Отзывы на книгу «Гумилев сын Гумилева», страница 3

И у всех этих тюрок Самый главный человек Нравом лют, рассудок юрок Лев, великий Арслан-бек

Прежде чем начать писать эти слова, заглянул на Озон.ру. Под тэгом "Лев Гумилев" там 255 позиций - десятки изданий одних и тех же книг. Так что забвение Льву Николаевичу не грозит, ведь до сих пор в книжных магазинах ему отводят отдельные полки. А эта биография - и в самом деле самая полная на сегодняшний день, и вряд кто еще достигнет подобной детализации жизни.

Лев Гумилев - это человек XX века, самого страшного века русской истории, который проехался по семье Гумилева и Ахматовой опустошающим катком. Расстрелянный отец, неприспособленная для советской жизни мать, отказ в приеме в университет как "сына врага народа", первый арест и снятие обвинений по прямому приказу Сталина, восстановление в ЛГУ, свирепость студенческих советов и нравов в научной среде, и как следствие, второй арест. Норильск и фронтовые дороги Германии, защита диплома и второй арест, уже как примелькавшегося "повторника". Теория пассионарности родившаяся в заключении и первые научные труды по истории азиатских кочевников. Реабилитация и длинная дорога к признанию, бодание с научными критиками, сотрудничество с друзьями, женщины и кошки, коммуналки и телеэфиры, прижизненная слава и смерть. И особо хорошо показан характер Льва Николаевича, безусловно пассионарного человека, влюбленного в свою науку, талантливого литератора и увлеченного ученого, любящего внимание и славу, вскипающего при критике, легко побивающего интеллектом и эрудицией оппонентов при защите очередного труда.

К чести Белякова он не написал сплошной панегрик на семь сотен страниц, это был громадный труд с вовлечением десятков неопубликованных писем, забытых интервью и т.д. И не все из научного наследия Льва Гумилева было принято автором биографии, так нашлось место и справедливой критике за недоказанные научные концепции вроде агрессивно-сионисткой Хазарии или отрицании ига Золотой Орды. Зато показано, как год за годом Лев выстраивал свою теорию пассионарности, пока не написал "Этногенез и биосфера Земли", свой главный труд и как отстаивал его в последующих научных трудах и статьях. Рассказано и о дальнейшей судьбе теории - у Гумилева не осталось научной школы, но я помню главу в учебнике экономической географии и помню, как делал доклады для однокашников. Так что эта книга - безусловный must have для всех неравнодушных к Льву Гумилева, как сторонников, так и критиков.

И оставлю себе на память интервью с биографом взятое по выходе книги.

Весь Запад в тучах, В тучах весь Восток (Г.Гейц)

