Придуманная жизнь. Роман

Глава четырнадцатая

Люся, мамина подруга, радостно встретила Октябрину. Она торопилась на работу, потому «ценные указания» давала на ходу:

– Чай, кофе – в полке на стене. В холодильнике масло, сыр, молоко и всё остальное. Ешь, что понравится. У тебя как с аппетитом? Что к ужину купить вкусненького, московского?

– Аппетит у меня обычный, что будет, то и съем. Вот, мама передала деньги на питание.

– Хорошо, спасибо, положи на шкаф. Возьми ключи. Не забудь номер телефона. И рабочий мой тоже запиши. Звони, не стесняйся. Это – Москва, не забывай. Здесь другие темпы, ритмы, отношения. И никому ни до кого нет дела – у каждого москвича хватает своих забот. Ну, пока!

Мамина подруга захлопнула входную дверь, затем в подъезде глухо загудел лифт.

Небольшая квартира Люси состояла из двух смежных комнат, вытянутых вдоль торцевой стены дома. Уютная кухня с цветами в нарядных глиняных кашпо. Раздельный санузел. Уютно. Тихо. Октябрина чувствует себя здесь дома. Только сада нет и высоковато.

Судьба Люси сложилась непросто. Оба её мужа погибли с какой-то странной закономерностью в локальных военных действиях за пределами страны. Первый – давно, ещё в конце в пятидесятых. Благодаря мужу Люся молодым врачом попала в столицу, полюбила этот не со всеми приветливый город. Второй муж Люси пропал без вести всего три года назад, во Вьетнаме – а ведь по официальным данным там не было наших военных действий. Люся не верила успокоительным словам, не надеялась увидеть его живым. Обоих мужей помнила, обоих жалела. Внешне отойдя от боли последней потери, стала проводить время в театрах, на концертах, в музеях. Много читала, жила для себя. У неё не было родственников – выросла в детском доме. Люся безропотно задерживалась на работе, кого-то подменяла, кого-то выручала. Она любила своих больных со всеми их капризами, причудами, а порой и наивностями, входила в положение коллег.

И Октябрину Люся тоже любила, называя маленьким солнышком. Октябрина отвечала ей взаимностью. Они легко находили общий язык. Им всегда было интересно вместе. В детстве Октябрины они вдвоём подолгу гуляли по старой Москве, забредали в удалённые уголки и – фантазировали. Люся напоминала большую девочку. А вот мама Октябрины не очень-то одобряла демократичность подруги и её общение с девочкой на равных.

О том, что произошло в семье «солнышка», Люся пока не знала. Она очень уважала Глеба, мужа подруги, но и немного побаивалась его жёстких оценок. Он, её сверстник, казался Люсе значительно старше. Что-то стальное было в его характере. Чёрное он называл чёрным, а белое – белым. Редко шёл на компромиссы, не умел льстить и подстраиваться под мнение высокого начальства. Такая самостоятельность могла сильно навредить ему. Пока всё обходилось, но Люся почему-то часто за него беспокоилась. Ей казалось, что Глебу Королёву угрожает какая-то невидимая опасность. И его нынешнее директорское положение неустойчиво, до поры до времени. А вся эта секретность, которой он занимался, ещё так может «аукнуться», что мало не покажется. Люся прогоняла плохие мысли, однако они то и дело возвращались к ней.

Город, где раньше жила Люся, ей нравился, но он не был ей родным. Там она училась в девятом и десятом классах, живя в интернате. В детском доме была только школа-восьмилетка. Потом Люся работала. Несколько раз безуспешно поступала в медицинский и, наконец, поступила. Здесь она познакомилась и подружилась с мамой Октябрины. Люсе ничего не преподносилось готовеньким: возьми, мол, сделай милость… Ей всего приходилось добиваться трудом и самой вести себя по жизни. В дочери подруги она чувствовала родственную душу.

Люся ни разу не пожалела о своём отъезде из того города. Ей, человеку-одиночке, нравилась московская многолюдность, где она была вместе со всеми и одна.

Приезду Октябрины радовалась, загодя навела справки на факультете журналистики университета. Конкурс ожидался высоким.

«Бедная девочка! Там небось давным-давно расписано каждое место. Такое престижное учебное заведение. Выбрала бы что-нибудь попроще, какой-нибудь провинциальный университет…» – так думала Люся по дороге на работу. Она бежала по эскалатору метро, волнуясь за девочку.

