Придуманная жизнь. Роман

Глава третья

В тот год Вадиму удалось оттянуть женитьбу. Его связь с девочкой из родного города никогда не была тайной для начальства, до поры до времени считавшего это юношеской утехой. С кем не бывает! Но ложь… И эта совершенно дурацкая долгая игра в прятки-конспирацию! Будто не взрослый сложивщийся человек работает в серьёзном месте, а кто-то неуверенный в себе, задержавшийся в подростковом возрасте. Вот потому и образовался крючок, на который его зацепила леска профессиональной дисциплины. Начальник добродушно рассмеялся:

– Ничего не поделаешь, молодой человек! Ваш невинный проступок требует оплаты. Всё, всё понимаю! Наверное, это была игра? Отголоски детства? Ну как? Готовы? – глаза начальника блеснули льдом из-под стёкол очков в модной платиновой оправе.

Ну просто Оруэлл в реальности. Но Вадим тогда ещё не слышал о мировом бестселлере, которым не одно десятилетие зачитывается весь мир. Пророчества писателя останутся актуальными ещё не одно десятилетие, и не для одной страны мира.

Настроение Вадима стало никаким. Придётся прогибаться, теперь уж по-другому не получится… «Но ради себя же… Я думаю о будущем… О своём будущем!» – оправдывался он перед собой.

Ложь копится незаметно, каплей по капле, пласт за пластом, наслаивается одна на другую. И вот тогда-то интриги и фальшь становятся главными трамплинами на пути к цели. Надо быть хорошим «лыжником», чтобы удачно приземлиться там, куда нацелился. Возможно, кому-то в этом обществе и удаётся добраться до его вершин, не переступая через себя и других, без отречения от морали и от самого дорогого. Хотя тот же Оруэлл не оставляет на это и капли надежды. Жизнь – штука непростая, а звенья её цепочки неодинаковы по размерам и окраске.

Недавно начальство загадочно говорило с Вадимом о Сашке. Ходило вокруг да около, изъяснялось намёками. А может, и не о нём оно собирало информацию? Точно, вроде бы не о нём. Вадим подробно ответил на все вопросы. Точнее, всё, что он рассказал на якобы неофициальной беседе, было правдой, пусть проверяет, кто хочет. Сашка и сам не промах. Он занимается такими разработками, что никто из посторонних, даже самый верный друг, ничего конкретного знать не может. О них он не упоминал даже вскользь. Сашка – человек надёжный. Но что-то у него не в порядке. Откуда Вадиму знать – что именно! Уж здесь-то он ни сном, ни духом ни о чём не ведает.

Нет уж, увольте! Вадим и не хочет знать о Сашкиных напряжённостях. А тот розыгрыш со знакомством в поезде! Это же была шутка! Мальчишеская шутка. Мог бы и не соглашаться. Его отстранили от разработок, автором которых он был, не объяснив причин. Подумал бы заранее о деле жизни. Кто его заставлял играть в эту чепуху? Всё было по доброму согласию. Рисковали одинаково. Кто его толкал лезть на рожон? Романтик-правдолюбец! Молчал бы тогда лучше, не спорил бы с начальниками, притворился бы. Глядишь, пронесло бы. Ну дали бы выговор… А то раздоказывался… Правды он хочет! Другую профессию надо было выбирать!

Где теперь этот Сашка? Что доказал своим отъездом из страны? Небось, моет где-нибудь стаканы-тарелки, тихо радуясь: легко отделался. События происходили, кажется, настолько давно, что их как бы и не было. Вот только Октябрина…

– Сам виноват! – резко возразил Вадим, когда Октябрина, мало что смыслившая в подобного рода интригах и их последствиях, плача, защищала Сашку перед Вадимом.

Тогда между ними произошла крупная ссора. Потому Октябрина и не сказала ему о будущем ребёнке. Ведь у Вадима уже была жена… Вадим выбрал её, а не Октябрину и Сашку, пути назад у него теперь нет.