Что сказать: интересная книга, одна из лучших русских книг в жанре биографии, и, в то же время, книга бесконечно печальная. «Интересная книга» – в последнее время не очень о многом из прочитанного, можно так написать. Биографий это касается особенно. Если жизнь известного человека изобилует внешними и/или внутренними событиями, о которых печатают толстенный томище, то это еще не настоящая биография. Авторы подобных книг внимания читателей часто попросту не удерживает. Особенно плохо с «жизнью замечательных людей» в последние десятилетия. И редактура стала какой-то полупрофессиональный, и авторы бывают сомнительными или неумелыми. Или пишут, что называется, «без огонька». Вот, к примеру, том о Гумилеве-отце в серии ЖЗЛ, сделанный Владимиром Полуниным, вроде информативен, но плохо читается. Про то, что вышло в той же серии о Гумилеве-сыне (автор – Валерий Дёмин) и говорить не хочется. Вообще, дёминские книжки открываешь с опаской, ожидая, что вот-вот пойдет речь об индоариях с Сириуса. Допустим, Гумилеву Деминым приписываются идеи «космизма». Это что-то «по ту сторону добра и зла». Как вообще отбираются авторы серии? Ведь подобную же ерунду, и с немалым энтузиазмом, тот же, уже покойный автор напечатал и об А. Белом. Ну, а про «космиста» Циолковского В.Дёмину писать было как-то сподручнее. Но вернемся ко Льву Николаевичу Гумилеву, сыну Николая Степановича Гумилева. Вообще Гумилеву везет на «почитателей», многие из которых, мягко говоря, со странностями. (Справедливости ради скажем, что и сам он сделал немало, чтобы притягивать своими текстами публику подобного сорта!). И – это один из печальных фактов. Увы, это не просто беда, но и нелепость, как и многое другое в известной истории с «этногенезом», где столько всего наворочано. Разобраться в этом крайне нелегко, но, кажется, Сергею Белякову это удалось. К нашему счастью, книга, написанная Сергеем Беляковым, автором с Урала, обогнавшим московских, питерских и «азиатских» почитателей Гумилева, по качеству текста много лучше подобных изданий и читается с неослабевающим интересом. Даже удивительно, что в редакциях отмирающих «толстых журналов» (Беляков из екатеринбургского «Урала») еще работают квалифицированные сотрудники. Не во всем соглашаешься с автором, но читаешь с удовольствием. Беляков своего героя явно любит, но описывает его жизнь и идеи без той дурной апологетики, что стало, к сожалению, своеобразной нормой среди полусумасшедших поклонников не наследия Л.Н.Гумилева, историка и географа, а перетолкованной «гумилевщины». Хотя границы между ними порой провести затруднительно. Впрочем, пора основное внимание уделить герою. У Льва Гумилева была такая тяжелая жизнь, полная драм, трагедий и страданий, что хоть канонизируй как христианского мученика. Впрочем, с канонизацией вряд ли получится, просто потому, что тогда к лику святых пришлось бы причислять многие миллионы наших соотечественников. Ведь жить и погибать в стране победивших хамов-людоедов, это само по себе было нечто вроде подвига. Но в данном, конкретном случае, помимо исторических катаклизмов, что привело к тому, что жизнь Гумилева-сына сложилась именно таким образом? Сыграли свою роль и семейные обстоятельства. Родители, знаменитые поэты, после рождения ребенка довольно быстро расстались. Отца чекисты-интернационалисты расстреляли. А мать? Она «была с моим народом, там, где мой народ, к несчастью, был». Бог им, конечно, судья, но многие не считают А.А.Ахматову хорошей матерью. Отказавшись эмигрировать, «царскосельская веселая грешница» все труднее могла уже находить людей «по себе». В ужасной коммуно-коммунальной среде её поведение становилось все более экстравагантным и неадекватным, когда приходилось и спать на лежанке, подпираемой кирпичами – кто виноват? Доступный уровень культурного общения катастрофически снижался. Если до Великой войны Ахматова с мужем могли запросто поехать в Париж или в Италию, познакомиться с Модильяни и пр., то потом, после «победы народа» в революции и победы в Великой Отечественной войне даже встреча с «бойцом идеологического фронта и психологической войны» англо-еврейским эссеистом И.Берлином подавалась как великое событие. Некоторые идиоты-биографы фантазируют об этом разговоре как о событии романтической любви или факте, повлиявшем на наступление «холодной войны». Но, может следователи думали и «шили» в ту же строчку. Не сидел ли Лев повторно «за мать»? Второй срок, полученный им в конце сороковых, был для него особенно тяжелым! А то, что Ахматова была в последние годы окружена отвратительными прилипалами, иные из которых усиленно ссорили ее с собственным ребенком. Единственным! Не угомонились и после смерти знаменитой поэтессы. Вот эпизод, описанный Беляковым: Лев Николаевич при помощи Савелия Ямщикова попросил изготовить крест на могилу матери и сам его тащил, устанавливал. (Я видел этот крест; рядом с ахматовской могилой находится захоронение Ивана Ефремова с памятников из черного камня). Потом на кладбище в Комарово приехали существа из ахматовского окружения, они бросились к кресту на могиле и стали его выдергивать, памятный знак не поддался, удержался в мерзлой земле. А сами «герои» этой истории описывают тот эпизод без всякого стеснения, мотивируя его … эстетическими соображениями. Может быть, здесь уместнее вспомнить про «химеру» и «этнические стереотипы»?.. Такие вот этнические и исторические химеры и несли России гибель и страдания. *** Льва Николаевича сам я видел и слышал. Правда, не в университете, а в публичном лектории на Литейном. Это, не так далеко от того места, где Гумилева держали, допрашивали и пытали в годы «эффективного менеджмента по-сталински». Его били по нервным центрам, заставляли часами стоять навытяжку… В 1940-х. А сама идея пассионарности пришла к нему под нарами в «Крестах». В 1930-х. После ареста и заключения, увековеченного в ахматовском «Реквиеме». Таковы были внешние обстоятельства гумилевской «лаборатории мысли». Можно ли после всего этого «объективно» относиться к человеку, которого несколько раз арестовывали и 12 лет держали за колючей проволокой, как животное, у которого до тридцати лет не было своей кровати, и который жил до смерти в коммуналке?.. Это было бы нечестно, по крайней мере. А что можно сказать о впечатлении от самой личности Льва Гумилева? Было какое-то необъяснимое обаяние при непонятности ли чуждости высказываемых им идей. Какая-то странная смесь «комплиментарности» с «пассионарностью» Тем не менее, несмотря на все симпатии и сочувствие, по многим пунктам с Л.Н.Гумилёвым согласиться решительно невозможно. Иные из идеологических семян Гумилева, взошедшие и распустившиеся махровым цветом в разгар перестроечной и первые годы постсоветской смуты, стоит оценить как чрезвычайно вредные, дезориентировавшие интеллектуально очень многих. «Евразийство» и «комплиментарность» к пришельцам с юга нам еще аукнутся. Восхваляя орду и монголо-татар, утверждая, что на поле Куликовом часть орды сражалась с другой частью, Лев Николаевич, в каком-то смысле становится на одну доску с почитателями Гитлера и всяческой смердяковщины: ведь чем нашествие Батыя было лучше, чем вторжение Гитлера. А вред его «евразийства» становится все более очевидным – особенно е его постсоветском изводе. Между прочим, Сергей Беляков с изящной небрежностью расправляется с поклонниками «исхода к Востоку», показывая, что нынешние его сторонники, интеллектуально не дотягивают ни до классического евразийства 1920-30-х годов, ни до его гумилевской версии. В одной из беляковских статей («Фальсификация евразийства» // «Вопросы национализма», 2912, №3 (11)) выведен интеллектуальным шарлатаном небезызвестный Дугин, в «евразийскую геополитику» которого почему-то поверили многие неграмотные и не умеющие рассуждать и сравнивать представители постсоветской образованщины. К самому Л.