Забытая девушка

Андреа понимала, о чем он говорит, в том числе благодаря собственным поискам в интернете. На каждой фотографии Эстер Вон представала как суровая женщина, смотрящая прямо в камеру, неизменно в красочных шарфах, подчеркивающих строгий черный костюм. Ее описания в статьях были пропитаны феминизмом. Статьи девяностых прямо называли ее «трудной женщиной». В начале нулевых ее описывали уже мягче – «сложная женщина». А в свежих статьях в ход шли все «сильные» прилагательные с приставкой «не»: независимая, неукротимая, неглупая и, чаще всего, непреклонная.

– В общем, это самое главное, что тебе нужно знать о судье, – сказал Байбл. – В конце концов, не имеет особого значения, кто написал эти письма и почему, один это был человек или несколько. Судебный инспектор в штаб-квартире в Балтиморе уже у него на хвосте. Мы не следователи. Наша единственная задача – чтобы судья была в безопасности.

Андреа почувствовала, как у нее сводит горло. Все как будто снова оказалось на грани жизни и смерти, не в последнюю очередь из-за того, что у нее на бедре был заряженный пистолет. Может ли этот сумасшедший и правда прийти за судьей? Хватит ли Андреа духу встать между восьмидесятилетней женщиной и потенциальным убийцей?

Байбл сказал:

– Мы с тобой вытянули короткую спичку, потому что приехали позже всех. Мы работаем в ночную смену, держим зенки открытыми на случай, если объявится любитель крыс и смертельных угроз. Все понятно?

Андреа сейчас была способна сосредоточиться только на одном: ночная смена. Она мечтала о постели в тихом номере отеля с тех пор, как задержали ее рейс.

– Первая остановка, – Байбл указал на приземистое здание из желтого кирпича в нескольких ярдах. – Нам нужно встретиться с шефом полиции. Правило маршалов номер двенадцать: как можно скорее уведомлять местных о своем прибытии. Пусть они почувствуют, что их ценят. Я хотел дождаться тебя, прежде чем представиться. У тебя есть какие-то вопросы?

Она покачала головой, когда они начали подниматься по лестнице:

– Нет.

– Ну и отличненько. Вот мы и пришли.

Андреа краем сумки поймала дверь, прежде чем та закрылась за ними. Она поправила рюкзак на плече и вошла внутрь. Лобби было размером с тюремную камеру. Ей в ноздри сразу ударил запах средства для мытья полов, соперничающий с едкой вонью таблеток для писсуаров. Туалеты находились прямо напротив приемной стойки. Их разделяло менее десяти футов.

– Добрый вечер, офицер. – Байбл быстро отсалютовал очень усталому сержанту за стойкой. – Я уполномоченный Байбл. Это моя напарница, уполномоченная Оливер. Мы пришли поговорить с большим боссом.

Андреа услышала стон, когда коп поднял телефонную трубку. Она обратила внимание на стену с дверью в туалет, на которой висели фотографии сотрудников полицейского управления Лонгбилл-Бич с 1935 года. Андреа пробежалась глазами по датам от одного конца к другому, пока не нашла то, что искала.

На фото 1980 года был шеф полиции с квадратной, как у фигурки лего, челюстью и трое других мужчин. Подпись гласила: «БОБ СТИЛТОН И ЕГО ОТДЕЛ».

Ее сердце сделало странное сальто.

Шеф Боб Стилтон был главным следователем по делу Эмили Вон.

Андреа снова почувствовала, как сжалось горло. Шеф выглядел именно так, как она представляла: с глазами-бусинками, злым взглядом и опухшим красным носом алкоголика. На каждом фото его кулаки были сжаты так сильно, что костяшки белели. Судя по отчетам, он не был фанатом ни грамматики, ни пунктуации. Ни подробного изложения своих дедуктивных рассуждений. Все показания, сопроводительные документы и графики были в идеальном порядке, но не было никаких записей или заметок, которые могли бы раскрыть его собственные мысли по поводу хода дела. Единственным указанием на то, что Клэйтон Морроу вообще был подозреваемым, были две строчки текста, которые шеф нацарапал внизу последней страницы дела – на отчете о вскрытии:

ЕЕ УБИЛ МОРРОУ. ДОКАЗАТЕЛЬСТВ НЕТ.

