Святилище

Непосредственный предшественник Хвата не скрывал тесных отношений с ведомством Стража. В открытую слал туда донесения и, похоже, получал за лояльность неплохую прибавку к жалованию. Судья возмущался, считая это нарушением, но не сумел убедить Совет Хранителей в том, что на ответственной должности непозволительно подобное поведение. Даже себя в пример приводил, отстаивая точку зрения, что для шефа Тайной сыскной канцелярии недопустимо сидеть на двух стульях разом без ущерба для дела.

От неугодного человека Судья избавился изящным образом, вскоре предъявив Совету Хранителей материалы о готовящемся заговоре. Одной из его ключевых фигур считался тогдашний шеф Тайного сыска. Судья заявил, что на Стража компромат отсутствует, но стоило бы провести тщательное расследование, учитывая влияние со стороны военного ведомства на сыскную канцелярию. Страж моментально понял, чем грозят подобные намеки, принял действенное участие в следственных мероприятиях, изобличив еще нескольких заговорщиков из числа сотрудников Тайного сыска.

По завершении следствия в качестве соискателя должности шефа Судья представил только одну кандидатуру, с которой Страж согласился безоговорочно, демонстративно не поинтересовавшись именем претендента и его биографией. Верховный тоже ничего не слышал о человеке по имени Хват, но рекомендаций со стороны двух членов Совета Хранителей было достаточно для утверждения на должность.

Уже позже, набравшись жизненного опыта, Хват понял, что Судья готовил его на эту должность заранее. Может быть, даже в тот самый момент, когда выносил решение по делу молодого вора, попавшегося стражникам при облаве. Таких выросших в подворотне отбросов общества в Великом Городе было предостаточно. Родителей беспризорники обычно не знали, с малолетства занимались попрошайничеством, промышляли мелкими кражами. Те, кому удавалось повзрослеть, вливались в состав воровских шаек или даже разбойных банд, а там – как уж судьба сложится. Бесшабашные удальцы обычно заканчивали жизнь на виселице, или с ножом в спине во время потасовки со своими, а наиболее удачливые попадали в тюрьму. Это была хорошая школа для молодых преступников, по итогам которой они перенимали опыт старшего поколения, становились умнее и расчетливее. После тюрьмы появлялся шанс прожить дольше, если хватало ума не зариться на кусок, который не сможешь проглотить.

Что-то сумел разглядеть Судья в неглупом юном воришке, увидел, насколько полезным может оказаться человек, чью биографию, при желании, можно сочинить какой угодно. Достаточно казнить всех подельников, чтобы опознать при случае не могли, дать новое имя, придумать родителей и подкупить тех, кто подтвердит, что все так и было. Появившийся в штате Тайной сыскной канцелярии новый сотрудник по имени Хват, ни у кого не вызвал подозрений. Исполнительный и расторопный молодой человек прекрасно знал повадки представителей криминального мира, в совершенстве владел воровским жаргоном. Поначалу действовал под прикрытием, изобличая связи чиновников Великого Города с преступниками, позже подключился к следственной работе.

Многие из тех, вместе с кем начинал Хват, давно уже обогнали его, поднявшись выше по ступеням карьерной лестницы. Одни считали сослуживца излишне острожным, другие – даже глупым, не способным показать себя начальству с лучшей стороны. Хват всегда помнил о том, что единственным его начальником является Судья. Когда-то он дал понять молодому вору, что судьба благоволит терпеливым и уравновешенным людям. Возможно, потому и выбрал Судья Хвата, что излишней амбициозностью бывший преступник не страдал. Место свое знал, помнил – кому обязан жизнью и тщательно выбирал размер куска перед тем, как открыть рот.

На протяжении службы у Хвата была парочка возможностей крепко подставить Судью. Да так, что не сносить головы влиятельному Хранителю. В первом случае шеф Тайной сыскной канцелярии составил подробный доклад и передал в ведомство Судьи, тем самым предупредив заговор против него. А во втором случае предпочел скрыть результаты расследования, тайно уничтожить участников преступной организации и всех свидетелей. Не рискнул Хват рассказать Судье правду. Мог и не поверить его благодетель в столь бескорыстную преданность. Слишком много предложено было шефу Тайного сыска за предательство. У доверия тоже есть пределы. Стоит единожды возникнуть подозрению в неискренности, и это способно навсегда отравить отношения между людьми.

