Буря началась в полночь. Сквозь обрывки черных туч, словно призрак, то исчезала, то появлялась полная луна, с ужасом взирая на землю, которая, казалось, вот-вот расколется от стрел молний, беспорядочно летящих в разные стороны. Вот одна из них осветила центральную часть белоснежного замка Киткан с двумя башнями в готическом стиле, отразившись во множестве окон и окошек. Вторая «оживила» химеру с жабьими лапами и бульдожьей мордой на колоннах беседки возле главного въезда в усадьбу, свет третьей молнии заставил вспыхнуть золотом купол небольшой церкви, расположенной к югу от замка за березовой рощей. Свет четвертой вырвал из темноты огромный камень – «Камень страсти», стоящий посередине парка. Именно на нем, как донесли Федору Александровичу верные слуги, предавалась любви с другим его жена, будучи на курорте. По приказу промышленника глыба была доставлена к замку и установлена в парке, как вечный укор жене в ее измене.

* * *

Разбуженная страшным грохотом, суетливо крестилась в своей комнате Полина – няня пятилетней Наташеньки, дочери сахарного магната Федора Александровича Киткана. На какое-то мгновение служанка застыла и прислушалась, затем, накинув на пышные плечи огромный пуховый платок и взяв свечу, поторопилась в соседнюю комнату к Наташеньке: как бы та не испугалась грозы. Анна Михайловна Киткан, мать девочки и госпожа Полины, скорей всего, выпила снотворное и вряд ли прибежит на крик ребенка. Полина вышла в холодный коридор и поежилась: с первого этажа тянуло сыростью. Наверное, Матрена опять забыла закрыть окно в передней. Ничего, утром она ей задаст, а сейчас придется спуститься и закрыть окно самой. Осторожно ступая босыми ногами по ступенькам, Полина остро чувствовала, как холод мраморной лестницы пронзает ее тело. Спустившись, наконец, в переднюю, она вздрогнула, когда очередная вспышка молнии осветила комнату, выхватив из мрака смеющееся лицо мраморного шута, бюст которого стоял на тумбе справа от большой лестницы. В свете молнии его улыбка выглядела зловещей и наводила ужас, еще более возраставший, когда от сильнейших раскатов грома сотрясались подвески на хрустальной люстре, а легкие белоснежные шторы парили в воздухе над распахнутым окном, словно привидения. Преодолев страх, Полина подошла к тумбе и поставила на свободное место подсвечник с погасшей свечой. Затем она направилась к окну. Едва Полина его захлопнула, как за стеклом неожиданно возник черный силуэт человека, освещенный вспышкой молнии. Служанка попятилась назад: мало ли бандитов бродит вокруг в это смутное время.

– Полина, открой! Это я, Сидор, – послышался приглушенный голос.

– Что надо? – строго, не церемонясь с бывшим конюхом, спросила Полина, устремив на него взгляд больших карих глаз.

Она знала, что Сидор, поссорившись с управляющим, покинул усадьбу вместе с семьей, угрожая убить господ. В городе он примкнул к большевикам.

– Да открой же! – не унимался Сидор.

Полина медленно отворила окно и посмотрела на мужчину. Он очень изменился, похудел. Из-под козырька кожаной фуражки с красной звездой с обожанием смотрели на нее уставшие глаза.

– Ну?! – бросила Полина.

– Что-то не особенно приветливо ты меня встречаешь.

– Слышала, ты главный у красноармейцев?

Сидор поправил кобуру на кожаной куртке и посмотрел в глаза Полине.

– Да, главный. Вот за тобой пришел, не могу я без тебя.

– Почему ночью?

– Утром здесь будут красноармейцы.

– Твои?

– Можно сказать, и мои.

– А если не пойду?

– Тогда тебя вместе с барынями расстреляют.

– За что?

– За то, что ты заодно с кровопийцами. Да ты не бойся, я тебя спасу… люблю я тебя.

– Как же твоя семья? Дети?

– Одно твое слово, и я брошу их. Пропасть, конечно, не дам.

– Нет, Сидор, никуда я с тобой не пойду, – решительно заявила Полина, стараясь не смотреть в глаза своего воздыхателя, и принялась закрывать окно.

