Кофе с круассаном

свободной рукой мою сумку и отбрасывает в сторону. Урвав момент, когда

он наклоняется за мешком, я отпрыгиваю от наставленного на меня дула и

со всей нашедшейся в организме силой шандарахаю упыря по сверкающему

в лунном свете темечку. К моей неимоверной радости он обрушивается на

свой мешок, выпустив из рук оружие. Помянуя многочисленные

телевизионные стрелялки, я первым делом завладеваю пистолетом. Только

тут я вижу предмет, который помог мне так удачно подкосить врага. На

моей ладони железная птичка – подарок мадам Одетт. Кто бы мог

подумать, что маленькая железяка спасет мне жизнь. Хотя о спасении

говорить еще преждевременно. Дубовая черепушка маньяка не сильно

пострадала от моего неумелого удара. Он со стоном переворачивает свою

рыхлую тушу на спину и пытается подняться. Эти неловкие телодвижения

напоминают мне строчку откудато из детства «Жук упал и встать не

может, ждет он, кто ему поможет». Этому жуку я помогать точно не

намерена.

– Не двигайся, избавитель хренов! – рычу я, направляя на него пистолет.

– Ты ничего не поняла, – ноет он капризным голосом малыша, у которого

отобрали игрушку, – Я хочу спасти тебя, избавить..

– Избавить от жизни? Спасибо, не надо.

– От порока через очищение. Там в мешке свечи.

– Засунь их себе знаешь куда? И не шевелись, а то я выстрелю, – я пытаюсь

выглядеть грозной, хотя на самом деле понятия не имею, как обращаться с

этой опасной штуковиной.

К моему несчастью этот гад тоже догадывается об отсутствии у меня

элементарных боевых навыков. Он медленно, но целенаправленно ползет в

мою сторону, передвигаясь бочком как краб.

– Я же сказала, не шевелись! – роль уверенной в себе суперженщины

дается мне все труднее.

Неожиданно мой подопечный краб, проявив непонятно откуда взявшуюся

прыть, вскакивает на ноги и кидается на меня. От испуга я со всей дури

жму на курок. Оглушительный хлопок выстрела откидывает меня назад. Я

ошалело озираюсь, пораженная своей выходкой. Маньяк лежит в траве тихо

как убитый. Дурацкое сравнение. А что если он, правда, убитый?

– Эй, ты? – дребезжащим от страха голосом зову я, – Ты как?

«Уже никак» демонстрирует мне бывший избавитель всем своим

безмолвствующим видом. Я отваживаюсь подойти на пару шагов ближе. В

голове такой сумбур, что ни одна крошечная мысль не удерживается там

больше секунды. В темноте я не вижу, ранен вурдалак или нет. Хотя по

логике, если не ранен, то чего разлегся? Может, это у него тактика такая.

Ждет, пока я приближусь, чтобы схватить за ногу.

– Эх, мосье избавитель, вы живы? – не очень надеясь на ответ, кричу я, –

Я же просила вас не двигаться.

А если он умирает и ему нужна помощь? Тогда возникает вопрос: на

столько ли сильно во мне человеколюбие, чтобы оказать первую помощь

пострадавшему маньяку? По всему выходит, что нет. Я опасливо озираюсь

по сторонам. Место тихое, как и обещал избавитель. На выстрел никто не

сбежался. Я, пятясь спиной, отхожу к машине, продолжая держать темный

силуэт на мушке. Под ноги попадается моя сумка. Дрожащей рукой я

вытягиваю оттуда телефон.

– Последний раз вас спрашиваю, – окликиваю я неподвижное тело, –

Живы или как?