Иногда Хват задавался вопросом: а какой могла быть его жизнь под началом другого Судьи? Не то, чтобы возникало желание сместить с должности и уничтожить. Просто сказывалась многолетняя привычка выстраивать умозрительные варианты будущего. Это помогало формировать далеко идущие планы. Хват легко мог бы уничтожить Судью, причем на вполне законных основаниях, не прибегая к ложным свидетельствам и сфабрикованным уликам. Чтобы сделать хотя бы один шаг в этом направлении, не хватало сущего пустяка – мотивации. На простейший вопрос «зачем?» ответа не находилось. Шефа Тайного сыска устраивала его нынешняя жизнь, и она едва ли сильно изменилась бы в дальнейшем, пожелай он посадить в судейское кресло другого человека. Но зачем? Хват не претендовал на это место сам, не выискивал потенциального соперника Судьи, чтобы предложить ему услуги, а затем обогатиться.

Выдернув вора из привычной криминальной среды, Судья сделал из него слугу и союзника, но душу Хвата привязать к себе не смог. Так и не возникло у шефа Тайной сыскной канцелярии собачьей преданности хозяину и благоговения перед ним. Иногда появлялась мысль подать рапорт и уйти на покой, заняться чем-то ради себя, но Хват понимал, что обратной дороги нет. Такая должность – пожизненное бремя. И речь даже не о том, что полномочия прекратятся только в момент смерти. Если по любым другим причинам не получится служить дальше, Судья не допустит, чтобы настолько информированный о его делах человек выпал из сферы влияния. И не сбежать, и не спрятаться. Отыщут и заставят умолкнуть навеки.

Поэтому Хват решил для себя так: пока отсутствует причина что-либо серьезно менять в жизни, пускай, все продолжается по-прежнему. При необходимости, у Хвата имелись несколько заготовок выйти из игры так, чтобы выглядело все вполне естественным образом. А пока следует выполнять задание и стараться не думать о том, что решение Судьи – притащить степняков в Великий Город – безумная затея. Хват знал о возможностях Вислоухого и допускал, что проклятый отверженец может аккуратно покопаться у него в голове и не оставить после себя следов. Ну, или почти не оставить.

У Хвата была одна особенность. Ее он заметил, еще будучи подростком, ошиваясь среди нищих бродяг, среди которых встречались иногда и отверженцы. Если на юного воришку кто-то воздействовал Даром, то у него тут же начиналось несварение желудка и страшно тянуло в отхожее место. Это сейчас Хват понимал, что получил от Ушедших щедрый подарок, неизвестно за какие заслуги доставшийся босоногому сироте. А тогда, он свою особенность всячески скрывал и стеснялся, списывая на малодушие и даже трусость. Понимание пришло после трагического случая, когда их маленькую банду заманили в засаду и всех до одного перебили. Как слепых котят.

На самом верху было принято решение о зачистке Великого Города от разного сброда. Действительно, грабили тогда нещадно, прямо среди белого дня. Могли и убить за новые сапоги. Поток торговцев из Срединных Земель сократился, казна Города недополучала солидную торговую подать. Тайной канцелярии было предписано в кратчайшие сроки решить эту проблему. Предполагалось, что мелкие воришки будут просто выдворены из Города без права возврата, а более серьезных правонарушителей ждали подземные казематы и скорый суд. Однако Тайная канцелярия не стала заморачиваться и поступила кардинально. В городе организовали ловлю на живца, были задействованы состоявшие на спецучете и получавшие казенное довольствие отверженцы. Операция проводилась по простой схеме. Закидывалась информация о богатом заезжем торговце, остановившимся в одном из постоялых домов. Роль торговца играл кто-то из отверженцев. На такую приманку, обгоняя друг друга, слетались любители легкой наживы из разных кварталов. Там их и ждали группы зачистки. Убивали всех, несмотря на возраст и пол. Потом ночью на закрытых телегах тела вывозили из города и сбрасывали в заранее выкопанные рвы.