Сидор схватил ее за руку.

– Подожди. Я тебя королевой сделаю. Любить буду до гробовой доски. У меня паек и комната в барском доме. Соглашайся.

– Побойся бога, детей своих пожалей, да и не люблю я тебя вовсе. Нет на земле моего любимого, я это точно знаю. Так что я остаюсь.

– Но это опасно. Хорошо, я увезу тебя и твою барыню с ребенком, куда скажешь. Постараюсь обогнать отряд. Собирайся. Рано утром заеду за вами.

– Договорились, – неуверенно проговорила Полина и закрыла окно.

Сделав несколько шагов от здания, Сидор мгновенно растворился в непроглядной тьме.

Какое-то время женщина задумчиво смотрела ему вслед, затем, будто очнувшись, резко повернулась и пошла к лестнице. Но до нее она так и не дошла, потому что стучали в дверь.

«Неужели красноармейцы? – сразу пронеслось в голове Полины. – Нет, не может быть, Сидор сказал, что они будут только утром».

Она стояла, не решаясь сделать шаг. И только услышав знакомый голос, бросилась открывать дверь.

– Господи, прости! Отец Игнатий! – пролепетала служанка, отворяя дверь. – Что случилось?

Изможденное морщинами лицо отца Игнатия было напряжено, глубоко посаженные глаза смотрели с тревогой.

– Пришел сообщить. В городе красноармейцы расстреляли Федора Александровича и Петю, – сказав это, батюшка перекрестился.

– Мальчику всего десять лет, за что?! – всхлипнула Полина.

– Федор Александрович, его жена и дети – враги для новой власти. Так вот, Полина, что я хотел тебе сказать, утром красноармейцы будут здесь. Они не пощадят никого. Поэтому Анне Михайловне и Наташеньке лучше уехать.

– Сидор Чудилов то же самое говорил.

– Кто?! Сидор?! Да он и расстрелял Федора Александровича и Петю. Яшка-звонарь собственными глазами видел. Думаю, Сидор не пощадит барыню и девочку. Бежать вам надо. Сделаем так. Вы собирайтесь, а я раздобуду коня и подводу, жду вас возле церкви. Еще затемно вы должны добраться до монастыря. Там на время затаитесь, а дальше будет видно. Да, и чтобы ни одна душа не знала, что вы покинули замок. Уйдете…

– Известно как, батюшка, – перебила отца Игнатия Полина, – через…

– Тише… – отец Игнатий приложил палец к губам и оглянулся.

– Батюшка, как же вы? Ведь не пощадят антихристы.

– Святыни схороню и сам в монастырь подамся.

Дрожащими руками Полина закрыла дверь. Она медленно поднималась по лестнице, не ощущая холода. Из головы не выходил разговор с батюшкой. Это же какой ужас, Федора Александровича и Петра Федоровича, Петеньки, нет в живых, что за время! Ее сон о пожаре в господском доме оказался пророческим. Она до сих пор содрогается, вспоминая его…

Глубокая ночь. Полину разбудило удушье. Она закашлялась и зажгла свечу. Через дверные щели сочился дым.

– Наташенька! – в ужасе воскликнула Полина и выскочила из комнаты.

Она схватила с кровати спящую девочку и бросилась в комнату Анны Михайловны. Та уже проснулась и суетливо пыталась надеть пеньюар.

– Берите одеяло! Укутайте девочку и быстро вниз! Вниз! – Полина почти вытолкала из комнаты госпожу. – А я разбужу Федора Александровича и Петю.

Но пробраться к господским спальням служанке не удалось. Обвалилась горящая балка, занялись гобелены. Полина сбежала вниз. Под окнами кабинета Федора Александровича собрались слуги, которые с ужасом наблюдали за пламенем, вырывающимся из окон. Анна Михайловна рыдала, глядя вверх и закрывая трясущейся рукой глаза ребенка, которого держала на руках.

В окне второго этажа стояли Федор Александрович и Петя. Языки пламени уже касались их спин.

– Чего зенки вылупили?! – крикнула на оцепеневших слуг Полина. – Сено, тащите под окно, сено! Они прыгать будут.