Труп ни с того ни с сего оживает и хрипит чтото в ответ. Этот каркающий

хрип оказывает на меня странное действие, я, стискивая в одной руке

сумку, в другой пистолет, кидаюсь наутек. Босоножки сильно замедляют

движение, и я избавляюсь от них, ни секунды не сожалея о потере. Я

несусь, не разбирая дороги, в противоположном от места запланированной

церемонии направлении. Мне под ноги попадаются какието иголки, по

лицу хлещут ветки деревьев. Но, согласитесь, лучше уж претерпеть все эти

неудобства, чем валяться мертвой в кустах в позорных наручниках и

костюме коровы. Сердце скачет как прыгун на батуте. Мне кажется, еще

немного и оно выскачет наружу через какоенибудь отверстие. За спиной

чудятся тяжелые шаги маньяка. Я несколько раз оборачиваюсь. В темных

очертаниях деревьев мне видится целое войско разновидных монстров во

главе с уже знакомым упырем. Я не знаю, сколько я так бегу, пол часа или

два. Время останавливается, оставив меня наедине с соснами, кедрами и

маньяком. Наконец, впереди начинает маячить просвет. Я вылетаю на

опушку. Впереди передо мной расстилается синеватая гладь водного

заповедника, слева шоссе. Снизив темп, чтобы ненароком не наступить на

затаившуюся в высокой траве в ожидании жертвы разбитую бутылку, я

спешу к дороге. Попутно набираю номер на мобильном. В трубке долго

плывут гудки. В конце концов, их прерывает слабый нетрезвый голос

Лорана, сильно заглушаемый музыкой.

– Лоран! – всхлипываю я, – Мне нужно помощь, я…

– Не слышу вас, – гремит он в ответ.

– Помоги мне! – ору со всей мочи я.

– Это Марина что ли? – просыпается эгоист, – Слушай, Марина, я же тебя

ясно все объяснил. Не надо мне тут разыгрывать комедию, понятно? Не

звони мне больше.

Короткие сигналы долбят мои ушные перепонки, отдаваясь болью в

утомленном мозгу. Дрожащим пальцем я ищу в телефоне номер Седрика.

На дорогу мне выходить смысла нет. Вдруг маньяк, очухавшись, сел в свой

фургон и сейчас колесит по окрестностям в поисках строптивой грешницы.

Я прячусь в придорожных кустах.

– Марина!

Седрик отвечает так быстро, как будто ожидал моего звонка, что

маловероятно, учитывая время.

– Я.. я.. мне…

Мои силы истощились до предела. Батарейка села, аппарат требует

срочной подзарядки.

– Марина, чтото случилось? Где ты? – тревожится Седрик.

– Я у дороги. Тут лес и озеро. Приезжай за мной, пожалуйста.

Последнее слово заглушает огромный слезный всхлип.

– Я уже еду! Попробуй объяснить мне, где конкретно ты находишься, –

требует он.

– Тут шоссе. Это, кажется рядом с заповедником. Помнишь, фламинго..

– Заповедник большой. Там щита нет с указателем?

– Сейчас посмотрю, – я опасливо высовываю физиономию из куста, –

Есть. «Carnon» и стрелка влево.

– Все понял. Жди меня там.

Я сжимаюсь в холодный дрожащий комок. Сколько надо ждать? Пол часа?

Сорок минут? А если мой преследователь уже гдето близко? Я тщательно

прислушиваюсь, но шум проезжающих мимо машин забивает все прочие

звуки. В правой руке я все еще держу тяжелую недетскую игрушку. Если он

на меня нападет, я смогу защититься. Время опять замедляет свой ход.

Каждая минута кажется вечностью. Какойто фламингополуночник

громко шлепает по воде крыльями, заставив меня схватиться за пистолет.

Каждый нерв в моем измученном теле натянут до предела. Еще один такой

фламинго, и я выскочу из кустов с громким воплем и перестреляю всех

охраняемых пернатых. На дороге около щита с направлением тормозит

маленький автомобиль. Одновременно мой телефон призывно пищит.

– Марина, я у щита, – сообщает спаситель.

Перед тем, как выбраться из своего убежища, я по научению всех виденных

когдато детективов тщательно протираю оружие подолом платья и

засовываю в нору вод деревом. Вот обрадуется какойнибудь барсук или

заяц. При виде меня Седрик выскакивает из машины и спешит навстречу.

– Боже мой, что с тобой случилось?

Меня трясет так, что зуб на зуб не попадает. Следовательно, говорить я

тоже не могу. Седрик помогает мне забраться в машину. Только когда

автомобиль двигается с места, я немного расслабляюсь.

– Там был маньяк. Он хотел избавить меня от греха, – бормочу я.

– Маньяк? О, Господи. Ты уверена?

Я тыкаю Седрику в лицо свои запястьем, сохранившим след от наручников.

Он цедит сквозь зубы ругательство.

– А где он? Надо вызвать полицию.

– Я, кажется, его пристрелила.

