Космос-2020

– Подожди! Давай обсудим.

– Я в душ. Вернусь, и обсудим.

Я слушал, как она шлёпает босиком, как шуршит одеждой. Как льётся вода, омывая её кожу – нежную, гладкую. Горячую.

А потом хлопнула входная дверь.

Она ушла.

Не оставив ни надежды, ни имени.

* * *

– Вы опоздали на четыре минуты.

– Бывает.

– Господин Спрутс передаёт вам своё неудовольствие.

В другой раз я бы сказал, в какое именно отверстие он должен засунуть своё неудовольствие. Но сейчас я любил весь мир, в том числе этого нескладного секретаря, составленного из хромированных трубочек и стекла.

Я даже Спрутса сейчас любил. Триллионера, торговца рабами и наркотиками, наживающегося на всех способах убийств и саморазрушений.

И дело было совсем не в полумиллионе монет. Ещё пара таких предложений, и можно будет завязывать с наёмничеством. Тогда хватит на Мечту. Да, дело было не в нулях, а в жарком дыхании и протяжном стоне, которые до сих пор бродили в моей голове и заставляли глупо улыбаться.

– Извини, приятель. Эта ваша Миля… Задержался немного.

– Ваш конкурент тоже шёл через Милю, но не опоздал.

– Ладно.

– Сдайте оружие.

– Я пустой.

Секретарь распахнул дверь:

– Господин Спрутс ждёт вас.

Тусклый фиолетовый свет. Запах плесени и сырость. Не сразу разглядел мерцающую алмазную ванну, из который на миг выглянули выпуклые глаза. Головорукий забулькал:

– Я рассмотрел кандидатуры лучших наёмников Галактики и остановился на двух. Первый – Макс Шадрин, без гражданства, гоминид.

Вспыхнул прожектор и осветил меня: я продолжал глупо улыбаться, но этого никто не видел – шлем скрывал лицо.

– Второй – Диан, система Дракона, раса не определена.

Я вздрогнул, упал на колено и начал хлопать себя по пустой кобуре. Мамина печень!

В двадцати метрах от меня чёртов рогач яростно дёргал клапан разгрузки, тоже ища оружие – и не находя.

Я отпрыгнул в сторону, чтобы уйти с линии огня, но только ударился о стакан силового поля. Спрутс застраховался от того, что участники перебьют друг друга до начала вечеринки.

– Пустите меня! – ревел трёхметровый урод, бросаясь на прозрачную стенку. – Я вырву ему кишки.

– Не лопни, пресмыкающееся. Ещё неизвестно, кто кому ливер выпустит.

Спрутс захихикал:

– О, я правильно выбрал соперников. По крайней мере, состязание будет бескомпромиссным.

– К чёрту состязание! Выключите поле, я сожру его требуху.

Как его прихватило, болезного. Ну да, я поступил непорядочно: подрезал контейнер с плутонием, который Диан отбил у имперских геологов. А нефиг зевать!

– Я половину экипажа потерял! Какие были ребята! А этот утырок увёл хабар без единого выстрела!

– Лошара ты, а не дракон, – парировал я, – кто же тащит ценный товар на буксире?

– Отдайте мне Макса! Я его два года ищу по всей Галактике.

– Я вам не передача гипервидения «Ищу тебя», – резонно заметил Спрутс, – после состязания хоть жрите друг друга, хоть в дёсны целуйтесь.

Целоваться с рогачом! Меня аж передёрнуло.

– Сообщите условия, – буркнул чужак. Торчащие во все стороны отростки топорщились на его скафандре, делая похожим на взбесившегося дикобраза.

– Я эстет и философ, – забулькал Спрутс, – ценю прекрасное, изучаю психологию низших рас. Ещё люблю игры. В моём дворце есть бесценная коллекция поющих жемчужин из метановых морей Юпитера, и библиотека, которой позавидует университет Империи.

К чему это он?

– Но жизнь моя скучна. Трудно найти новое развлечение. Поэтому вы сыграете в необычную игру.

– Лишь бы не в ящик, – не удержался я.

– Как повезёт. Итак, вы сыграете в игру, и кто победит – тот и получит награду. Если, конечно, кто-нибудь уцелеет до финального раунда.