Андреа перешла к следующему фото на стене, сделанному через пять лет. Еще пять лет – еще одно фото. Она продолжала идти вдоль ряда снимков. Команда разрослась с шести человек до двенадцати. Шефа Боба Стилтона все сильнее придавливало возрастом, пока на фото 2010 года не появилась его более молодая и менее круглая версия.

ШЕФ ДЖЕК СТИЛТОН И ЕГО ОТДЕЛ.

Андреа знала и это имя. Джек Стилтон был сыном шефа Боба Стилтона. В 1982 году юный Стилтон тоже дал показания, написанные неровным грубым почерком, рассказав, когда в последний раз он видел Эмили Вон живой.

Примерно в 17:45 17 апреля 1982 года я, Джек Мартин Стилтон, был свидетелем того, как Эмили Вон разговаривала с Бернардом «Нардо» Фонтейном. Они стояли возле спортзала. Это был вечер выпускного. Эмили была в зеленом или голубом платье и с маленькой сумочкой. Нардо был в черном смокинге. Они оба выглядели рассерженными, и мне это не понравилось, поэтому я подошел. Я стоял внизу лестницы, когда услышал, как Эмили спросила, где Клэйтон Морроу. Нардо сказал: «Откуда я, блять, знаю». Эмили зашла в спортзал. Нардо сказал мне: «Лучше бы этой суке заткнуть свой паршивый рот, пока кто-нибудь другой его не заткнул». Я сказал ему закрыть рот, но не думаю, что он меня услышал. Я зашел за спортзал, чтобы выкурить сигарету. Больше я никого из них не видел. Я пробыл там всего полчаса, а потом вернулся домой и стал смотреть телевизор с мамой. «Одного из парней» с Дэной Карви, а затем Элтона Джона в «Эфире в пятницу вечером». Клэйтона Морроу на выпускном я не видел. Я также не видел Эрика «Блейка» Блейкли и его двойняшку Эрику «Рики» Блейкли, хотя предполагаю, что они все были там, потому что именно так обычно и происходило. Я не знаю, кто отец ребенка Эмили. Она не заслуживает всех тех ужасов, что с ней случились. Я надевал черный костюм всего однажды, на похороны моего дяди Джо, но мама взяла его напрокат, так что технически он даже не был моим. Перед лицом закона клянусь, что мои показания содержат только правду.

Андреа услышала, как за спиной резко открылась дверь.

– Шеф Стилтон. Спасибо, что согласились встретиться с нами в такое позднее время. – Андреа обернулась в тот момент, когда Байбл крепко жал руку настоящему Джеку Стилтону. – Обещаю, мы не отнимем у вас много времени.

Андреа пыталась сохранять самообладание, пока Байбл представлял ее. Левая бровь Стилтона была надвое рассечена шрамом. Тонкая белая молния разрезала линию светлых волос – вероятно, это был след давней драки. Его мизинец явно был когда-то сломан и плохо зажил. Несмотря на это, он не был похож на парня, рвущегося в драку. Лишний вес делал его лицо немного детским, но Андреа знала, что он ровесник Клэйтона Морроу – человека, который через три года после исчезновения из Лонгбилл-Бич представится Лоре как Николас Харп.

Ее чуть не разорвало надвое, когда она пожала Джеку Стилтону руку.

Он дружил с ее отцом? Он знал больше, чем было в его показаниях сорокалетней давности? Он не похож на парня, который весь вечер будет сидеть дома и смотреть телевизор с мамой.

– Вы оба маршалы? – спросил Стилтон с некоторым сомнением, вероятно, потому, что Байбл выглядел как престарелый скейтбордист, а Андреа – будто нашла свои брюки в отделе для мальчиков в супермаркете. Что соответствовало действительности.

Байбл ответил:

– Мы действительно оба уполномоченные Службы маршалов США, шеф Стилтон. Кстати, держу пари, вы в детстве наслушались шуток про сыр, да?^[18]

Ноздри Стилтона раздулись.

– Нет.

– Я попробую что-нибудь придумать, – сказал Байбл и со всей силы хлопнул Стилтона по спине. – Вы двое пока начинайте. Мне надо пожать руку лучшему другу жены. Оливер, все путем?

Андреа смогла только кивнуть, и Байбл скрылся за дверями туалета.