Машина тормозит так резко, что я больно ударяюсь коленками. Седрик

поворачивает ко мне искаженное тревогой лицо.

– Расскажи мне все по порядку, – командует он.

– Он представился таксистом, предложил подвести. Отвез в лес, надел

наручники. Я ударила его по голове и забрала пистолет. Он на меня

кинулся, я выстрелила. Проверить, живой он или нет, не решилась. Наверно

был живой, потому как захрипел. Или это был предсмертный хрип.

Пистолет я выбросила. В полицию не пойду. Все.

Седрик смотрит на меня вытаращенными от удивления глазами. Видимо, он

не ожидал от меня подобной сноровки. Я и сама не ожидала. Говорят, что

человек под угрозой смерти демонстрирует сверхъестественные

способности. Может, начать выпускать маньяков на футбольные поля в

поддержку любимой команды?

Седрик подается вперед и сжимает меня в объятиях.

– Бедная моя девочка. Сейчас поедем домой, мама даст тебе

успокоительного. А потом решим, что делать.

«Мини Купер» несется по темным улицам на пределе допустимой

скорости. Седрик сжимает мою руку в своей, и через нее в меня вливается

тепло и спокойствие. Когда машина тормозит у дома его родителей, я

почти дремлю. Мосье Жак и мадам Одетт в домашних халатах встречают

нас на крыльце.

– Мама, па, ничего не спрашивайте, я потом все объясню, –

предупреждает Седрик, провожая меня в дом.

– Вот это будет твоя комната, – он усаживает меня на мягкую

двуспальную кровать, – Ванна по коридору на право. Я принесу тебе халат

и полотенца.

– Спасибо, – мычу я.

Получив обещанные вещи, я плетусь, еле переставляя ноги, в ванну. Теплая

вода жалит кровоточащие царапины. Я машинально намыливаюсь и вожу по

телу мочалкой. Завернувшись в мягкий халат, выхожу в коридор, где

сталкиваюсь нос к носу с мадам Одетт.

– Пойдемте, Марина, я обработаю вам раны.

– Спасибо, но я думаю, не стоит. Это царапины.

– И всетаки продезинфицировать надо. Садитесь на диван.

Она склоняется передо мной и промакивает красные полосы какимто

сильно щиплющим раствором. Я прикусываю губу, чтобы не застонать. В

комнате появляется Седрик с пузырьком в одной руке и чайной ложкой в

другой.

– Нука откройте рот, пациентка.

Я подчиняюсь. По вкусу снадобье отдаленно напоминает мамины

волшебные капли.

– Ну, вот, это должно помочь, – мадам Одетт поднимается и окидывает

меня заботливым взглядом, – Сейчас я вам еще заварю чай с травами.

Когда она удаляется, Седрик усаживается на коврике у моих ног.

– Ну как? Тебе немного легче?

– Угу, – киваю я, – Хотя я очень сомневаюсь, что смогу заснуть.

– Заснешь как миленькая, – обещает он.

– Знаешь, я думаю мне надо уехать. Я не хочу здесь больше оставаться.

– Когда?

– Как можно быстрее. В идеале завтра.

– Ты уверена, что не хочешь пойти в полицию?

– Конечно, нет. Меня замучают вопросами, не позволят уехать. А еще чего

доброго обвинят в убийстве.

– Да, ты наверно права. Я поищу тебе билет на завтра.

– Спасибо тебе огромное. Ты для меня столько сделал, – глаза снова

начинают разъедать слезы.

– Не надо меня благодарить. Я ничего такого не сделал, – скромничает

Седрик.

– Если бы не ты…

– Марина, не надо, пожалуйста.

Но меня уже не остановить.

– А ведь я тебе соврала. Я встречалась с другим. Я была с ним на

вечеринке.

Седрик почемуто не выглядит ни удивленным, ни рассерженным.

– Марина, ты очень устала. Тебе нужен покой, – настаивает он.

Я собираюсь уже возразить, когда дверь открывается, и на пороге возникает

мадам Одетт.

– Вот ваш чай, – она ставит дымящуюся кружку на столик у кровати.

– Седрик, ты же видишь, девушка устала, оставь ее в покое, – обращается

мадам к сыну.

– Да, мам, сейчас иду.

– Марина, если вам чтото понадобится, будите меня, не раздумывая.

