Работа собой. Записки психотерапевта

Зависть и личностный рост

Часто же можно слышать что-то вроде «У меня все какое-то не такое, как у других»; «Вот бы и мне так! Но у меня так не получается!»; «Я вот не умею, как другие обращать на себя внимание (добиваться своего, быть таким наглым, так беззастенчиво врать, так нравиться мужчинам, еtс). Еще веселее, когда пожелания к внешнему миру как бы более конкретные: «Мне бы Васину силу воли!»; «Петину бы фигуру, Танину машину, Сережин рост и цвет лица. И, до кучи – Машино умение зарабатывать деньги!».

Тут есть одна забавная вещь. Почему зависть неэффективна? Потому, что я пытаюсь измерить своей линейкой чужие пространства. А нет такой линейки. Просто мне как бы кажется, что моя линейка – она универсальная. Вот она тебе – сила чужой воли, крепость мышц чужого брюшного пресса, толщина чужого кошелька и, конечно, красота и верность чужого мужа. А мое – оно все какое-то так себе. Сама я не волевая какая-то. Поэтому, разумеется, и живот никак накачать не могу, и кошелек, стакан всю дорогу полупустой, и муж так себе. Хуже, чем у Маши. А то – и вовсе нету.

На самом деле, как мне кажется, это выглядит примерно так. Линейки, конечно, есть. Но у каждого – своя. И ею измеряется скорость собственного личностного роста. То есть – скорость движения к своим целям. К своим, а не к чужим. Отличие своих от чужих начинается с формулировок. Не «пресс, как у Маши», а «улучшить свою спортивную форму». Не «зарплата, как у Феди», а «научиться зарабатывать больше». Не «такая же тусовая жизнь, как у Васи», а «найти людей, с которыми мне будет интересно».

Завидовать :) на самом деле имеет смысл только одному: чужой скорости продвижения к целям. Это примерно так: «Тоже хочу развиваться так же быстро. Пойду и подумаю, что мне для этого надо сделать».

Завистники, кстати, обычно довольно пассивные люди. Потому, что собственное движение приостановлено. Ведь время и энергия уходят на то, чтобы примериваться к чужим достижениям.

Да, там с осознанием неэффективности зависти важно еще такую штуку понять: «всё в комплекте». То есть, этот конкретный «Лендровер» к этому конкретному прессу прилагался. И чтобы заработать то и другое, пришлось столько-то «впахивать». И для этого – да, тренировать свою силу воли. Отдельно «Лендровер» получить нельзя. Тем более – конкретно этот :) Можно только вместе с прессом. Но для этого – год впахивать.

Смежная тема, видимо, ревность. Ну, это примерно то же, что зависть+проблемная самооценка. Чем хуже с самооценкой, тем ревность тяжелее.

А, вот еще что. А чтобы с самооценкой дела поправить, опять же – можно свою линейку проверить. Ну, или там – градусник. Есть ли движение вообще? Как с личными целями? С саморазвитием?

Личные границы:
взгляд с обеих сторон

Если вы никогда не нарушаете чужих границ, они у вас всегда нарушены, потому что вы не знаете, где они – совершенно верно сказал кто-то из знакомых психологов.

Я бы добавила, что если вы постоянно нарушаете чужие границы, вы же сами страдаете от этого сильнее других.

Тему нарушения чьих-то личных границ принято обсуждать в одностороннем ключе. «Он нарушил мои границы», «я нарушил твои». Жертва-агрессор. И так далее. На самом деле, вопрос нарушения личных границ всегда обоюдоактуален. Нарушая чьи-то личные границы, мы тем самым нарушаем свои собственные. И наоборот.

Вот вам два простых, но выпуклых примера обоюдо-нарушенных границ: неадекватное психологическое обнажение и агрессия – соответственно.

Допустим, я сообщаю другому человеку о себе нечто сугубо интимное. И это неадекватно. То есть – он, во-первых, меня не спрашивал про это, во-вторых, меня подвела интуиция и я «дала мАху». То есть – сказала лишнего. Вопрос: чьи границы я тем самым нарушаю? Стриптиз, вроде бы, мой. Без трусов – вроде бы я. Но границы другого человека нарушены не меньше, чем мои собственные. Потому, что ему не нужен был мой стриптиз. Потому, что ему было совершенно неинтересно, что у меня в трусах. Потому, что он теперь не знает, что со всем этим делать. Потому, что он обязан реагировать «на уровне», а ему это нафиг не надо. Потому, что он теперь (зачем-то) вынужден хранить в тайне сей «интимный» инцидент. Теперь мы зачем-то связаны с ним секретом, ему не нужным.