Растерявшиеся слуги бросились в сарай. Но, как в любом сне, они куда-то исчезли и больше не появлялись, а Федор Александрович и Петя, взявшись за руки, прыгнули вниз. Полина и Анна Михайловна бросились к ним, но земля вдруг расступилась, и в образовавшейся огромной бездне исчезли не только Александр Федорович и Петенька, но и горящий замок…

Немного постояв у двери хозяйки, служанка постучала. Тихо. Она постучала сильнее. Ни звука. Крепкое же снотворное выпила госпожа. Сейчас во сне, наверное, порхает где-нибудь на балу или примеряет французскую шляпку от мадам Жюли, крутясь перед зеркалом. Полина повернула ручку и вошла в комнату. Видно, сон был и впрямь хорош, потому что на устах госпожи застыла обворожительная улыбка.

– Анна Михайловна! Анна Михайловна! – теребила за плечо свою хозяйку Полина. – Проснитесь! Ну же!

– Что… что случилось, душенька? – не открывая глаз и все еще пребывая в объятиях Морфея, спросила Анна Михайловна.

– Проснитесь, проснитесь!

– Да что произошло?! – уже возмутилась госпожа, открыв, наконец, глаза.

– В городе, это, большевики всех арестовывают и стреляют. Утром будут здесь. Мы должны бежать.

Полина не стала говорить о гибели Федора Александровича и Петеньки, побоялась истерики, ведь сейчас, когда надо действовать быстро, это ни к чему.

– Но куда, к кому? Все мои кузины во Франции, – растерялась Анна Михайловна. – Тетки в Турции. Надо ждать Федора Александровича.

– Мы с ним встретимся, – соврала Полина. – Мы обязательно встретимся с ним и Петенькой. А сейчас надо собираться. Платье наденьте неяркое. Платок я вам дам. Деньги возьмите, кое-какие украшения, первое время надо как-то жить.

– А драгоценности, фамильные, тоже с собой брать?

– Да нет, опасно… – призадумалась Полина и, не сказав ни слова, выбежала из комнаты.

Пока Анна Михайловна выбирала себе платье, возвратилась Полина. В руках она держала старый мешок.

– Несите свои драгоценности, быстро.

Анна Михайловна, забыв надеть пеньюар, в ночной сорочке побежала в кабинет мужа. Вскоре она вернулась с резной шкатулкой и тут же передала ее служанке. Полина поставила ларец на стол и приоткрыла крышку. Пламя свечи да вспышки молнии оживили неземную красоту бриллиантов, рубинов, сапфиров и алмазов в фамильных драгоценностях рода Китканов. Полина какое-то мгновение завороженно смотрела на сокровище, переливающееся, как ей показалось, зловещими огоньками, но, подстегнутая тревожными мыслями, быстро очнулась. Она перекрестилась и дрожащей рукой положила поверх украшений перстень с гербом, который перед этим отдала ей хозяйка.

– Ну, кажись, все, закрывайте, – произнесла Полина, провожая взглядом маленький ключик в руках госпожи. – Будите Наташу и одевайте, а я сейчас.

Служанка осторожно взяла в руки шкатулку и, подойдя к окну, долго всматривалась в темноту. Наконец, она решительно направилась к двери. И в этот момент что-то сверкнуло. Она подняла глаза. На груди Анны Михайловны блестело сердечко с выгравированным на нем вензелем «А.М.».

– А медальон?! Снимите его.

– Но я не могу, там же портрет Феди и… ключик от шкатулки.

– Да не волнуйтесь, спрячу я эту вещицу в надежное место.

Анна Михайловна бережно сняла медальон, подняла крышку сердечка, вынула маленький ключик и поцеловала миниатюрный портрет мужа.

– Возьми, – тихо проговорила она и, закрыв крышку медальона, всхлипнула.

Полина быстро схватила украшение и, пока хозяйка не передумала, уже на ходу сунула его в карман вязаной кофты. За дверью она запрятала шкатулку в мешок и вышла из дома.

По скользкой, размытой дождем тропинке, сопротивляясь сильным порывам ветра, служанка направилась в парк.