Хвату повезло. Перед самым налетом жутко прихватило живот, и он так и просидел до утра в кустах. Сначала испражняясь, а потом трясясь от страха за свою никчемную жизнь. Да и потом, уже работая на Судью, эта пикантная особенность организма не раз оказывала ему хорошую службу. Но о таком, понятное дело, не рассказывают вслух.

Особенно тяжело пришлось во время экспериментов с Бяшкой. Понадобилось терпеть. После стольких лет службы, этого умения у Хвата было не занимать. Зато получил важный опыт. Но отверженец отверженцу рознь. Большинство действовало топорно со всей отмерянной им Доминией силой. В таких случаях кишечник Хвата работал как часы. Но были и такие виртуозы, как тот же Вислоухий, что в голову так залезут, что до последнего думать будешь, что сам осознанно принял навязанное извне решение.

Видимо, не без давления Судьи, Кар научил главу Тайной сыскной канцелярии определять, подвергался ли он малейшему воздействию Дара или нет. Проявлялось это только на следующий день в виде симптомов недомогания, схожих с теми, что возникают после употребления выпивки сомнительного качества. Рассказывая о степени проявления симптомов, Хват сознательно занижал свой порог чувствительности. Человеку никогда не на пользу, если о нем знают все, даже если это касается людей, считающихся союзниками.

Уже во время совместного путешествия по степи выяснилось, что полностью доверять Вислоухому нельзя. Желая добиться нужного решения от начальника, отверженец нет-нет, да и использовал Дар, будучи в полной уверенности, что это осталось незамеченным. Желудок Хвата не подводил, тут же спазмами сигнализируя своему владельцу о внедрении в сознание чужой воли. Однако приходилось играть по старым правилам. Хват терпел, и только на следующий день досконально анализировал собственное поведение и с высокой долей вероятности научился распознавать, насколько было сильным произведенное Каром внушение. Пока у Вислоухого не возникала идея залезть поглубже в мозги шефа Тайного сыска. Значит, ничего подозрительного отверженец не заметил.

…Хват слышал все перемещения Кара по пещере, а когда шуршание стихло, осторожно приподнял голову. Вислоухий сидел спиной к главе Тайной сыскной канцелярии и увлеченно читал Книгу Просвещения. Перед входом в пещеру несколько мелких норных зверюшек устроили между собой драку за объедки со стола людей. Визг и рычание отчетливо слышались даже внутри пещеры, а сидевший неподалеку от входа Кар даже ухом не повел. «Хорош караульщик, нечего сказать, – усмехнулся Хват. – В этот момент мимо нас могла строем пройти армия степняков, а он и не шевельнулся бы».

Глава 3

В просторной хижине было оборудовано два спальных места – невысокие настилы из толстых жердей с уложенными поверх стеблями травы. Ложе непритязательное, но мягкое, а крыша хижины из широких толстых листьев в полтора метра длиной, хорошо защищала от дождя. Бесчисленное количество ночей, а Ник, по правде говоря, и впрямь давно сбился со счета, проведенных под открытым небом, или, в лучшем случае, в лишенной всякого удобства каменной пещере, приучили Ника ценить даже минимальный комфорт. Столом служил сплетенный из тонких прутьев неправильной формы овал, больше напоминавший примитивный щит, правда, совсем не способный выполнять защитные функции. Рядом стояло некое подобие плетеного стула со спинкой и двумя короткими подлокотниками. Видно было, что хозяин хижины потратил на его создание не один день, но вышло изделие, откровенно говоря, совсем кривобоким.

– Присаживайся, не стесняйся, – Лео по-хозяйски подвинул плетеное кресло ногой в сторону Ника. Заметив легкое замешательство приятеля, заверил: – Выдержит.

Смешно изобразив церемониальный поклон, принятый у знати Великого Города, Лео с деланной торжественностью в голосе произнес:

– Не могу же я усадить столь дорогого гостя на перевернутую корзину из-под плодов костянки? – По лицу его скользнула странная улыбка, предназначавшаяся не Нику, а, скорее, его собственным мыслям. – Садись, не переживай. Даже если сломается – ничего страшного. Сегодняшний день проведем здесь, чтобы ты хорошенько отдохнул, а завтра направимся в деревню.