Стилтон обменялся раздраженным взглядом с сержантом и с неохотой сказал Андреа:

– Думаю, стоит зайти внутрь.

У Андреа было ощущение, что Байбл толкнул ее в воду на глубине, чтобы проверить, умеет ли она плавать. Она спросила Стилтона:

– Вы давно шеф полиции?

– Да.

Она ждала продолжения, но он больше ничего не сказал, просто повернулся к ней спиной и вошел в дверь.

Особо не поплаваешь.

Его кожаный полицейский ремень поскрипывал, пока он вел Андреа в офис отдела. Это было сугубо утилитарное помещение – большой прямоугольник общего офиса и два кабинета поменьше в глубине, первый – с табличкой «ДОПРОСЫ», второй – с надписью «ШЕФ СТИЛТОН». Стол для переговоров и буфет занимали одну сторону помещения. С другой стороны было четыре стола, разделенные перегородками. Горел верхний свет, но в здании больше никого не было. Андреа предположила, что остальные сотрудники отдела либо в смене, либо уже дома со своими семьями.

– Кофе свежий, – Стилтон махнул рукой в сторону буфета. – Угощайся, детка.

– Э… – Ее застали врасплох. Единственным человеком, который называл ее «деткой», был Гордон. – Нет, спасибо.

Стилтон тяжело рухнул в огромное кожаное кресло в конце стола для совещаний.

– Ладно, дорогуша. Расскажешь мне, что происходит, или придется подождать твоего босса?

Андреа упустила момент в первый раз, но теперь бросила на него испепеляющий взгляд.

– Давай без всех этих толерантных штучек, – сказал Стилтон. – У вас на юге благородных дам не балуют ласковым словечком?

Его фальшивый южный акцент звучал так, будто Скарлетт О’Хара стянула ему яйца шнурками корсета. Неудивительно, что люди так ненавидят копов.

Стилтон продолжал:

– Ну же, детка. Где твое чувство юмора?

Андреа бросила сумку и рюкзак на пол и села за стол. Она поступила так же, как и с водителем «Убера». Просто достала телефон и перестала обращать внимание на Стилтона. Экран расплывался у нее перед глазами. Она заставляла себя не поднимать взгляд. Сначала она чувствовала, что Стилтон смотрит на нее, но потом он, видимо, уловил посыл и с громким кряхтеньем встал, чтобы подойти к буфету. Андреа услышала, как царапает шкаф кружка, которую он доставал. Как стучит о конфорку кофейник, который он ставил.

Ее зрение наконец сфокусировалось на уведомлении, появившемся на экране телефона. Предсказуемо она получила два сообщения, по одному от каждого родителя. Лора прислала ссылку на постоянную экспозицию «Искусство коренных народов Америки» Портлендского художественного музея. Гордон ограничился просьбой позвонить ему на выходных, но только если у нее будет время. Андреа пролистала список контактов и нашла номер Майка. Она не забыла, что Байбл сказал у библиотеки.

Она написала: «ЧТО ЗА ХРЕНЬ ТЫ СКАЗАЛ ВСЕМ ЭТИМ ЛЮДЯМ????????»

Сразу всплыли три маленькие точки. Они все плыли и плыли.

Наконец Майкл ответил: «НЕ ЗА ЧТО!»

– Прошу прощения. – Вошел Байбл. Он заметил Андреа с телефоном, но обратился к Стилтону: – Кофе свежий?

Стилтон тем же широким жестом показал на буфет и опустился в свое кресло.

– Большое вам спасибо. – Байбл, шаркая ногами по плитке, подошел к столу и налил себе чашку. – Мы не хотим особо вас задерживать, шеф Сыр. Может быть, вы передадите нам свой отчет, а мы вернем его позже?

Стилтон казался сбитым с толку.

– Отчет?

Теперь недоумевал уже Байбл.

– Я думал, вы здесь давно, нет? Может быть, ваш предшественник оставил что-то, на что мы могли бы взглянуть?

Язык Стилтона скользнул между зубов.

– Взглянуть на что?

– На ваше досье по судье.

Стилтон покачал головой.

– Какое досье?