Агрессия – не менее любопытный пример обоюдно-нарушенных границ. Допустим, я веду себя агрессивно по отношению к другому человеку. Вид агрессии неважен, она может быть прямая или завуалированная, вербальная или физическая. Агрессия – она и в Африке она. Так вот. Чьи границы я нарушаю? Казалось, бы – того, на кого я напала. Формально – да. Однако, стоит помнить: ничто так не обнажает, как агрессия. Ничто так не выдает наших тайных мучений и тяжких комплексов. Ничто так психологически не обезоруживает агрессора, как его агрессия. Потому, что если стриптиз – это обнажение в известных мне и заранее подготовленных для обнажения местах, то агрессия выставляет напоказ вещи, казалось бы, до того скрытые: слабость, беспомощность, неуверенность в себе. Если, конечно, у «жертвы» есть мозги, глаза и уши.

В самом общем виде тема обоюдного нарушения личных границ может быть проиллюстрирована следующим сельскохозяйственным примером. Вот, есть у меня загон, а в нем овцы. Или козы, как нравится. Может быть, даже тёлки. И за забором за своим я не слежу, он сгнил. И провалился в одном месте. Границы нарушены вроде бы мои – забор-то мой. И даже какая-то моя овца бегает укушенной волком в задницу. Но, между тем, другие мои овцы (козы или даже тёлки) – бегают по соседним участкам, едят чужую капусту и топчут чужие георгины.

Про (не) уважение

С (не) уважением нередко получается парадоксальная вещь.

Неуважение к детям (в частности) нередко выражается в том, что взрослые не считаются с мнением ребенка, не принимают его во внимание, не воспринимают его всерьез. Что же дальше?

Очень вероятно, что из ребенка вырастет человек, не слишком уверенный в каких бы то ни было собственных мнениях. И вот такой человек говорит однажды: «Похоже, родители меня не уважали». Так вот. Не верьте, если он говорит это уверенно!

P. S. Именно поэтому с неуважением довольно трудно работать. Ведь уверенности нет ни в чем! В том числе – что родители не уважали. Может, все таки, любили? Может, все-таки, заботились? А когда читали личный дневник и рылись в столе – так это от неравнодушия.

«Плохая девочка»

…это та девочка, которую не любила и не хвалила мама. Не говорила ей «ты моя хорошая»… Печальные детские воспоминания – очевидный минус в ее бытии. Зато есть плюс: плохой девочке можно делать то, что нельзя хорошей. То, что хорошим девочкам мама запрещала. Потому, что она все равно пропащая.

Про время

Меньше всех умеют ждать дети. Хотя из всех людей у них больше всего времени. Потом они взрослеют и научаются ждать. Хотя им бы (нам бы) уже можно было бы и поторапливаться. И чем дальше, тем способность ждать у людей развивается все больше. В обратной последовательности к тому количеству времени, которое осталось на ожидание.

Мир абсурден.

…Ах, вспомнил: «Магнолия»
Размышления о характере

Главная задача развития подросткового возраста, основная личностная работа и одновременно самая большая беда любого подростка – это непрерывные мучительные попытки угадать, кто же он такой. Ребенок не знает, кто он, и он счастлив в незнании. Подросток уже знает, что не знает и мучается. Взрослый наконец завершает этот изнурительный марафон: он выясняет, кто он и фиксирует найденное, формируя характер. И платит за эту данность тем, что характер уже не изменить. Характер – это ответ на вопрос, кто я.

Я вспыльчив, ревнив, закрыт, мягкотел, я безвольный, я терпеть не могу, когда на меня давят, я подозрителен, я тревожен или я болтлив без меры, особенно, когда никто не слушает меня. Я неразборчив в знакомствах и готов рассказать первому встречному о том, что меня волнует. Я боюсь одиночества, я нелюдим, скрупулезен или неряшлив и бросаю незаконченными каждые пять дел из десяти. Я депрессивен, но вдумчив или наоборот – легко и подолгу веселюсь, но не очень могу сосредоточиться на том, что для меня действительно важно. Я…