Наша с Жаном спальня вторая дверь по коридору. Стучите, я выйду.

– Спасибо вам большое, Одетт. Я и так вас посреди ночи подняла. Мне

страшно неудобно.

– Даже не думайте об этом. Постарайтесь заснуть, – советует мне она, – и

гоните этого оболтуса, если будет вам мешать.

– Хорошо, – впервые улыбаюсь я после пережитого кошмара.

Когда за матерью захлопывается дверь, Седрик пересаживается ко мне на

кровать и целует меня в висок.

– Мама права, я пойду.

– Нет, не уходи, – я цепляюсь за его рукав как утопающий за спасательный

круг, – Я боюсь оставаться одна.

Он обнимает меня за плечи.

– Давай залезай под одеяло. Согреешься и заснешь.

Я укрываюсь и отхлебываю травяной чай. Целебная жидкость спускается

вниз, постепенно размораживая скукожившиеся внутренности.

– Я была на вечеринке с Лораном. Это мужчина, с которым я год назад

познакомилась по Интернету, – накопившаяся информация плещет из меня

неудержимым потоком, – Точнее я думала, что познакомилась с ним. Но

все это время со мной общался ктото другой…

Седрик слушает мои откровения, отвернувшись к окну. За все время моего

сумбурного повествования он не произносит ни слова.

– Вот, видишь, – подхожу к завершающему аккорду я, – Ты со мной

нянчишься, а я…

Я жду, что он поднимется и выйдет из комнаты, но вместо этого Седрик

аккуратно берет опустевшую чашку из моих пальцев, ставит ее на стол, и

только потом оборачивается ко мне. Его лицо совершенно спокойно.

– Тебе совершенно не за что себя винить. Мне тоже есть, что тебе

рассказать. Я только не знаю, с чего начать.

После обильных душевных излияний я чувствую себя опустошенной и до

смерти уставшей.

– Не сейчас. Давай ты мне расскажешь завтра, – сонно бубню я, зарываясь

в подушку.

Он наклоняется и касается губами моего лба.

– Ты права. Мы поговорим об этом завтра. Спокойной ночи.

Он собирается уйти, но я опять цепкой лапкой хватаю его руку. Мне

страшно снова оказаться в темноте одной. Пусть это ни лес, и за мной не

гонится армия маньяков и деревьев, но мне все равно кажется, что стоит

мне закрыть глаза, как я тут же снова перенесусь в это проклятое место.

– Не уходи!

Седрик послушно скидывает туфли и забирается на кровать рядом со мной,

предварительно потушив свет. Я прижимаюсь к его теплому боку. Он

гладит мои волосы, плечи. Усталость уходит на второй план. Во мне

неожиданно просыпается инстинкт продолжения рода. Психологи считают, что близость смерти стимулирует и его. Не разбираясь, что именно

побуждает меня к этому шагу, испытанный страх, благодарность или еще

чтото, я нахожу в темноте губы Седрика.

– Марина, не надо, ты не знаешь всего, – шепчет он между поцелуями.

Всего не знает никто. Даже Господь Бог, если уж он позволяет такому

количеству маньяков шляться по миру безнаказанным. Я игнорирую слабые

попытки Седрика сохранить свою юношескую честь. Надо признать, что

сопротивляется он без особого энтузиазма, а вскоре и вообще перенимает у

меня инициативу. Если выражаться гастрономическими терминами, то секс

с Лораном по сравнению с тем, что я испытываю сейчас можно было бы

назвать miseenbouche перед главным блюдом. Мое тело горит огнем, я

мечусь как в бреду на влажных от пота простынях. И мне хочется только

одного – чтобы эта безумная сладостная гонка никогда не кончалась. Но, к

сожалению, бесконечна, по мнению ученых, только вселенная, а всему

хорошему свойственна быстротечность. Я вздрагиваю несколько раз, сотрясаемая неконтролируемыми внутренними толчками и замираю в

блаженном забытие. Последнее, что я чувствую перед тем как провалиться

в сон, это нежное прикосновение губ Седрика к моим.