– А, понятно. Мой прокол. – Байбл отвернулся от шефа, чтобы объяснить Андреа: – Обычно местные копы заводят досье, где фиксируют все необычное, что происходит в окрестностях дома федерального судьи – слоняющиеся неподалеку незнакомцы, слишком надолго оставленные машины и все такое. Так принято поступать, если в твоей юрисдикции находится особо важный объект.

Андреа сунула телефон обратно в карман, испытывая страшный стыд за то, что вообще достала его. Байбл показывал ей, что нужно было делать. Вместо того чтобы игнорировать придурка, Андреа следовало напомнить Стилтону, что она федеральный агент, а он кусок помоев.

Байбл спросил шефа:

– Что насчет самоубийств? Были в последнее время? Не обязательно удавшиеся.

– Я… – У Стилтона опять выбили почву из-под ног. – Была пара девочек с фермы хиппарей. Одна порезала себе запястья. Это было примерно полтора года назад. Потом во время рождественских праздников другую достали из океана – холодную, как айсберг. Но у обеих все кончилось хорошо. Они просто хотели внимания.

– Ферма хиппарей, – повторил Байбл. – Это еще что?

– Она примерно в шести милях по прибрежной дороге, меньше мили по прямой. Приткнулась на границе округа.

– То место со зданиями в цветах радуги?

– Да, это оно, – подтвердил Стилтон. – Они выращивают там какую-то гидроорганическую хрень уже много лет. Студенты из разных стран живут там во время стажировок. У них есть общежития, столовая, склад. Выглядит как прикрытие для использования бесплатной рабочей силы, если спросите меня. Причем речь в основном о студентках. Очень молодых. Вдалеке от дома. Все ведет к катастрофе.

– Поэтому и самоубийства.

– Поэтому.

Андреа заметила, как Стилтон пожал плечами. Ей тоже хотелось пожать плечами. Она понятия не имела, почему Байбл интересуется самоубийствами.

– Ладно. – Байбл поставил свою кружку с кофе на стол. – Спасибо за уделенное нам время, сэр. Вот моя визитка. Я был бы вам глубоко признателен, если бы вы сообщили нам, если будут другие случаи самоубийств.

Стилтон внимательно изучил визитку, которую Байбл бросил на стол.

– Конечно.

– Если вы не поняли, мы будем дежурить в доме судьи двадцать четыре часа в сутки. Два человека днем, еще два – ночью. Лично я люблю сидеть на крыльце с дробовиком. Я называю это предотвращением вторжения. В нерабочее время мы будем в мотеле чуть дальше по дороге. Свистните нам, если вам что-то понадобится, и мы будем поступать так же.

Стилтон оторвал взгляд от карточки.

– Это все?

– Это все. – Байбл снова хлопнул его по спине. – Спасибо за помощь, шеф Сыр.

Андреа молча последовала за Байблом через приемную на выход. Она прикидывала варианты исходов для себя, пока они спускались по лестнице. Байбл столкнул ее в воду на глубине. И она пошла ко дну, как камень с привязанной к нему наковальней. Она всего несколько часов была на настоящей работе – и уже потерпела неудачу.

Байбл встал на тротуаре.

– Ну?

Отрицать правду было бессмысленно. Инструкторы двадцать четыре на семь вдалбливали им, что в первую очередь они должны доказать свой авторитет. Если Андреа не смогла завоевать уважение провинциального копа, то она никогда не добьется этого от плохого парня.

– Я облажалась. Поддалась на его провокацию, когда должна была привлечь его на нашу сторону. Однажды он может нам понадобиться.

– Чем он тебя разозлил?

– Назвал меня деткой и спародировал мой акцент.

Байбл рассмеялся.

– Боже, какой кошмар, Оливер. Один из вариантов – сразу охладить его пыл. Я видел такое раньше. Видел, как другие девчонки – и они прямо в этом поднаторели – называли таких детками в ответ и даже флиртовали.

Андреа мало что знала об этом мире, но точно знала, что флиртом с мужчинами на работе она авторитет точно не заработает.

– Какие еще варианты?

– Правило маршалов номер шестнадцать: будь как термометр. Посмотри, что они делают, и установи соответствующую температуру. Шеф проявил немного теплоты, и тебе стоило быть чуть-чуть теплее. Не надо было его морозить. Попробуешь в следующий раз. Практика порождает привычку.