– В каком смысле – «уцелеет»? – опередил с вопросом рогач.

– Состязание серьёзное, без дураков. Оружие боевое. Если кого-то из участников пристрелят, то это его проблемы. Но зато и приз достойный: пять миллионов монет.

Ого! Это в десять раз больше обещанного. И на Мечту хватит. Но я всё равно проворчал:

– Думал, будет привычная работа: свергнуть какого-нибудь короля или угнать танкер со столетним коньяком. А не бирюльки.

– Если окурок не хочет участвовать, то сразу отдайте деньги мне, – сипит рогач.

Вот уж хрен в грызло!

– Что за игра? – спрашиваю я.

– «Городки». Древняя игра твоих предков, Макс.

Диан проявляет неожиданную осведомлённость:

– Знаю! Надо называть планеты и поселения по очереди.

– Это «города», а тут «городки», – поясняет Спрутс, – уничтожение условных фигур методом бросания палок.

– Палки кидать – это другой вид спорта, – не удерживаюсь я.

Странно, но рогач хихикает. Спрутс, разумеется, не понимает.

– В моём варианте игры не обрезки дерева, а оружие разных типов. Я арендовал полигон местной гвардии, всё будет происходить там. В настоящей игре пятнадцать этапов, но вам хватит и трёх. Последняя точка – холм, на вершине ящик с монетами. Кто первый дойдёт, того и бабки. Стрелять друг по другу вам не возбраняется, но вряд ли у вас будет время на такие глупости, детки.

– Добро, – сипит рогач.

– Согласен, – говорю я.

И проваливаюсь в какую-то трубу.

* * *

Плюхаюсь в болото – только брызги в стороны. Испуганная цитрусовая лягушка надувается до размеров космокатера и лопается, забрызгав меня лимонными ошмётками. Пытаюсь встать – и тут же начинаю тонуть. Вонючая жижа заливает блистер шлема, сдув не справляется, ничего не вижу. Над головой бухает что-то горячее, даже сквозь грязь ослепляет вспышка, меня вдавливает в трясину. Что за ботва?!

Я ползу наощупь, выдирая ноги из проваливающегося ила. Сдираю шлем, отбрасываю – и вижу островок. Туда!

Вновь распухает оранжевый шар.

– Бамм!

Меня обстреливают, мамина печень. Шрапнель выбивает густые фонтаны из ряски.

– Первая фигура! – грохочет из выси голос Спрутса. – Для Макса – «пушка», для Диана – «стрелка». Ищите своё оружие. Удачи, ребятки.

Хохот переходит в бульканье.

Выкарабкиваюсь на островок. Лежу, пытаюсь отдышаться. Оглядываюсь и вижу зелёный ящик. Надеюсь, там самонаводящаяся ракета килотонн на двадцать.

– Бамм!

Похоже, меня взяли в вилку, и следующий разрыв снесёт мне башку. Метко бьют, зараза. А, вот в чём дело: над болотом жужжит небольшой коптер. Оттуда высматривают, гады, и корректируют огонь. Открываю ящик. Вытаскиваю содержимое, пялюсь. Трясу кулаком в небо:

– Спрутс, чтобы ты собственной икрой подавился!

Громовое бульканье мне ответом.

В ящике идиотский набор для дошкольника, забавляющегося в бассейне-лягушатнике: маска, трубка, игрушечный пружинный пистолет для подводной охоты. Из такого селёдку не оглушишь – только разозлишь.

– Бамм!

Напяливаю маску, закусываю загубник. Ничего не видно. Плыву по наитию. Изредка выныриваю, чтобы сориентироваться: чёртовы пушкари меня потеряли, снаряды рвутся позади. Где-то к востоку небо расцвечивают алые стрелки – там, видимо, бултыхается рогач. Не до него.

Пушка всё ближе. Я выглядываю на полглаза и немедленно погружаюсь в густую тьму, чтобы не засекли. Захожу с фланга.

Вот они. Расчёт возится у орудия: наводчик прилип к прицелу, командир что-то орёт в рацию. Замковый скучает, заряжающие стоят с тяжёлыми снарядами. Их пятеро, я не справлюсь.