– А почему ты живешь один, а не с этими… – Ник запнулся, припоминая название племени, спасшего Лео. – Мас-сей-рас… Я правильно сказал?

– Почти, – на этот раз улыбка собеседника получилась куда искренней. – При них только не произноси по слогам и ударение не делай на последнюю гласную, а то тебя могут истолковать превратно. Решат, будто хочешь посетить женскую хижину.

– Это как? – заинтересовался Ник. – У них практикуется неравенство по половому признаку с раздельным проживанием? А кто доминирует? Мужчины или женщины?

– Глупый вопрос, – усмехнулся Лео. – Мужчины, разумеется, – он откинул крышку большой плетеной корзины, достал оттуда глиняный горшок. – Странный ты человек, Ник, – задумчиво глядя на извлеченный сосуд, протянул он. – Можно подумать, тебе встречался народ, у которого все обстоит иначе.

Ник в ответ только пожал плечами, дав понять приятелю, что считает вопрос риторическим, справедливо решив, что затевать диспут о равноправии полов в данный момент нецелесообразно.

Мазнув по Нику цепким проницательным взглядом, так не вяжущимся с беспечным, даже простоватым тоном, Лео продолжил:

– А женской хижиной называется общий дом, где проживают женщины, не состоящие по каким-либо причинам в браке. – Поднеся горшок к носу, он шумно втянул ноздрями воздух и с еще большим энтузиазмом продолжил: – Вообще, нравы у масейрас довольно свободные. Мужчина может привести в свою хижину сколько угодно жен, если найдет достаточное количество подарков для их родственников. Те, как правило, придирчивы и готовы обобрать женишка до нитки. Поэтому, даже на вторую жену редко у кого хватает накоплений.

Немного порывшись в своем видавшим виды мешке, он вытащил из его недр грубо выструганную деревянную ложку. Внимательно осмотрев ее со всех сторон, точно ожидая от нее какого-то подвоха, Лео наконец зачерпнул из горшка густую коричневую массу, намазал на кусок серой лепешки и протянул Нику:

– Держи. Это десерт. Такого ты наверняка не пробовал, – он подбадривающе подмигнул Нику. – Уваренный до состояния сиропа сок из коры сладкого дерева. Нравится? Не торопись глотать, подержи на языке. В сок, перед выпариванием лишней влаги, травки различные добавляются. В результате – целая гамма вкусов.

– Ооо! – причмокнул языком Ник. Вкус действительно был восхитительным, чем-то похожим на земное брусничное варенье. Ник уже и не помнил, когда последний раз ел что-то подобное.

– Вкусно? – Лео еще раз подмигнул ему и принялся намазывать «варенье» на свою лепешку. – Правда, теперь до завтрашнего дня все, что ты ни съешь, будет казаться сладким. Так что смотри, что попало в рот не суй! – Откусывая здоровенный кусок, как ни в чем ни бывало закончил он.

«Черт! – выругался про себя Ник. – Что-то все-таки с этим Лео не так. Отравит еще чего доброго», – мелькнула запоздалая мысль.

– Выходит, у аборигенов многоженство ограничено не по религиозным, а чисто по практическим мотивам? – Ник решил вернуться к прерванному разговору. Ему хотелось как можно больше узнать о так неожиданно повстречавшемся на его пути много лет назад канувшем в Лесу брате Клео. Несмотря на всю его приветливость и подчеркнутое гостеприимство, Ник кожей чувствовал витающий в хижине флер настороженности и какой-то недосказанности. «Надо мне его как можно больше обо всем расспрашивать», – решил для себя Ник. Впрочем, это было несложно сделать. Лео, похоже, действительно так стосковался по родному языку, что готов был говорить без умолку. Нику же только и оставалось направлять разговор по нужной ему канве.

– И насколько же сложным является их социальное устройство?