Непогода разыгралась. Лил дождь. Ветер срывал листву и гнул верхушки деревьев. Молнии голубоватым светом освещали все вокруг, гром сотрясал землю. Полина шла, не оглядываясь, уверенная, что в такую погоду вряд ли кому-то придет в голову ее выслеживать. Но служанка ошиблась. Вспышки молнии то и дело вырывали из кромешной темноты черный силуэт человека, который, передвигаясь от дерева к дереву, настойчиво следовал за Полиной.

Наконец, служанка возвратилась в замок. Человек в черном поднялся в беседку, которая находилась напротив парадного крыльца, и затаился, намереваясь, видимо, дождаться выхода хозяйки замка с дочерью. Время шло. Буря постепенно стихала. Одна за другой покидали предрассветное небо тучи. Только изредка еще сверкали зарницы. Где-то закричал петух. Незнакомец заволновался, ведь из дворца до сих пор никто не вышел, а ведь собирались: он подслушал разговор. Он подошел к входной двери и со всего маху стукнул по ней ногой. Дверь не поддалась. Человек прислушался. И вдруг сумасшедший хохот, внезапно раздавшийся в доме, заставил его отскочить от двери. Но, даже находясь на расстоянии нескольких шагов от нее, незнакомец отчетливо слышал то металлические, то визгливые, то сверлящие голову звуки. Он был не из робкого десятка. Подождав, когда воцарится тишина, он разогнался и навалился на дверь всем телом. Та отворилась. Человек вбежал в переднюю, налетев на тумбу с бюстом смеющегося шута. Зарница, вспыхнувшая в это мгновение, блекло осветила помещение. Дрожь пробежала по телу незнакомца. Ему показалось, что шут оскалился, глядя на него в упор. Мужчина, справившись с наваждением, уверенным шагом направился к лестнице, ведущей на второй этаж. Это говорило о том, что ранее он уже бывал в замке. Открывая, одну за другой, двери спален, он обнаружил, что они пусты: и хозяйка с дочерью, и служанка просто исчезли. Тогда человек бросился в кухню, зная, что кухарка поднимается ни свет ни заря, но и там никого не нашел. Дом был пуст. Спустившись вниз с искаженным от злобы лицом, явно стараясь побороть в себе переполнявшую его ярость, незнакомец медленно побрел к выходу. Его тяжелый взгляд скользнул по узору фарфоровой напольной вазы, стоящей возле двери. Глаза райской птицы надменно взирали на него, выпроваживая вон.

– Ненавижу! – заорал человек, и, подняв ухоженными сильными руками вазу, со всей силы швырнул ее в окно.

Глава 2

2007 год

– Девчонки! Я еду с вами! – радостно сообщила в мобильный телефон моя подруга Жанка да так громко, что у меня заболело ухо.

– Зачем так орать? – крикнула я в ответ и в испуге оглянулась на дверь: не дай бог, я разбудила маму. – Шесть часов утра, ненормальная! – откровенно злилась я на свою подругу.

– Сонька, прости! Целую! Перезвоню! Ура!

«Дурочка, – подумала я, – чему радоваться? Променяла Испанию на какую-то Тмутаракань».

Дело в том, что Жанна – мажор. В Испании у нее вилла на берегу Средиземного моря и белоснежная яхта. Она как-то показывала фотографии. На одной из них Жанна стоит под гранатовым деревом. На заднем плане виднеется белоснежная балюстрада, окружающая плато, которое, будто парит, над бирюзовым морем. Такую красоту я видела только в кино. Ведь на мою зарплату учителя начальных классов по заграницам особо не разъездишься. Предел моих мечтаний – дней десять провести в Одессе, которую я обожаю и ни на минуту не забываю. Каждое утро, едва открыв глаза, я протягиваю руку и беру с тумбы огромный сухой лист платана, который еще хранит необыкновенный кисло-горький запах. Напротив моей кровати висят картины с морскими пейзажами. Но больше всего греет душу мое последнее приобретение – маленькая, полная солнца и свежести утра, картина с изображением узкой приморской улочки с одноэтажными и двухэтажными домами, спускающейся к синему морю, маленьким блюдцем виднеющемуся вдали. Солнечный свет мягко ложится на разноцветные черепичные крыши домов и цветы на балконах.