Гумилеву это, конечно, не относится, хотя он тоже «наворотил» немало, в том числе и в связи с евразийской идеей. И, тем не менее… Даже при таких обстоятельствах, идейным врагом Гумилева-сына считать нельзя. Он тоже и сейчас «со своим народом». Хотя тюркофильство ЛНГ на фоне угрозы нового «великого переселения народов» представляет немалую опасность. Да, интеллектуальные зерна, брошенные Гумилевым, всходили на отравленной, засоленной почве, как в той древней Месопотамии, ландшафт которой был разрушен чужаками (знаменитый пример из «Этногенеза»). Но – не так страшен черт, как его малютки. Если Льва Гумилева слушать и читать было очень интересно, то его почитателей и последователей – невыносимо! Имен уже не помню, но осталось воспоминание, как один из последователей Гумилева, встреченный на леонтьевской конференции, производил впечатление бесноватого. (Потом посмотрел материалы конференции о К.Леонтьеве, в котором участвовали вместе с одним из «малюток», и обнаружил эту информацию, но кажется неэтичным здесь называть имя жестоко убитого человека). Он брызгал слюной, проповедовал, совершенно не понимал и не принимал возражений, ну чистый «правозащитник». Тот же тип, что и «толерасты с либерастами», только с другим набором догм. Спор с такими «кривозащитниками» бесполезен. Но можно ли по ученикам судить о самой «теории этногенеза». Насколько виновен автор в трактовке его. Да и судьба сочувствующих Гумилеву авторов тоже зачастую трагична, они уходили из жизни рано и порой не по своей воле. Нормальных продолжателей у Гумилева практически нет, его идеи для современной науки остаются во-многом маргинальными. А то, что пишут его поклонники о «скифстве» и прочем вообще лучше не открывать. Опять печальная нелепость! Здесь такой клубок вопросов и противоречий, что распутать их сейчас никто не в состоянии. Тем не менее, автор гумилевской биографии с максимально возможным тактом и опираясь на логику и факты, пытается многие моменты гумилевского идейного наследия прояснить. Можно ли говорить, что теории Л. Гумилёва не «научны». Это сложный вопрос, на который я бы не взялся ответить. Идеи спорны и сложны, слов нет. Но, помимо этого, контекст, условия их распространения отличаются особыми драматическими социальными и культурными обстоятельствами. После советского идеологического пресса, дополняемого расстрелами и концлагерями, говорить о «научной этике» как-то даже не очень уместно. Издевательства над народом страны, со стороны захватившего её зверья, не могли пройти бесследно. Никак не получается оценить науку в советском обществе как систему объективного знания. Общий культурный уровень ученых, профессоров неуклонно снижался, культура профанировалась. Да, при этом готовили тысячи и даже миллионы специалистов. Но советский специалист, в том числе научный работник в совковом идеале – это такой дрессированный идиот, которому полагалось знать «свой вопрос», но общего контекста которого, он часто не понимал совершенно. Или понимать это было смертельно опасно. А потом – отучили, идеалом стала узкая специализация, знания без понимания. Грубо говоря, «научному сотруднику» полагалось раскапывать черепки и классифицировать их в соответствии с инструкциями. Но можно было видеть за черепками ход мировой истории. Немногим, как Гумилеву, это было дано. Немногие, как Гумилев, хотели понять. И она надорвались от решения непосильных в условиях советских запретов и ограничений задачи. Потом уже, кроме осознания постоянной опасности, пришла привычка к конформизму и интеллектуальной пошлости. Чтобы вырваться из этой ловушки приходилось прилагать сверхусилия, срываясь порой в неприятную экзотику. Но кто осудит тех, кто пытался понять. Гумилев, например, стремился создать какую-то общую систему, в противовес опостылевшему марксистско-ленинскому талмудизму. Гумилёв и немногие другие пытались разобраться в том, что происходит и с ними, и со страной. Они были в подавленном меньшинстве. И – сил не хватало. Научное знание, как и культура в целом, были у нас страшно девальвированы. Это, конечно, ложилось в русло общего мирового кризиса и наступления масскульта, связанного, наверно, с пресловутым «восстанием масс». Но у нас и раньше и сейчас особенно плохо. Не надо обольщаться, когда ныне говорят «доктор наук», «диссертация». Часто и в лучшем случае это всего лишь скучные компиляции, ну а про «евразийские защиты», особенно распространившиеся в совке и пост-совке лучше не вспоминать. Социальная наука все больше подменяется мифом, социогуманитарное знание пустым начётничеством. Хотя, во-многом, это как раз следствие того самого «исхода к востоку». Когда поворачиваешься к нему лицом, то к Западу оказываешься, извините, задом. В СССР и РФ доказывали очень старательно, что от «западной науки» можно отказаться. Подменив ее мифотворчеством. Перейдя на практику вузов и академий советской средней Азии. Азиопой уже воняет невыносимо. Но ведь и Запад не идеал. Мы с Гумилевыми попали в крутящиеся жернова истории, или из огня да в полымя. Помню, как в начале 1990-х, оголодавший на книги я купил за один раз и «От Руси к России» Гумилева и попперовское «Открытое общество». Чей миф хуже? Трудно сказать. Допустим, книги Гумилева – это ненаучная художественная литература. А тексты паиных-шнирельманов – это «академическая наука» что ли!? Или труды по проблеме наций Э.Хобсбаума и Э.Геллнера? (пример приводит сам С.Беляков). Хрен редьки не слаще. Сумерки разума, сумерки свободы наступают и на Западе. Но наши сумерки сгущаются как-то особенно быстро… И главное, что между двух огней, между тисков Европы и Азии, мы так и не нашли себя самих. Нет прочной позиции, с которой можно было бы оценивать, что верно, что неверно, научно или нет, полезно или вредно для Руси и России! Мне почему-то кажется, что сам Лев Николаевич, если бы был жив, вряд ли бы обрадовался торжеству нынешнего евразийского мифа и соответствующих практик в его же альма-матер. И про науку делается даже неудобно вспоминать. Она профанирована в своей социально-гуманитарной части почти полностью, да и зачем тратить усилия на депонирование, если доступна Сеть? Многие уже и не тратят, махнули на «науку» рукой. Эта область все более становится «великой степью». Но и другие области опустынниваются. Большинству уже на всё стало наплевать. Агрессивные субпассионарии наступают, а пассивным «недоделанным» и слабым людям нет сил сопротивляться. Между тем, Лев Гумилев, в последние годы жизни и первые после смерти (1992) стал необычайно популярен и превратился в «культовую фигуру». В постсоветский период «гумилевщина» вполне может составить конкуренцию какому-нибудь рерихианству. Тиражи гумилевских книг огромны, его монография выходят как романы, так же читаются, и воспринимаются. Бренд «Гумилев» давно стал неотъемлемой частью массовой культуры в постсоветской России. Так, например, в «развесистой клюкве» фантастического книжного сериала «Этногенез», выпускаемого Кириллом Бенедиктовым сотоварищи, «Гумилев» – главный герой. Амбициозный проект «Этногенез» представляет собой собрание книжных сериалов, написанных различными авторами. Действие их объединено вокруг необычных артефактов, фигурок зверей, обладающих магичествами свойствами, и … Гумилевым. Цикл руководителя проекта К.Бенедектова называется «Блокада» и посвящен Отечественной войне. Там Лев Гумилев – освободившийся из норильского лагеря зэк попадает в спецгруппу вместе с … Василием Тёркиным. В другом сериале Бенедиктова «Миллиардер» действие происходит уже в настоящем и среди героев там … потомки Гумилева. (У самого Л.Н.