Октябрина спокойно приняла его путаные объяснения, загнав переживания глубоко в себя. И… вышла замуж. Вадим же, не утруждаясь раздумьями, однозначно приписал отцовство её мужу – все они такие, эти девчонки-провинциалки. Им бы замуж скорее. При этом о своём браке Вадим не вспоминал. Как и полагается молодому, очень ответственному работнику, он жил размеренной семейной жизнью. Смысл его бытия теперь и навсегда – методически, шаг за шагом, угождать обстоятельствам.

Всезнайка Сашка – переполненная идеями голова. Он всегда опережал Вадима, не терпевшего вторых мест.

Ну а Октябрина не вписалась в интерьеры служебных лестниц Вадима. А потом к тому же эта подозрительная история с гибелью её отца. Не стоит в это глубоко влезать, да и от дочери такого человека лучше бы находиться подальше. Вадим так и не разобрался в некоторых деталях. Мелочи не выстраивались воедино. Да, отец Октябрины руководил заводом с секретными цехами. Но что там делали? Сколько ни пробовал Вадим хотя бы исподволь получить хотя бы какую-то информацию, ему это не удалось. Отец Октябрины ушёл из семьи, женился вновь… Его жена родила сына. А сразу же после похорон куда-то исчезла из города вместе с ребёнком. Почти все вещи в их небольшой квартирке были на месте.

С годами завеса над тайной только уплотнилась. И Вадим на всякий случай вполне осознанно отступил от своего тайного расследования. У него-то всё давно устоялось. Разве что Октябрина иногда снится. То они кружатся в танце по искрящемуся солнцем лесу, то летят по Млечному пути… Наверное, это нервы.

Жизнь сортирует людей на сильных, слабых и никаких: об этих-то всегда нечего сказать. А вот сильные и слабые! Кто из них и при каких условиях становится сильнее или слабее? Кто из них слабее или сильнее: Октябрина? Сашка? Вадим?

Глава четвёртая

…В то лето в семье Октябрины начались и продолжились до лета следующего внешне тихие перемены. Родители, мучительно долго оформляя развод, никак не могли развестись, и в этом каждый по-своему получал необъяснимую затаённую радость. Отец заработал несколько служебных выговоров. Его даже пробовали отстранить от должности, да потом вдруг мгновенно всё улеглось, будто ничего и не было.

Правда, папина молодая жена едва оправилась от тяжёлых родов. А потом мама Октябрины стервозно решала вопросы устройства личной жизни. Она, теперь-то Октябрина, как никто, понимает, тогда была молодой женщиной, – красивой и свободной женщиной, от которой ушёл муж. Общественность её жалела. Видная дама однозначно не имела права на одиночество. Почти сразу же после развода она и вышла замуж за бывшего одноклассника. Уехала с ним на полгода в далёкую командировку – её специальность врача нужна везде. А вот возвратившись из командировки… Мама занялась дележом имущества с отцом. Тот отказался от всего в пользу дочери. Теперь мама обижалась на дочь и чуть что упрекала ту любой мелочью. То одно было не по ней, то другое. Ну и обстановочка сложилась в их доме!.. Октябрина предложила переоформить документы на мать. Тут уже возмутился отец!

Им обоим не было дела до интересов Октябрины. Каждый жил собой, видимо, таким образом мстя друг другу за прошлые обиды. У них не хватало духу благородно остановиться. И они всё глубже увязали в болоте противоречивых требований друг к другу. Ну ладно – мать, а на отца такие действия были совсем не похожи. Непонятно, почему он вёл себя так. Домысливать Октябрина не пыталась. Спросить было не у кого.

Изредка звонила московская Люся, приободряя девушку, одним фактом своего рождения невольно ставшей виновницей всех родительских бед.

