон» – твердил внутренний голос. Я попыталась успокоиться привычным для себя способом – вообразить океан. Глаза были снова закрыты, но представшее передо мной даже отдаленно не напоминало раскачивающий волны океан. Ничто не желало становиться океаном, небом, или берегом. Лишь неопределенные цветные фигуры, напоминающие скомканную газету. Я изо всех сил старалась увидеть хоть маленький фрагмент… Ничего. Абсолютно ничего. Образ тут же рассыпался, не успев стать картинкой.