Недавно у Люси «завёлся» не очень близкий друг. Она сознательно не хотела приближать его, впускать в душу. Раза два в месяц Люся бывала на его уютной отдалённой от города дачке, иногда гуляла с ним по городу. Несколько раз ужинали в ресторане. К себе своего не очень близкого друга Люся почти не приглашала. Ей нравились преимущества одиночества. Денег ей хватало. С одеждой при дефиците вещей в магазинах проблем не возникало. На работе халат, а вне работы… Она в детдоме научилась хорошо шить и вязать, потому всегда выглядела привлекательно и модно.

Октябрина – её подружка. Люся поддержит девочку чем сможет. Пусть занимается. Место в квартире есть. И её матери так спокойнее. Правда, вот насчёт поступления в университет – это уже труднее. Шансов маловато для дневного отделения. Самое вероятное – заочное, но туда принимают тех, кто уже работает. Да и девочка стремится именно на дневное.

Октябрина недолго задержалась в квартире и поехала в университет. Походила по зданию факультета. Сдала документы в приёмную комиссию. Потолкалась среди такой же провинциальной «абитуры». Поговорила с окончившими первый курс студентами, подрабатывающими на каникулах кто кем там же, на факультете. Требования на экзаменах вообще были высокими, но к иностранному языку – особые. Здесь готовят всесторонних специалистов. Журналист должен быть высокообразованным человеком. Есть месячные подготовительные курсы… Успеет ли она наверстать свои пробелы в знаниях? Надо использовать все возможности. Их учительница ничего подобного из того, что здесь требуется, им не преподавала. Учила так, будто бы не хотела, чтобы они чему-то научились. Иностранный-то и может подвести на экзаменах. А нужны только пятёрки. Конкурс высок!

Помня отцовские слова: ни при каких обстоятельствах не падать духом, Октябрина заторопилась к учебникам. До экзаменов чуть больше месяца – начинаются первого августа. Хорошо, что есть Люся. Сегодня же им надо поговорить.

Но разговора не получилось. Вечерним рейсом Люся улетала в Среднюю Азию – там срочно требовались врачи, чтобы не дать развиться начинающейся эпидемии какой-то свойственной той местности опасной инфекционной болезни. Срок командировки не оговаривался, может, и полгода… Люся вызвалась лететь одной из первых. Понятно: у неё нет ни мужа, ни ребёнка. Октябрина помогала собирать вещи, на ходу решая хозяйственно-бытовые вопросы. Ей предстояло жить в Москве одной. Люся говорила, где лучше покупать продукты, как отвечать на телефонные звонки, где оплатить коммунальные счета. Вызвав по телефону такси, Люся уехала в аэропорт, предварительно пожелав Октябрине ни пуха, ни пера.

Врождённым оптимизмом Люся заряжала окружающих. И всегда верила только в хороший исход любых событий, даже если шансов на это почти не было. Семейные новости Октябрины оставила без комментариев. Она знала гораздо больше этой девочки. Такие вот судьбы у её родителей – ничего не попишешь. Невозможно быть насильно милым целую вечность. У всего есть свой финал. Жить рядом с нелюбимым человеком многократно тяжелее, чем долгие годы переживать потерю любимых людей. Живя рядом с нелюбимыми, даже люди с ангельскими характерами меняются не к лучшему.

Внешне семья Октябрины выгодно отличалась от других. Отец – авторитетный руководитель. Мама – врач, отличный диагност. Никто не ведал о внутренней холодности этих людей, уводившей их в разные стороны. Никто не подозревал и о том, что между ними металась хрупкая душою девочка с очень подходившим ей осенним именем. Она и сама была похожа на яркую молодую осень – светлокожая, с густыми тёмными волосами, зеленовато-коричневыми с золотистостью глазами. Девочка, привыкшая к общению с собой.

Уход отца был определён гораздо раньше. В тот давний вечер, когда в сумбуре девчоночьего спора одновременно разрушились сразу четыре судьбы. Не говоря уж о судьбах тех, кто явился на свет позже. Для кого-то эта история стала крушением любви. Для кого-то – началом новой жизни. История вообще не имеет окончания. И эта семейная драма, видимо, ждёт продолжения. Ведь жизнь – замысловатая цепочка взаимосвязанных событий.