Над позицией зависает коптер-корректировщик: это с ним ругается главный канонир. Пилот высовывается по пояс и размахивает руками: похоже, он растерян.

У меня один шанс из миллиона. Ничего, бывало хуже. Выныриваю, встаю (широко расставленные ноги сразу начинают погружаться в жижу, но я не думаю об этом).

Секунда. Успокоить дыхание, принять стойку.

Вторая. Вытянуть руки с пистолетом. Не дрожите, мамина печень!

Третья. Лётчик смотрит на меня. Близко: я вижу, как у него отваливается челюсть. Плавно нажать на спуск.

Хлопает пружина. Алюминиевый трезубец летит прямо в лицо пилота. Бедняга падает на рычаги, винтокрылая машина с рёвом врезается в пушку, калеча орудийный расчёт и расшвыривая лопастями кровавые ошмётки. Вспухает огненный шар.

Я едва успеваю нырнуть. Меня бьёт, крутит и несёт: сдетонировал боекомплект, осколки рвут болотные кочки и распарывают трясину в сантиметрах от меня.

Выползаю. Сдираю маску. Дышу, морщясь от удушливой гари. Надо мной качается ошарашенная стрекоза, вцепившаяся в обгоревшую ветку. Глаза у стрекозы огромные, глубокие, изумрудные.

Как у Неё.

* * *

– Макс, вторая фигура – «часовые». Снимешь караул – значит, повезло.

Оружие нахожу сразу.

– Чтоб ты сдох, животное! – кричу я в зенит.

Этим перочинным ножичком презерватив с первого раза не проткнёшь. Спрутс захлёбывается от хохота.

Ползу, забивая рот и ноздри жижей. Где же их искать? Осторожно осматриваюсь: над топью летают жёлтые мячики и взрываются. У рогача фигура «ракетка». Он – достойный соперник, надо признать.

Ветерок приносит запах дешёвого флотского табака. Морщусь: Полоз украдкой курит такой в корабельном гальюне, потом не продохнуть. Ползу на вонь.

Вижу три силуэта за кустами. Маску и трубку я бросил на прошлой точке, а зря. Вдыхаю поглубже, ныряю, стараясь запомнить направление. Чёртовы пиявки налетают стаей, лезут под комбез, грызут кожу – терплю.

Выныриваю, когда в лёгких не остаётся и молекулы воздуха. Сдерживаю хрип. В ушах звенит, и я не сразу слышу разговор.

– А с кэпом связи нет, Умник?

– Только аварийный канал, на крайний случай.

– Чёрт, долго тут торчать? – знакомый бас. – Тебе, Полоз, в болоте-то хорошо. Тебе и лягушка – невеста. А я бы прошвырнулся по Миле, там такие девки – о-о!

– Не вопи, Верзила. Что, уже кончил в штанишки?

Улыбка расплывается на моём грязном лице, увешанном надувшимися кровью пиявками. Пацаны, мой экипаж!

В последнюю секунду бью себя по готовому заорать рту. Откуда им тут взяться?

– Кабаны, кабаны, нападением сильны, – фальшиво напевает тот, что говорит голосом Верзилы. Вот тут у тебя прокол, Спрутс. Верзила возненавидел «Кабанов» после скандала со сдачей матча и теперь болеет за «Мразей».

Умник не скребёт щёку пятерней, а деликатно чешет согнутым указательным пальцем. А Полоз никогда не балуется с оружием, щелкая предохранителем: давным-давно он отстрелил себе половину ступни.

Я отбрасываю бесполезный ножичек и хватаю корягу. Вскакиваю и луплю лже-Верзилу по спине: он ближе всех.

Хрен бы я вырубил настоящего Верзилу с одного удара.

Гибкий дублёр Полоза уходит от прямого в челюсть, бьёт прикладом под дых. Неплохо: воздух застревает в глотке, в глазах темнеет. Падаю на колени.

В лоб упирается холодный срез ствола.

– Допрыгался, ушлёпок?

Я молчу. Мамина печень, Полоз ни за что не сделает такой ошибки: он выстрелит сразу. Только в дурацких сериалах тычут в противника стволом и ведут задушевные беседы. Почему? А вот почему.