Гумилева детей вроде не было). Такие вот фантазии. Но творцы «Этногенеза» открыто называют свой проект фантастической литературой. Межу тем, другие гумилевские ресурсы в сети не менее фантастичны, хоть и не позиционируют себя как фантастику. А жизнь, взгляды и байки самого ЛНГ – дают отличные поводы для мистификаций. Например, Сергей Снегов (Штайн) сидевший с Гумилевым в норильском лагере и даже побивавший его в турнире по знанию поэзии, написал первую советскую «космическую оперу» (помните «Галактическую разведку» и «Вторжение в Персей»). Но до фантазий Гумилёва Снегову далековато будет. Однако мир фантазий сам по себе, не служит ли он компенсацией, сублимацией реальности? Много лет Лев жил впроголодь. Еще тяжелее было отсутствие женского общества. Автор биографии пытается, скажем, составить донжуанский список своего героя. Все это забавно, конечно. Например, деление по библиотекам, где приходилось заниматься, и где лучше всего было искать «девок» (выражение А.Ахматова), разделяющихся на «публичных» и «банщиц» (от крупнейших ленинградских библиотек – Публичной и БАНа – Библиотеки АН СССР). Ну, а выражение «Бабы, делающие научный вид», – это просто находка для тех, кто бывал когда-либо на научных конференциях и пр. Но как это все печально. Даже зверям в зоопарке, как правило, не препятствуют спариваться. А людей в «СССР» годами и десятилетиями держали отдельно, за колючей проволокой, разделяя по половому признаку. В норильском заключении мужчины з/к бредили Туруханском, где без мужчин томились тысячи женщин-заключенных. Такие вот «амурные истории» тоталитарной поры, такие «дон-жуанские списки»! Не была ли показная любовь к обитателям степей и т.п. мест своеобразной «местью», бунтом разума в страдающем теле. Гены? Но мать ученого не врала, но мистифицировала со своим «ахмат-ханом». Этак и в эпизод про «хлещет узорчатым ремнем» поверишь. (Так и представляешь знаменитую поэтическую пару не в редакции «Аполлона», а в клубе садомазохистов). Смешно, все это, конечно. Однако, последствия выходят не смешные. Настроения Гумилева могли быть не только компенсацией за тяжелейшую жизнь, но и следствием самой страшной войны. Не надо забывать, что Л.Гумилев все же успел на войну, а говорить о «европейских ценностях» после всех этих немецких зверств было странно. Чем люди с родины Шиллера и Бетховена лучше монголов, пропахших кизяком и никогда не смываемым потом? В блокадном Ленинграде европейцы заморили голодом сестру Гумилева (дочь Николая Степановича от второго брака). Хотя нулевые, это не сороковые, и сейчас былые восторги Гумилева по поводу орды воспринимаются многими как что-то похожее на восхищение иных наших придурков Гитлером («широпаевщина»). А впрочем, черт дьявола не лучше. Надо бы прийти в себя, а не можем после лет непрерывного террора и десятилетий беспрерывного воровства. «Химера» торжествует и «антисистема» губит нас. Как не поверить в эти гумилевские концепты, когда их воплощение видишь кругом. Пожалуй, про «комплиментарность» и этническую вражду у Гумилева – это самое актуальное. Химера и анти-система – это то, что много раз было в истории и то, что мы наблюдаем. Можно сказать, что «Хунну в Китае», рассказывающая о событиях первой половины позапрошлого тысячелетия – это самая актуальная из книг Гумилева. Страшная книга о противоестественности совместной жизни враждебных по природе народов и дикой ненависти, к которым такой «мультикультурализм» может привести. Свирепые хунну захватили власть над потерявшими энергию китайцами и стали истреблять их с дикой ненавистью. Поедание наложниц – это не эпизод из фантастических произведений Козловича или Хайнлайна, а практика того времени. Сначала хунну на пиру наслаждаются игрой на цитре китайской рабыни. А потом ее мясом. Такая вот «толерантность» с «мультикультурализмом». Хотя правители могли искренне заблуждаться и думать, что при добром отношении все хорошо уживутся со всеми. У нас до людоедства еще вроде не дошло, но воспоминания о басаеве в роддоме буденовска и тому подобные «межэтнические контакты» как-то усиленной вытесняются из памяти. Они подменяются мантрами, что «у преступников нет национальности». У воров, может быть, это и не важно, хотя сомневаюсь. А у террористов как обстоит бело с племенной или, как сейчас, религиозной, идентичностью?! Кто сейчас совершает подавляющее большинство терактов – буддисты, что ли! А то ли еще будет? И это не абсолютная оценка. Нельзя думать, что, скажем, мусульмане это поголовно отродье иблиса. Они могут быть вполне хорошими по своим меркам. Но разница этнических стереотипов приводит к ненависти, особенно, если эту разницу не учитывать, а заниматься благоглупостями интернационализма. Хунну – люди степей – были вследствие природных условий своего формирования враждебны ханьцам, жителям равнин. Религия еще больше закрепляет различные стереотипы поведения. Разделяет людей. И люди из степей, пустынь, с гор продолжают оставаться враждебны горожанам с равнин. По «природе»? Ну, не совсем. Например, по природе все удовлетворяют естественные потребности. Но одни после этого подтираются, другие подмываются… С противоположным полом отношения разнятся и т.д. Чужой стереотип поведения может вызвать и неприязнь, и ненависть. Чужие, конечно, могут сильно заинтересовать, и с ними порой можно неплохо уживаться, но если они приходят на твою землю волна за волной, то трагедии тогда не избежать. Но, конечно, не обязательно доводить дело до убийства. Однако, чтобы быть разумными людьми надо эту разницу понимать, а не затушевывать в стиле tishkov-band, со своим «конструктивистким подходом» к этносу, конструирующей «россиян». Так, под видом научности нам предлагают чистую отраву. Прямо ведут нас к этнической смерти. А что же предложил нам, в связи с этим, сам Лев Гумилёв? Может быть, шифр? Это вполне возможно. Ведь даже гумилёвское православие оборачивается, как говорят, митраизмом. А про реальных хазар, к примеру, ничего конкретного утверждать нельзя. Сейчас вон бросились сочинять исторические фэнтези про Хазарский каганат. Но что можно знать о нем по паре отрывочных документов и нескольким археологическим находкам? Не выводил ли Гумилев под видом «хазар» убийц своего отца, собственных мучителей-гонителей? Потом, у его сторонников это наложилось на впечатления от «электронной Хазарии». А чем лучше нынешние «российские» олигархи хазар-работорговцев! И надо: отмстить неразумных хазарам! Что бы там не говорили про теории Льва Гумилева, но он сам постарался отомстить и дать в руки патриотов идейное оружие. Оно очень ненадежно, дает осечки; оно не точно, бьёт не туда, но хоть что-то – после тотальной идеологической зачистки со стороны Чужих. Недаром по поводу Гумилёва они пребывали и пребывают в таком бешенстве; историк разворошил «осиное гнездо». Так и надо оценивать вклад Гумилева сына Гумилева, при всем скептицизме по отношению к его идеям. «Чистой» науки, лишенной магических и идеологических элементов, личных пристрастий и антипатий, наверно, не бывает. И вопрос надо ставить не о том, насколько Гумилев научен, а насколько он прав. В лагере начальник ему сказал: «Гуннов можно, стихов нельзя». Вот Л.Гумилёв и занимался историей хунну, нагородил про «благородных монголов». А ведь писал неплохие стихи, и, сложись жизнь по-иному, возможно, развивал бы свои мысли по-иному или постигал бы мир полнее через художественный образ, через поэтическую Магию. И это могло бы быть более убедительно, нежели «трактаты» с таблицами «пассионарных толчков». На таблицы сбежались глупые «субпассионарии», а стихи бы привлекали чуткие души. Разве поэтическое происхождение самого Гумилева-сына и поэтические пророчества о его судьбе это не подтверждают: Рыжий львеныш С глазами зелеными, Страшное наследье тебе нести! Откуда, из какой науки Марина Цветаева это знала?