Что представляет из себя избранная отцом молодая женщина? Как она относится к нему, строгому, холодному, но прежде всего – её, Октябрины Королёвой, отцу? Любит ли его?

Октябрина пробовала понять: как это бывает у них, давным-давно взрослых людей? Чем он, такой замкнутый, неразговорчивый, привлёк молодую женщину? Октябрина не ведала о том, что любовь приходит в разном возрасте. Накал её в зрелые годы ничуть не меньше, чем в юности и ранней молодости, а может быть, и куда ярче, ответственнее, эмоциональнее! И о том, что любят в основном ни за что, Октябрина тоже пока не знала. Это неприязнь или ненависть имеют вполне определённые причины и объяснения.

Октябрина сидела на кухне за нехитрым ужином. «Люся уже далеко», – сожалела Октябрина. В ту минуту ей тоже захотелось быть взрослой самостоятельной женщиной, самой распоряжаться своей судьбой. Из окна кухни Октябрина разглядывала соседние московские дома. За их окнами незнакомые люди готовились к новому дню. Там постепенно, как бы нехотя, включают свет. И в каждой квартире крохотным домашним солнышком вспыхивает лампочка жизни. На улицы огромного города медленно опускается ночь. «И никому здесь нет до меня дела…» – ни грустно, ни весело отметила девушка. Не ошибалась ли она?

Два человека в этом городе знали о ней, старались как-то помочь. Сашка-Александр вспоминал о ней из-за Вадима. Вадим – дорожа ею и сознавая зряшность затеянного им никому не нужного театра, в котором невозможно сыграть наверняка без долгих предварительных репетиций, на которые у него времени не было. Ох, зря, зря тогда, на тех далёких танцах, бесспорно, ради хохмы он увёекся этой допотопной конспирацией. Непростительное мальчишество!

Нынче лжи собралось так много, что из неё можно собрать коллекцию неприятностей. Ложь не позволяет ему прожить спокойно и дня. Вот так бы и позвонил сейчас! Так бы и увиделся с девушкой! А как это сделать? Вадим плюхнулся на кровать, уткнулся лицом в подушку, делая вид, что спит.

Глава пятнадцатая

Октябрина повторяла исторические события, проверяла точность дат, характеры литературных героев, правописание, орфографию, пунктуацию. Нервничала из-за иностранного языка. Она чувствовала нехватку знаний для такого вуза, куда вознамерилась поступить. Но идти на попятную и не думала. Надо стучаться, и когда-нибудь кто-то непременно отворит.

Иногда звонил Вадим, раза два они посмотрели фильмы в отдалённом кинотеатре. При этом Октябрина постоянно думала об экзаменах. Первый из них состоялся на следующий день после творческого конкурса, который Октябрина выдержала блестяще. Потом были ещё два экзамена. Первый, сочинение, запомнился радостью. Классическая русская литература. Ее стихия. За грамотность Октябрина была спокойна. Она увлеклась и едва успела переписать работу с черновика на чистые листы – уложилась секунда в секунду.

Около метро её окликнул Вадим:

– Как дела, красавица?

– Кажется, хорошо…

– Почему же невесёлая?

Октябрина пожала плечами. Вадим забеспокоился:

– Ты ела? – Октябрина кивнула.

– О-о-о! Как всё запущено! Пойдём-ка! – он потащил её ко входу в метро.

Через две остановки они вышли на улицу. Довольно уютный зал кафе был немноголюден. Октябрина нехотя водила вилкой по тарелке.

– Ешь веселее! – ободрял Вадим.

Он шутил, рассказывал анекдоты, смешные истории. Октябрина молчала.

Потом они немного погуляли.

Октябрина вздохнула:

– Пора. Следующий экзамен через два дня. Нужно многое повторить…

– Жаль, – ответил Вадим. – Ну тогда пока.

Они долго прощались около Люсиного подъезда.

– Возьми меня с собой… Всё равно сегодня не будешь заниматься, – просил Вадим. – Чаю хочу!

Октябрина, слабо протестуя, сдалась:

– Хорошо, только недолго.

– Идёт! – обрадовался Вадим.

Квартира пахла тишиной. Несмотря на поздний час, в комнатах было довольно светло. Электричество не включали. Оба любили долгие сумерки, таким образом продлевая неуловимую особенность вечера: романтическая окраска неба, облаков, закат, солнечные переливы, постепенное угасание дня.