Обхватываю ствол левой, правой – в пах. Вскакиваю, берцем – в колено, правой дёргаю приклад. Бластер у меня, а предохранитель уже снят игривыми пальцами покойника. Вспышка: парню вырывает половину живота. Жутко воняет горелым мясом.

Разношу на брызги валяющегося до сих пор дублёра Верзилы. Теперь – третий.

Он и вправду похож.

– Кэп, – губы его дрожат, – кэп, что ты наделал? Это же ребята… Это я, Умник. Не стреляй, кэп.

Останавливаюсь. Не может быть.

– Как зовут твою мать? Ну?

– Только не стреляй.

– Отвечай живо, ублюдок.

– Моя мать – Ирэн Ольга Якобс.

Вспышка. Голова исчезает, кровь из шейной артерии мгновенно запекается.

Хорошо, что Она не видит меня таким: с бешеными глазами, в брызгах дерьма и мозгов.

– Ты дебил, Спрутс! – кричу я. – У жителей внешних станций нет матерей и отцов. ИОЯ – это аббревиатура, «искусственно оплодотворённая яйцеклетка».

Спрутс недовольно сопит с небес.

– Да кто вас разберёт, теплокровных. Последняя фигура. Официальное название – «пулемётное гнездо», но мне больше нравится старое – «бабушка в окошке». Удачи не желаю.

– Я тебя тоже люблю, каракатица.

* * *

Грохочет без остановки. Отдельных выстрелов не разобрать: тысячи три в минуту, не меньше. Молодые осины толщиной в руку срезает, словно сухие былинки. Не знаю, что там за бабушка, но пулемётом она владеет отменно. В голове откуда-то всплывает странное: «Анка-пулемётчица».

Опять по-пластунски. Хороший пехотинец половину жизни ползает, уткнувшись мордой в грязь. А плохой приподнимается, чтобы оглядеться, на чём его жизнь и заканчивается.

Для последнего этапа скряга расщедрился: волоку музейную пороховую винтовку с оптикой. В магазине – всего два патрона, но и на этом спасибо.

Всё, ближе не подползти. Последние кусты, прореженные бешеной пальбой, дальше – голый склон. Там, на вершине, ящик с пятью миллионами монет. Но на пути – изрыгающий беспрерывные очереди пулемёт. Патронный завод у него там, что ли?

Прикрываю глаза. Загоняю сердце на восемьдесят ударов. Выставляю на прицеле дистанцию и ветер.

Огонь из пламегасителя в окне бетонной коробки слепит, но я знаю: за ним – фигура стрелка. Совсем рядом взлетают фонтанчики, песок бьёт в щёку, но меня уже не остановить. Прицеливаюсь. Палец нежно трогает спусковой крючок.

Я умею нежно, Она знает. Так, не отвлекаться. Возьму хабар и найду Её. Обязательно.

Перекрестье замирает на тёмном силуэте. Удар сердца, теперь есть секунда.

Внезапно пламя в амбразуре гаснет. Я вижу чётко, будто навели резкость.

Ласковая улыбка, лучики морщинок у глаз. Запах мёда и малины.

– Тебе со сливками, внучек?

Моя бабушка.

Палец рвёт курок, и пуля уходит выше. Пулемёт мгновенно оживает, я едва успеваю перекатиться в сторону. То место, где я только что лежал, распарывает очередь, расшвыривая обломки веток и каменную крошку.

Ору проклятия хохочущему Спрутсу. Этого не может быть. От моей бабушки не осталось даже пепла. Все они – мамы и папы, бабушки, смеющиеся зеленоглазые девчонки – превратились в электромагнитную волну, в фотоны, в ничто.

И только изрытый кратерами мёртвый шар зачем-то бродит в мёртвом вакууме.

Смаргиваю никчемную влагу с глаз. Снова чувствую щекой прохладный приклад. Вот она, мишень. Пулемётный выстрел в последний миг выбивает винтовку из рук, расщеплённое ложе распарывает щепкой лоб.

Я снова перекатываюсь. Лежу на спине. Патронов нет. Сил нет. Моя Мечта не сбудется.

