Удивить Алису книгами и игрушками становилось всё сложнее. Она взрослела. И профессор видел это. Словно майский цветок, она менялась каждый день. На самом деле ей исполнилось уже семь лет. Ее отраставшие волосы темнели, и глаза обретали другой цвет.

С того дня, как она здесь появилась, казалось, прошла вечность. И она больше не была тем маленьким желтым птенчиком. Теперь она обросла острыми иглами, которые пускала в действие всякий раз, как ей что-то не нравилось. Нет, она, как и любой ребенок, не понимала, как сильно он ее любит и рискует своей жизнью, своей свободой, заботясь о ней.

Папа много раз повторял ей, что другие люди выбросили ее, как ненужный мусор. Но тот ужас, который она испытала впервые, услышав эту историю, больше не мелькал в ее глазах. Глаза ее теперь были безразличны. В них появился холод. Девочка, конечно, всё еще ждала его каждый день. Но теперь, даже когда он в наказание оставлял ее на два-три дня, она не бросалась ему на шею.

Так происходит всегда в жизни. Сперва они без тебя не могут жить, а потом ты становишься просто придатком, дополнением. Его дочь, правда, так и не достигла того возраста, когда отец стал бы для нее просто кошельком. Профессор видел много раз такое у своих коллег и знакомых. Все они собирались на кафедрах и обсуждали своих неблагодарных детишек. Ему обсуждать было нечего. И когда он заходил в кабинеты, разговоры тактично затихали. Словно он, профессор, был каким-то юродивым.

Детское пианино стоило дорого. До нищенской зарплаты преподавателя нужно было жить еще пять дней. И всё же профессор не удержался и купил эту удивительную вещицу. В ней было всего две октавы, но звуки были чистыми и приятными. В пианино была встроена программа обучения нотам. Элементарная, конечно, но для огня в глазах Алисы хватит. По крайней мере, на несколько месяцев.

Огонь этот не зажигался с тех пор, как «умерла» фиалка. Словно в девочке умерло что-то вместе с цветком. Ничего, переживет.

Девочка читала «Старик и море». Не лучший выбор для семилетки, конечно. Вряд ли она сама поймет, о чем речь. Но для этого у нее есть папа, доцент кафедры литературы.

Мужчина внес в нору большую коробку, а девочка даже не взглянула в его сторону.

– Смотри, что папа тебе принес.

Алиса неохотно оторвалась от чтения. Читала она всё еще медленно, но чем больше делала это, тем лучше у нее получалось.

– Давай! Открой коробку!

Девочка встала, глаза были красными и уставшими.

– Не нужно так много читать. Испортишь зрение.

Это была новая информация для Алисы, и она не поняла ни слова.

– Как это? – спросила девочка.

Папа отмахнулся:

– Потом расскажу. Открывай.

Девочка открыла коробку и увидела яркий аппарат с клавишами. Рот открылся от изумления. Несколько минут девочка просто смотрела на пианино и не могла к нему прикоснуться.

– Это мне, папа?

Она не верила своему счастью. Так же, как не верила своему горю, когда увидела мертвую фиалку. Улыбка ее тут же померкла, когда она вспомнила: в конце концов, всё хорошее заканчивается.

– Это мне на всю жизнь? – переспросила она.

Профессор поежился, как будто сел на кактус. Он никак не ожидал такого вопроса.

– Ты сможешь играть на нем, когда я здесь.

– Почему?

– Видишь провод? – он указал на черный провод, протянутый в разверстую пасть выхода из норы. – Только так пианино сможет работать. Оно проводное.

– Тогда не надо!

Алиса вскочила и вернулась к книге. Она, конечно, не могла уже сосредоточиться на чтении, но делала вид, что водит глазами по строчкам. А сама уже жалела о сказанном. Характер у нее был мягким, но ей, как и любому ребенку, были свойственны капризы.

Профессор сперва разозлился, но потом рассмеялся.

– Ладно, я что-нибудь придумаю. Проведу сюда удлинитель. Только ты должна знать всё об электричестве.

Огонек надежды зажегся в глазах Алисы. Она сочувственно посмотрела на папу. Все капризы закончились. А когда папа включил пианино, она и вовсе забыла обо всём на свете.