Курьером на заводе Октябрина зарабатывала «рабочий» стаж, дававший преимущества на вступительных и при зачислении. Она работала, зубрила нужные темы в учебниках, ждала Вадима. Он появился, когда она училась на первом курсе заочного отделения, и был с нею два дня и две ночи, – благо мама и её новый муж, в коем та не чаяла души, почти не замечали их.

А потом Октябрина терпела мамины скандалы по случаю ожидаемого прибавления семейства, не обращая внимания на пересуды соседей. Досрочно сдав сессию, она благополучно родила девочку. Её крошка на год-полтора моложе сына её отца. К тому же дети очень похожи. Когда девочка немного подросла, Октябрина стала встречаться с мужчиной и думала, что полюбила опять. У всех сложилось мнение: девочка – его дочь. Выйдя замуж, первое время Октябрина была, как ей казалось, счастлива, потом же изо дня в день поддерживала видимость этого счастья. Родилась ещё одна дочь. Изнурительная игра в счастье копила в Октябрине усталость. Наконец её образовалось слишком много, и Октябрине уже ничего не хотелось. Мысли стали тяжёлыми, неповоротливыми, обрывались на полпути к логическому завершению. Ничего ей теперь не хотелось. Ни о чём не мечталось. Её извилистая дорога петляла по каким-то задворкам и, наконец, упёрлась в тупик, в бесконечную высокую стену, которую не обойти, не объехать. И нет никакой возможности опять ступить на неё. Тогда же Октябрина решилась!

Холодность мужа, его равнодушие, участившиеся пьянки и даже тайные измены, которые выявлялись невзначай, в конце концов, поставили на браке морозную точку.

Осколками немытого стакана грустно и образно называла она редкие воспоминания из тех далёких, скрытых туманами времени лет. Чтобы уравновесить себя и понять причину такой вот не очень-то складной своей судьбы, Октябрина начала излагать мысли на бумаге. Она записывала их под настроение. Откуда-то приходили лица, присоединяя характеры. Точнее говоря, появился фактически один женский характер во множестве лиц и возрастов главных героинь.

Она писала и выводила из себя невысказанность внутренней боли. Однажды, набравшись смелости, показала местному литератору один из рассказов. И… Кое-что чуть-чуть сдвинулось в другую сторону. А Октябрина увлеклась. В ней совмещались журналистика с непреложной конкретикой фактов, и литература с бесконечными авторскими фантазиями.

Октябрина загоралась только от собственной вспышки озарения любовью. В каждом новом сюжете о любви она должна была увлечься сама, искренно, страстно… Она должна была увлечься хотя бы на пять виртуальных минут – и всё. Сюжет готов. Остальное – дело техники.

Психологические истории взаимоотношений выдумываемых ею «героев» трогали чувства читателей. Но пока это были разрозненные публикации. А ведь Октябрина с детства грезила собственной книгой.

И вот – словно с горы в пропасть. Но не падаешь вниз, а паришь в воздухе на уровне тверди земной – именно такой образ точнее других отображал состояние, в которое она вошла, начав работу над изданием первого сборника. Чем дальше затем отодвигалось время со дня его выхода в свет, тем увереннее характеризовала Октябрина возвышенное своё состояние, сожалея и о его конечности.

Милая книжная девочка-недотрога, где ты сейчас? Там, в зеркалах, говорят, живут, не пропадая, невидимые отражения наших лиц, лет, настроений. Октябрина разглядывала собственное отражение. Оттуда на неё смотрели строгие глаза, словно молчаливо оценивая пройденный ею путь, словно ожидая отчёта о нём. Что стало с девочкой из прошлого? Сможешь ли ты, Октябрина Королёва, ответить сейчас на этот вопрос? Быть может, та девочка поселилась в невидимом Зазеркалье? Улучшила ли она хотя бы чуть-чуть мир с того далёкого июньского рассвета? Осталась ли верна себе? Вопросы, ответы на которые ей известны. Обстоятельства и события, к которым она давно изменила своё отношение, которые давно пережиты и переоценены и кажутся ей теперь не значительными, а поучительными.