После звонка подруги сон, как рукой сняло, и я решила сделать доброе дело: полить хилые росточки маттиолы, которую пытаюсь вырастить на балконе, вот уже который год. Однако в лейке воды не оказалось, и я побрела на кухню. Я шла по коридору на цыпочках, стараясь не разбудить маму, как вдруг, совсем неожиданно, услышала ее приглушенный голос:

– Да, Июльская… Что? Я не понимаю, о чем идет речь. Что отдать? Шкатулку?! Какую? Вы шутите? Да я сейчас же позвоню в милицию… Дочь? Не смейте!

Я ворвалась в комнату и увидела испуганное лицо мамы, сжимавшей в руке телефонную трубку.

– Что случилось? – крикнула я с порога.

– А что может случиться? – кривясь в улыбке и стараясь не смотреть на меня, проговорила мама. – Ребятня балуется.

– Но это уже не первый раз. Надо пойти на телефонную станцию и вычислить этих хулиганов. А еще лучше заявить в милицию.

– Доченька, не принимай все близко к сердцу. Пустяки. Ну, иди, я еще немного подремлю.

Я взяла бутыль отстоянной воды и понесла на балкон. Перелив воду в лейку, я осторожно полила едва дышащие стебельки маттиолы, а затем петунью и небольшой куст помидора. Полив свою клумбу-огород, я подняла легкую занавеску и выглянула на улицу. Прохладный весенний ветерок приятно коснулся моего лица. Затрепетали светло-зеленые листья березы, растущей под окном. Я протянула руку и дотронулась до одного из них, почувствовав его шероховатую поверхность.

«Скоро лето», – мысленно пропела я, не в состоянии сдержать улыбку и отличное настроение.

Его не смогла испортить даже мысль о Тмутаракани, то есть каком-то селе Озеряшкино, куда мне предстояло поехать во время своего летнего отпуска. Неужели в этом году мне не светит увидеть море? Ничего, ведь за месяц работы мне обещали заплатить сумму, равную трем моим месячным зарплатам. Как я могла отказаться от такого предложения?! Правда, работа с семейным архивом совершенно мне не знакома. Упорядочить его попросила случайная знакомая, которая буквально вытащила моего пса Топика из пасти огромной дворняги. Эта женщина была среднего возраста, наверное, пенсионерка, в невзрачной косынке, без каких-либо следов макияжа на бледном, осунувшемся лице. Ее предложение мне показалось довольно неожиданным и странным. Тем не менее, я представила себя, сидящей где-то на чердаке деревенского домика и перебирающей пожелтевшие листы из школьных тетрадок его хозяйки. В перерывах меня будут потчевать молоком со свежим хлебом, а по вечерам мы с хозяйкой будем гонять чаи с вареньем. Честно говоря, я поначалу отказалась, грешным делом подумав, что у женщины не все дома. Сколько той пенсии, чтобы платить такие деньжищи. Однако незнакомка вовсе не шутила. Она дала свой телефон, умоляя подумать над ее просьбой. Более того, мне было предложено взять с собой подруг, мол, работы там хватит всем.

«Ну, да, если считать, что спать можно и на траве в саду, и в сарае», – хмыкнула я, судя о размерах домика женщины по ее тщедушной фигурке и скромной одежде.

Короче, я предложила случайной знакомой кандидатуру моей подруги Виты Караваевой, которая работает в городском архиве.

Однако пенсионерка отказалась, объяснив, что прониклась доверием именно ко мне, что мое лицо имеет удивительное сходство с портретом одной дамы, а это очень важно. Почему важно, она объяснит в том случае, если я соглашусь. И еще раз повторила, что я могу взять своих подруг с собой. Желательно только, чтобы я, если решу приехать, позвонила заранее и сообщила время приезда, а также сняла мерки со своих подруг для пошива платьев. Я спросила, не нужны ли ей мои мерки, она ответила «нет», потому что уверена – моя фигура идеально подойдет под уже имеющиеся у нее платья. Я, конечно, удивилась, но вопросов задавать не стала.