Она кивнула, услышав знакомую установку. Как правило, полицейская работа требовала тонкой настройки каждого отклика. Андреа больше привыкла к крайностям.

– Хорошо.

– Не парься по этому поводу. Просто держи старого шефа Сыра в уме. Может, ты вообще видела его последний раз в жизни.

Андреа поняла, что урок окончен. Байбл снова пошел вверх по тротуару.

– Моя машина осталась у библиотеки. – Байбл явно заметил, что она уже еле тащит ноги. – Остановимся чего-нибудь перекусить и потом поедем в дом судьи.

Упоминание о еде заставило ее желудок заурчать. Ноги налились свинцом, и она едва плелась за ним. Она уставилась в бетонный тротуар. Через каждые несколько ярдов стояли маленькие черные коробки, размером с обувные. Она узнала ловушки – в ее прибрежном городке использовали такие же. Вместе с туристами прибывали и грызуны. Андреа подумала, что крысу, которую отправили судье, могли найти прямо в городе. Но сразу же выбросила эту мысль из головы, потому что сейчас ей хватало сил только на то, чтобы по очереди переставлять ноги.

– Вон там есть дайнер. – Байбл прибавил шаг. – Я уже позвонил им и забронировал нам места у стойки. Надеюсь, ты не против?

– Все отлично. – Андреа очень надеялась, что еда откроет в ней второе дыхание. Ее желудок снова заурчал, когда в воздухе запахло картошкой фри. Впереди неоновые огни вывески «Ар Джи Итс» отбрасывали на тротуар розовый свет. «МОЛОЧНЫЕ КОКТЕЙЛИ – ГАМБУРГЕРЫ – ОТКРЫТО ДО ПОЛУНОЧИ».

– О, какие люди! – Байбл широко улыбнулся, придерживая дверь для женщины с огромными пакетами еды навынос.

– Кэт? – Было заметно, что она удивлена его здесь увидеть. – Что ты тут делаешь?

– Тренер вызвал меня со скамейки запасных. – Он представил их друг другу: – Джудит, это Андреа Оливер, моя новая напарница в борьбе с преступностью.

– Привет. – Джудит смотрела на Андреа, ожидая ответа.

– А… – Андреа потеряла дар речи и отчаянно пыталась найти его. – Да, привет.

– Она не очень разговорчивая. Дай-ка я тебе с этим помогу. – Байбл взял полиэтиленовые пакеты и проводил Джудит до стоявшей неподалеку машины. За рулем ждал мужчина. Андреа заметила «серебряную звезду» у него на ремне.

Байбл сказал Джудит:

– Мы хотим перекусить. Скажи судье, что мы придем к пяти тридцати, чтобы я показал своей новой напарнице территорию.

– Лучше к шести, чтобы мы успели поужинать. Мы у бабушки ранние пташки. – Джудит открыла дверь и кинула свою стеганую сумочку на пассажирское сиденье. Затем взяла у Байбла пакеты с едой. В свете уличных фонарей она выглядела слегка старше Андреа, ближе к сорока. Она была в цветастой блузке и парео, обернутом вокруг талии вместо юбки. Она казалась очень приземленной и очень богемной, хотя и садилась в шикарный серебристый «Мерседес».

Байбл помахал ей рукой:

– Скоро увидимся.

Дверь машины закрылась с тихим стуком. Заурчал двигатель.

Джудит выглянула из окна и бросила на Андреа вопросительный взгляд. Андреа не знала, куда себя деть. Она расстегнула рюкзак и стала рыться в нем, делая вид, что ищет что-то жизненно важное. Наконец машина тронулась, но лицо женщины все еще стояло у нее перед глазами.

Ледяные голубые глаза. Острые скулы. Небольшая ямочка на подбородке.

Джудит выглядела точь-в-точь как их отец.

17 октября, 1981

За полгода до выпускного

Эмили задрожала от очередного порыва пронизывающего ветра со стороны океана. Она зажмурилась от жгучего соленого воздуха. У нее горели глаза и ломило тело. Она устала, но в то же время чувствовала себя удивительно бодро. У нее никогда раньше не было бессонницы, хотя бабушка говорила, что это у них семейное. Может быть, это и значило быть почти восемнадцатилетней – почти взрослой, почти женщиной, – разучиться выключать мозг, чтобы отдохнуть.