Пулемёт смолкает. И отчётливо, сухо щёлкает винтовка. Потом тишина: секунду, две, вечность.

Понимаю не сразу.

Ревёт голос Спрутса:

– Да-да, на последнем этапе вам обоим досталась одна фигура. Диану повезло больше, он завалил пулемётчика. Но так как вы оба по странной случайности живы, вас ждёт бонус: личная схватка. Победителю и достанется ящик на вершине.

Встаю. Покачиваюсь: очень длинный день. Этот кальмар меня доконал.

Бреду по склону. Надо собраться: бью себя по щекам. Подпрыгиваю. Двойка, тройка, снова двойка. Хук, апперкот. Ничего, повоюем. Рогач здоров, но и я делан не пальцем, а совершенно другим устройством.

А вот и враг: метрах в пятидесяти, отстаёт. Его здорово потрепало: приволакивает ногу, обломок последнего рога торчит, словно пенёк сгнившего зуба. Как его взять, трёхметрового? Конечно, на нём не броня, но я понятия не имею, насколько прочны скафандры обитателей системы Дракона.

– Оружие будет? – кричу я Спрутсу.

– Только природное. Зубы, клешни, щупальца.

– И хвосты, – заканчиваю я, – толку-то, скафандр не разгрызёшь.

– Точно, – спохватывается мучитель, – уравняем шансы.

Нервно оглядываюсь, ожидая подвоха. Небо разрывает гром: из-за леса вылетает файтер и стреляет всего дважды, но нам хватает.

Комбез пылает: бьюсь об заклад, что мой рекорд по скорости избавления от снаряжения не будет побит никогда.

Катаюсь по камням, сбивая огонь, одежда превращается в разодранные обгоревшие лохмотья. Отдираю от кожи прикипевшие обрывки ткани и остаюсь голым.

Рогач стоит неподвижно, нелепо раскинув клешни, и только голубые язычки пламени пробегают по тёмно-зелёной поверхности скафандра. Раздаётся треск, и чужак распадается надвое, поднимая обломками тучу пыли.

– Ага, – кричу я, – спёкся!

Пыль оседает, и я вижу…

Поднявшись из обломков скафандра уродливого жителя системы Дракона, ко мне идёт девушка, одетая…

Скажем так: одетая очень легко.

– Что пялишься, хам, – кричит она, – сейчас ответишь мне за угнанный плутоний!

Я стою, замерев.

Чёрные волосы, зелёные глаза.

Она протирает закопчённое лицо.

Одновременно:

– Ты?!

Спрутс нервничает:

– Э-э, чего встали? Игра не закончена.

Я хватаю её за руку и бегу вверх по склону. Остаётся совсем немного, когда она просит:

– Не так быстро.

Я идиот. Её нога распорота и наспех смазана заживляющим гелем, но я не заметил: смотрел только в глаза.

Поднимаю её на руки. Несу.

– Пополам, – говорю я.

– Э, не так резво. А компенсация за контейнер плутония?

Целую в губы.

– Это аванс.

– Ладно. Тогда вот тебе плата за доставку на ручках.

Она отвечает поцелуем – чуть более долгим, чем позволяет ситуация. Опускаю её возле ящика.

– По два с половиной миллиона – неплохо, да?

Откидываю крышку. Замираю. Она смотрит на меня непонимающе. Заглядывает тоже.

– Эй, каракатица! Что за идиотские шутки? Где приз?

Спрутс хохочет. Хохот всё громче и громче, и вот уже заполняет всё вокруг грохотом. Мелкие камешки дрожат и с шуршанием скатываются по склону.

– Спасибо, детки. Развлекли старика. А вот и финал.

Рокочут роторы тяжёлого коптера имперской полиции. Жандармы выскакивают, окружают, берут на прицел. Наклоняюсь, ищу камень потяжелее. Она встаёт в боевую стойку. Мамина печень, я любуюсь, вместо того, чтобы драться.

Шипит парализатор. Последнее, что я вижу – огромные зелёные глаза, пылающие болью.

* * *

– Господин Спрутс, но я не получил приказа от начальства.

– Мне плевать на вашу бюрократию! Я выпущу вас из дворца только после оплаты.