Как ни странно, когда я, смеясь, рассказала подругам о приглашении поработать и отдохнуть в деревне Озеряшкино, они обрадовались и… согласились. Конечно, мы долго обсуждали странное предложение, подозревали всех и вся в злых умыслах, затем также бойко опровергали собственные подозрения. И не удивительно, сколько существует всевозможных уловок заманить молодых девушек, например, в сексуальное рабство. Наконец, взвесив все «за» и «против», мы решили принять предложение.

Вита Караваева договорилась с коллегой поменяться отпусками. Той нужен был сентябрь, потому что дочь выходила замуж, а Витке – июль, чтобы поехать со мной. Лилька Котик собиралась разводиться с мужем, но пообещала, как только разорвет узы брака, сразу же приедет к нам, приедет совершенно свободной женщиной. И вот сегодня сказала «да» самая младшая из моих подруг – Жанка, хотя от нее этого вовсе и не требовалось.

Жанне Иволгиной двадцать два года. В следующем году она окончит университет, будущий переводчик, хотя работать по специальности она никогда не будет. Ей отец подарил ресторан, и бедной девчонке приходится «въезжать» в это дело, хочет она того или нет. А вообще она мечтала поступить на биологический факультет. Любит она всяких бабочек, кроликов, собак. Когда подруга бывает у меня, Топик души в ней не чает. Скоро растолстеет от деликатесов, которые Жанна таскает из своего ресторана. Иной раз мне кажется – возможно, я ошибаюсь, – что подруге не хочется идти домой. Она то возьмется мыть посуду, что делать совершенно не умеет, то схватит тряпку и начнет елозить полы, от этой затеи и вовсе обхохочешься. Глядя на все это, я предлагаю ей остаться ночевать. Она с радостью хватает навороченный мобильник и начинает звонить своему строгому отцу. А я в это время стою и смотрю на нее. Мне не понятно, что делает в моей более чем скромной квартире эта ультрасовременная голубоглазая красавица с нарощенными белоснежными волосами до пояса? У нее есть все, чего может пожелать душа: и апартаменты в центре города, и машина, и счет в банке, и собственный бизнес, и…

Не хочу, конечно, прибедняться. У меня есть мама, мои верные подруги, любимый пес Топик, шкаф полный книг, круглый старинный стол в большой комнате, огромное кресло, доставшееся от дедушки, за которое нам предлагал баснословную сумму Жанкин отец, заехавший как-то за дочерью.

А познакомились мы с Жанной совершенно случайно в прошлом году. Однажды я допоздна задержалась в школе. После родительского собрания родители уходить не торопились, каждому хотелось как можно больше узнать о собственном ребенке. И вот я, наконец, погасила свет и закрыла кабинет. На улице было сыро, моросил дождь, ветер срывал с деревьев пожелтевшую листву. На автобусной остановке не было ни души. Я простояла минут двадцать, но автобуса так и не дождалась. Почувствовав, что начинаю замерзать, я решила идти пешком вдоль шоссе, надеясь в скором времени остановить такси. Сделав несколько шагов в нужном направлении, я услышала чьи-то всхлипывания со стороны небольшого сквера. Подумав, что кому-то нужна помощь, я пошла на звуки. За огромным кустарником на лавочке я увидела девушку. Ее белоснежная курточка и джинсы были в грязи. Незнакомка то грозилась кому-то кулаком, то плакала, пытаясь подняться. По характерным движениям и невнятной речи я поняла: девчонка совершенно пьяна.

– Девушка, я могу вам чем-нибудь помочь, может, «скорую» вызвать? – спросила я, предположив, что с незнакомкой случилось самое худшее.

– Пошла отсюда! Пошла! Я не нуждаюсь ни в чьей помощи! – заорала девушка, поднялась и, не удержавшись на ногах, упала возле лавочки прямо в лужу.

После этих, очень далеких от любезности слов, я хотела развернуться и уйти, но, подумав, что меня замучит совесть, осталась и решила действовать, как подсказывал мне внутренний голос.

– Встать! – крикнула я, не на шутку рассердившись. – Встать! – повторила я чуть погодя, поразившись непонятно откуда взявшимся низким нотам в своем голосе.

