Леня Ирвин был большим и мясистым. Мясистым у Лени было все: нос, щеки, бока, ляжки, даже большие квадратные очки, сидящие на мясистом носу, тоже были мясистыми. Одевался Леня весьма своеобразно: брюки, рубашка и шерстяная кофта на пуговицах. В руках таскал до ужаса старомодный портфель из темно-коричневой кожи. Ботинки у Лени имели самый что ни на есть печальный вид, словно их долго вымачивали в воде, а потом сушили на батарее, отчего они, бедные, скукожились, сморщились и вообще умерли. В общем, чудаковатый тип. Обычно такие сразу же становятся объектами насмешек, попадают в изгои. Но Леня не только вписался в наш круг – он стал душой компании, центральной фигурой наших студенческих посиделок. Нет, он не плясал, не травил анекдоты, не пел под гитару, он просто вальяжно возлежал на диване и философствовал, отпуская время от времени шуточки. Он был как музыкальный центр, без которого танцевать можно, но не интересно.

Жил Леня в большой сталинской трешке на Динамо. Папа, Лев Маркович, преподавал в МГУ философию. При этом обладал недюжинным чувством юмора. Если мы вдруг оказывались у Леньки дома и там нас встречал дядя Лео, как мы его называли, добрая пара часов здорового смеха была обеспечена. Вот уж кто умел так рассказывать анекдоты, что все они казались невероятно смешными, просто до колик в животе. А потом пытаешься повторить, и ерунда какая-то несмешная получается. Еще дядя Лео научил нас есть редиску. Процесс был такой: редиска разрезалась на 2 половинки, намазывалась сливочным маслом, солилась и употреблялась с черным хлебом. Поверьте, это очень вкусно. Особенно когда мы прибегали к Леньке после лекций, голодные как волки, а в холодильнике пусто, а там всегда было пусто, редиска шла на ура. Еще Ленька мог предложить репчатый лук с черным хлебом. Это было вполне нормально. Я вообще не понимаю, как при таком питании Леня смог так разъесться. Вот дядя Лео был щуплым и маленьким, а Ленька большим и толстым. Но при этом невероятно похожи друг на друга! Как две капли воды. Дядя Лео имел такой же мясистый нос и такое же выражение глаз под мясистыми очками. Пустовал холодильник, потому что Софья Григорьевна, Ленькина мама, вела богемный образ жизни. Софья Григорьевна была большим эстетом, крутилась в театральных кругах, со всеми водила знакома, не пропускала ни одного значимого культурного события. Кем она работала, и работала ли вообще, никто не знал. Одевалась Софья Григорьевна весьма экстравагантно, в какие-то кантри штучки, чалму на голове, длинные юбки, всяческие бусы ручной работы, неимоверные кожаные ремни и прочее. Курила исключительно сигареты Мальборо, тогда большой дефицит, вставляя их в серебряный мундштук. Волосы красила в призрачный белый цвет. Она постоянно ходила на какие-то курсы, то кулинарные, то кройки и шиться, то еще чего-то, и готовить ей было некогда. Если бы не бабушка с дедушкой, Ленька умер с голода. В общем семья была своеобразная и очень приятная.

У Леньки в запасе имелась масса философских теорий, которые менялись в зависимости от настроения. А настроение у Лени менялось в зависимости от философских теорий. Особенно его интересовали всякие загадочные теории о таинственных находках, пугающих открытиях, геоглифах Наски, таинственных Моаи с острова Пасхи, английский Стоунхендж, перевал Дятлова, Бермудский треугольник и прочие таинственные места планеты. Истории про инопланетян Леня собирал с особой скрупулёзностью. Информации об этом было крайне мало, и где он ее раздобывал, всегда оставалось загадкой. И Леня щедро делился с нами этой информацией. Еще у Лени была золотая голова. Неприлично умная. Он буквально все ловил на лету и обладал, непонятно откуда взявшимися, энциклопедическими знаниями. Не было предмета, который бы вызвал у Лени хоть какие-то сложности. И если на 2 курсе он чуть не вылетел из института, так это вовсе не потому, что предмет оказался не по зубам, а потому что именно в это время, ну надо же было попасть на самую сессию, Леня изучал очередное свидетельство встречи техасского крестьянина с НЛО. Причем НЛО погрузил крестьянина на борт и унес в неведомые космические дали, а потом вернул, после чего крестьянин на песке стал рисовать неизвестные доселе ученым уголки Вселенной, куда и был откомандирован инопланетянами. Леня страшно ему завидовал. Ну почему они выбрали какого-то безграмотного крестьянина, изумлялся Ленька, а не его, ярчайшего представителя цивилизации Землян. До сопромата ли тут! И если Ленка как-то переходил с курса на курс, так это исключительно благодаря своей волшебной голове, которая могла вовремя собраться, сгруппироваться и впихнуть в себя все тома учебников и лекций, пройденные за семестр.