Колледж. Стажировка. Новый город, новые предметы, новые друзья.

Эмили поставила немой вопрос после слова «друзья».

Она выросла в Лонгбилл-Бич и всю жизнь была окружена одними и теми же людьми, местами и предметами. Она не была уверена, что помнит, как заводить новых друзей, и еще не была уверена, что хочет это делать. У нее были другие школьные знакомые, но они оставались где-то на периферии, а центром ее эмоциональной жизни, вокруг которого все вращалось, с первого класса оставались четыре человека – Клэй, Нардо, Блейк и Рики. Они гордо называли себя кликой с тех пор, как мистер Доусон, директор младшей школы, отругал Рики за то, что та связалась с шайкой.

Сколько Эмили себя помнила, клика проводила каждые выходные и многие вечера вместе. У них совпадало большинство уроков. Все они были в программах для отличников. Все, кроме Блейка, ходили в беговой клуб мистера Векслера. Они читали интересные книги и говорили о политике, мировых событиях и французском кино. Они постоянно спорили и соревновались, чтобы поддерживать друг в друге интеллектуальную чистоту.

В это же время в следующем году они будут разбросаны по разным местам, и Эмили останется одна.

Она свернула налево на Бич-драйв. Ряд пустых магазинов в центре защищал от холодного морского ветра. Безумные толпы туристов исчезли, и все испытали облегчение вперемешку с тоской. Последний год в школе заставил Эмили посмотреть на многое со стороны. Ей было гораздо проще оглядываться в прошлое, чем смотреть в неизвестное будущее. Куда бы она ни повернулась, ее охватывала ностальгия. Скамейка в парке, где Клэй тайно рассказал ей об автомобильной аварии, в которой погибла его мать. Дерево, на которое она опиралась, пока Рики накладывала ей бинты на рану после нелепого падения со ступенек библиотеки. Переулок между кондитерской и палаткой с хот-догами, где два года назад Блейк, окрыленный своей победой на окружных дебатах, пытался ее поцеловать.

Эмили услышала взрыв громкого смеха, и ее сердце замурлыкало, как теплый сонный котенок, когда она увидела мальчишек в дальнем конце улицы. Клэйтон шел рядом с Нардо, они одновременно что-то говорили и наслаждались вечерним солнцем, согревавшим их обветренные лица. Нардо стал стройным благодаря бегу, но у него всегда были пухлые щеки, почти как у херувимчика. Клэй был выше, более серьезный и устойчивый. Он обернулся через плечо, и его мощная челюсть рассекла воздух. Блейк, как всегда, плелся позади, засунув руки глубоко в карманы вельветовых брюк. Он смотрел себе под ноги на тротуар, так что не заметил, как Нардо резко остановился.

Эмили услышала крик «О боже!» за пятьдесят ярдов. Она улыбнулась, когда Блейк налетел на Нардо, затем Клэй споткнулся, а потом они все вместе заскакали по тротуару, как шарики в автомате для пинбола. Ее переполняла любовь, когда она видела их – их юность, их легкость, их нерушимую дружбу. Внезапно у нее навернулись слезы. Она хотела остаться в этом моменте навечно.

– Эмили?

Она обернулась, вздрогнув от неожиданности, хотя не было неожиданностью увидеть на ступеньках полицейского участка Джека Стилтона. У него в руках была ручка, а на коленях – блокнот, в котором не было ни одной записи.

– Сыр! – сказала она, улыбаясь ему и вытирая слезы. – Что ты здесь делаешь?

– По идее, должен писать статью. – Он нервно постучал ручкой по блокноту. – Нам с папой пришлось остаться в участке.

Сердце Эмили упало. Ее собственная мать, может, и была холодной и властной, но, по крайней мере, она не была сумасшедшей алкоголичкой, которая время от времени меняет замки на входной двери.

– Сочувствую. Это отстой.

– Ага. – Он продолжал стучать ручкой о блокнот, настороженно поглядывая на мальчиков. Когда они собирались вместе, они могли вести себя с ним весьма жестоко. – Только не говори никому, ладно?