В сгущающейся темноте чужой кухни в них вошло необычное настроение, приподнятое и трепетное. Они примостились около окна. Сидели, не шевелясь, вплотную друг к другу

Любимец своего окружения, Вадим, умело отрабатывающий образ человека с репутацией повесы, чутко и бережно коснулся плеч Октябрины. Она замерла.

Книжная девочка Октябрина… Окно в сад, недавнее летнее утро с каждой секундой уходят дальше… дальше, в туманную дымку будущего… Да и сад уже другой. В нём много яблонь. На ветках наливаются плоды, чей вкус узнается ближе к осени. И девушка уже не та девочка из утра с серебряным туманом. Теперь ей кажется, что оно было давным-давно.

Как-то сложится её судьба?

Вадим… Её самый любимый человек на земле.

Что ждёт их в будущем? Пока же они счастливы. Девять лет разницы в этом возрасте – всё равно, что век в истории.

На рассвете их встревожил телефонный звонок. Обернувшись простыней, Октябрина, шлёпая по прохладному линолеуму босыми ногами, бросилась к аппарату:

– Алло! – голос, немного хриплый со сна, выдавал её волнение.

– Октябринка, – тревожился на другом конце провода Сашка-Александр. – Прости за беспокойство. Вадим на всякий случай сказал мне твой секретный номер. – Он ещё и шутит! – Не засиделся ли у тебя мой друг за чашечкой горячего чая? Нельзя ли его толкнуть в бок, чтобы он протёр глаза навстречу новому дню?

– Да, да… Да, конечно… сейчас, – Октябрина передала трубку Вадиму.

– Что произошло? – спросил он строго.

– Слышишь, друг, у тебя дома какие-то неприятности. Тебя начальство разыскивает. Я сказал, что ты собирался встретить рассвет на Москве-реке, – несмотря на шутливый тон, голос Сашки не был весёлым. – В общем, ты решил изучить ночную и предутреннюю столицу в современных условиях. Усёк? Я звоню из уличного автомата. Поспеши. И – ты ничего не знаешь… Усёк? – напомнил Сашка и отключился.

Октябрина вопросительно смотрела на Вадима. А тот, слушая, как в чайнике закипает вода, молчал. Через пять минут он спускался по лестнице, придумывая, что и как говорить… И в самом деле! Имеет же он право хотя бы в каникулярное время побыть свободным! Его не пугали объяснения с начальством. Надоело скрывать существование Октябрины, оттягивать разговоры о семье. Чья это, собственно, жизнь? Его? Или его начальства? А вот что произошло дома? Или этот звонок – повод для окончательного выяснения отношений с руководством?

Пусть теперь будет, как будет. Вадим стал думать об Октябрине. Он не ошибся. В этой домашней девочке скрыта мощная женщина. В ней есть та самая женская сила, о которой Октябрина в её милом девичестве не имеет понятия. Девочка не знает себя. А её нежность? А трепетность? Она слишком чиста для этого грязного мира! Словно дворянская девочка из строгой семьи девятнадцатого века! Уж он-то, Вадим, давно постиг условия игр… Он обязан защитить Октябрину от всякого рода слякоти, оградить, сберечь. Дело его чести никогда не давать её в обиду. Только вот как совместить с нею его карьерные планы? Ах, да ладно, он потом разберётся со всем этим.

Попутно Вадим деловито проанализировал, как вёл себя с девушкой: «Последствий быть не должно. Я обучу её всему, что требуется в таких случаях… научу ценить физическую любовь… Я обязан сделать так, чтобы она осталась со мной. Весной у меня диплом и новое назначение… Ещё до весны Октябрина должна носить мою фамилию… Независимо ни от чего!»

С этими мыслями Вадим переступил порог здания, где жили и он, и его не обременённые семьями сокурсники. Почти все разъехались на каникулы. Он отзвонился по известному ему телефону и тихо ахнул: деда свалил обширный инфаркт. Надежды на благополучный исход не оставалось. Вадим тут же отправился на вокзал… Из телефона-автомата набрал номер Октябрины, но та, видимо, крепко спала – на десятом гудке Вадим положил трубку.

