Архив сочинений 2017. Часть I

Текст
0
Отзывы
Читать фрагмент
Отметить прочитанной
Как читать книгу после покупки
Архив сочинений 2017. Часть I
Шрифт:Меньше АаБольше Аа

© Константин Трунин, 2023

ISBN 978-5-4498-3718-9 (т. 1)

ISBN 978-5-4498-3719-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

2017 год – время определения в мире литературы: с монографии о творческом наследии Джека Лондона к мысли о необходимости создания Архивов. Плодотворный период критических изысканий определил количество томов под нынешний Архив – его решено разбить на три части. Нужно говорить и про несбыточность планов, не нашедших воплощения в дальнейшем. Очень тяжело складывалось с личным художественным творчеством, продолжала с трудом осваиваться идея изучения поэзии. Наряду с тем, наметились цели, успешно реализуемые.

Хаотичность знакомства с миром литературы пришла к порядку. Теперь брались для изучения не отдельные произведения, предпочтение отдавалось писателям, чьё творчество подлежало полному ознакомлению. Это приведёт к тому, что в 2018 году будет опубликовано четыре монографии. Но были писатели, не ставшие объектом пристального внимания.

Важное направление, имевшее огромный интерес, – это изучение творчества лауреатов современных российских премий. За ориентир брались следующие из них: Большая книга, Национальный бестселлер, НОС, Русский Букер и Ясная Поляна. Данная работа приведёт к изданию соответствующего труда годом позже.

Ещё одна мысль – изучение древнерусской литературы. Как и с чего следовало начать? Трудный для ответа вопрос. Точно сказать невозможно. Источников масса – нужно с ними разбираться, понимая свойственные им недоговорённости и искажения. Когда-нибудь потом, если до того дойдёт, соответствующий труд будет опубликован отдельным изданием. Вполне возможно, разделённый на несколько частей.

Другой мыслью, казавшейся важной, стало намерение знакомиться с философским наследием. Оно успешно реализовывалось, дав представление о трудах умнейших мужей древности, в меру сил боровшихся с общественным заблуждением. Например, в Архиве за 2017 год можно найти обзор трудов Платона, Декарта, Ньютона, Лейбница и Канта.

Сказав основное для Предисловия, следует поразмышлять о насущном.

Что есть монография о творческом наследии? Для чего она? Как знакомиться с её текстом? Однозначно понять то не представляется возможным. Мало какой читатель берётся за чтение, знакомясь с текстом от начала до конца, чаще ограничиваясь нужными ему местами. Это порождает недоразумения, в основном из-за иного понимания трактовки конкретных произведений. Надо осознавать, монография составляет единое целое – потому и трактовать её наполнение следует в совокупности. Если где-то не сказано об интересующем, значит то следует искать в другой части монографии. Разве получится об одном и том же писать через каждый шесть-восемь абзацев?

Теперь про идею Архивов. Она возникла как раз в 2017 году. Был оценен должный к усвоению объём, понят масштаб временных затрат, требуемых для его обработки. Реализация не заставила ждать. Уже опубликованы Архивы за 2011—14, 2015 и 2016 годы. Последний вышел в двух частях. Теперь настал черёд Архива за 2017 год – в две части он не укладывается, так как больше. А за 2018 – будет крупнее самую малость.

Зачем нужны Архивы? Может кому всерьёз интересно знакомиться с критическими изысканиями автора, делая то постепенно, либо для кого-то так проще находить требуемую информацию. Самому автору важнее распространить его труды, предоставив право каждому с ними знакомиться, невзирая на проблемы отдельных площадок, способных или не способных в будущем предоставлять доступ к информации. Если не в печатном, то хотя бы в электронном виде данное наследие сохранится, пережив некоторое время, отпущенное для существования.

Теперь можно остановить Предисловие. Позволив начать знакомство с Архивом за 2017 год. Его нет нужды читать по порядку – он не для этого создавался. Считайте данный труд энциклопедическим изданием. Как и прежде, критические изыскания расположены в порядке написания автором.