Он, правда, немного знал о музыкальной грамоте. У его матери было музыкальное образование, и она виртуозно владела и пианино, и гитарой, и даже скрипкой. Вот только работать ей всё равно пришлось учителем в школе.

Так что профессор знал немного ноты, а для всего остального были книги и интернет.

Девочка извлекала мелодичные звуки из детской игрушки и смеялась каждый раз, когда нажимала на клавиши. Он рассказал ей о семи нотах, о резонансе. Вместе они даже разучили детскую песенку. Ему понадобилось целых две недели, чтобы провести длинный провод в погреб.

– А теперь слушай меня внимательно, Алиса…

Так он начал объяснять девочке об опасности электричества. Ее взгляд то и дело отвлекался, блуждал. Приходилось всё время возвращать девочку на землю. Он рассказал об электронах, о том, откуда берется энергия. Девочка морщила лоб и ничего не могла понять. Силился вспомнить, как объяснял об электричестве своей дочке. Но память не откликнулась. Слишком глубоко…

Тогда он посмотрел в интернете, «как объяснить ребенку про электричество». Рассказывал Алисе сказки, показывал на игрушках. Она только кивала головой, но мысленно была где-то далеко.

– Электричество, как солнце, дает жизнь. Только солнце снаружи, а электричество здесь, внутри. Внутри этого провода.

– Как солнце? – задумчиво спросила Алиса. – Но меня солнце убьет.

Профессор уставился в пол.

– Электричество тебя не убьет, если ты будешь осторожна. Хорошо?

Она молчала и в упор смотрела на профессора. Этот взгляд начинал пугать его.

– Почему так много всего может убить меня?

Он снова опустил взгляд и посмотрел на свои руки, как будто там были ответы на ее вопросы.

– В этом мире много опасных вещей, Алиса. Но если ты будешь следовать правилам, тебе ничего не угрожает.

Алиса на мгновение задумалась о чем-то. Профессор знал такие моменты, он научился видеть девочку насквозь. Прежде, чем разрешить ей пользоваться пианино без его присмотра, он попросил:

– Повтори правила.

– Не сунуть предметы в розе… розетку, не разливать воду, не кусать провод, не наступать на провод.

Теперь она вдруг задумалась: а нужно ли ей всё это? Слишком много опасности, слишком много правил. Всё время нужно думать, всё время помнить. Лучше накрыться с головой в одеяло, спрятаться. Электричество – явление внешнего мира. И оно проникло сюда, в ее дом, в ее нору.

Правда, она и до этого знала про электричество. В одной из детских книг, которые она читала, об этом рассказывали. Электричество там было представлено маленькими человечками, держащимися за руки. Они приносили в дома свет и энергию. Но трогать их нельзя было. А еще там был рассказ про молнию. Молнии Алиса видела только на картинках и фильмах. Но иногда спрашивала у папы: выдел ли он когда-нибудь настоящую молнию. Он, конечно, видел, и не раз. И она тоже мечтала увидеть.

Но вот маленькая молния теперь жила у нее в норе. Пусть это и было опасно, зато не так скучно. Одним движением своих маленьких тонких пальцев она могла создавать звуки. Звуки складывались в мелодию, мелодия – в музыку. Это было похоже на магию. Волшебство, описанное в сказках.

Она не била по клавишам хаотично, как обычно делали это другие дети. Пыталась уловить гармонию, хотя и не знала, что это такое. Чувствовала инстинктивно. Папа удивлялся тому, какая она развитая не по годам. Представлял, как заходит на кафедру и хвастается талантами своей дочери. Но для остального мира у него не было никакой дочери. Как жаль…

Таланты ее, быть может, вовсе и не были врожденными. Помогало ей отсутствие внешнего мира. Не было других детей, с которыми она спешила бы играть по вечерам, не было телевизора, в который она пялилась бы, не отрываясь. Не было компьютерных игр. Был только маленький замкнутый мир. Без лишних слов.

2.