Блестящее исследование, во всяком случае по форме. По содержанию оценивать не берусь, так как никогда не читала книги Льва Николаевича Гумилёва, хотя, разумеется, наслышана о его идее пассионарности.

У Сергея Белякова можно поучиться писать гуманитарные исследования. Он умеет использовать разнообразные источники, что не мешает ему делать собственные выводы, когда нужно сделать выбор из двух противоречащих друг другу трактовок, - подкрепленные аргументами, разумеется. Вообще во всей книге чувствуется стремление автора к объективности. Беляков, в целом уважая взгляды Гумилева и признавая научную ценность его теории, во многих вопросах соглашается с его критиками - тоже профессиональными историками. В целом, очень приятно, что книга не отдает панегириком. Как в любом серьезном современном европейском исследовании, критике взглядов героя книги со стороны коллег отводится немалое место. Есть у Белякова и собственное мнение, которое настолько вразумительно изложено, что сложно с ним не согласиться, тем более что, как не-специалист, я просто не владею информацией по многим вопросам.

Единственный момент, в котором я хотела бы выразить сомнение в правильности подхода автора книги о Льве Гумилеве, это его тезис о том, что у сына великих поэтов Серебряного века не было своей философии, поэтому нельзя говорить об "идеологии" Гумилева, так же как нелепо защищать по нему философские диссертации. Тут, на мой взгляд, Беляков сам себе противоречит, ведь в той же книге разделом ранее никто иной, как сам автор, писал о мировоззрении Гумилева, которому были свойственны черты догматизма до такой степени, что сам Беляков называет его "вероучением". Причем это мировоззрение, этот особый взгляд на науку и природу этноса и закономерности исторического развития настолько был ярко выражен у Гумилева, что он даже притягивал за уши многие факты, лишь бы они встраивались в его систему взглядов. Да и вообще, в широком смысле, не является ли оригинально сложившееся мировоззрение синонимом философских идей?

Лично я считаю, что взгляды Гумилева на исторический процесс, разумеется, были частью его философского подхода. Если бы не необходимость подкрепить собственные мнения, Гумилев бы никогда не вывел своих исторических теорий, так как он исходил не из фактического материала, а напротив, проверял фактами уже сложившиеся трактовки.

Но даже эта маленькая придирка ничего не меняет в моей оценке. Книга - увлекательный рассказ и о "частном лице" Гумилеве, и об его идеях. Профессионально и качественно сделано, что тут еще можно добавить.

Наверное так хорошо о Льве Николаевиче Гумилеве- прекрасном историке, этнологе, писателе, мог написать только Сергей Беляков- историк, писатель, литературный критик. И хорошо не значит только положительно. Беляков Гумилева не жалеет и поблажек не делает, откровенно рассказывая не только об успехах, но и ошибках, неточностях, недостатках. Я думаю, что в таком подходе гораздо больше уважения к великому ученому, чем в хвалебных одах, которые имеют место быть. Беляков описал живого человека, а не икону. Цельную личность. А какая же цельная личность без противоречий и сомнений! Пока я читал эту замечательную книгу, с каждой страницей Лев Николаевич из образа старого профессора с оригинальными идеями превращался в живого человека. В гениального, обаятельного, но временами резкого, острого на язык, порой не терпящим критики мужика. Который кроме науки еще и был не прочь приударить за красотками, хорошо выпить-закусить и не расстающийся с папиросой "Беломорканал" Что и говорить - колоритная личность! Книга недаром называется "Гумилев сын Гумилева". Наследие Льва Николаевича это его благословение и проклятие. Вряд ли Лев Николаевич стал таким блестящим писателем, чьи научные труды читать интересней, чем многие бестселлеры, если бы не влияние знаменитых родителей. И конечно же он бы избежал многих трудностей в жизни, если бы не был сыном контрреволюционера заговорщика. Труд Белякова ценен прежде всего тем, что он четко расставляет все точки на i. Нельзя воспринимать научное наследие Льва Николаевича без критики и оглядки. Многие его идеи, особенно об отношения Руси и Степи, ну никак не соответствуют истине хоть в каком-то приближении. И критика тут обоснована. Лучше всего на эту тему почитать Память Владимир Чивилихин . С другой стороны создалась ситуация, когда вместе в водой можно выплеснуть и .... Его главное открытие, труд по этногенезу просто прорыв в этой области, похоже сильно опередивший время. Как отмечает автор сегодня в России нет ученых такого уровня, чтобы работать с проблемой. К тому решение многих вопросов требует привлечения смежных, особенно естественных наук. Книга хороша тем, что автор постарался охватить как можно больше областей связанных с жизнью Гумилева. Конечно это повлияло на объем. Так как рассматриваются не только вещи, которые непосредственно были в жизни великого ученого, но многие другие. Начиная от подробностей быта тех времен до закулисных игр советской науки. Упоминается множество замечательных людей и ученых, о которых было бы интересней узнать подробней. Таких как например академик Хват или мировая величина Тимофеев-Ресовский. Написано интересно, не занудно. Достаточно объективно, но чувствуется любовь и уважение автора к личности Льва Николаевича, что не помешало смело написать о явно неприглядных моментах биографии. Беляков с задачей справился. Во-первых многое сделал для памяти о Льве Николаевиче. Такая книга стоит больше чем мемориальная табличка. Во-вторых эта книга побуждает читать или перечитать труды Гумилева, учитывая определенные моменты, освещеннные Беляковым. В-третьих в книге достаточно ясно раскрыты основные принципы этногенеза и наиболее типичные заблуждение с этим связанные. Это актуально так как сегодняшние события в мире, а именно чуть ли великое переселение народов в микромасштабе, наверное наиболее лучше никем еще не раскрыты. И игнорирование закономерностей в отношениях этносов, о которых говорил Гумилев, может привести к самым печальным последствиям. История учит только тех, кто учится у нее. Остальных наказывает.

Беляков С.С. Гумилев сын Гумилева: [биография Льва Гумилева]. – М.: АСТ, 2014. — 797 с. — Доп. тираж 3000 экз.

Почему «Змей Тугарин»? Потому что Лев Гумилёв, монголофил и тюркофил, в шутку отождествлял себя (см. с. 662— 663) с этим гнусным персонажем из баллады А.К. Толстого .

Помните зловещие пророчества Тугарина?

... И с честной поссоритесь вы стариной, И, предкам великим на сором, Не слушая голоса крови родной, Вы скажете: «Станем к варягам спиной, Лицом повернемся к обдорам!» «Стой! - молвит, поднявшись, Добрыня, - не смей Пророчить такого нам горя! Тебя я узнал из негодных речей: Ты старый Тугарин, поганый тот змей, Приплывший от Черного моря! На крыльях бумажных, ночною порой, Ты часто вкруг Киева-града Летал и шипел, но тебя не впервой Попотчую я каленою стрелой - Ой ладо, ой ладушки-ладо!»

Впрочем, это всё эмоции. Поговорим всерьёз.