Январь

Романсеро

История читается приятней, когда в стихах до нас она дошла, и тем нам кажется опрятней, хоть вымыслом подчас она полна. Пусть прошлое напоминает мифы, не сходится с былым поэтов текст, ведь в прозе в строчках тоже элементы правды скрыты, там тоже трактование с аналогичной переменой мест. Не в том вина народного творенья, что сохранились летописи ведших их людей, то не испортит впечатленья, скорее сделает историю полней. Лишь версии поэтов помнить будут, так повелось с давнишних лет, детали обязательно забудут, к прекрасному тянуться должен человек.

О чём печалиться испанцам, коль прошлое их славится давно? Не раз сдавали край родной пришедшим чужестранцам, но возвращали всегда назад своё. О том в народе складывали песни, романсами их принято считать. Одни герои почивали в лести, других приятнее считалось унижать. К чему им было возвышать Родриго, вестготского последнего царя? Его унизили учтиво, любовь его проклятием клеймя. И отчего народу не любить Кампеодора Сида? И почему душевно не сказать о подвигах Гонсалеса Фернана? Вот только позабытой оказалась знаменитая коррида, но и без неё народом песен сложено немало. Жестокий Педро, дель Карпио Бернардо, инфанты Лара – также основные лица. Испанское наследие громадно. Потомкам есть, чем насладиться.

Не должен нравиться Испании Родриго, согласный сжечь страну дотла. Не зря на ум идёт «интрига» – созвучное определение поступкам короля. Он воспылал симпатией преступной, не мог сдержать свой нрав в узде. В междоусобных тяжбах страна ослабла, став доступной, дав путь на север вражеской орде. Нахлынула из мавров высокая волна, вестготы земли потеряли, казалось – это навсегда, обратно завладеть получится едва ли. Испанцы дали слабину, осталось сетовать на неудачи, Родриго приписали всю вину. И не могло быть никак иначе. Сложились обстоятельства такие, не в том была вина его, и до него цари другие, похожие поступки совершали всё равно.

Когда согласие не достигается в стране, тогда рождаются герои, висят их черепа порою на стене иль украшают царские покои. В них бунту благородный дух подвержен, не могут успокоиться они, словно каждый из них Родиной отвержен, что не позволяет им выражать желания свои. Причина не всегда нужна, главнее внутреннее чувство, обида далеко не так важна, как выпирающее буйство. Согласным быть – не тот удел испанского народа, они не думают про вред, порою важной выступает прежде честь их рода, но чаще каждый мнит себя достойным собственных побед.

На том ряд исторических событий построен. Упор на личность был всегда. Тот нам запомнился, как воин, чья мотивация проста. Король в темницу поместил отца, разбойник бросил семя на чужбине. Вот начинается история с конца, имея продолжение в достойном славы сыне. Покуда жажда мести не утихнет, до той поры пылает сердце храбреца, убить он может или пламенем объятый вспыхнет, не пожалев и жизни короля.

События былого нам теперь понятны. Важней считалось честь блюсти. Достойные поступки быть должны приятны, чтобы не хотелось глаз от текста отвести. На то и дан в наследство нам испанский Романсеро – пример для доблести потомков, Читать его беритесь смело – читайте с выражением и громко. А если вдруг желание возникнет читать романсы о простом, скользить не надо взглядом, строчки быстро пропуская, их надо достойно воспринять с умом, поэзия в Испании тогда была такая.

01.01.2017

Антон Чехов «Степь» (1888)

Слог писательский ковать – трудная задача. Не всё выходит под пером содержательным и удобоваримым, обязательно случаются будто бы знаковые вещи, лишённые полезного предназначения. Душа писателя просит изливать мысли на бумагу, отчего одни измышления выходят удачными, прочие – поверхностными. Читатель это редко принимает во внимание, закрываясь от действительности надуманными рамками, вроде определённого отношения к литераторам или стараясь придерживаться воззрений определённой группы людей.