На следующий день (назвать полдень утром както язык не поворачивается) меня возвращает к жизни легкий ветерок, струящийся в комнату из

приоткрытого окошка. События пришлой ночи проплывают в памяти, сбившись стайками. Предпоследняя стайка заставляет вздрогнуть, последняя покраснеть. За всю мою тихую переводческую жизнь я не

получила такого количества впечатлений, какое свалилось на мои хрупкие

плечи за эти сутки. Дверь осторожно приоткрывается, и в проем

просовывается голова Седрика.

– Ты уже не спишь? – спрашивает он почемуто шепотом.

Я отрицательно мотаю головой, ощущая, как мои щеки еще ярче

окрашивает румянец. Как вести себя с этим новым Седриком? Вопервых, образ одноглазого страшилы разбился в моем восприятии на мелкие

кусочки, породив вместо себя новый незнакомый и волнующий. Вовторых,

после страстных ночных кувырканий величать Седрика другом я не в

состоянии. Предмет моих мысленных противоречий тем временем

усаживается на край кровати и целует меня в нос как щенка.

– Тебе лучше? – осведомляется он, охватывая меня восторженным

взглядом.

Я киваю и без слов обхватываю его руками. Он обнимает меня, прижимая к

себе.

– Мама волнуется за тебя. Уже пятый раз посылает меня тебя проверить, –

шепчет он мне в волосы.

– А ты не волнуешься?

– Больше всех. Я зарезервировал тебе билет на сегодняшний вечер. Пока

этого гада не поймают, тебе лучше быть подальше отсюда.

Я мягко отстраняюсь.

– Ты всетаки звонил в полицию?

– Мой отец позвонил своему знакомому. Они прочесали лес, нашли пару

туфель с поломанными каблуками и наручники. Ты не волнуйся, твое имя

нигде не фигурирует. Тебя никто ни о чем не будет спрашивать. Они знают, что это тот же тип, что убил в Париже шведскую студентку. У них есть все

его данные.

– В прошлый раз тоже были данные, – вздыхаю я, – но его почемуто

отпустили.

– В этот раз они надеются взять его с поличным.

– Когда он будет втыкать свечи в очередную жертву? – негодую я.

– Нет, хотят спровоцировать его, подсунув ему похожего типа девушку,

работницу полиции, – объясняет Седрик.

– Долго придется ждать. Пока он будет подчеркивать гороскопы.., –

морщусь при воспоминаниях я.

– Марина, – лицо Седрика застилает тень, – Это не он подчеркивал

гороскопы. Это я. Он только отправил тебе те две печатные записки.

Тут в пору упасть с кровати в глубокий обморок. Если бы последние

события не закалили мою нервную систему, я бы так и поступила.

– Ты? – таращусь я, – Но как? Зачем?

– Это длинная история.

Как на зло именно в этот момент в комнату заходит мадам Одетт, и мне

приходится наклеить на физиономию нейтральнодоброжелательную

маску. Пожилая женщина осведомляется, как я себя чувствую, и, убедившись, что больная идет на поправку, зовет меня перекусить. Я

обещаю явиться на кухню сразу после принятия освежающего душа.

– Давай рассказывай, – набрасываюсь я на Седрика, как только мы

остаемся одни.

– Марин, давай чуть позже. Мама уже приготовила еду. Пока я тут буду

распинаться, все остынет. Потом надо ехать к тебе в отель, собирать вещи.

Мы должны успеть на семичасовой самолет, а до Марсельского аэропорта

полтора часа езды, – находит охапку отговорок этот трус.

– Хорошо, расскажешь по дороге. Но я хочу знать все! – категорично

заявляю я.

Седрик, казавшийся десять минут назад таким родным, отдаляется в моих

глазах на недосягаемое расстояние. До полного выяснения обстоятельств

подозреваемый помещается под стражу. Я отвечаю ему сквозь зубы и не

поворачиваю головы в его сторону. Мадам Одетт, сама любезность, угощает меня свежеиспеченным куглоф (это альзаский братблизнец

нашего кекса) и ароматным фруктовым чаем. Потом она приносит мне пару

кожаных шлепанцев из своих запасов. Мою искреннею благодарность этой

приятной женщине слегка затеняет крепнущая с каждой минутой обида на

ее сына. Тем ни менее я как полагается расцеловываю и ее и мосье Жана на

прощание и не очень уверенно даю им обещание вернуться. Мы грузимся в

машину. Я, засупонившись, молчу. В голове беспролазная путаница мыслей.