Автор книги приписывает своему герою следующую фразу: «Я люблю, когда мне не крутят мозги и не лгут в глаза, а когда пишут то, что я могу проверить» (с. 148). Я тоже это люблю, поэтому меня чрезвычайно раздражают книги без ссылок. Если автор не даёт читателю возможности проверить цитаты, за этим почти всегда скрывается что-то нехорошее (например, банальный непрофессионализм). Следовало бы снизить данной книге оценку как минимум на один балл, но... не поднимается рука. Слишком уж хорошо написано. Трудно оторваться от текста, и это при том, что я отнюдь не поклонник Л.Н. Гумилёва. Напротив, он всегда вызывал у меня острую неприязнь. Я и данную биографию начал читать лишь для того, чтобы распрощаться навсегда с этой гротескной и трагикомической фигурой из советского прошлого.

О некоторых пикантных деталях научной деятельности Гумилёва биограф умалчивает, но заметят это единицы. Большинство не найдёт оснований упрекнуть его в сознательном искажении действительного положения вещей. В самом деле — он признаёт и многочисленные частные ошибки своего героя, и его некритичность («редко отказывался от полюбившейся идеи, даже если она входила в противоречие с фактами», с. 336), и склонность к беллетризации прошлого («даже в научных монографиях Лев Николаевич, случалось, мешал правду с фантазией», с. 119). Биограф признаёт, что Гумилёв пересочиняет историю, но плоды художественного вымысла ему нравятся; в одном случае новая художественная реальность даже кажется ему «убедительнее реальности исторической» (с. 644). Кроме того, биограф принимает Гумилёва за великого человека и верует в созданную им умозрительную схему этногенеза, величая её научной теорией. Именно такое сочетание взглядов и породило рецензируемую книгу, со всеми её достоинствами и недостатками. Если отнять у Гумилёва его «теорию этногенеза», то он автоматически превращается в типичного шарлатана от науки, в «академ-придурка» (словечко из лексикона самого Гумилёва, с. 163). Если же гумилёвскую «теорию этногенеза» воспринимать всерьёз, то её создатель предстаёт великим учёным, а его частные ошибки и безудержное фантазирование, с далеко зашедшим переписыванием прошлого по своему вкусу, превращаются в милые и вполне простительные шалости гения. Отсюда — избранная нашим биографом метода, похожая на тактику защитников средневекового замка с обветшавшими и ненадёжными внешними укреплениями. Поскольку противник неизбежно захватит их при первой же атаке, разумно будет отойти, не дожидаясь приступа, в мощную главную башню — донжон (но здесь уже стоять насмерть). Так и поступает наш биограф: избранный им рубеж обороны — «теория этногенеза», всё прочее он сдаёт без боя. Что внушительный с виду донжон выстроен из гипсокартона, что отсидеться в нём невозможно — биограф явно не понимает. Но для нас, читателей, это и к лучшему: нам же не сатира нужна, а полноценная биография.

Теперь несколько слов об упомянутых выше умолчаниях. Не поведал нам биограф о главном жизненном подвиге своего героя: развенчании источниковедения. До пришествия Гумилёва в науку источниковедение считалось необходимой для любого исторического исследования базой, он же произвёл эпохальный переворот, объявив источниковедение «мелочеведением», для историка попросту вредным: «это лучший способ отвлечься настолько, чтобы никогда не вернуться к поставленной задаче - осмыслению исторического процесса» (Гумилев Л. Н. Поиски вымышленного царства (легенда о «Государстве пресвитера Иоанна»). М., 1970. — С. 19). Всё гениальное просто: надо взять давно установленные исторические факты и наложить их на канву времени и пространства (Гумилев. Этногенез и биосфера земли. Л., 1989. — С. 160). На первый взгляд, тут и спорить не с чем. Цели ясны, задачи определены; за работу, товарищи! Но дьявол, как известно, в деталях. Чтобы продуктивно использовать предложенную методику, историк должен обладать двумя важными навыками:

1) уметь отличать факты от псевдофактов (т.е. от мнимых, полностью вымышленных событий прошлого; фантастические детали реальных событий оставляем в стороне). В историографической традиции псевдофактов накопилось немало, причём самые яркие проникли в массовое сознание и успели заинтересовать художников. Вот некоторые примеры:

Псевдофакт 862 г.

Псевдофакт 1204 г.

Псевдофакт 1362 г. (между прочим, упоминается нашим биографом как реальный исторический факт на с. 599)

Псевдофакт 1380 г.

Псевдофакт 1480 г.

Похоже, что Гумилёв вообще не знал о существовании проблемы псевдофактов. В противном случае он не проповедовал бы полную достоверность летописных известий: «данные летописей, будучи сведены в солидные исторические труды, не вызывали никаких сомнений за последние полтораста лет» (Гумилев Л. Н. Может ли произведение литературы быть историческим источником? // Русская литература. 1972. — № 1. — С. 81). Представляю себе, какой гомерический хохот эта наивная фраза вызвала в своё время у летописеведов. Дело в том, что до появления грандиозных сводов XVI века летописная традиция развивалась на протяжении пяти веков, неуклонно разрастаясь и обогащаясь псевдофактами, с которыми авторы «солидных исторических трудов» обращались очень и очень по-разному.

2) историк должен знать о проблеме когнитивных искажений при толковании известий исторических источников, особенно иноязычных, и по возможности избегать возникающих при работе со сложными источниками ловушек.

Такого рода навыки невозможно приобрести без овладения методиками источниковедения (которое Гумилёв объявил ненужным и вредным). Посмотрим, в какой степени он беспомощен в простейшей ситуации:

Общепризнано, что в 862 г. (хронология сбивчива) варяжский конунг Рюрик появился в Новгороде и, сломив сопротивление антиваряжской партии, возглавленной неким Вадимом Храбрым, обложил данью северных славян. Но от вторжения в Русскую землю Рюрик воздержался (Гумилев. Древняя Русь и Великая степь. М., 1989. — С. 172; «Русской землёй» здесь названо, со ссылкой на Шахматова, Южное Поднепровье).