Написал Чехов этнографическую заметку, можно о ней смело забыть. Он отразил реалии своих дней. Показал нужды простого народа и тяжести существования евреев. Глаза этим он никому шире не открыл, показав и без того ясное бедственное положение. Впрочем, бедственность Чеховым не осуждается, скорее принимается под видом необходимости. Кажется, имеющееся сложилось в результате жизни прежних поколений, обязанное сохраняться и в дальнейшем.

Молодёжь может рваться к знаниям, либо быть подталкиваемой к ним их родителями. У Чехова получается так, что двигающаяся по степи повозка везёт человека из его необразованности к светлому будущему, обязанному быть лучше, нежели доставшаяся предкам доля. Надеждам приходится проходить испытания на их сохранение, они могут быть разбиты из-за историй некогда тянувшихся к знаниям людей, так и не нашедших призвания, вследствие чего те опустились на прежние позиции, только уже отягощённые осевшими в их головах бесполезными науками.

Многое происходит в пути. Истории сменяются в лице постоянно встречаемых рассказчиков. У каждого свои впечатления от жизни, чаще негативного толка. Жизнь становится труднее, происходят события, усложняющие существование, но человек снова горюет о прошедших в терпении годах, ничего не представляющих, когда речь заходит об ожидаемых переменах. Вот где действительно придётся говорить о необходимости запасаться терпеливостью, искать новые силы, чтобы продолжать жить, ведь существовать придётся в любом случае, какие бы трудности не возникали.

Дети смотрят на проблемы взрослых через призму собственных ощущений. Присущая им беззаботность рано разбивается, стоит тяготам коснуться их рук. Учёба не несёт отрицательных свойств, становясь частью детства. А вот как быть с физическим трудом, ограничивающим подростка в возможности получить образование? Конечно, это уже не имеет значения для «Степи» Чехова. Основной авторский замысел ясен. Дополнительные повествовательные линии раскрывают личности других действующих лиц, терпящих неудобства, воспринимая их естественным отражение сегодняшнего дня. Стоит смотреть на то, как живут люди, прежде принятия судьбоносных решений.

 

Счастья не существует. Нет такого понятия. Есть кратковременные всплески удовлетворения, возникающие в результате схождения благоприятных моментов с желанием видеть их именно такими. И какое же может быть счастье в чеховской степи? Удручающие картины быта, униженные люди, разбитые судьбы. Не может человек претендовать на иное, поскольку всегда разрушал идиллию, видя во всём хорошем плохое. Нет отражения действительности в благостном восприятии, каждый мнит несчастливым лично себя, постоянно о том говорит и всё больше вязнет в трясине ежедневной суеты.

Это видно по героям Чехова. Они рассказывают истории, видят упадок надежд, уже не пытаются добиваться лучшего существования. Проще говорить: обсуждать, рассуждать и осуждать. Ничего кроме! Говорить, говорить, говорить. Сотрясать воздух словами, находить подтверждение в мыслях других, снова загонять себя в угол. Никто не желает довольствоваться малым, всегда есть желание обладать чем-то существенным, редко достижимым. Остаётся на кого-то надеяться – если не помогут, то хоть мешать не будут.

Так и едут герои «Степи» вперёд: думают, верят, хранят надежду. Не встречались бы им на пути люди с их неустроенной жизнью, но встречаются.