– Конечно. – Она подумала о том, чтобы присесть на ступеньки рядом с ним, но Клэй уже ее заметил. Наверняка снова будет дразнить Эмили по поводу «ее коллекции сломанных игрушек». – Мне правда жаль, Сыр. Знаешь, ты всегда можешь поспать в нашем сарае в саду. Мои родители никогда туда не ходят. Тебе не надо ждать, пока я предложу. Могу положить туда подушку и одеяло в любой момент.

– Ага, – повторил он. – Может быть.

– Эм! – завопил Клэй с другого конца улицы. Он открыл дверь в дайнер, но не стал ждать Эмили, потому что знал, что она придет.

– Мне пора… – неловко проговорила она.

– Конечно. – Сыр опустил голову, царапая что-то в своем блокноте.

Эмили стало паршиво, но не настолько, чтобы что-то с этим делать. Она сунула руки в карманы пальто и побежала к дайнеру.

Знакомый колокольчик звякнул над дверью, когда она открыла ее. Эмили окутал слишком теплый воздух. Внутри было всего три случайных посетителя, и все они сидели далеко друг от друга на вращающихся стульях у стойки. Клика уже заняла свои обычные диванчики в углу. Рики подмигнула Эмили, проходя мимо нее с подносом газировки и молочных коктейлей. Большой Эл наблюдал со своего насеста на кухне. Даже в межсезонье ему не нравилось, что клика занимает место в ресторане, но он решил пойти на эту жертву, чтобы присматривать за двумя своими внуками. Тем более Нардо всегда все оплачивал.

– Вы не слушаете. – Клэй взял молочный коктейль с подноса Рики, но обращался к мальчикам. – Вы все специально решили отупеть?

Нардо только что запихал в рот горсть картошки фри, но это не помешало ему ответить:

– Я предпочитаю быть острым.

Рики засмеялась, но остальные простонали.

– Вот и я о том же. – Клэй вытянул соломинку из подставки. – Мир разваливается, люди голодают, я призываю к революции, а вы, придурки, можете думать только о спортивных тачках и видеоиграх.

– Ты несправедлив, – сказал Нардо. – Я еще довольно много думаю о сексе.

– Мы всегда хотим то, чего не можем иметь, – изрек Блейк.

Рики хихикнула и хлопнула Блейка по плечу. Он с драматичным вздохом встал, чтобы она могла сесть между ним и Нардо.

Эмили тихонько пристроилась рядом с Клэем, но он, как обычно, не подвинулся, чтобы освободить ей место, так что ей пришлось сидеть на самом краешке одной ягодицей.

– Знаете, – сказал Блейк. – К слову, о машинах, вы видели, что мистер Констандт купил «ДеЛореан»?

– На самом деле, – вклинился Нардо, – он называется «ДиЭмСи-12».

– Господи боже мой! – Клэй запрокинул голову и уставился в потолок. – Почему я теряю время с вами, бессмысленными и скучными плебеями?

Эмили и Рики обменялись взглядами, почувствовав необходимость закатить глаза. Они слышали про революцию слишком часто – особенно если учесть, что худшим событием в их жизни было происшествие несколько лет назад, когда Большой Эл заставил Блейка и Рики работать в дайнере по вечерам и выходным, чтобы поставить ресторан на ноги после сильного пожара на кухне.

Клэй со стоном опустил голову. Его губы обхватили соломинку. Кадык задвигался вверх-вниз, когда он стал глотать. Заходящее солнце за бутылочным оконным стеклом придавало его красивому лицу ангельское сияние. Эмили почувствовала, как ее охватывает желание, пока она рассматривала его черты. Он был бесспорно красив, с густыми темными волосами и сексуальным влажным ртом, как у Мика Джаггера. Даже пока он пил, его холодные голубые глаза скользили вдоль диванчика. Сначала Блейк, потом Рики, потом Нардо. Его взгляд избегал только Эмили, которая сидела у его левого локтя.

– Ладно. – Нардо всегда первым нарушал тишину. – Заканчивай, что ты там говорил.

Клэй не торопился. Он громко всосал остатки своего коктейля и отставил его в сторону. Стакан оказался прямо перед Эмили. Ее ноздри раздулись. Запах молока казался неприятным, почти кислым. Она начала трясти ногой. Ее слегка затошнило.