Звуки, которые Алиса извлекала, играя на пианино, помогали ей заглушить звуки, которые она постоянно слышала в своей голове. Она не рассказывала об этом папе: было слишком страшно. А еще она испытывала стыд. Первый стыд в своей жизни.

Это были странные звуки. Порой резкий нарастающий шум, иногда свист, и даже какие-то громкие ритмичные звуки. Тогда девочка закрывала уши руками, но не всегда это помогало.

Она не догадывалась, что слышит внешний мир. Звук дождя, внезапно нахлынувшего, пение птиц и лай соседских собак. А потом порою летом она будет слышать раскаты грома. И этот звук она не спутает ни с чем. И еще она слышала шепот травы. Такой неуловимый для обычного человека звук: пробуждение природы, когда цветок медленно раскрывает свой бутон.

Но пока что Алиса не могла всё это объяснить. Звуки эти нарушали ее спокойствие, пугали и даже нервировали. Тогда она снова и снова била по клавишам пианино, чтобы слышать только мелодию, растущую под ее руками.

Когда наступала зима, звуки затихали, умирали, только ветер гудел в вентиляционной трубе. И, должно быть, тишина нравилась ей еще меньше. От нее пахло смертью. А мысли о смерти наводили на девочку грусть. Тогда она бросала все свои занятия и просто лежала, укутавшись одеялом, как коконом. Отказывалась есть и играть.

Папа уговаривал ее сделать хоть что-нибудь, и когда ее терпение подходило к концу, безразличие уступало место ярости.

– Отстань от меня! – кричала она.

И тогда он долго стоял над душой и читал ей морали. Она не слушала. Она представляла себе, как в норе появляется волшебная дверь. Дверь эта светилась изнутри, Алиса открывала ее и оказывалась в чудесном ярком мире, где было огромное поле цветов, яркое синее небо. Она запирала дверь с обратной стороны, с той, где остался папа с его нотациями.

– Ты меня слушаешь?

Алиса вскочила. Лицо было неумытым, а волосы торчали во все стороны.

– Нет, не слышу! Мне всё равно! Какой смысл мне делать что-то, если я всё равно умру! Зачем мне учить эту арифметику, – она швырнула книгу в стену, – мне всё равно это не нужно! Отстань!

И так продолжалось несколько дней. Хандра, свойственная людям, живущим во внешнем мире, накрыла и девочку под землей. А самое страшное в этом было то, что он не мог ответить на ее вопросы. Ведь она была права. Профессор не мог пообещать ей, что когда-нибудь она выйдет из норы. Тогда девочка начнет жить только этим ожиданием. И каждый день будет спрашивать: «Я уже могу выйти?».

Нет, здесь нужно что-то другое.

И он решился на отчаянный шаг. Свинтил фонарь, горевший возле дома, чтобы ночь была окутана кромешной тьмой. Выбрал ночь безлунную, чтобы ни один отблеск не упал на ресницы девочки. Был конец зимы, но сугробы стояли глубокие, ночью температура опускалась до минус десяти. Возможно, холод напугает Алису, и мысль о внешнем мире покинет ее голову.

Девочка долго сопротивлялась, не соглашалась, но профессор видел огонь в ее глазах. Как в тот самый день, когда он принес ей фиалки. Это огонь страха и любопытства, огонь новых ощущений. В конце концов, она сдалась. Профессор одел ее с ног до головы в теплую одежду, какую только мог найти. Напялил на нее свой пуховик, рукава которого тянулись по полу. Глаза завязал, чтобы девочка не рассмотрела выход из погреба.

Первый шаг во внешний мир оказался не таким болезненным и страшным, как ожидала Алиса. Морозный воздух ласкал щеки, а первый вдох отозвался кашлем. Профессор испугался и закрыл девочке рот. Только сейчас он осознал, как рисковал.

Но девочка была податливой, как завороженная. В нос ударили новые запахи. Папа отвел ее на задний двор и снял с глаз повязку. Она так и стояла, зажмурившись, боясь открыть глаза. Несколько звезд пробились сквозь облачное небо. Профессор понял, что завтра будет морозный, но солнечный день.