Седрик подсовывал мне эти гороскопы. Но первый из них я получила в

поезде, а познакомились мы с ним уже после моего прибытия в Монпеллье.

Сеть размышлений опутывает мозг, не давая ему нормально

функционировать. Седрик молчит, уперевшись взглядом в серую полосу

шоссе. «Мини Купер» замирает у вывески «Метрополь». Я вылезаю первая, он безмолвно поднимается по ступенькам вслед за мной, как телохранитель

за охраняемым объектом.

– Марина, ты наверно иди собери чемодан, а я пока расплачусь, –

предлагает Седрик, останавливаясь напротив ресепшн.

Я киваю, собираясь уже последовать его совету, как тут в холле отеля

появляется третий персонаж этой затянувшейся трагикомедии. Лоран

выглядит вполне цветущим, ничто в его облике не указывает на ночные

мытарства от вызванной чувством вины бессонницы.

– Привет, cherie, – он вытягивает шею, чтобы поцеловать меня.

Я брезгливо отступаю назад. Тут только подлый предатель замечает за моей

спиной Седрика. Его реакция на эту встречу является для меня сюрпризом, при том явно неприятным.

– О, Сид! А ты что тут делаешь? – восклицает Лоран, по всему виду не

менее удивленный, чем я.

– Привет, – обыденно реагирует единственный уравновешенный и

спокойный как индеец член компании, – Провожаю Марину в аэропорт.

– Вы что знакомы? – ошарашенная физиономия Лорана могла бы служить

отличной иллюстрацией некогда популярного рекламного слогана: «шок –

это понашему».

Впрочем, не думаю, что мой съехавший на бок анфас сильно от него

отличается.

– Как видишь, – сухо бросает Седрик и, обращаясь уже ко мне, добавляет,

– Марина, я пойду платить. Я буду ждать тебя в холле.

– Подождите, я ничего не понимаю, – Лоран хватает воздух ртом как

выброшенная на берег рыба.

Я смотрю на него и впервые не нахожу в его внешности ни малейшей

привлекательности. Седрик, повернувшись к нам спиной, облокачивается

на стойку и заводит беседу с девушкой клерком. Лоран переводит взгляд

на меня.

– Марина, что происходит?

– Понятия не имею. Это, я так понимаю, твой лучший друг.

– Ну, да, Сид. Его зовут Седрик, но за годы учебы в Англии я привык

называть его на английский манер.

– Очень мило, – безразлично констатирую я.

Во всей этой темной истории мне ясно только одно – они мне не нужны, ни

Лоран, ни Седрик. Каждый из них в той или иной мере обидел меня, обманув мои надежды. В конце концов, я прибываю к тому же

неутешительному выводу, который уже вывела для себя после

неожиданного дезертирства Антона: все мужчины – сволочи. И французы

не исключение, а я бы даже сказала, наоборот, они все трое во главе с

маньяком самое ни на есть железное доказательство этой вечной гипотезы.

Вот вернусь в Ригу, загружу «Цивилизацию» и дам жару всем

лягушатникам во главе с коротышкой Наполеоном.

– Вы давно с ним знакомы? – зачемто допытывается свободный человек, который еще вчера мне ничего не был должен.

– Не очень, – устало выдавливаю из себя я, направляясь в номер.

Лоран тащится следом.

– Где ты с ним познакомилась?

Я отлично понимаю, что его беспокоит не то, что я могла все это время

пудрить ему мозги, встречаясь с другим, а то, что этим другим оказался его

близкий друг.

– На пляже.

– Раньше чем со мной или позже? – не унимается он.

– До того, как, выражаясь твоим языком, мы с тобой несколько раз

переспали.

– Марина, подожди, – Лоран загораживает мне путь, – Я хотел тебе

сказать, что я вчера погорячился. Все, что я сказал…

– Не надо, – я пытаюсь обойти препятствие, но оно перемещается с

недюжей скоростью, – Лоран, перестань. Все ясно. Я не хочу больше ничего

слышать.

Красавец мужчина, в прошлом неоспоримый идеал, бегает за неприметной

переводчицей, без пяти минут старой девой. А она воротит свой маленький

невыразительный нос. По истине неисповедимы пути Господни. Мне

наверно стоило бы возгордиться, но маска роковой женщины пылится на

полке без применения, а меня с ног до головы пропитывает усталое

безразличие.