Девушка, ничуть не испугалась, но удивилась, а затем, сопя и ругаясь, стала на четвереньки, с третьей попытки оперлась руками о лавочку и, наконец, с трудом поднялась.

– Держись! – приказала я, не меняя тона, и подставила девчонке свой локоть.

– Я… я… тебе… вам… запачкаю плащ, – пробубнила девчонка.

– Черт с ним, – бросила я.

Мы добрались до шоссе. С большим трудом я остановила такси и за двойную плату, потому что моя попутчица была грязная, как бомж, уговорила таксиста нас подвезти. Пока мы ехали, я терпеливо выслушивала излияния пьяной девушки о своем бойфренде, который изменил ей с другой.

Девчонку я помыла, одела в свой махровый халат и уложила на диване в большой комнате. Напоила ее липовым отваром с медом и, погасив ночник, вышла из комнаты. Я почистила ее куртку и джинсы, помыла кроссовки.

Утром я попыталась красавицу разбудить, но мне это не удалось. Оставив на столе завтрак и записку с просьбой захлопнуть входную дверь, когда будет уходить, я помчалась на работу. Честно говоря, я не надеялась когда-нибудь встретить вчерашнюю попутчицу. Однако, придя вечером с работы, я искренне удивилась, увидев ее разговаривающей с моей мамой в большой комнате. Дело в том, что мама тогда лежала в больнице и раз в неделю приходила домой.

– Доченька! – обрадовалась мама, – а мы вот с Жанночкой тебя заждались.

Я бросила взгляд на стол, который ломился от всевозможных яств.

– У нас праздник? По какому поводу? – спросила я, снимая плащ.

– Это Жанна, – улыбнулась мама. – У тебя все коллеги такие приятные?

– Кто?! – я бросила вопросительный взгляд на Жанну.

Та подмигивала мне то левым, то правым глазом.

– Да, все, как один, – добавила я.

Мы чудесно провели время. Жанна оказалась очень веселой и общительной. Когда она ушла, мама внимательно посмотрела на меня и, глядя куда-то в пространство, проговорила:

– Нет, она с тобой не работает, у нее ужасная речь.

– Мама, ты совершенно права. Я ее подобрала на улице в ужасном состоянии…

Закончить свою мысль я не успела. В дверь позвонили, и я поспешила ее открыть, даже не удосужившись посмотреть в «глазок».

Передо мной стоял высокий улыбчивый парень в черном костюме, белой сорочке с галстуком и с огромной корзиной лилий и роз.

– Вы ошиблись дверью, – скороговоркой проговорила я, не дав парню открыть рот.

– Нет, не думаю, – не согласился со мной незнакомец и, достав из кармана лист бумаги, прочитал:

«Софья Июльская, улица Красная 5а, кв. 325».

– Это я, – пришлось мне признаться.

– Тогда позвольте занести корзину.

– Прошу. А могу я поинтересоваться, от кого цветы?

– От Алексея Павловича Иволгина, – был ответ.

– Кто это?

– Как вы не знаете Иволгина? – искренне удивился парень.

– Нет, – покачала я головой.

– Известный в городе бизнесмен.

– А-а-а, – протянула я, чтобы хоть как-то отреагировать и не разочаровать парня своим ответом, потому что эта фамилия мне, учительнице младших классов, ни о чем не говорила.

Молодой человек извинился и, достав мобильный телефон, набрал номер:

– Все чисто, – отрапортовал он в трубку, а затем предупредил меня, – Алексей Павлович сейчас поднимется.

«Охранник», – отметила я про себя, кивая головой парню и ругая себя за то, что так и не задала ему основной вопрос: «Почему, собственно, эта столь известная личность оказывает мне такую честь?»

На лестничной клетке было прохладно, я поежилась.

– Вы можете зайти в квартиру, мы позвоним, – сжалился надо мной охранник.

Захлопнув дверь, я выглянула в «глазок». Парень курил, спустившись на несколько ступенек ниже. Он ждал своего босса.

«Настоящий охранник, – подумала я, всматриваясь в его профиль. – Вроде не головорез».

– Сонечка, доченька, что здесь происходит?! Неужели, пока я лежала в больнице, ты успела познакомиться с олигархом? – всплеснула руками мама, залюбовавшись цветами.