Задолго до 1989 г., когда сей пассаж появился в печати, археологи пришли к однозначному выводу: Новгород в IX веке ещё не существовал. Гумилёв этот археологический факт игнорирует. Мало того — он игнорирует всю раннюю летописную традицию и обращается к Никоновской летописи XVI века, где полным-полно мнимых фактов и мнимых лиц (если об историчности Рюрика ещё можно спорить, то уж Вадим Храбрый — персонаж безусловно вымышленный, как и вся его «антиваряжская партия»). Гумилёв сомневается в дате призвания Рюрика, умалчивает о его братьях, но ядро летописного известия признаёт историческим фактом, ошибочно утверждая, что это «общепризнано». При этом он дарит Рюрику, этому полулегендарному персонажу, скандинавский титул конунга, что должно вызвать бурное возмущение всех антинорманистов. Норманист же заметит, что Рюрик, если он в самом деле существовал, вполне мог быть не конунгом, а ярлом, или даже вовсе не иметь титула. А затем добавит, что Рюрик, где бы он там ни княжил на севере, не мог ни вторгаться в Русскую землю, ни воздерживаться от такого вторжения. Причина чисто географическая: в IX веке не существовало не только Новгорода, но и понятия «Русская земля» (вопреки домыслу Шахматова, некритично воспринятому Гумилёвым).

Если такие проблемы возникают при анализе летописных известий, то насколько сложнее работать с восточными источниками (при переводе когнитивные искажения возникают на каждом шагу). А с восточными языками у Гумилёва были проблемы: более-менее сносно он знал только фарси. Кстати говоря, именно из-за незнания восточных языков Гумилёва выгнали в своё время из аспирантуры Института востоковедения. Этот эпизод биограф разбирает подробно и беспристрастно (с. 203-208).

Второй великий подвиг Гумилёва, после ниспровержения источниковедения — введение в историю данных, заимствованных из исторического романа (такое раньше не практиковалось, и даже самые недобросовестные историки ограничивались своими собственными домыслами). Сюжет, приглянувшийся Гумилёву, обнаружился в романе-дилогии «Ратоборцы» (А.К. Югов, 1944—1948 гг.). Писатель сделал Александра Невского другом и побратимом сына Батыя — Сартака, исповедовавшего христианство несторианского толка. «Сартак был христианин, Сартак был ему побратим. Наконец — и это было важнее всего — сын Батыя главным образом на Александра и рассчитывал со времени опереться, если только возникнет кровавая распря между ним и Берке из-за престола, который вот-вот должен был опустеть» (Югов А.К. Александр Невский // За землю Русскую. XIII век. — М.: Молодая гвардия, 1983. — С. 198). Романист мечтает даже о возможности усыновления Александра Бату-ханом, который в романе предлагает Александру жениться на его дочери: «…И перед всеми то будет знак, что это ты, возлюбленный зять мой и нареченный сын, а не кто иной, приемлешь после меня и улус мой»... (там же, с. 202). Псевдофакт побратимства Сартака и Александра Невского был беззастенчиво перенесён Гумилёвым на страницы его собственных книг и широко разлетелся «на крыльях бумажных». Не позднее 2012 г. данный прецедент был подробно разобран в Сети («О побратимстве Сартака и Александра Невского» https://taii-liira.livejournal.com/271450.html), следовательно, тайны не составляет, и напрасно биограф Гумилёва уклонился от его обсуждения. Сюжет ведь стал архипопулярным: мало того, что он продолжает циркулировать в околонаучной литературе — он успел отразиться в исторической живописи. И теперь, видимо, уже не умрёт никогда.

Но, если герой книги был не совсем добросовестным историком, то, может быть, он был, по крайней мере, приличным человеком?

Сильная сторона книги в том, что автор не боится фактов, способных, пользуясь его собственным выражением, «разрушить величественный мифологический образ великого Гумилева» (с. 541). Нравственный облик героя нисколько не приукрашен. Перед нами предстаёт человек болезненно тщеславный, склонный к самовосхвалению и самозванству, завистливый, чёрствый, неблагодарный, обидчивый, злопамятный, конфликтный и злоязычный; в отношениях с женщинами — пошляк и циник, а в одном случае даже прямой подлец (с. 278—279). В общем, человек без совести и чести (конечно, автор даже и в мыслях не имел подвести читателя к такому выводу, но приводимые факты говорят сами за себя). «Вишенка на торте» — чудовищное квази-религиозное мракобесие Гумилёва (с. 510—517), прикрытое внешней оболочкой православного обрядоверия (с. 508—519; 555—556). В общем, получилось у биографа вполне по Грибоедову: «Я правду о тебе порасскажу такую, что хуже всякой лжи»

Нельзя не признать, однако, силу личности Гумилёва. Это был волевой человек, способный стойко переносить удары судьбы, преодолевать препятствия и подчинять своему влиянию слабых духом окружающих. Которые активно эксплуатировались, а затем выбрасывались, как выжатый лимон...

Но вот какой парадокс: герой книги исключительно мерзок, а сама книга великолепна. Между прочим, автор получил за неё в 2013 г. вторую литературную премию «Большая книга». Для меня это в высшей степени удивительно. Не то, что автор получил литературную премию, а то, что вторую, а не первую. Неужели кто-то о чём-то ухитрился написать лучше?

"...Маятник столетий Как сердце бьется в сердце у меня." Л.Н.Гумилев

Николай Гумилёв – мой любимый русский поэт, Анна Ахматова – моя любимая русская поэтесса, а Лев Николаевич называл их папа и мама. Вот почему в первую очередь мне был интересен этот человек.

Долгожданный ребёнок, никто и подумать не мог, сколько бед выпадет на его долю. Наверное только самые первые годы, проведенные в доме бабушки Анны Ивановны Гумилёвой, можно назвать счастливыми и безоблачными. Именно от этой женщины Лев Николаевич получил мощный заряд любви, который помог ему выстоять в жизни. К творческим людям нельзя подходить с общей меркой, но факт остается фактом, с рождением сына родители не захотели что-то менять в своей жизни, и маленький Лёва видел их редко. Образование, творчество были на первом месте. Сложные, запутанные отношения с матерью будут длиться всю жизнь Льва Николаевича. Сколько обид и горечи в его письмах… Совсем маленьким Лёва пережил арест и расстрел отца, которого бесконечно любил и уважал, от которого никогда не отрёкся, хотя фамилия тянула камнем на дно. Мне кажется, именно от отца, Николая Гумилёва, он унаследовал любознательность, интерес к географии и истории, любовь к путешествиям. Могли ли Гумилёва-младшего миновать сталинские репрессии? Возможно да, если бы сменил фамилию, уехал жить в провинцию, затаился. Но это не в его характере. Яркий, горячий, сын врага народа, он был обречён. Лев Николаевич дважды пройдёт сквозь сталинские лагеря, более десяти лет в заключении. Но даже там он будет заниматься наукой. Именно это больше всего восхитило меня в этом человеке - оптимизм и тяга к знаниям.

Многое объясняет характер Гумилева. Лев Николаевич отличался природным (отцовским) оптимизмом, о своей жизни, даже о самых трагических ее моментах, говорил с улыбкой.