Глава пятая

Октябрина никогда не плакалась в чужие жилетки, никогда, страдая, не выговаривалась на мужском плече, не потому, что не могла позволить себе эту женскую слабость, а только потому, что ни такой «жилетки», ни такого плеча у неё никогда не было. Почему-то её «романы» угасали, не успевая начаться. Подчас её дорогу перебегали «чёрные коты», пробуя «прилипнуть» к ней. Истории эти то смешили её, то обижали. И то, что произошло с ней на днях, по существу оказалось происшествием из той же «оперы», но выбило её из равновесия. Вчера она весь день эмоционально отходила от неожиданной встречи накануне.

Недавно один знакомец на уровне «здравствуйте —до свидания» стал проявлять к ней что-то вроде внимания. Поначалу и с ним она разговаривала, как со всеми, – вежливо. Он же… И говорить неудобно – в их-то возрасте! – он просто не давал Октябрине проходу. Как взбалмошный школьник, он чего только не выделывал перед нею! Похоже, уверовал в беспроигрышную магию собственной высокой должности.

– Нет! – однозначно ответила Октябрина притязаниям «полузнакомца».

– Да! – услышала в ответ.

– Нет! Я сказала, нет!

– Да! Я сказал, да!

– Нет.

– Это твоё последнее слово?

– В чём?!

«…Не совладал с этой, тьфу, как там её, дамочкой… Пора ей показать, кто и что из нас значит в этой жизни! Корчит из себя! Другие б уж давно… помани пальцем! Всегда у меня всё получалось по моему… хотению! Скольких перевидал, а эта…» Он едва не трясся от злости. Женщины всегда привычно-доступно вились вокруг него и… его тугого кошелька. Да он особо и не тратился, получая любую из своего окружения: разве это траты – шампанское да букетик цветочков! И вот она, ещё одна побеждённая в ночи! Тут же… Чем эта отличается от них?! Пигалица какая-то. Придавить некого, если что… Ни кожи, ни… Нет, здесь он с собой уже не согласился. «Рожей»-то она и лишила его покоя. Ему хотелось треснуть своим кулачищем по её ухоженной голове.

– Поборемся! – в сердцах рявкнул он.

– Поборемся, – прошептала Октябрина.

Сейчас, дома, вспоминая эту чушь, она недоумевала: почему человек, требующий беспрекословного внимания к себе, так груб? Она же никогда, ни при каких обстоятельствах не давала ему никакого повода к его посяганиям на себя. Она не в состоянии объяснить ему ровным счётом ничего – он ничего не понимает. А уж выходка с её документами! Хорошо хоть, что паспорт удалось практически выцарапать из его толстых лап. Октябрина до сих пор возмущена: схватил сумку! Там как раз были её документы на оформление загранпаспорта в полном комплекте и общегражданский паспорт. Так вот паспорт он возвратил, а всё остальное… Опять, что ли, фотографироваться, заполнять анкеты, собирать подписи?

– Поборемся, – улыбнулась Октябрина.

Она не сомневалась в своей психологической победе над ним.

Октябрине нравилось состояние влюблённости. Да вот немало лет уже предмета для неё она не видела. Ей советовали снизить её личностно-оценочную планку требований. Что означает такое снижение? Быть рядом с кем-то без любви, только ради того, чтобы хотя бы кто-то был рядом? Нет, это не для неё.

Но то, что произошло вчера… Нет… лучше уж не вспоминать… И смех, и грех – не знаешь, смеяться или плакать. Вчера её полузнакомец окончательно вышел из рамок приличия. Мог бы и стукнуть – Октябрина бы не удивилась.

– Ну так вот! – рявкнул этот самый «знакомец». – Не желаю о тебе больше слышать и ничего знать не желаю о тебе! – можно подумать, Октябрина «желала». – Не молодая уж ты баба-то! А!!! Посмотрите на неё! Недотрога! Девятнадцатый век! – он презрительно скривился. – Я не знал, что ты такая… наглая!