– Нет, мама, я думаю, мне это не грозит.

– А жаль. Ты у меня такая умная…

– Вот как раз это качество в женщинах олигархи ценят меньше всего.

– Но ты же у меня еще и красивая.

– Рост у меня неподходящий, всего метр шестьдесят семь.

– Прекрасный рост для нормальной женщины.

– Тогда им нужны ненормальные, – улыбнулась я.

– Все шутишь, а тебе уже двадцать шесть. Пора и о семье подумать.

– Ты моя семья.

– Брось. Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду…

Звонок в дверь, к моему счастью, перебил пламенную мамину речь о внуках, муже, о том, что каждая женщина должна иметь семью, что карьера это маска для женщин, терпящих фиаско в других областях жизни.

На пороге стоял лысый мужчина среднего роста и среднего возраста, плотной наружности, характерной для бизнесменов, одетый, в отличие от своего охранника, достаточно демократично: в джинсах и легкой ветровке. На его ухоженном лице появилась улыбка, как только я назвала свое имя.

– Простите, так сказать, за вторжение, но Жанна мне все рассказала…

Я с облегчением вздохнула, слава богу, это Жанкин отец.

– …Как вы к ней отнеслись! Как вы ей помогли! Я, честно говоря, был удивлен, что вы так доверились первому встречному человеку…

– Вы о чем? – не поняла я.

– Ну, как же, вы оставили дочь у себя дома, не зная кто она, что она… А вдруг она оказалась бы какой-нибудь воровкой?

– Господи! – улыбнулась я. – Да у нас и воровать нечего. И вообще, когда я помогала, я об этом как-то не думала…

– Может, чаю? – вовремя подоспела мама, когда в разговоре наступила пауза.

– Кстати, познакомьтесь, – сообразила я, – это моя мама, Лариса Сергеевна.

– Очень приятно, – обрадовался Алексей Павлович и протянул маме два кулька с продуктами. – А здесь как раз все к чаю.

– Ну, что вы. Зачем? – стала отказываться мама.

– Куда нести? – мягко, но настойчиво перебил ее Алексей Павлович.

– За мной, – не растерялась я и провела гостя в квартиру.

Наше чаепитие растянулось где-то часа на два. Все это время мы с мамой в основном слушали нашего гостя, который на днях вернулся из Европы и угощал нас итальянским вином, австрийским сыром и швейцарским шоколадом. Бокалы, наполненные черничной наливкой из Словении, мы подняли за здоровье. А когда Иволгин узнал, что мама должна возвращаться в больницу, где лежала в палате на пять человек, то сразу же предложил оплатить ее лечение в элитном кардиологическом центре с последующей реабилитацией в санатории в номере «люкс». Мы, конечно, стали дружно отказываться, но Алексей Павлович достал телефон и при нас обо всем договорился, пообещав, что завтра утром сам отвезет маму на новое место лечения. А вещи и карточку с прежней больницы доставит его охранник.

– Прямо, как в сказке, – произнесла мама, глядя в окно на отъезжающую машину неожиданного гостя. – Оказывается, и в наше время за добро платят добром.

– Бывает, – поддержала я разговор, провожая взглядом черный огромный, как комната, внедорожник Алексея Павловича, все еще не зная, как мне отнестись к этому визиту.

Наконец, мы «отлипли» от окна.

– Пойду, лягу сегодня пораньше. Перед сном хочу посоветоваться с бабушкой насчет лечения в кардиологическом центре. Доброй ночи, детка.

Мама поцеловала меня в лоб и ушла в спальню.

Надо сказать, что моя прабабушка Наташа умерла два года назад. Эта женщина была необыкновенной, она была мистиком, проводником потусторонних сил в этот мир. Для моей мамы прабабушка была первой советчицей еще при жизни, поскольку мамины родители погибли в автокатастрофе. Сейчас, когда мы с мамой остались одни, прабабушка нас не покидала. Она являлась во снах, чтобы предупредить об опасности или уберечь от опрометчивого шага. Точно так в свое время поступала и ее няня-мама Полина, заботясь о своем херувимчике даже после смерти.