02.01.2017

Фазиль Искандер «Сандро из Чегема. Книга I» (1966—89)

Легко идти с улыбкой по жизни: улыбаться направо, улыбаться налево, улыбаться, глядя на солнце, улыбаться, глядя под ноги, улыбаться по диагонали, улыбаться идущим сзади, улыбаться горам, улыбаться морю, улыбаться вождю, улыбаться проблемам, улыбаться, начиная дело, улыбаться, улыбаться, улыбаться, а наулыбавшись, сказав множество искромётных слов в адрес всех, кто их мог быть достоин, кто их не мог быть достоин, сугубо из желания улыбаться ещё раз улыбнуться и, дополнив повествование сквозным персонажем типа Сандро из Чегема, опубликовав все с улыбкой рассказанные истории в литературных журналах, увязав весь накопленный материал в единое издание, будто бы и имеющих единую сюжетную линию, оной вовсе не имея… Не будет конца и края, ибо конец на краю, а край на конце. Так выпей же, читатель, за здоровье Сандро, за всех действующих лиц из сказаний о нём и за самого Фазиля Искандера. Действительность всегда должна восприниматься с осознанием лёгкости бытия. Пусть пьянят тебя, читатель, горы и горный воздух, прочее забудь, проблем нет, их никогда не было.

Искандер сказывает истории толсто, не жалея слов. Одни скажут – писатель льёт воду. Другие – автор графоман, упивающийся возможностью наполнять страницы текстом. Третьи – Фазиль упивался не текстом, а словами, находя упоение от выражения эмоций. Кому-то и в самом деле понравится сборник новелл о похождениях дяди нарратора, названого давным-давно Сандро, местом жительства которого является местечко под названием Чегем, располагающееся в Абхазии. К слову, не всегда истории рассказывает нарратор, порой его место занимают прочие лица, вплоть до морд, причём звериных, принадлежащих тем, кого трудно называть представителями рода человеческого. Не совсем понятно, как Искандер мог узнать мысли мула, но мысли мула он каким-то образом знал, коли даже такое действующее лицо сумел сделать главным в одной из новелл.

А как быть с Сандро? Его имя на обложке, профиль в ряде изданий там же. В тексте всё иначе, Сандро всегда на последних ролях. Он – лицо второго плана, если не третьего и не четвёртого. Фазиль сперва расскажет много о чём, приведёт исторические свидетельства, обоснует предпосылки нынешнего положения, закатит пир горой и наполнит действующих лиц вековечной обидой друг на друга. Только после Искандер вспоминает про Сандро, вводит его в повествование, наполняет содержание юмором, лёгкостью и горным воздухом. Мудрость проливается потоком, улыбки направо, улыбки налево, улыбки товарищу Сталину, улыбки всем прочим, в том числе и читателю.

Нет авторитетов и почитаемых действующих лиц, все они достойны едкого сарказма, высмеивающего их пристрастия. Зачем бояться мёртвых, если они умерли и более не несут в себе опасности? Можно удостоить всех почивших разноплановыми подробностями. И чем выше лицо при жизни занимало положение в обществе, тем лучше оно подойдёт для высмеивания. Например, товарищ Сталин, любивший ловить рыбу на динамит, хорошо провести время на кавказских застольях и чьи кальсоны довелось носить не кому-нибудь, а Сандро из Чегема.

Но первые лица первыми лицами, о них постоянно говорить, значит утомить читателя. Так появляются у Искандера иные обыденные персонажи: дантисты, гаишники и так далее. Каждое новое лицо любит греть руки на несчастьях других. Совокупно с советскими реалиями, нужды рядовых граждан постоянно упираются в необходимость проявлять изобретательность, если всё-таки есть желание получить обещанные золотые зубы или отобранные за нарушение правил дорожного движения права. Сандро не является жертвой обстоятельств и не занимает постыдную сторону вымогателей, он всегда наблюдатель и активный радетель за справедливость, иногда истолковываемую им превратно. Фазиль явно намекает на проблемы общества, предлагая их регулировать исходя из нужд людей.

За лёгкую поступь! А если засосёт трясина, то только в лучший из возможных миров!

05.01.2017 (http://trounin.ru/iskander1)

Эрнст Гофман «Майорат» (1817)

Мистического Гофмана в «Майорате» нет, теперь Эрнст предлагает открыть секрет одного дворянского рода, вместе с читателем постаравшись разгадать тайну разрушенного замка. Поныне оттуда, где он располагался, раздаются стонущие и царапающие звуки. Неужели привидения поселились в развалинах? Стоит полагать, что именно так. Чего только не услышишь на берегу, особенно находясь в таком уникальном месте, как Курише-Нерунг, узкой полосе суши между заливом и морем. Эрнст Гофман разобрал близкое его пониманию, дополнив историю семейными дрязгами вокруг наследственного владения родовыми землями.