– Приятно с тобой общаться. Я со времен Магистратуры не слышал такой изысканной речи, – Лео на мгновение замолчал, взгляд его сосредоточился на горшке с десертом, но было понятно, что перед мысленным взором лесного отшельника проносятся совсем иные картины. Ник тактично отвел взгляд в сторону. Лео неожиданно вздрогнул, словно сбрасывая сонное оцепенение, и слишком уж бодрым голосом продолжил: – У масейрас даже поговорка есть. В переводе дословно звучит «Взял третью жену», – он вдруг хохотнул. – Так говорят о человеке, обедневшем по глупости.

– Ты что-то еще говорил о женской хижине, – Ник постарался как можно искренне улыбнуться, хотя несколько неадекватное поведение сотоварища его настораживало. В конце концов, не ему судить человека, проведшего долгие годы в скитаниях по Лесу. Тут не то что странностями обзаведешься. Можно и по-тихому с ума сойти. «Не будь к нему так строг», – пристыдил он себя.

Ник с удовольствием потянулся всем телом, удовлетворенно отмечая, что мышцы начинают наливаться прежней силой. Как же все-таки хорошо вот так, после долгих мытарств, сидеть в тепле, вкусно есть и пить, при этом ежеминутно не опасаясь нападения местной фауны. А главное – как это здорово, когда у тебя есть собеседник!

– Ах да, – было заметно, что и Лео не прочь поддержать разговор. – Это своеобразная община, куда попадают те, кто ранее состоял в браке, но вынуждены жить без мужчин. По местным обычаям, женщина не может в одиночку содержать дом, ибо дух-покровитель домашнего очага слушается только мужчину. Но это всего лишь красивая легенда, – он улыбнулся, разлил по самодельным глиняным чашкам травяной чай. – На самом деле, в мужские обязанности входит добывание огня, а это занятие требует силы и упорства. Женщине одной с этим не справиться, а сходить к соседям за горящим угольком не позволяют местные законы. Какими бы ни были умелыми охотниками мужчины-масейрас, они периодически гибнут в Лесу, а их вдовы вынужденно переселяются в женскую хижину.

– С одной стороны, это очень печально, – вздохнул Ник. – А с другой, выходит так, что общество заботится об овдовевших женщинах.

– Да, – не стал возражать собеседник. – Кроме того, у них есть шанс обрести семью. Если кому-то приглянулась вдова, то уже не придется одаривать подарками ее родственников.

– О! Это же прекрасная возможность для любителей окружить себя женщинами! – Ник, перенимая манеру Лео, подмигнул ему. – Лазейка все-таки есть! Тут и поговорка о трех женах становится неактуальной.

– О! Какой ты прыткий! – засмеялся Лео. – Но местные обычаи не так просты, как может показаться на первый взгляд. В женскую хижину попадают и после расторжения брака. Да-да, здесь и такое практикуется. Муж, по каким-либо причинам недовольный своей женой, имеет право возвратить ее родственникам и потребовать назад свадебные подарки. Если родня согласится, то женщина возвращается в дом отца или старшего брата. Но чаще всего подарки никто не отдает, и догадайся, куда отправляется бывшая жена?

– Хм-м, – Ник деланно задумался. – Подозреваю, что в женскую хижину…

– Совершенно верно. Там живут вдовы и разведенки. К последним все мужчины относятся предвзято, ибо причины расторжения брака не разглашаются. Возможно, семья распалась из-за сварливого характера женщины, или она плохая хозяйка, или вообще по женской части не очень… – Он лукаво улыбнулся: – Представь, что ты пришел в женскую общину, чтобы выбрать спутницу жизни. Просто, представь, – Лео заметил скептическую улыбку Ника. – Никто же не заставляет тебя это делать. Как, по-твоему, должно все происходить?

– Я бы, наверное… – Ник смутился. – Посмотрел бы на всех женщин… чтобы определиться…

– Разумно, – кивком головы одобрил Лео. – Да, не красней ты так. Нормальное мужское решение. Но мыслишь ты не как масейрас. Среди обитательниц женской хижины существует своего рода очередь на вступление в повторный брак. Тебе бы указали на конкретную женщину. Максимум, что сообщили бы о ней – имя и социальный статус. То есть, вдова она или разведена. Если понравилась – сразу уводи в свое жилище. Согласие женщины не требуется, она и так будет рада покинуть общину. А если не понравилась, то можешь развернуться и уйти, либо поступить согласно другому закону. Как думаешь, какому?