Девочка медленно открыла глаза. Сперва тьма и темные силуэты деревьев ужаснули ее. Она крепко обняла ноги отца и затряслась. Он успокаивал ее и шептал что-то ободряющее. Как давно он хотел, чтобы она вот так его обняла!

Профессор присел на корточки.

– Это деревья, видишь? Это вот снег. Помнишь, как в том мультике про волка и собаку?

Алиса помнила. Вот только снег в реальности был совсем другим. Холодный, как мороженое, но не такой плотный и масляный. Почувствовав себя в безопасности, девочка заулыбалась. Она топала ногами, разминая снег. Профессор подумал, что надо бы позже замести следы.

– Смотри вверх, – профессор указал пальцем на небо.

Алиса подняла голову. Большое черное пространство расстилалось над ними. Так она ощутила бесконечность. И несколько маленьких сверкающих звезд. Девочка открыла рот не в силах отвести взгляд. Должно быть, днем небо еще прекраснее.

Изо рта при каждом выдохе проплывали маленькие облачка пара. И Алиса намеренно дышала часто, чтобы увидеть, как это происходит. Будь ее воля, она никогда не жила бы в доме, как делают это люди. Осталась бы прямо здесь, под открытым небом.

Видеть всё это в реальности было намного лучше, чем в кино или книгах.

Папа завязал ей глаза и сказал, что пора возвращаться. Прошло всего-то минут двадцать, но Алисе казалось, что целая вечность. И было бы неплохо прожить еще одну такую вечность.

3.

В нос ударил запах нечистот. Алиса теперь явно ощутила, какой тяжелый дух стоял в норе. Это был запах недвижимого тела, запах испарений, въевшихся в стены. Она поморщилась. Внешний мир пах совсем по-другому.

Теперь, когда она читала в книгах про снег, то четко себе его представляла, знала, как выглядят звезды и ночное небо. Раньше ей приходилось обо всём расспрашивать папу, а он редко бывал рядом. Так что Алисе приходилось включать свое воображение. Было, правда, много вещей и явлений, которые она знала. Но не могла вспомнить, откуда. Например, она точно помнила, какая шерсть на ощупь у собак и кошек, знала, как выглядит песок и листва деревьев.

Но она не представляла, каким было море, в котором рыбачил старик Сантьяго, как выглядит живая рыба, как пахнет роза Маленького принца.

В свою фантазию она вглядывалась, как в немое кино с картинками. И хоть папа пытался спасти ее от хандры, после выхода наверх ее моральное состояние только ухудшилось. Ей снился снег, ночь и темные силуэты деревьев. Она не испытывала страха, нет. Она испытывала вожделение. Желание снова оказаться наверху. Та волшебная дверь, о которой она так часто мечтала, в действительности существовала. Вот она, наверху. Стоило только протянуть руку.

Но нельзя забывать о болезни, нельзя забывать о том, что случилось с мальчиком в пузыре. И от этих мыслей становилось только хуже. Не хотелось есть, пить, а уж тем более заниматься правописанием и арифметикой. Ее накрывал гнев, и девочка снова бросала книги в стену, кричала, била кулаками в матрас.

А когда в погреб спускался папа, Алиса вопила:

– Ты всё лжешь! К нему приходили люди, а ко мне нет!

Тогда он порывался сжечь наконец этот злосчастный журнал. Ведь это он сам принес его сюда, сам рассказал эту историю про мальчика в пузыре.

– Он жил, как в зоопарке, а ты нет! – пытался объяснить папа.

– Неправда! Я тоже хочу, чтобы ко мне приходили!

– Слушай! – папа присел и схватил девочку за руки, она попыталась вырваться, но сил слишком мало. – Люди очень опасны! Они убивают друг друга, мучают, насилуют. Разве ты хочешь этого?

Девочка на секунду задумалась, а потом выпалила:

– Но ты живешь там! – она указала наверх.

Он сам открыл этот ящик Пандоры, сам виноват. Теперь она знает, как пахнет свобода.

– Была бы моя воля, я жил бы здесь, с тобой. Но я не могу.

И он рассказал Алисе, как тяжело ему приходится работать, как плохо с ним обращаются люди. А ему приходится всё терпеть. Ради нее, Алисы. А потом, когда она немного успокоилась, профессор рассказал про свою жену и про дочку, которую «убили» бессердечные врачи.