– Скажи мне хотя бы, у вас с ним было чтото? – вытягивает последний

камень из фундамента башни моих иллюзий Лоран.

– Спроси у своего лучшего друга, – я отталкиваю его, захожу в номер и

нарочито громко хлопаю дверью.

Все! Когда я, переодевшись и сложив вещи в чемодан, спускаюсь в холл,

Лорана уже след простыл. Седрик ждет меня на диване, как и обещал. Мне

не хочется его видеть, но в очередной раз судьба не предоставляет мне

права выбора. Добраться самой до Марселя в такие сжатые сроки

нереально. А оставаться тут на растерзание зарвавшегося избавителя тоже

не хочется. Седрик молча берет у меня чемодан и везет его к машине.

– Спасибо вам, приезжайте еще! – кричит нам вслед девушка клерк.

– Ни за какие пироги! – ворчу я себе под нос.

Маленькая машина, к которой я уже успела порядком привыкнуть, катит

по улицам Монпеллье. Некогда неизвестное французское название теперь

ссылкой в памяти будет отправлять меня на просторный красочный сайт с

текстами, фото и видео. И эту виртуальную ячейку не под силу уничтожить

ни одному вирусу. Вот он рынок Jacques Coeur слева, где мы однажды

покупали с Седриком малину и чернику в маленьких картонных лотках. А

слева простираются современные постройки Антигона, в котором я за

неделю так и не побывала. Может, в следующий раз. Хотя о чем это я?

Никакого следующего раза не будет.

– Ты хотела знать правду, – разбивает тишину голос Седрика.

– Знаешь, мне уже все равно, – честно выдаю я, – Ты мне врал. Этот факт

не вызывает у меня сомнений. А как именно и зачем, это уже

второстепенные детали. Забудем про эту ночь и распрощаемся в аэропорту.

– Да, ты права. Я тебе врал. И ты даже не подозреваешь, в какой степени, –

со вздохом признается он, – И всетаки я тебе расскажу. Даже если моя

откровенность ничего кроме отвращения ко мне у тебя не вызовет.

– Ну, давай, – пожимаю плечами я, – Дорога нам предстоит длинная.

Седрик выдает тяжелый, переполненный отчаянием вздох и начинает:

– Както вечером мы собрались небольшой компанией на парижской

квартире Лорана. Выпили по несколько бокалов petit punch, это напиток

такой с ромом, лаймом и.. Впрочем, не важно. Лоран с Антуаном

поспорили, кто из них имеет больший успех у женщин. Проверку на

практике решили устроить в Интернете. Лорану как раз пришло

предложение сделаться почетным членом виртуального клуба знакомств

«meetic». Оба спорщика по очереди зарегистрировались на сайте и

поместили свои фото. Дальнейший ход этого не самого мудрого пари

подразумевал, что каждый участник отправит письмоприветствие с

приложенной физиономией четырем выбранным наугад девушкам.

Получивший большее количество положительных откликов побеждает.

Они, кажется, даже назначили какойто приз. Рассылать послания доверили

мне как самому трезвому. Девушек выбирали другие два друга. Вот таким

образом к тебе в почтовый ящик попало первое письмо от Лорана Дюссана.

Я вспоминаю свой восторг при получении этого судьбоносного имейла.

Внутри шевелится стыд за свою наивность и глупость и злость на

необдуманную жестокость пьяных спорщиков.

– Отправляя тебе это послание, я автоматически указал в последней

строке свой имейл адрес. Клянусь тебе, у меня в тот момент не было

никакой задней мысли. Я просто участвовал в этой дурацкой игре, не

слишком задумываясь над чувствами девушек, которые получат эти

приглашения. Я даже не знаю, кто выиграл спор, потому что на меня

свалилась срочная работа, и я некоторое время не общался ни с Лораном, ни с остальными. Както вечером, проверяя почту, я обнаружил письмо от

девушки из Латвии с фотографиями. В тот вечер под действием пунша и

под хохот друзей я плохо рассмотрел тебя, зато теперь мне представилась

такая возможность. В тебе было чтото такое, что я долгое время искал в

женщинах, но не находил. Какаято мягкость, чувственность. Ты не думай, Марин, что изза моего некрасивого глаза я живу бирюком, никому

ненужный. У меня было много женщин. Хотя хвастать этим тоже глупо.