Список бесконечен. Все это – характер. Наш скелет и наша болезнь. Наш фундамент и наша проблема одновременно. Потому, что я точно какой-то, но именно поэтому я такой, а не другой. Я живу так, а не иначе и завидую тем, кто умеет иначе, но не так, как я. Или не завидую, если я не завистлив по характеру. В этом контексте ясно, что выражение «бесхарактерный» лишено всякого смысла. Как я живу, такой у меня и характер. И если от того, как я живу, у меня сложности, то меняя характер, я уменьшаю их количество. А для психотерапевта слова «изменить характер» означают лишь – изменить способ человека жить. Что неминуемо повлечет за собой пересмотр ответов на вопрос «какой я». И самое ценное достижение любой психотерапии – это не само изменение ответов, а допуск того, что изменение возможно.

Какая я? Например, я всегда считала, что я злопамятна. Постепенно выясняется, что это не так. Память у меня остается хорошей, но сейчас мне кажется, что есть более ценные вещи, для которых в ней стоит освобождать место.

Я никогда не любила кошек, но есть кошки, для которых я согласна сделать исключение. Думала ли я, что будут такие кошки? Никогда.

Больше всего на свете я ценила словá. В самом высоком смысле этого слóва. Когда небезразличные мне люди допускали ошибки в тексте, меня тошнило, будто я случайно съела червя. Способность человека внятно формулировать свои мысли я всегда ставила крайне высоко. Пожалуй, даже выше порядочности, хотя это в высшей мере странно, если задуматься. Сейчас я безусловно признаю, что едва ли не самый важный разговор в моей жизни состоялся в полном молчании. И можно догадаться, что тем сильнее было мое изумление. С тех пор я вообще стала меньше разговаривать.

Наверное, главная профдеформация психотерапевтов – постулирование изменений как высший приоритет.

Хорошо это или плохо? Какая разница? Сейчас я думаю, что это хорошо (или плохо), а завтра могу начать думать наоборот. :)

Пустой, но горячий стул

Техника «пустого стула» смущала меня всегда. (Это когда перед вами ставят стул и говорят: «Это твоя мама. Скажи ей, что она испортила тебе всю жизнь, скажи то, чего не говорил никогда». Смущала меня эта техника много чем. Для начала: громоздкостью и нарочитостью. А также – искусственностью и натянутостью. Короче – дебилизмом, тем, что нет на стуле никакой мамы!

Но больше всего она смущала меня, такую когнитивную, тем, что она – работает! Причем – в отсутствии мамы. Осознание этого факта как-то всегда унижало во мне интеллектуала. Порой один неприятный, но содержательный разговор со стулом без мамы заменяет долгие часы напряженных бесед про маму. Никакого мозгового напряжения не требуется, чтобы пнуть тупую деревяшку ногой или ударить по ней тапком. Мозги для этого не нужны. Как не нужна, собственно, и мама. Нужно только небольшое доверие универсуму…

В связи с тем, что техника пустого стула работает, я ее использую. Но из-за того, что я ее недолюбливаю, я всегда испытывала сложности пригласить человека в ней поучаствовать. Не то в слиянии, не то в контрпереносе, я всегда, как бы извиняясь, с трудом подбирала слова. «Вот вам стул» – лепетала я, а про себя добавляла: «… и это не потому, что вы дебил». «Глупо выглядит, но работает хорошо» – оправдывалась я всякий раз, принося человеку из кухни многажды битую и видавшую виды табуретку. «Конечно, это не ваша мама…» – зачем-то добавляла я, хотя если я правда не считаю клиента дебилом, эта прибавка лишняя.

Сегодня со мной наконец произошел прорыв. Я нашла простой и честный способ приглашения клиента к беседе с мамой со стулом. Я сказала: «Конечно, это не ваша мама. И, откровенно, говоря, слава богу, что это не она!».

Он не хочет на мне жениться

Есть такая забавная проблема. То есть, имеются она и он. И он не хочет жениться на ней. Не хочет. Что такое «жениться»? Это, наверное, жить с ней вместе, отдавать весомую часть своего мамонта, возвращаться к ней вечером, чинить краны, есть мамонта, приготовленного ею, спать с ней вместе, просыпаться вместе, есть мамонта, уходить, предупредив, когда вернешься, возвращаться… А еще это дети, общие дети, их нужно кормить, отщипнув еще одну весомую часть от остатков своего мамонта. С детьми, вероятно, надо гулять по выходным, так обычно делают добропорядочные папы. И еще много-много всего. И всего этого он не хочет. Из предложенного списка он хочет только спать с ней. И, возможно, чуть-чуть отщипывать от мамонта на подарки.