Никто не любил жить в замке. Поэтому он почти всегда пустовал. Иногда съезжался весь род, преследуя цель поохотиться и провести время в пирах. Не любили замок и из-за связанной с ним мрачной атмосферы. За замком не следили, посему замок стал приходить в упадок. Дополнительные проблемы заставили членов семьи заново переосмыслить связанный с ним майорат, накладывающий свои особенности наследования, отягощённые возможными наследниками-бастардами, учесть которых не представляется возможным. Всех тяготило владение данным замком – в любой момент это право можно было утерять, посему лучше пусть он разрушается, нежели на него серьёзно рассчитывать.

И где же стоит искать призраков в сей истории? Оказывается, был убит, либо умер сам, сперва старый барон, потом его старший сын – наследство перешло ко второму сыну. Никого такое развитие событий не озадачило. Но именно тогда появились стоны и царапающие звуки. Обозначилась тайна, требующая разгадки. Призраки взывают к отмщению или они плод воображения? Эрнст Гофман намерен разобраться, вжившись в потомка рода, аналогично озадаченным родовым проклятием, желая понять причины и найти виновного в гибели предков.

Бывает так, что виновного нельзя призвать к ответственности. Совершал он проступок вне своей воли, то есть его деяние не содержит состав преступления. Эта особенность расследования является главной составляющей повествования. Догадаться о ней сможет человек с таким явлением ранее сталкивавшийся. Ежели ничего подобного и предположить не получается, значит уровень познания мира был на тот момент недостаточным. Думается, Эрнсту Гофману такое поведение человека казалось необычным, требующим всестороннего изучения. Не одним ведь сторонникам Месмера задаваться вопросами трудно постижимых свойств тела и связанных с ним субстанций. И не постоянно Гофману черпать вдохновение в страшных сказочных сюжетах германских земель, нужно озаботиться проблемами реальной важности.

Речь идёт о сомнамбулизме. Не такая уж серьёзная тема для исследований Гофмана. Эрнст чаще обличал современное ему общество, пользуясь элементами мистических материй, прикрывая явное тайным. В «Майорате» события описываются прямым текстом, предполагая загадку и ответ на неё, что не так типично для Гофмана. Разгадка в действительности не настолько важна, чтобы акцентировать на ней внимание. А так как обойти её стороной никак не получится, по причине её явственной необходимости для отражения некогда разыгравшейся в стенах замка трагедии, читателю приходится принять версию Гофмана в качестве первичной силы, погубившей замок и связанный с ним майорат.

Если ещё раз вспомнить Месмера, рассказанная Гофманом история должна считаться мистической. Кто тогда стонет и царапает? Неприкаянная душа ждёт другой правдивой версии изложения разыгравшихся в замке трагических событий? Сомнамбулизм – одна из возможных версий. Она может оказаться не настолько правдивой, как того хотелось Эрнсту. Ему показалось занимательным озадачить читателя таковой особенностью поведения человека, вполне достойной упоминания и всестороннего изучения. К тому же, отчего не рассказать в реалистичной манере? И Гофман рассказал.

06.01.2017 (http://trounin.ru/hoffmann17)

Морис Метерлинк – Собрание сочинений. Том II (1891—1903)

Побольше мрачности в сюжет пьес, чтобы зритель ёрзал на стуле и с нетерпением ждал развязки. Морис Метерлинк предпочитал наполнять свои произведения истинной драматичной событийностью. Для того он вёл внимающего через бурелом страстей, позволял обходить острые углы и ставил перед очевидной проблематикой сущего: всё случается вследствие имеющегося у человека желания видеть затруднения там, где их нет. Опираясь на исход каждой истории, Метерлинк начинал разворачивать пьесы в примерно пяти действиях, наполнял происходящее утяжеляющими диалогами, заполняя требуемое для постановки время. Зритель извлекал мораль, пьеса подходила к концу, оставалось ощущение избыточности метерлинкнутости.