«Наглая» – это что-то новенькое…

– Наглая ты! Корчишь из себя чёрт знает что! Видали мы и не таких! Ха! Дамочка! Фу – ты, ну – ты, хухры-мухры!

Он задыхался и от недостатка слов, и от ненависти. Смотрел на Октябрину с нескрываемым бешенством. Его глаза вполне могли бы выскочить из орбит. Она смотрела на этого человека, не понимая того, как и зачем она, пусть и очень коротко, могла с ним общаться. Вот нескладуха! Она омерзительно чувствовала себя при одном лишь воспоминании о незадавшемся знакомстве. И тем более не собиралась с ним когда-либо заговаривать. Пересиливая себя, решилась на в какой-то степени отчаянный шаг – вернуть свои документы. Не хотелось лишней беготни по инстанциям. И Октябрина приостановилась рядом с ним, копошившемся около изрядно поношенной иномарки:

– Документы когда возвратишь?

Он вперил в неё немигающий взгляд.

Как же ей хотелось заехать тонкой ладонью по его самодовольной морде! Держа руки в карманах, глядя в его налитые злостью глаза (мороз по коже!), мягко улыбалась, источая приветливость, растягивая слова (чтобы не заикаться от кипевшего в ней возмущения), нараспев произнесла:

– Не оскорбляй меня, драгоценный!

– Я не оскорбляю! – выкрикнул он.

– Ос-кор-бля-я-я-ешь, – пропела Октябрина. – Оскорбляешь. Я не наглая. Я хорошая. И ты знаешь это. Я тебе не по зубам. И это ты тоже знаешь. А вот поступил ты со мной неприлично. Мужчины так не поступают. Можно ли без разрешения брать чужое?

– Катись ты к… – он выкрикнул незамысловатое ругательство, плюхнулся на сиденье. Машина закачалась под его грузным телом. – Отойди от дверцы! – рычал он, ухватившись за руль побелевшими пальцами. – Отойди! Кому сказал! – орал он, казалось, на всю округу.

Октябрина подивилась количеству злости, скопившейся в этом человеке. Отступила на два шага. «А ведь задавит. Глазом не моргнёт. И ничего ему за это не будет…», – её обдало холодом чужой ледяной души.

– Чувствуешь себя «крутым»? – всё же не смолчала она.

Он по-прежнему ввинчивал в Октябрину злость, не отвечая ей. А она обязывала себя оставаться непобедимой, не разрешая себе даже подобия снисходительного компромисса:

– Чувствуешь себя умным? – подкалывала его Октябрина.

Он самодовольно расправил плечи.

– А подонком ты себя не чувствуешь?

Тут уж он не выдержал. Хлопнул дверцей и уже через стекло в неистовой злобе оглядывал Октябрину с головы до ног. Она была необычайно хороша в короткой шубке из тёмно-коричневой норки и соболином берете. Недавно купила, долго откладывала деньги, да и в долг залезла. Октябрина была словно в ударе сценического вдохновения. Грациозно вынула правую руку из кармана. Перчатка прорисовывала красивую кисть. Лениво, нехотя, жеманно пошевелила пальцами: прощай, несбывшаяся радость!

Он дёрнул руль. Машина обиженно завиляла по асфальту, сорвалась с места, скрылась в темноте улицы.

«Молодец! – похвалила себя Октябрина. – Выстояла. С документами придётся, видно, начинать заново».

Она направилась к своему дому, до которого отсюда было минут десять пешком. Немного посидела на скамейке у подъезда, и, как ни в чём не бывало, нажала кнопку звонка своей квартиры. Незадолго до развода она получила льготный кредит и теперь хвалила себя за смелость. Пути назад уже нет – как хочешь выкручивайся, зато есть неплохое, вполне современное жилье. Шестнадцатый этаж – город на ладони, воздух, птицы, простор. Родительский дом пока оставался под присмотром мамы и старшей дочери.