А сейчас – гвоздь программы. Он не хочет на ней жениться, но она! Она-то хочет за него замуж. Она хочет за него замуж, вы понимаете? Она хочет замуж за мужчину, который ничего вышеперечисленного (кроме спать) – с ней не хочет.

Я этого решительно не понимаю. Как можно хотеть замуж за человека, который не хочет на тебе жениться?

Игровой пласт человеческих отношений

…очень широк и разнообразен. Читайте Берна, кто сомневается.

Безусловный плюс игр в том, что они возбуждают и придают жизни некий азарт и вкус, ощущение движения в противовес бессобытийности.

Очевидный минус – в том, что игры истощают и, как правило, на выходе оставляют ощущение опустошенности.

Выйти из игрового пространства можно, но фокус в том, что за все нужно платить. Выйти из него можно лишь отказавшись от последнего выигрыша. То есть, пользуясь «игровым словарем» – «проиграв».

Именно поэтому люди играют в игры годами. Они уже истощены, им скучно, у них мигрень, они осточертели друг другу. Но они продолжают ждать паузы, чтобы перед «окончательным» уходом сказать свое последнее ку-ка-ре-ку. В ответ они слышат, конечно, мяу – и новый цикл начался.

Соревноваться —

…значит всегда быть вторым. Единственный шанс быть первым – это придумать что-то свое. Найти собственную уникальную нишу, которую никто кроме вас просто не может занять. Потому, что вы сами ее для себя придумали и подходите к ней, как ключ к замку.

Счастливые не спорят

Я понимаю, что провокативно, сейчас поясню.

Во-первых, сколько бы я не видела людей, я не могу вспомнить ни одного спорщика, которого с легкостью можно было бы назвать счастливым.

Дальше. Представьте себе, как обычно выглядит досужий спор. Именно досужий, потому что если продуктом спора являются не «истина», а свобода, статус или размер гонораров, то спорить, безусловно, есть о чем.

Так вот, досужий спор. Он сказал, я ответил. Он со мной не согласен или – я с ним. Ну и я для порядка говорю, что не согласен. И объясняю, почему. Аргументировано. А у него свои аргументы, и он все равно не согласен.

Вопрос. Что меня подталкивает в этом месте продолжить? Аргументы у меня кончились, и я перехожу к примерам. Причем напрягаю мозг и пытаюсь сгенерировать максимально доходчивый пример. Моя мотивация – переубедить. Зачем???

Вот несколько возможных ответов, они часто выступают в комбинациях. Ответы привожу по порядку, от легкой характерологической патологии, через пограничные личностные расстройства – к большой психиатрии.

Ответ №1 – когда мне удается «победить», мне приятно. Я – умнее. То есть это для меня тема. Я постоянно ищу возможности заставить универсум вибрировать, излучая доказательства моего ума. Интересно – если я уверен, что я умный, то зачем мне нужны такие доказательства?

Ответ №2 – когда я заставляю согласиться со мной, я чувствую власть. Мне нравится ощущение «сверху». Интересно – станет ли так самозабвенно играть в эту игру человек, который счастлив? Он и так на вершине.

Ответ №3 – когда я знаю, что кто-то думает иначе, чем я, это тревожно, потому что возникает чувство, что мир неподконтролен. Неподконтролен – значит, опасен. Мне кажется, что «переделав» собеседника под себя, я на время снижаю тревогу и успокаиваюсь. Интересно… кто-то назовет такого больного товарища счастливым?

Ответ №4 – «он не согласен со мной? Гад. Он считает меня дураком! Я докажу ему обратное!» Это паранойя, дорогие мои. Вызывайте врачей…

Грустный счастливчик —

часто встречающееся явление. Работал на результат, добивался поставленных целей, воевал с обстоятельствами. Смог. Решил. Добился. Грустно. Что дальше?

Это правда. Человек, у которого ничто из задуманного не выходит, будет скорее злобный, чем грустный. Лузеры не очень умеют грустить. Чтобы грустить, необходима внутренняя опора, которой зачастую становится знание о собственных успехах, о том, что свершилось. Зная это, можно спокойно взгрустнуть о несделанном.