Глава шестнадцатая

Проводив Вадима, Октябрина провалилась в глубочайший сон, проспав до половины двенадцатого. Не завтракая, девушка спешно собиралась на консультацию. Всю дорогу до факультета она думала о Вадиме. Ужасалась и радовалась в одно и то же время. Она смущалась, ей чудилось, что все понимают причину этого. Она слышала голос консультирующего абитуриентов преподавателя по иностранному, не воспринимая информацию. Её лицо горело, щёки алели. Она не чаяла, как опять очутиться там, где ещё совсем недавно они были вдвоём. Сашка… Сашка верный друг. Всё понимает.

Вернувшись в Люсину квартиру, Октябрина нехотя полистала учебники. Наука в голову не шла. Звонка от Вадима не было. Вскоре в окно постучались такие же, как вчера, сумерки. И ночь снова усыпила город.

В полночь позвонил Сашка:

– Не беспокойся… Его вызвали домой… Когда вернётся, не знаю… – в трубке вновь пищали короткие гудки…

Пригорюнившись, девушка прилегла и незаметно уснула. Весь следующий день вталкивала в себя иностранный. На экзамене не понимала: что в билете? как отвечала? что в экзаменационном листе? Четвёрка… Откуда? Октябрина видит шевелящиеся губы экзаменатора, какие-то его пожелания чего-то… Что за бред?

Она вышла в факультетский сквер, пристроилась на краю скамейки. С трудом вернулась в действительность. Четвёрка… Две пятёрки, две четвёрки. Это почти провал… На дневной она не попадает, вечерний для москвичей. Так что же? Заочный?

Ей хотелось плакать. Через два дня будут списки. Тоскливо: может, собраться, да и – на вокзал? Всё ей здесь надоело. Устала. Ничего не хочется. Октябрина рвалась домой. Сейчас нет ничего ближе родного дома. Пусть там всё иначе, чем в столице, но зато привычно. Пусть будет, как будет… Домой… Хочется домой, в уютную комнату с садом за окном. Ещё чуть-чуть, и осень зажелтит в нём листья. Дожди смоют следы летних неприятностей. Дожди смоют всё, всё, всё. Домой… Надо уезжать, искать работу, вновь готовиться к поступлению. Через год, имея небольшой стаж, она окажется немного в лучшем, чем теперь, положении. Нет! Надо набраться терпения, нужно своими глазами увидеть списки зачисленных на факультет.

…Её фамилии в них не было. Недобор баллов. Предложили поступать на заочный, но требовалась справка о том, что она работает, хотя бы… два дня. Октябрина забрала документы. Смешно: какая справка? Откуда? Где она работает «хотя бы два дня»?

Написала Люсе подробное письмо, собрала вещи. Утром Октябрина вдыхала воздух родного города: какое счастье! Вот уж не предполагала, что так искренне обрадуется поражению. Только вот объяснения с мамой… Решено: она отмолчится. Как дела у папы? Не виделись всего-то месяц, а кажется, год, два, три года. Кажется, она вернулась из далёкой бесконечности, из другого мира, с другой планеты.

На привокзальной площади родного города многолюдно. Дождавшись очереди к телефону, набрала номер папиной приёмной. Никто не отвечает. Ещё рано. Что ж, тогда надо поскорее добраться домой. Вот и автобус в её сторону. Минут через сорок Октябрина столкнулась с выходившей из дома не по-утреннему нарядной мамой:

– Провалилась?! – несколько наигранно всплеснула мама руками.

Ничего, Октябрина не «заметит» её привычной неискренности. Здесь требуется смирение. Потупившись, Октябрина кивнула. Она волновалась, а хотелось… смеяться! Потому склонила голову ниже, – чтобы не вывести из себя маму. Та и в самом деле нервничала:

– Надо было заниматься уроками, а не… – какое «не» имела в виду мама, она недоговорила.

У ворот их дома остановилась вишнёвая «Волга». Из неё вышел незнакомый Октябрине мужчина, и мама улыбчиво заспешила ему навстречу. Дочь не обратила на машину внимания. Она мечтала выспаться. Спала почти сутки, не слыша ни телефонных звонков, ни звонков в дверь, ни шагов за окном, ни стука в окно.

Глубокий провал в сон провёл резкую границу между школой и взрослой жизнью. После выпускного миновало всего два месяца.

Как бы ни приходилось ей жить потом, школьный выпускной вечер Октябрина вспоминала редко. Но утренний белёсый туман первого дня взрослой жизни возвращался к ней почти всегда в дни её дальнейших испытаний и побед, перенося её в атмосферу далёких бескомпромиссных юношеских надежд, поддерживая в ней её саму.