– Эх, Ленька, – говорил ему дядя Лео, – если б не твоя лень, вышел бы из тебя человек! А так – будешь ботинки чистить.

Говорил беззлобно и со смехом. Словно ему было безразлично, будет Ленька блестящим ученым или чистильщиком сапог.

На этот счет у Леньки была теория, которую он называл «Теорией пиратов». Теория была пространная, сплошь пестрящая какими-то неведомыми латинскими терминами, по большей частью Ленькой же изобретенными, с мощной доказательной базой. А смысл теории был прост: вот жили когда-то на белом свете пираты, бороздили просторы Карибского моря, рисковали жизнью, попутно делали открытия, грабили корабли, пили ром, открывали новые земли, в общем, жизнь вели содержательную и увлекательную, а кто мы? А никто. Всего лишь тени этих пиратов, бесславные и бессодержательные. И смысла рыпаться нет никакого. Все равно проживем без толку, потому что времена великих открытий канули в Лету, и все, что нам остается, это есть, пить, детей растить. Дядя Лео только смеялся и хлопал Леньку по мясистой спине.

Со стороны девчонок безусловным лидером нашей компании была Янка Барченко. У Яны папа работал директором крупного московского завода, и Яна не знала отказа ни в чем, ни в заграничных шмотках, ни в кавалерах. К тому же была весьма недурна собой – стройная блондинка с большими голубыми глазами, – неглупа и довольно ядовита. Она постоянно кого-то подкалывала, высмеивала, причем обидно и гадко. Почему-то все это ей прощалось. Возможно, потому что при всем при этом она обладала необыкновенной щедростью. Мы все ходили в ее заграничных шмотках, которые она выдавала нам без всякого сожаления, не потому что их было много, а потому что не было жалко. Например, идешь ты на свидание и тут же звонишь Янке:

– Ян, а не дашь мне твой джинсовый костюмчик, который тебе отец из Франции привез?

И вот ты уже вся модная-премодная, в суперском костюме, который один на всю Москву. И если даже вдруг его чем-то обольёшь или испачкаешь, никто тебя не убьет. Хотя это, конечно, не приветствовалось.

Еще она снабжала нас заморскими спиртными напитками, такими как Мартини и Кампари. Хотя мы все же предпочитали чистый спирт, который разводили клюквенным вареньем, а приносил его Гоша, у которого папа был хирургом. Еще был Ваня, наш личный Ален Делон (действительно, похож), бабник и Жигало, мечта всех девчонок. Разумеется, он встречался с Янкой. В общем, вот такая была веселая компания.

Леньку Яна обожала, вечно таскала за щеки и сюсюкала. Мы все Леньку обожали. Во-первых, он был истинным джентльменом и всех девчонок развозил по домам, даже если дома находились на противоположных ветках метро, во-вторых, он был добрым и веселым, а в-третьих… а в-третьих это был Ленька Ирвин, и этим все сказано. Но как кавалера Леньку никто не рассматривал. Вероятно, это обижало его, но вида он не подавал. Короче, Ленька для нас был этакой веселой тенью забытого пирата, который вот так будет вечно валяться на диване и философствовать, а мы будем жениться, разводиться, делать карьеру. Как-то Миша с соседнего потока сказал Леньке:

– Дурак ты, у тебя такая голова! можешь такую карьеру сделать! Ты же физик прирожденный! Мне бы твою хватку!

На что Ленька со смехом ответил:

– Ну уж нет. Мне покой дороже! Никаких карьер. Вот закончу институт, уж поскорей бы, и буду писать книгу про Бермудский треугольник, у меня уже много фактов есть. Я тут нашел сведения о пропавших во время войны американских военных самолетах. Представляешь… – и тут Ленька пустился в длинный рассказ, который Мише был скучен и неинтересен, потому что сам Миша был настроен на научную карьеру и Ленькиному уму откровенно завидовал. Больше никто Леньке о карьере не говорил.