– Погоди-погоди… Я, кажется, догадываюсь. Если не желаешь взять жену согласно очереди, то… – Под ободряющим взглядом собеседника Ник закончил фразу: – То должен заплатить за право выбора.

– Й-о-у! – воскликнул Лео и зааплодировал. – Вижу, ты начинаешь понимать уклад жизни масейрас. Именно так все и происходит. Взнос за возможность выбрать женщину из общины будет гораздо меньше, чем подарки родственникам при заключении брака. Но воспользоваться подобной привилегией можно только единожды. Понимаешь, к чему я подвожу?

– Понимаю. Вторая жена из числа обитательниц женской хижины достанется бесплатно, но придется брать ту, на кого укажут, и ею с большой долей вероятности окажется кто-то из разведенных дам. А их здешние мужчины побаиваются.

– Все верно, – Лео торжественно поднял вверх большой палец. – Если удастся вернуться к прежней жизни, хочу написать книгу о масейрас. Материала накопилось на добрый двухтомник. – Он вдруг резко погрустнел и поник, точно из него вынули батарейку, и уже упавшим голосом закончил: – За Быстрой Водой о низкорослых обитателях Леса практически ничего не известно.

– Так что тебя держит? – Ник решил, что сейчас самое время задать Лео с самого начала мучавший его вопрос. Окинув взглядом обстановку лесной хижины, он добавил: – Или тяга к исследованиям пересилила стремление жить в привычном обществе?

– Нет, не пересилила, – покачал головой Лео и вздохнул. От Ника не укрылся немного безумный взгляд, которым Лео быстро обвел стены хижины. – Попытаюсь объяснить. Это уединенное жилище я использую, когда учусь слушать Лес. Задача, признаться, непростая. Нужно выкинуть из головы все посторонние мысли до состояния звенящей тишины. И тогда начинаешь слышать шепот. Поначалу, кажется, что сходишь с ума, и все происходящее – слуховые галлюцинации. Но это не так. Лес един во множестве живых организмов, его населяющих. Представь себе гигантский музыкальный инструмент с бесчисленным количеством струн разной длины и толщины. Каждая струна в отдельности издаст едва слышимый звук, и его не уловить человеческим ухом. Слишком узок наш диапазон восприятия. Но когда зазвучит сотня, тысяча струн, или даже большее их число, появляется мелодия. Ее только надо суметь выделить из шелеста листвы, журчания воды, скрипа древесных стволов.

– Да ты просто поэт… – Ник задумчиво принялся жевать сухой стебель травы. Психическое состояние лесного отшельника его все больше и больше удручало. – Ну, а все-таки, почему остался?

– Хочешь начистоту? – Лео испытующе посмотрел в глаза гостя. – От меня мало что зависит. Живущие в гармонии с Лесом масейрас могут ходить, куда им вздумается. А я… я почти пленник здесь. Думаешь, не пытался удрать? Первые два года не помышлял об этом. Изучал аборигенов, их язык, обычаи. Попутно выяснял свое местоположение относительно хоть каких-нибудь ориентиров, кроме Орфиуса. Изучал господствующие ветра, сравнивал с тем, что известно о воздушных потоках на изученных людьми территориях. Расспрашивал местных охотников, каким путем идти до ближайшего жилья больших людей. Так они между собой нас называют. Целый год готовился, припасов насобирал. Затем попрощался со всеми и отправился в дорогу. Еще удивлялся, чего это Говорящие-с-Лесом так загадочно улыбаются…

– Заблудился? – сочувственно спросил Ник, уже догадываясь, каким будет ответ.

– Естественно… Ходил, как позже выяснилось, кругами вокруг деревни, пока припасы не кончились. Вернулся – ни жив ни мертв. Когда немного оклемался, прямиком к Главному шаману отправился и спросил его: «Ты заранее знал, что так получится?» Он подтвердил и говорит: «Пока Лес тебя сам не отпустит, не уйдешь ты отсюда. Если упорствовать будешь, то беды не миновать».