Открываю глаза. Мы сидим спина к спине, она тоже в наручниках. Спрашивает шёпотом:

– Где это мы?

Щурюсь на фиолетовый свет:

– Во дворце этого ублюдка. Как ты?

– Голова трещит и во рту кисло.

– Так всегда после парализатора. Скоро пройдёт.

Диалог триллионера и жандарма продолжается:

– Вы препятствуете имперской полиции?

– Слушай сюда, майоришка, – визжит Спрутс, – здесь Миля, а не твоя вонючая Империя. Мне только знак подать – и вас переработают на консервы.

Я спрашиваю:

– Что тут происходит?

Спрутс плещется в своей ванне. Хихикает:

– Ничего личного, детки, только бизнес. Империя давно разыскивает двух самых опасных наёмников. Посулила за ваши головы или трупы, без разницы, десять миллионов. И закрытие парочки налоговых дел. Так что я и заработал, и немного развлёкся. Спасибо, вы меня дважды порадовали. А теперь заткнитесь, пока я обсуждаю с дядей детали.

Она возится, пытаясь что-то сделать. Потом шепчет:

– Мне никак, а у тебя руки сзади. Ты можешь дотянуться и порвать резинку на моих трусиках?

– Милая, это возбуждает, но не совсем ко времени.

– Делай, что говорю, балбес, – шипит она, – там сигнализатор тревоги на мой корабль.

– Остроумно. У меня был передатчик, но сгорел вместе с комбезом.

– Потому что мужчины просты, как шпалы.

Нащупываю тонкую проволочку. Разрываю.

Проходят бесконечные три минуты, и стена падает с жутким грохотом.

В пролом просовывается тупая морда драконовского броневика. Грохот заполняет зал, вспышки выстрелов опрокидывают жандармов. Алмазная ванна Спрутса раскалывается, хлещет синяя жидкость; в луже корчится, изрыгая слизь, тошнотворный комок щупальцев.

Рогачи прорываются. Поднимают нас и тащат к пролому.

– Сними наручники, – кричу я.

Чудовище достаёт резак; вспышка – и я потираю горящие от боли запястья. До пролома десяток шагов, когда в зал вваливаются стрелки из охраны Спрутса. Мой спаситель неуклюже разворачивается и получает заряд в грудь.

– Не прорваться, – хрипит другой рогач, – снаружи нас поджали имперцы.

– Вызывайте моих, – кричу я, – код двенадцать, второй диапазон.

Поднимаю чей-то бластер, стреляю по вспышкам. Она прячется за колонной и помогает мне из трофейного плазмогана.

Рогач протягивает гарнитуру:

– Твои на связи.

– Умник, – кричу я, – вы где?

И замираю, вспомнив тело без головы.

– Спалили имперский коптер, пять минут – и на месте. Держись, кэп.

– Живой! Как я рад, что ты живой, Умничек.

– Тебя там контузило, что ли? Отбой связи.

Отбрасываю пустой бластер. Вырываю из разгрузки мёртвого рогача гранату и швыряю. Взрыв сметает напирающих имперцев, но за колоннами появляются другие.

Вторая граната. И последняя.

– Как ты, милая? – кричу я.

– Хреново. Всего три заряда.

Оглядываюсь. Чем бы кинуть? В вазе какие-то шарики. Беру один и бросаю в жандармов: они падают, прикрыв затылки руками. Кругляш разбрасывает искры и визжит, словно от боли.

Набираю горсть шариков.

Снаружи доносится вой. Это пушка Верзилы, её ни с чем не спутаешь. Из гарнитуры:

– Кэп, чисто! Выходите.

Отходим. Последний рогач несёт майора-имперца под мышкой.

– Зачем тебе эта падаль?

– Сгодится в заложники, – хмыкает дракон.

Вываливаемся из пролома. Вся Миля на ушах: дым заволакивает улицы, под стальным потолком мечутся прожектора коптеров.

– Давай, давай! – Полоз хватает меня и затаскивает в катер.

Я успеваю бросить взгляд на броневик рогачей. Тонкая смуглая рука высовывается из люка и машет.

Надеюсь, что мне.