Младшая открыла дверь. Несостоявшийся претендент на внимание показался Октябрине глубоко обиженным жизнью человеком. Никаких проблем дома – всё выбросить за порог квартиры. У неё много интересных знакомых, таких, кому и в голову не придёт посылать её… Куда?

Да хотя бы и тот человек, с которым она недавно изучала смысл жизни. Глубокомыслен и, кажется, не хам… К тому же, он удивительный собеседник.

Глава шестая

Любимый месяц Октябрины апрель на этот раз подобрался к ней как-то незаметно. Первая трава. Тонкий воздух. Природа тихо дремлет, но уже не спит. Бесплатные концерты дают птички-самоучки. Особенный воздух, прозрачное небо. Кружевные солнце и дождь. И звуки природы словно хрустальные.

Апрель. Нежно. Хрупко. Звонко.

Ап-р-р-р-р-р-е-ль-ль-ль… Ка-пе-е-е-е-ль-ль! Капель к апрелю откапала и выдохлась. Пе-ре-е-дыш-ка. Музыкальное слово – «ап-ре-е-е-ль», кристальное…

Лето близко. И тепло. Хочется чуда! И этот человек. Тот, с кем они выясняли сущность смысла жизни. Он интересный… Кажется, они с ним ни капельки не похожи… Он любит май.

«И я люблю май, но по-другому, не как апрель…»

Май. Коротко. Ясно. Лёгкий ветерок.

Май. Коротко. Скучно. Всё расцвело. И нечего ожидать.. Природа напористо и уверенно набирает силу.

Апрель. Нежный. Хрупкий. Кисейный.

Апрель – такой же невесомый, как душа Октябрины.

 
                                            ***
 

В новом апреле Октябрина была другой.

Накануне Нового года вышла из печати её первая книга – заряд положительных эмоций.

Выдержала! И может быть, уже чуть-чуть, самую малость, улучшила окружающий мир или всколыхнула чьи-то чувства. Выстоять в глубинах эмоционального одиночества, преодолевая тоску, ночные кошмары, депрессию, бессонницу, оглушающую тишину домашнего телефона, угнетение безденежьем, пустым холодильником, пустословием, злопыхательством… Она выдержит и другие испытания, даже если очень захочется плакать

Как строить новую жизнь? К кому обращаться за помощью? Почему-то ей неловко стучаться, что-то у кого-то просить. А если ничего не делать, то ничего не изменится. И Октябрина робко постучала первый раз.

Тележка её жизни незаметно сдвинулась с места и, спотыкаясь о препятствия, покатилась… в гору! Правда, Октябрина о том пока не знала. Она зарабатывала на свой кусок хлеба свой кусочек масла. Мелочи, досадности, нестыковки, вынужденные корректировки событий теперь воспринимала спокойнее и почти забыла, как плачут от обид. Но пока не было веских поводов плакать от счастья. Обстоятельства учили другому отношению ко многому. Иногда она пугалась: становится равнодушной? Без эмоций ей не быть собою. Но есть читатели, которые приняли её тему, её манеру беседы с ними. Её читатели, как и она, верят в любовь, ждут её и в жизни, и в литературе.

Да, она придумывает всё, о чём пишет. Но в этих героях её эмоции. С ними она плачет и смеётся, легко становится придуманной ею же героиней и так же легко прощается с нею до следующей встречи в другом рассказе. Однако литературные эмоции появляются не на пустом месте. За каждой строчкой – личная радость, личная печаль. Другое дело – ситуации, в коих живут выдуманные ею, но для автора реальные люди. Эти ситуации Октябрина придумывает и продумывает до мелочей с азартным вдохновением. Читатели уверены: это происходило с нею.

– Да-да, именно так и было! – отвечает Октябрина. – Не в реальности – в воображении! И не со мной, а с теми, о ком я рассказываю. Я не всегда знаю, как сама поступила бы на их месте. Всё это было и… ничего не было.