И вдруг на 4-м курсе, где-то в середине октября, Ленька привел к нам девушку. Пожалуй, большего шока мы не переживали с момента сдачи вступительных экзаменов в институт, когда все будущее висело на волоске. А еще большим шоком стало то, что девушка оказалась законной Ленькиной женой. Почему-то мы все, девчонки, разом заревновали Леньку, хотя до этого и в мыслях не держали толстого и неуклюжего паренька за жениха. Но вот так отдавать его кому ни попадя тоже не собирались. Ленька должен быть и всех и ничей, а чтобы принадлежать какой-то одной девушке, да и еще нам неизвестной, это было как-то нечестно!

Девушку звали Люба. Привез ее Ленька из деревни, где летом гостил у тети, имевшей там домик в форме дачи. И всего-то погостил Ленька в деревне 1 месяц, 1 единственный месяц, и вот результат. Как в такие короткие сроки эта деревенская девчонка смогла его околдовать и женить на себе, было большой загадкой. Янка сразу сказала, что Люба просто Леньке «дала», вот и результат. До этого у Леньки девушки не было. Но как интеллигентная еврейская Ленькина семья смогла на это согласиться?! Вот где была загадка. Впрочем, разгадка вскоре нашлась и стало ясно, почему Софья Григорьевна так благожелательно приняла эту деревенскую необразованную барышню. Одной из причин было то, что дядя Лео и Софья Григорьевна собрались в эмиграцию в Израиль, а Ленька должен был доучиться, бабушка и дедушка были уже старенькими, а сынулю нужно было на кого-то оставить. Почему-то интеллигентной барышни из еврейской семьи для Леньки не нашлось, а может и не искалось. Но как я думаю, Софья Григорьевна с присущей ей еврейской мудростью, увидела в этой девчонке что-то большее, нежели необразованную девицу. К тому же Любаша прекрасно готовила, была чистоплотна, аккуратна и работяща. Какие у нее были пироги, мама миа! Оторваться невозможно. Особенно с рисом и яйцами. В последние месяцы перед эмиграцией дядя Лео даже поправился на Любиных харчах, приобрел розовый вид и, кажется, уже не хотел уезжать.

Что касается нас, то мы приняли Любашу с неохотой. Она была нам чужой. Особенно невзлюбила ее Янка. Все ее едкости и колкости теперь были направлены исключительно на Любу. Она высмеивала ее, не стесняясь, всячески унижала и даже оскорбляла. Настолько откровенно, что всем становилось не по себе. И даже Ленка, преданный Янкин друг, как-то не выдержала и сделала ей замечание, из-за чего они даже разругались. И постепенно отдалились друг от друга. Особенно Янка вязалась к Любиному выговору и словарному составу. Люба и правда говорила смешно для московских ушей. Гостиную она называла залой, ложилась «под одеялу», мылась «в душу», а многих терминов попросту не знала, особенно таких заумных, которые вдруг так неожиданно полюбила употреблять Янка: детерминизм, концепция, экзистенциализм, когерентность. Вероятно, Янка и сама их значение толком не знала. Конечно же Люба не читала Джойса, Кьеркегора, Маркеса и даже «Мастера и Маргариту» Булгакова. Надо сказать, что Янка сама так и не осилила «Улисса», да и с учением Кьеркегора была мало знакома, но очень любила о них говорить, особенно в присутствии Любы. А еще Люба грызла ногти, когда нервничала. Вот уж где Янка отрывалась по полной! И если поначалу Люба пыталась что-то рассказывать, то довольно скоро замкнулась в себе и больше уже ничего не говорила. А сидела в уголке и молча слушала.

Она была другая, не такая как мы. Как однажды про нее сказала Ленка: «Она настоящая». Пожалуй, это самое верное слово, характеризовавшее Любу. Естественная и открытая, она никому не желала зла, всех всегда оправдывала, любила веселую музыку и кинокомедии. И тем не менее, в ее глазах светился природный ум. И то, что она не смогла получить в деревенской школе, Люба с удовольствием добирала в Москве, попав на благодатную почву. Сама того не желая, Янка просвещала ее, давая наводки на литературные произведения, модные в Москве новинки. Сидя в своем уголочке, Любаша внимательно и с интересом слушала наши разговоры, ловила каждое слово, вникала в суть, а потом шла в библиотеку и читала. Думаю, в результате, она оказалась гораздо начитаннее и просвещённее, чем мы. И уж чем Янка, точно. Единственным человеком, сблизившимся с ней, как не странно стала Ленка. То ли от жалости и сострадания, то ли эта девушка действительно ей понравилась своей искренностью и простотой, то ли на зло Янке, но постепенно Ленка с Любашей стали закадычными подругами.