* * *

– Странное дело, – ворчит клерк, – на что годится этот кусок мёртвого камня? Двадцать лет никому не был нужен, и вдруг такой ажиотаж. И ведь недёшево – миллион!

– Тебе какое дело? – злюсь я. – У меня всё при себе. Давай документы, и разбежались.

Клерк втыкается носом в экран. Шмыгает.

– Так, система Гелиос, третья планета. Уровень радиации запретный, атмосферы нет, воды нет. Ну и труп. Хотя… Технологии позволяют: вложить ещё миллиона три, тридцать лет, и будет, как новенькая.

– Вот именно.

– За такие деньги можно купить отличную планету, высший сорт, под ключ. Хотите Наяду? Плюс тридцать, розовый океан, синие луга. А девчонки там какие, а? С фиолетовыми глазами.

– Запомни, дружок: трава и глаза девчонок должны быть зелёными.

– Ваше право. Оформляю.

Меня трясёт от волнения, мамина печень.

– Упс, – говорит клерк, – Извините, мистер, но нет.

Я хватаю шмыгающего ублюдка за грудки.

– Придушу. Что значит «упс»?

– Продано, – сипит клерк, – пять минут назад.

– Кому?!

– Не могу знать.

Опускаюсь на стул.

– Так, может, посмотрим Наяду?

– Нет.

– Не понимаю я вас.

– У меня была Мечта. У меня была любимая. А теперь ни того, ни другого. Сейчас понимаешь?

Я поднимаюсь. Надо идти, но куда и зачем – не знаю.

– Подождите. Давайте, я вам выпишу смотровую. Встретитесь с новым хозяином. И, быть может, перекупите.

– Это нарушение?

– Совсем небольшое, – хихикает клерк, ставший вдруг славным малым, – а вы мне за это покажете. Никогда не видел.

Я достаю футляр, вытряхиваю на ладонь шарик. Он просыпается, становится нежно-сиреневым и запевает «Улетай на крыльях ветра». И всё плывёт вокруг…

Клерк смахивает слезу.

– Вы счастливый человек. Быть обладателем такого богатства! Миллион – это совсем немного за поющую жемчужину.

Я унёс горсть таких из горящего дворца Спрутса. Разве я стал счастливым?

* * *

– Сэр, мы на орбите. Объект на обзорном.

Третья планета жёлтой звезды. Оплавленный геоид.

– Ого, – присвистнул капитан моей яхты, – а техники-то сколько нагнали! Этак они быстро реанимируют планету. Новый хозяин взялся всерьёз.

– Давай запрос на деловую встречу.

– Есть, сэр.

Я сел перед монитором. Тот, кто меня опередил, богат и решителен. Значит, никакого давления, только лаской. Натянул на лицо улыбку.

– … не собираюсь никому продавать. К чёрту переговоры.

Она отчитывала секретаря, стоя спиной к монитору. Чёрные волосы, силуэт из моих снов. Я замер.

Она обернулась. Глаза сверкнули зелёным.

– Ты?! Ну чего так долго, я вся извелась.

Рявкнула на своего пилота:

– Если ты не пристыкуешься к этой яхте через пять минут, то я подвешу тебя в дюзе. За яйца.

* * *

Мокрые от пота простыни сплелись белоснежными влюблёнными змеями. Пузырьки в бокалах всплывали к поверхности, как возвращающиеся на борт батискафы.

– … а у майора под бронежилетом – пачки купюр. Десять миллионов. Плата за нас с тобой. На радостях мы его даже не пристрелили, просто выкинули перед взлётом.

– Я искал тебя везде, – сказал я.

– А я – тебя. Перерыла все пылевые скопления и тайные астероиды. Всю Галактику из конца в конец. Почему мы не встретились?

– Потому что Галактика – спиральная окружность, у неё концов нету.

– Шпала, – захохотала она, – балбес.

– И тупой солдафон.

– Что же поделать, раз такого полюбила.

– Осознал. Сочувствую. Готов компенсировать. Иди ко мне.

Любопытные звёзды заглядывали в иллюминатор. Хихикали, краснели и переводили взгляд на обугленный геоид.

Там, ниже на тысячу километров, ревели на пределе мощности генераторы атмосферы.