А человек Вечно-Фрустрированный полноценно грустить не в состоянии. Ибо сознательно принять к рассмотрению весь объем несбывшегося – для него слишком серьезный удар. Потому, что объем сбывшегося непропорционально мал. И поэтому Настоящий Лузер либо злобноват, либо фальшиво-приподнят.

Это я к чему? Грустить нормально. Иногда это значит, что вы чего-то добились :)

Главное – не напрягаться

Вчера, в пустом, напряженно замершем перед соревнованиями, манеже, летя вдоль стенки и вслушиваясь в крик тренера на противоположном его конце, подумала, что главное, чему научил меня конный спорт – это не напрягаться. Не напрягаясь, я продолжила думать. Главное, чему меня научила машина? Не надо напрягаться. Быстрее доедешь. Да и руль в судорожных ручонках лежит неудобно. А дети? Чему они учат? Не надо напрягаться. Им это гораздо приятнее. Чему меня учат мужчины? Главное – не напрягаться. Чужие свалят, останутся свои. И чем расслабленнее, тем их больше останется. Что с ними делать, другой вопрос, но главное – не напрягаться, когда решаешь его.

Короче, мудрость у порога. Умирать напряженным тоже, наверное, не с руки. Главное – не перевозбудиться перед смертью.

Терапевтические диалоги

Про секс и близость

– Я не понимаю, как я могу получать близость от других людей. Мне кажется, все женщины хотят секса. Получается, что через него надо переступить, и потом будет близость. Может быть.

– Секс – это не куча дерьма, чтобы через него переступать… Какая же после такого секса – близость?

– Не знаю. Близость – это секс.

– Необязательно. Близость возможна и без секса. Как и секс без близости.

– Я не понимаю, как это. Все хотят секса.

– Все кроме тебя?

– Да.

– А вот скажи мне. Скажи, как ты получаешь близость? Когда тебе не хватает ее, как ты поступаешь?

– … Я молчу, потому что думаю, что ты будешь делать с моим ответом. Я расскажу тебе, как я получаю близость, и ты будешь делать то же?

– Нет. Мне просто хочется сверить твое и мое понятие о близости.

– Для меня близость – это чтобы меня жалели. Чтобы хвалили. Чтобы жалели и хвалили даже, когда я не права…

– Для меня тоже.

– То есть мы похожи. А что ты плачешь?

– Не знаю.

– Это что-то про близость между нами?

– Да, про это. – Ты хотел выяснить, вхожу ли я в число близких людей?

– Да.

– От этого «да» мне тепло. И хочется быть ближе.

– Видишь, как интересно. Вот, в частности, что ты делаешь, чтобы организовать близость: ты задаешь вопросы. Но от этих вопросов хочется отодвинуться и спросить: «Что ты со мной делаешь?». А когда ты просто говоришь, что хочешь быть ближе – хочется быть ближе… Ты опять плачешь…

– Как просто всё.

Что сделать со злостью?

– Мне трудно выражать злость в жизни. Я никогда не говорю человеку, что мне что-то не нравится.

– Почему? Что тебя останавливает?

– Боюсь испортить отношения.

– А как они испортятся?

– Человек может обидеться. И уйдет. И не будет меня любить.

– Ты полагаешь, что люди столь хрупки?

– Я никогда не думал так. Наверное, да.

– Но знаешь, если люди ничего не знают про твою злость, у ваших отношений нет шансов измениться.

– Наверное.

– А скажи, во мне тебя что-то раздражает? Что-то не устраивает в наших отношениях?

– Я не думал об этом. Меня все устраивает.

– Подумай.

– Я очень смущаюсь.

– Чего?

– Сказать тебе. Боюсь.

– Чего?

– Что ты не будешь любить меня.

– Мне было бы важно знать, что тебе что-то не нравится. Я не разрушусь от этого. Иначе выходит, что у меня вся спина белая, а я не знаю.

– Иногда я еду сюда в плохом настроении и злюсь. Думаю: мне так плохо, а она мне не помогает. Никакого от нее толку!

– Да. Забавно. Вроде бы эта претензия и «бесполезная». Но ведь получается забавная вещь. Если ты едешь в плохом настроении, злишься на меня и не говоришь мне про это, я не могу встречаться с твоей злостью. А значит – не могу помогать тебе ее выразить. А значит – от меня и правда нет толку!

– Здорово. Я совсем не думал так.