Лёньке, конечно, не нравилось, что Янка высмеивает и даже унижает Любашу, но то ли природная интеллигентность не позволяла ему делать замечание даме, то ли страх потерять друзей, но он никогда не останавливал Янку. Хотя все замечали, как ему неприятно это слушать. Однажды он все же не выдержал и одернул Яну, на что она ответила, что ее шутки распространяются на всех и выбирать она не будет. И это было правдой. Под острые Янкины стрелы попадали все. Просто Любаше доставалось больше других.

Любаша была красива. Такое правильное хорошее русское лицо с тонкими, но благородными чертами лица. Особенно выделялись глаза: большие, синие как васильки, в обрамлении длинных темных ресниц, и изящно изогнутые брови, а волосы совершенно неопределенного цвета, то ли золотисто-соломенные, то ли рыжеватые, с темными каштановыми прожилками, словно мелированные в три оттенка, заплетённые в длинную толстую косу. Это была очень породистая девочка. Особенно поражали ее руки, изящные, грациозные, с тонкими длинными пальцами, аккуратными ноготками, так навязавшимися с руками девушки, которая доит корову. А доить корову Любаша умела, о чем с гордостью рассказала в первый же день. Даже Яна отметила красоту ее рук:

– Такими бы пальчиками, да на пианине играть, а ты корову доишь!

Из-за постоянных Янкиных нападок Лёня и Любаша перестали бывать в нашей компании. Но время от времени приглашали к себе, особенно когда дядя Лео и Софья Григорьевна уже уехали в Израиль, и Любаша чувствовала себя в доме полноправной хозяйкой. Причем, она умудрилась изменить в доме все, включая обстановку. Если бы Софья Григорьевна вернулась, то несомненно упала бы в обморок. Но она не вернулась. И Любаша все сделала по-своему. Янка побывала там только раз. Она тут же ехидно все прокомментировала и больше не появлялась. Да и мы бывали редко. Как жили Лёнька и Любаша, мы почти не знали. Чем занималась Любаша, Лёнька не рассказывал. Но Ленка как-то обмолвилась, что Любаша поступила в какой-то техникум на бухгалтера, поскольку у нее только 8 классов, в институт идти она не могла. Это тоже не прошло мимо Янки. То, что в Москве эта милая деревенская барышня вполне обжилась, стало понятно, когда они вместе с Лёнькой пришли как-то на Новый год. Заграничные израильские шмотки изменили Любашин облик, но коса осталась, и никакой косметики, как и раньше. Вела Любаша себя так же скромно, чувствовала себя с нами неуютно, и они с Леней быстро ушли, а с ними Ленка и Лёнькин друг Миша. Все это Янку дико взбесило. Если бы Любаша услышала, что говорила про нее в тот вечер Янка, то не появилась бы уже никогда. Возможно, кто-то все же передал ей, но больше Лёня и Любаша не приходили, как-то совсем отдалившись. Теперь на все праздники они уезжали к Любашиным родителям в деревню, где еще жили ее братишка и сестренка. Из деревни чемоданами пребывало домашнее сало, соленья с вареньями, картошка, морковка, свеколка, грибочки и прочий гостинец. Обо всем этом мы узнавали от Ленки, смеясь, она как-то сказала, что Лёня скоро в дверь не пройдет. Лёнька и правда стал еще толще и мясистее, но Любаша стала ограничивать его в еде и даже посадила на диету. Все это было так смешно и нелепо! Мы не верили своим ушам.

Тем временем обучение близилось к концу, мы все писали дипломы, нервничали, защищались, получали свои корочки об окончании института и страшно радовались. Как-то мне позвонила одна из девчонок из нашей компании, Вера, с удивительной новостью, которая буквально всех сразила наповал:

– Ты представляешь, Лёнька Ирвин идет в аспирантуру!

– Да что ты! Впрочем, он умный, туда ему и дорога, – ответила я, пребывая в легком недоумении.

– Нет, ну ты представляешь, – волновалась Верочка, – Лёнька, разгильдяй и лентяй! Он же никогда толком не учился! Да и не собирался. Позвоню узнаю, как поживает его книга об НЛО!

Тут я припомнила, что последние два года Ленька действительно взялся за ум, не пропускал лекции и сессии сдавал вовремя, как сдавал я не знала, но, судя по всему, хорошо.