Извини. Незадолго до твоего сообщения я расстался с девушкой. Я тебе

рассказывал както про нее. Она была через чур упрямой и независимой, центром вселенной для нее было собственное безразмерное «Я». Я устал от

ее самолюбования, а ей наскучила суета парижской жизни. Впрочем, это не

существенно. Я только хотел подчеркнуть, что на тот момент я был один. Я

наверно должен был ответить тебе, признаться в произошедшей ошибке и

прислать свое собственное фото. Но я почемуто испугался. За день до

этого какаято незнакомая симпатичная женщина на улице в разговоре с

подругой назвала меня уродом. Она, как сейчас помню, сказала «смотри, какой урод одноглазый». Может, это и это оказало на меня такое действие.

Ладно, не буду пытаться оправдаться. Так или иначе, я ответил тебе от

имени Лорана. И это стало моей первой и главной ошибкой, определившей

дальнейший ход событий. Чем дальше заходило наше общение, тем

невозможнее становилось признание. А остановиться я тоже уже не мог. Ты

стала важной частью моей жизни, я просыпался с мыслью о тебе и не

ложился спать, не отправив тебе сообщения. Лоран тем временем

готовился к свадьбе с Сандрин. Он ни разу не напомнил мне о тех

посланных на спор имейлах. Постепенно наши виртуальные отношения

перешли в такую стадию, что личная встреча стала острейшей

необходимостью. Я исчерпал все возможные отговорки. Я не мог больше

врать, что на меня обрушились неотложные дела или что мне надо уехать в

командировку. Я должен был принять решение. Мне казалось очевидным, что сознаться в своем обмане на этом этапе означало сделаться в твоих

глазах уродливым извращенцем. И я, в очередной раз, испугавшись

(видишь, Марина, какой я трус) выбрал более легкий и более подлый

вариант. Я придумал несуществующую авиакатастрофу и гибель своего

героя. Ты представить себе не можешь, что я пережил. Нет ничего

страшнее таких угрызений совести. Это я теперь точно знаю.

– Есть, – жестко обрываю повествование я, – Смерть близкого человека.

– Марина, я могу извиниться перед тобой тысячу раз. Могу миллион.

Могу извиняться каждый день до конца своей жизни. И даже если ты, наконец, простишь меня, я себе этого не прощу никогда. Если тогда, слыша

твой голос, видя тебя на снимках я еще не воспринимал тебя до конца как

реального человека, ты была скорее музой, мечтой, то, встретив тебя

вживую, я в полной мере осознал степень своей подлости. Разве я мог

подумать, что ты не смиришься со смертью виртуального жениха, а

отправишься в Париж докапываться до истины? Девяносто девять женщин

из ста забыли бы о столь незначительной потере на следующий день. Но не

ты. Ты примчалась в Париж. Я чуть не умер, когда увидел тебя на лестнице

в доме Лорана. Я тогда заходил забрать какието вещи, забытые когдато у

него. И тут ты, настоящая, живая, из плоти и крови. Я остановился внизу и

слышал твой разговор с домработницей. Я сразу понял, что ты не

остановишься на достигнутом, а отправишься по следам якобы погибшего

жениха. У меня была возможность взять отпуск в любое желаемое время, и

я ей воспользовался. В тот же день я купил билет на поезд Париж –

Монпеллье. Судьбе было так угодно, чтобы мы оказались в одном поезде, но в разных вагонах. Я заметил тебя еще при посадке и обратил внимание, куда ты села. По понятным причинам мне очень не хотелось, чтобы ты

встретилась с Лораном. Я помнил из наших долгих бесед твое увлечение

астрологическими прогнозами. В le Parisien, который я разглядел у тебя в

руках, и который в тот день приобрел и я, мне попалось предсказание, на

удивление совпадавшее с моими пожеланиями на твой счет. Я подчеркнул

его сначала просто, чтобы отметить для себя точность совпадения, а потом

мне пришла в голову эта не очень удачная идея подсунуть тебе выделенный

текст, чтобы обратить твое внимание на эту информацию. Когда ты вышла

в туалет, я прошелся по твоему купе и поменял газеты. По приезду я едва

успел разместиться у родителей, как Лоран позвонил и огорошил меня