– Я говорил, – продолжил Клэй, – что «Синоптики»^[19] что-то делали. Они тренировались, как солдаты. Они проводили настоящие учения и изучали ведение партизанской войны. Они превратились из кучки детишек-недоучек в настоящую армию, способную изменить мир.

– А потом подорвали себя вместе с очень дорогим песчаником. – Нардо явно был счастлив первым сообщить эту новость. – Это сложно назвать выигрышной стратегией.

– Они ударили по Капитолию. – Клэй стал перечислять цели, загибая пальцы. – Потом по Госдепу. Они опрокинули грузовик «Бринкс». Они забрасывали свиней-копов коктейлями Молотова и добрались до судьи Верховного суда.

Эмили поджала губы. Ее мать была судьей.

– Да ладно! – вскрикнул Клэй. – Они взорвали чертов Пентагон, ребят!

– И что это дало? – Нардо стал выглядеть более сурово, чем обычно, когда убрал тонкие светлые волосы с глаз. Он был единственным из мальчиков, кто проколол ухо. Камень был огромный. – Ни одна из этих акций ничего не дала. Они взорвали какие-то пустые здания, убили несколько человек…

– Невинных людей, – вмешалась Эмили. – У которых были семьи и…

– Да, да, ладно, – Нардо отмахнулся от нее. – Они убили невинных людей, и это ни черта не изменило.

Эмили не нравилось, когда ее игнорировали.

– Разве они не кончили в тюрьме или в бегах?

Клэй посмотрел на Эмили – впервые с тех пор, как она зашла в дайнер. Обычно она грелась в лучах его внимания, но сейчас готова была расплакаться. Его приняли в колледж на западе. Эмили собиралась учиться в часе езды от дома. Они будут в тысячах миль друг от друга, и она будет тосковать по нему, а он, вероятно, и думать о ней забудет.

Клэй снова повернулся к Нардо:

– Прочитай манифест «Пожар в прерии». Целью «Синоптиков» было свержение американского империализма, искоренение расизма и создание бесклассового общества.

– Минуточку, – парировал Нардо. – Мне очень нравится нынешняя классовая система.

– Вот это шок, – пробормотал Блейк. – Парень, чей дедушка заправляет банком «Стандард Ойл», хочет сохранить статус-кво.

– Отвали. – Нардо бросил в его сторону картошку фри, но она приземлилась ближе к Эмили. – Чего я не понимаю, Клэйтон, так это почему ты не воспринимаешь все эти истории как поучительные. «Синоптики». Симбионистская армия освобождения. Черт, даже Джим Джонс и Чарльз Мэнсон – что случилось с ними и их последователями?

Эмили отвернулась, сделав вид, что осматривает пустой дайнер. Молочного коктейля Клэя уже было достаточно. Когда появилась еще и вымазанная в кетчупе картошка фри, в желудке Эмили начал подниматься девятый вал. Она почувствовала странную слабость, настолько похожую на морскую болезнь, насколько это возможно на суше.

– Чего ты не понимаешь, Бернард, – начал Клэй. – Так это того, что мистер Векслер прав. У нас в Белом доме засел обожающий Голдуотера^[20] престарелый неудачник-актер фильмов категории «Б», который с помощью субсидий лижет задницы своим корпоративным приятелям, при этом обрушиваясь на так называемых «королев пособий» и раздувая военно-промышленный комплекс.

– Слишком много умных слов в одном предложении, – сказала Рики, инстинктивно обхаживая Нардо.

– Это значит понимать мир, дорогуша.

Рики снова поймала взгляд Эмили. Революция очень редко выступала за права женщин.

– Хорошо, но… – вмешался Блейк, избрав для этого свой обычный педантичный тон. – Я думаю, можно было бы привести аргумент, что мы до сих пор о них говорим, правда? Или что мы вообще знаем о «Синоптиках», Чарльзе Мэнсоне и Джиме Джонсе спустя столько лет – а это значит, что они в каком-то смысле еще актуальны.

– Одно следует из другого. – Клэй показал четыре растопыренных пальца. – Вот так Бернардин Дорн^[21] приветствовала девочек Мэнсона в знак солидарности после того, как они воткнули вилку в Шэрон Тейт.

– О господи, – Рики, похоже, искренне ужаснулась. – Ну все, ребят. Это уже не круто.

Каждый из мальчиков издал свой звук в знак извинения или раздражения.