При желании можно каждую пьесу Метерлинка разбирать отдельно, находя важные для отражения общественных устремлений слова. Требуется ли это? Нет. Метерлинк в редкие моменты писал гениальные произведения, чаще предоставляя внимаю продукт среднего качества полезности. Продукт оказывался одинаковой степени выдержки, содержал в себе один и тот же состав, различаясь наименованием действующих лиц. Сугубо морализирования ради, не преследуя высокой цели, человека нравы понукая, Морис выводил ещё одну пьесу, отображая в ней отсутствие перспектив разумного продвижения в области понимания нравов, отличающихся склонностью к скорой порче. Даже невинный братский поцелуй возводился им в подозрительность сторонних с маниакальным желанием убивать для искоренения разрастающегося поползновения к обязательно ожидаемому порочному разврату.

Человек у Метерлинка изначально виновен. Он стремится возжелать объект страсти, поправ нормами порядочности. Для него не существует десяти заповедей, они воспринимаются им в качестве высокого порога перед полуоткрытой дверью. И если человек этого не осознаёт, это понимают другие. Если же осознаёт и старается отмолить нечаянные прегрешения, то плакать ему сперва кровавыми слезами самому, а потом уже за него начнут плакать статуи святых. Но не будет человеку окончательного прощения, ибо греховен он и не заслуживает прощения, пока статуи сохраняют неподвижность. И тогда статуи оживут, придав мрачности фантасмагоричность.

Любовь у Метерлинка светлая и чистая до наивности. При всей кажущейся добродетели, она сжирает людей без остатка, толкая их на совершение безумных поступков. Любовь тоже города берёт, она способна накормить голодающих и дать надежду страждущим. Просто нужно в определённый момент воспользоваться чьими-то чувствами, располагающими к тому, чтобы быть использованными. Иного не случится, когда тому предстоит свершиться. Только кому станет легче от проявленной простаками добродетели? Наивность и вера в людей приводит человека к собственной гибели. Люди воспользовались чужой помощью, подняли дух и более их уже не интересует тот, кто протянул им руку помощи. Метерлинк наглядно доказывает данное размышление.

Причиной сих рассуждений стали пьесы: Пеллеас и Мелезанда, Смерть Тентажиля, Алладина и Паломид, Семь принцесс, Сестра Беатриса, Монна Ванна, Жуазель. Касаются они разных событий, обычно с упором на историчность настоящую, либо выдуманную. Есть у Метерлинка эпизоды из прошлого Италии, а есть относящиеся к английской мифологии. Обязательно в центре любовный сюжет, чаще с трагической развязкой. Требовательный зритель желал проливать слёзы, пребывая под впечатлением, чем Морис снабжал его в изрядном количестве. Мораль редко случалась полезной для нравственного самосовершенствования, каждый раз склоняя зрителя к воспоминанию о детских страхах. Во славу интересов зрителя невинность замешивалась Морисом на крови действующий лиц, обязанных принять полагающиеся им страдания.

 

Актуальность пьес Метерлинка в прошлом. Конечно, есть у Мориса вековечные сюжеты, способные вызвать ответное чувство у последующих поколений. Их мало. Они навсегда останутся в душе их узнавшего. Прочее выветрится.

06.01.2017 (http://trounin.ru/maeterlinck91)

Купите 3 книги одновременно и выберите четвёртую в подарок!

Чтобы воспользоваться акцией, добавьте нужные книги в корзину. Сделать это можно на странице каждой книги, либо в общем списке:

  1. Нажмите на многоточие
    рядом с книгой
  2. Выберите пункт
    «Добавить в корзину»