– Видишь, люди не такие хорошие, как в этих сказках.

И снова девочка закричала:

– А зачем мне их читать? Всё бесполезно!

И папа не мог парировать этому. Она была самой его большой радостью в жизни, но что было радостью для нее? Книги? Мультики? Игрушки? Это есть у любого ребенка.

Нет. Она надкусила от сладкого пирога свободы. И теперь ничто не заменит ей этот вкус.

4.

И всё же спустя какое-то время девочка затихла. Стала спокойной, послушной, уравновешенной. Как будто кто-то через соломинку выпил из нее всю злость. Она снова начала рисовать и считать, играть на пианино. Больше не заводила разговоров о мальчике в пузыре и людях, которые его окружали.

И еще папа научил ее танцевать.

Всякий раз, когда ты будешь чувствовать себя плохо, включай музыку и танцуй.

Он купил для нее недорогой ноутбук. Но никакого Интернета. Здесь было много музыки, под которую она могла танцевать. Особенно ей нравились песни Мадонны. И когда девочка танцевала, гнев тонкой струйкой выливался из нее, словно таявший лед.

Но для профессора это было всего лишь затишье перед бурей. Словно демон внутри девочки выжидал своего часа.

Зима закончилась. Поля медленно почернели, с юга донеслись крики возвратившихся птиц. Ручьи медленно стекали по бороздам, давая надежду всему живому. И родителям, бесследно потерявшим своих детей. Может быть, обнажится земля, и покажет бледное изможденное лицо. Или маленькую детскую руку. На лавках снова собирались старухи и судачили о делах прошедших лет, о слухах.

Матери приглядывали за своими детьми, загоняли их домой, а те, почувствовав скорое наступление лета, противились, капризничали. Не понимали, как страшны бывают монстры.

Профессор сменил постер на стене погреба. Теперь ее украшали цветущие сады. Фото, наверное, было сделано где-то в Японии. И пусть. Ей всё равно не узнать…

И вскоре профессор понял, почему девочка вела себя так тихо и робко. Однажды утром, когда он принес завтрак и уселся поудобнее, чтобы побеседовать с Алисой, та украдкой поглядывала в сторону открытого входа.

Отхлебнув немного чая, она скривилась:

– Ты забыл положить сахар в чай.

– Я клал.

– Нет, он несладкий.

Профессор потянулся к кружке, чтобы убедиться в том, что девочка не ошибается. Та отстранилась, как будто боялась, что папа отнимет кружку.

– Могу поклясться, что клал!

– Говорю – несладкий!

– Хорошо.

Профессор, держась за поясницу, встал со стула, на котором сидел здесь обычно, и поднялся по лестнице. Крышка за ним закрылась, но замок не звякнул.

Тогда Алиса выждала немного и поднялась по ступенькам. Некоторое время она не могла решиться и приподнять крышку. Руки тряслись, глаза пульсировали от страха.

Наконец, она подняла обе руки и сделала усилие, чтобы приподнять крышку. Она была деревянной, и девочка смогла толкнуть ее достаточно, чтобы образовалась широкая щель. Было сумрачно, Алиса пролезла в щель и увидела, что слева бьет яркий свет. Свет не был таким, к какому она привыкла. Это был дневной свет, исходивший из въезда в гараж. Машина же теперь стояла на подъездной дорожке. Каждый раз навещая Алису, профессор отгонял машину, а затем снова ставил ее над входом в погреб.

Девочке казалось, что она маленький крот, решившийся наконец вылезти из своего укрытия. Внешний мир не был похож ни на что. Она вылезла теперь полностью, и крышка громко захлопнулась за ней. И с этим звуком пришла паника.

Девочка смотрела на крышку, и теперь ей казалось, что пути назад нет. Вокруг нее все еще были стены, но не те стены, к которым она привыкла. И всё же дети смело идут на глубину. Чтобы научиться плавать или захлебнуться.