– Предки свалили, никто не заставлял, а он взял и стал учиться! – не унималась Верочка, – вот чудак.

Это правда было очень странно.

В последний раз мы виделись на выпускном, который организовал Янкин папа в гостинице «Белград». Лёнька пришел с Любашей, посидел недолго, пошутил, посмеялся и ушел из нашей жизни навсегда.

Наступили лихие 90-е, и жизнь здорово всех нас потрепала. Наш выстраданный диплом оказался никому не нужен, балом правили неучи и бандиты. Мы выживали как могли. Кто-то ушел в бизнес, кто-то в политику, кто-то стал бомжом, кто-то спился, а кто-то умер. Янка вышла замуж за какого-то сына какого-то шишки, и их с мужем отправили в Прагу в представительство «Аэрофлота». Ходили слухи, что Лёнька с Любашей уехали в Америку, но толком мы ничего не знали. Да и не хотели. Каждый шел своей дорогой, обрастая новыми друзьями, забывая старых. Наверное, так и должно быть в жизни. Каждый проходит только ему положенный путь, оставляя в прошлом былых попутчиков, безостановочно двигаясь к собственной цели.

Наверное, мы бы никогда не встретились, если бы вдруг кто-то очень умный не придумал социальную сеть «Одноклассники». И случилось это буквально за 2 года до двадцатипятилетия с момента окончания нами института. Вот это да! И кто бы мог подумать! Постепенно из небытия, постаревшие и изменившиеся, выпорхнули на свет божий все наши друзья. Почти все. Мы списывались друг с другом, буквально целыми днями пропадая в Одноклассниках, находили друг друга, ликовали, радовались, делились крупицами сведений. И наш юбилей решили отметить все вмести. «Белград» к тому времени уже перестал существовать, и мы выбрали небольшой уютный ресторанчик недалеко от института. Занимался всем Миша, который не пошел в науку, но зато стал большим человеком в Московском правительстве.

Я пришла поздно, когда все уже собрались, расслабились, выпили и встретили меня ликованием и громкими возгласами. Впрочем, так встречали всех. Хотелось расспросить всех и сразу обо всем. Трепались, пили, искренне радовались встрече. И вдруг Ленка, сильно располневшая, но ухоженная и красивая, она теперь была косметологом, встала и захлопала в ладоши, привлекая внимания:

– Ребята, тише!!! Послушайте, Лёня Ирвин и Люба сейчас придут, они по делам ненадолго приехали из Америки!

– Уррраа!

Все были искренне рады. Янка оживилась:

– Так они все же в Америке?

– В Америке, – подтвердила Ленка, – давно уже. Леня преподает в университете, профессор, у него своя лаборатория. Кстати, очень известный ученый с мировым именем!

– А я говорил, что он будет физиком! – крикнул довольный Миша.

– Вообще-то он биолог, – улыбнулась Лена, – его в Сколково приглашают. Так что, будем видеться чаще! Впрочем, он сам расскажет.

– Ну надо же! – кисло проговорила Яна.

К тому времени она уже развелась с мужем и вернулась из Праги, что ее сильно огорчало. Все ее разговоры были только о том, как хорошо жить в Европе, и как погано в России, и никаких перспектив, одно дерьмо, и что она все равно свалит, любой ценой. И то, что Лёнька прижился в Америке ее не обрадовало.

И вот мы увидели Лёньку и Любашу. Они шли через зал и улыбались. Два красивых, стройных, высоких человека! И если Любаша почти не изменилась, то Лёнку мы узнали исключительно по мясистому носу. Он сильно похудел и стал стройным и статным, на носу висели дорогие очки в золотой оправе, волосы на висках поседели, но выражение лица осталось прежним! А Любаша была великолепна: дорого и элегантно одетая дама, тонкая и изящная, моложавая, ухоженная с головы до ног, с дорогой сумочкой в руках, уверенная в себе. Косы уже не было, хорошо уложенная прическа, и немного косметики, в меру, чтобы только подчеркнуть природную красоту. Лёнька радостно стал обнимать всех подряд, а Любаша села на любезно освобожденное место. Я видела, как смотрели на нее наши мужчины – с недоумением и восхищением. Любаша оказалась напротив Яны. Мне кажется, она сделала это намеренно. Теперь они сидели друг на против друга и были явно на равных.

– Ну как поживаешь? – спросила Янка.

– Все ок, – ответила Любаша, тут же отвлеклась и перебросилась парой слов еще с кем-то.