Будет в жизни Гумилёва-младшего и война. После отбытия первого срока его оставили в Норильске работать без права выезда, но он добился отправки на фронт. Награждён медалями «За победу над Германией» и «За взятие Берлина». Лев Николаевич писал стихи и весьма неплохие. Но в какой-то момент понял, что в своём творчестве ему никогда не достичь родителей. Именно научная деятельность принесла Льву Гумилёву всемирную известность, его пассионарная теория этногенеза, спорная, но имеющая право на жизнь. Интересно, что в книге изображён живой человек, со слабостями и некоторыми дурными чертами характера (властность, авторитарность, иногда даже неблагодарность). Мне было интересно читать о личной жизни Гумилёва, о его весьма запутанных взаимоотношениях с женщинами. Да и великая Анна Андреевна открылась с несколько другой стороны. А закончить мне хотелось бы словами самого Льва Николаевича:

Я был со своим народом и переживал то, что переживал мой народ.

Поэт, политзаключенный, солдат, ученый, писатель, «наследник русских выдающихся умов» - Гумилев сын Гумилева.

PS: Книга огромная, но читается легко, приводятся разные точки зрения. Спасибо автору – большая интересная работа.

Прочитано в рамках игры "Урок литературоведения"

О чем эта книга: подробнейшая биография интереснейшего ученого и писателя с блестящей родословной Кто автор: критик, литературовед и литературный историк из Екатеринбурга. В 2010 жюрил НацБест, если что. Сейчас - "зам главреда по творчестким вопросам" толстого литературного журнала "Урал". Премии и судьбы: шорт-лист Большой Кнгиги 2013 года (что наша боль, поскольку труд блестящий, но мы потив смешения в одной премии биографий и художественных произведений и не знаем как быть)

Если вы не знаете, кто такой Лев Гумилёв, вы обязаны прочесть эту книгу. Если вы знаете, кто такой Лев Гумилёв, вы обязаны прочесть эту книгу.

Исчерпывающее (800 страниц!) описание интереснейшей, сложной, захватывающей жизни ученого, литератора и сына двух величайших поэтов Серебряного века – Анны Ахматовой и Николая Гумилева. Биография одной из самых интересных фигур прошлого века, свидетельства очевидцев непростого, в общем-то времени, и полный, круговой обзор на историю – во всех смыслах этого слова. Эта книга с полным правом достойна стоять в одном ряду с блестящим «Подстрочником» Лиллианы Лунгиной – живой слог, тонкий баланс между художественностью, достоверностью и точностью. Это, наконец, история от историка – Сергей Беляков более 20 лет занимается изучением наследия Льва Николаевича. Именно поэтому «Гумилев» - не только про личность, но и про научную деятельность Гумилева младшего. Автору хватает компетенции и, главное, бережного терпения разбираться со всеми оппонентами ученого, разбирать письма, распутывать домыслы и рассказывать нам об интереснейших научных спорах и неточностях.

Но самый большой плюс этой книги – замечательная объективность. Беляков любит своего героя, но «как это было на самом деле» любит еще больше. И книга от этого только выигрывает. Он не встает на сторону хитреца-Гумилева, блестящего спорщика, победителя словесных баталий с лучшими умами своего времени. Любя своего «персонажа», он не идет на поводу личных пристрастий, любовей и антипатий, позволяя высказаться каждой стороне, выслушивает все голоса.

В этой книге, кажется, умещается все: знаменитое и неизвестное окружение, взлеты и падения нелегкой судьбы, личная жизнь и жизнь ученого, теория пассионарности, подробнейший разбор и судьба всех книг Льва Николаевича, отношения с власть имущими, хвалебное и нелицеприятное.

Белякову удалось вместить в себя черты идеального биографа: он блестяще точен, справедлив и уважителен. Складывая узор из мельчайших деталей, он заглядывает немножко дальше одной частной жизни. И видит те самые кольца, что расходясь, как от брошенного в воду камня, затрагивают жизни и судьбы многих и многих людей.

Мне вот, что подумалось по прочтению Книги (да, с большой буквы) Сергея Белякова: Сама биография широко известных людей (писателей. ученых, военных и т.п) есть уже достойнейшее Произведение - жанр которого сама жизнь. Порой, (зачастую) биография великого писателя, поэта гораздо интересней всего комплекса сочиненных им текстов. К примеру, Иосиф Бродский - ну не в восторге я от его лирики, но вот читать о нем, смотреть фильмы о нем - мне доставляют огромное ( я бы сказал) наслаждение. Меня вдохновляет его нравственный, культурный, человеческий облик, неразрывно связанный с уготованной ему жизненной стезей. Дом Марузи в Питере или маленький двухэтажный домик на улице Liejyklos в Вильнюсе это для меня места поклонения, там жил Великий человек. Так и со Львом Николаевичем... Все мы, жившие в СССР прошли через пору если не преклонения, то во всяком случае зачитывания его опусами. Да и сейчас, честно скажу - для меня Гумилев-младший гораздо большее явление в "нашем информационном поле", чем его отец или Ахматова. Он научил меня по иному смотреть на историю как таковую, я бы сказал, научил не шаблонному восприятию очевидных истин в общественной жизни и истории. Я благодарен ему за это. Да и его труды, его теория этногенеза, теория пассионарности - ничуть не потеряли для меня своей значимости, пусть даже я и не согласен с ними в отдельных местах. Но вот сама жизнь Льва Николаевича - это роман эпопея. Это какой-то, ну прямо, библейский персонаж по множеству перенесенных им унижений и просто физических мучений. И этот человек выстоял, не сломался. Он творил в сталинских лагерях, где, кстати, было много ему подобных интеллектуалов, но изничтоженных жестокой системой, не воспрявших после отсидки, как птица Феникс. В книге очень много о внутрисемейных "разборках", в том числе и с матерью, увы не красящих Ахматову, которую "призвал к священной службе Аполлон", а на собственного сына ей порой было просто наплевать. И именно из книги я узнал, что ее "Реквием" сын считал продуктом её самолюбования и согласен с этим. Реквием (панихида, заупокойная месса) по живому сыну, как вас это вдохновляет?! В книге дан профессиональный анализ буквально всем работам Л.Н. Гумилева, вполне объективный и справедливый разбор по меркам сегодняшнего дня. Но в тоже время, автор восхищен Гумилевым и многое в его наследстве считает актуальным и в настоящее время. Сохранится ли Россия или же все же распадется, как все бывшие до нее разноплеменные империи - вот в чем вопрос? И это главный для меня вопрос, я думаю, он главный и для всех нас ?! Книга "Гумилев сын Гумилева" довольно объемна, но читал я ее на одном дыхании, жил несколько дней только ею. Уверен Сергей Беляков написал настоящий бестселлер, очень сильную и нужную книгу!