Она сделала несколько робких шагов в сторону яркого утреннего света. Снаружи было намного холоднее, чем в норе. Еще один шаг, и еще. Тайное темное желание поддаться губительной воле солнечных лучей возрастало. Так человек, оказавшийся на краю пропасти, неминуемо задумается: а каково это, улететь вниз, раскинув руки?

Оставалось сделать всего пару шагов, чтобы подставить свое лицо солнечным лучам, но путь преградил высокий силуэт. Это был папа. Он стоял, ошеломленный, с сахарницей в руках.

– Ты что это здесь?..

Сперва он даже не поверил своим глазам, подумал, что всё это ему только снится. Сахарница вывалилась из рук и разлетелась на мелкие керамические осколки, сахар разлетелся по бетонным плитам. Профессор схватил девочку на руки, та издала слабый стон, но не от боли, а от страха.

Он, крепко сжимая ее, как будто и сам поверил в сказку о болезни, быстро понес обратно в погреб. И снова этот жуткий спертый воздух, этот запах древности. Снова ступеньки вели вниз, снова неестественный желтый свет.

Мужчина швырнул с силой девочку на матрас, а затем взялся за голову, вырывая последние поседевшие волосы.

– О чем ты только думала?

Его взгляд упал на кружку с чаем. Он поднес ее к губам и отхлебнул. Так и есть: сахара было достаточно. Она провела его, обманула. Не сдержав своей ярости, он швырнул желтую кружку с нелепой рожицей в стену. А ведь это была ее любимая кружка. Чай темным пятном растекся по стене. Алиса заплакала. Не от обиды и жалости к себе. От ужаса. Так собака чувствует плохое настроение своего хозяина и жмется к стене, прикладывая уши к голове.

И чем больше он кричал и рвал на себе волосы, тем громче она плакала. Тогда папа собрал все ее любимые книги, игрушки, краски и сказал:

– Посиди здесь в одиночестве и подумай над тем, что ты сделала.

И она сидела. Он снова оставил ее на три дня, но на этот раз без книг и развлечений. И все три дня она просто смотрела на картинку с цветущим садом. И она была там.

Вот ее душа отделилась от тела, подошла к стене, протянула руку и вошла в картинку. Теперь весеннее солнце согревало ее руки, нежные лепестки касались ее лица, теплый ветер гулял в ее волосах. Алиса-душа на секунду обернулась и посмотрела на своё тело, которое всё еще сидело на матрасе в позе лотоса. Алиса-душа улыбнулась и сделала зовущий жест рукой. Но Алиса-тело отрицательно покачала головой из стороны в сторону.

Она не могла двинуться с места, не могла пошевелиться. Каждое движение отдавалось нестерпимой болью. Боль эта жила в голове.

И тогда Алиса-душа снова повернулась спиной. Вот только всё было, как в замедленном действии, как в кино. Она пошла гулять по саду. И на ней почему-то было маленькое желтое платье. И солнце не испепелило ее.

И все три дня Алиса так и смотрела это «кино». Иногда она засыпала, проваливалась в глубокий сон, и там снова видела кроликов. Много маленьких белых кроликов. Алиса пыталась поймать хотя бы одного, но все они разбегались, как только девочка к ним приближалась. И белые кролики прятались за высокими деревьями, ускользали в норы. И норы эти были такими узкими, что невозможно было в них пролезть. А лепестки с деревьев осыпались. Пока деревья не становились голыми, как остовы.

Вернувшись в нору, папа застал девочку спящей. Он, снова мучаясь угрызениями совести, расставил все книги на стеллажи, вернул игрушки и ноутбук. Потрогал ее лоб. Не горячий. Но разбудить ее оказалось непросто. Она была словно в коме. Словно в коме, она поела и попила. И в наказание самому себе папа пообещал ей, что раз в месяц ночью будет выводить ее из норы.

Так и было. Свое обещание он сдержал, хоть и опасался, что может быть пойманным. Глаза и уши были повсюду. Но, как ни странно, хандра Алисы прекратилась. Она словно нашла новый смысл жизни. А потом ей исполнилось восемь лет. То есть папа убеждал, что ей всего лишь три.

Но, гляди-ка, какая умная ты в свои три года! Не то, что другие дети!