Они с Лёнькой мгновенно превратились в центр внимания.

Янка нацепила на вилку селедку и уныло стала жевать.

– А ты как? – вдруг спросила Любаша.

– Да тоже ничего, – ответила Янка. Настроение у нее явно испортилось.

– А знаешь, я тебе очень благодарна, – вдруг улыбнулась Любаша, – ты отучила меня грызть ногти. Никто не мог, ни мама, ни папа, а ты смогла. Так что спасибо! – она засмеялась, совершенно искреннее.

– Да не за что… Значит, зла на меня не держишь?

– Зла? – Любаша с удивлением посмотрела на Яну. Было видно, что никакого зла на Янку она не держит и не держала. – Нет, конечно!

– Как сестры-братья?

– Хорошо, сестричка сейчас у нас, в Америке, в Лёниной лаборатории работает, у братишки здесь бизнес. Родителям купила в Москве квартиру, да они в своей деревне сидят, – она засмеялась, – послезавтра поедем, навестим.

– Дядя Лео и София Григорьевна живы?

– Тьфу, тьфу, тьфу. Живут в Хайфе. С внуками по скайпу общаются. А старшенькая наша уехала к ним, в Израиль.

– Значит, дети есть, – скорее сказала, нежели спросила Янка.

– Конечно. Четверо.

– Четверо? – Янка не могла скрыть удивления, глядя на стройную и статную Любашу.

Информация все меньше нравилась Янке.

– И кем работаешь?

– Она инструктор по йоге. Йогиня моя! – Лёнька положил руки Любаше на плечи, и она тут же взяла его за руку.

– Разве это профессия? – вяло спросила Яна.

– О, она очень востребованный инструктор. К ней еще попасть надо! Вот, видишь, что из меня сделала, – Ленька рассмеялся и поцеловал жену в макушку.

– Вижу, – Янка налила себе вина.

– Любаша еще много чем занимается, у нее свой фонд.

– И что ты там делаешь? – спросила Янка.

– Много чего, ну например…, – Любаша задумалась, подбирая слова, и вдруг сказала, – ты же знаешь, с русским у меня всегда было неважно, может перейдем на английский? Мне легче по-английски говорить.

– А мне по-чешски, – тихо ответила Яна.

– Старик, ты выглядишь на все 100! – подошел пьяненький Ваня, – А я вот располнел.

Он и правда располнел, подурнел и обрюзг. От Алена Делона не осталось и следа.

– Женат? – спросил Лёня.

– Разведен. Уже 4 раза, – Ваня рассмеялся и почему-то посмотрел на Яну. – А ты, старик, стал хоть куда!

– Это все жена моя, – Ленька снова поцеловал Любашу. – Это ведь она настояла, чтобы я пошел в аспирантуру, и с Америкой ее идея, я бы и с места не сдвинулся. Так и лежал бы на диване тенью забытых пиратов. Да чего там! Она меня сделала!

– Помню, помню, тени забытых пиратов! – Ваня снова рассмеялся, налил рюмку и опрокинул, – У тебя мозги, старик! Это мы тени, а ты пират.

Он сел и грустно уставился куда-то в окно.

– Без Любаши мои мозги пропали бы! – Лёнька похлопал Ваню по плечу, – Ах да, вот, привез вам всем в подарок, сейчас, минутку.

Он ушел и вернулся с большой коробкой.

– Правда на английском, но, думаю, вам будет интересно – свидетельства встречи с НЛО.

– Ты все еще в это веришь, старик?

– Это мое увлечение. Хобби. В свободное от работы время. Вот, просвещайся! – он протянул Олегу книгу. – С дарственной надписью.

Было непонятно, шутит Ленька или серьезен. Но что он совершенно счастлив, сомнению не подлежало!

Вечер подходил к концу, и постепенно все стали расходиться. Первыми наши стройные ряды покинули Лёнька и Любаша, а с ними ушла Ленка. Очевидно, что они продолжали общаться и весьма тесно. За ними потянулись остальные. Уже стоя в гардеробе в пальто, я вдруг вспомнила, что оставила на столе телефон. Вернувшись в зал, я увидела сидящую ко мне спиной Яну за огромным рядом пустых столов. Опираясь локтем о стол, она прижимала к щеке пустой бокал и о чем-то думала.

12 3 4 След.

Тени забытых пиратов. Повести и рассказы

АРХИВЫ СУДЕБ

ТЕНИ ЗАБЫТЫХ ПИРАТОВ

С этой книгой читают