– И после этого ты больше не пытался? – Ник представил себя на месте отшельника, внутренне содрогнулся. Не хотел бы он потратить годы на этнографические исследования. Интересно, познавательно, но если вдуматься, то кому это все нужно?

Он все-таки непроизвольно взглянул на небо. Первое время после своей аварийной посадки на этой богом забытой планете, он по сто раз на дню задирал голову, с робкой надеждой вглядываясь ввысь. Чего он ожидал? Увидеть спешащий ему на выручку шаттл с группой спасателей на борту? Ник не заметил, как скрипнул зубами. Наивный! Правда несколько раз ему и казалось, что видит на небе остатки реверсивного следа от гравидвигателей. Конечно, это была просто игра его воспаленного воображения. Как оказалось, вытянутые в тонкую струну облака на этой планете, были совсем не редкостью. Потом он запретил себе даже думать об этом.

– Пытался, – Лео невесело усмехнулся, молча закатал потрепанную штанину. На внешней поверхности левой голени багровел тройной извилистый шрам. Выглядело это результатом знакомства с чьей-то когтистой лапой.

– Наказание за то, что ослушался? – недоверчиво поинтересовался Ник, пока не понявший, куда клонит собеседник.

– Разве это наказание? Так, напоминание… Даже хромоты со временем не осталось. А наказание за строптивость и упрямство последовало через год, когда я попытался уйти в третий раз. Какая-то мелкая ядовитая тварь цапнула за шею. Я даже не понял, что произошло. В глазах потемнело, и очнулся уже в деревне масейрас. До сих пор не знаю, кто из них меня отыскал и приволок назад. Они – ребята малорослые, нести человека моего телосложения, вчетвером, наверное, пришлось. Полгода не мог говорить, даже шевелиться, нужду справлял под себя, аки младенец. Следующие полгода потихоньку восстанавливался. Вот уже после этого перестал помышлять о побеге. Говорящие-с-Лесом сказали, что мне нужно научиться слушать Лес. Тогда смогу понять, чего он от меня хочет… – он почему-то виновато взглянул на гостя. Потом, словно спохватившись? отвел глаза. – Ну, ладно! – Лео махнул рукой. – Хватит о грустном. Замучил я тебя страшными историями. Отдыхай, набирайся сил. Завтра отправимся к масейрас. Им на тебя интересно будет взглянуть. Столько времени ждали…

– Как это ждали?! – Ник внутренне напрягся. – Ты хочешь сказать, что им было известно обо мне?

– Я здесь не только учусь Лес слушать. – Лео почему-то развеселила реакция Ника. – Тебя заодно жду. – Он хмыкнул. – Никогда бы не подумал, что человек способен так глаза выпучить от удивления, – Лео смешно спародировал его, гротескно округлив глаза.

Ник продолжал все также недоверчиво смотреть на, казалось, вдруг спятившего собеседника.

– Ну, не конкретно высокородного Ника из рода Вестгейров, – прекратил смеяться Лео. – Да успокойся ты, – он опять махнул рукой. – Я о тебе раньше и не слыхивал. Говорящие-с-Лесом перед последним Исходом изрекли, что придет к Усыпальнице большой человек, что встретить его нужно, привести в деревню. Место указали, где лучше всего ждать. Вот, – Лео сделал широкий жест, – хижина эта. Три декады с ней возился, специально выстроена для твоего приема. Гордись, все по высшему разряду! – он, паясничая, поклонился Нику. – Разумеется, в рамках моих скромных возможностей. Без большого человека не велено было возвращаться, вот я и сидел тут все это время в одиночестве, слушал Лес, выгоняя из головы посторонние мысли, – его взгляд на мгновение затуманился. – Теперь ты знаешь все.

– Перед Исходом?! – Ник недоверчиво покачал головой. – Этого просто не может быть!! – он снова покачал головой. – Тогда я сам ни то что про масейрас, я и о существовании Старого Города не знал. А то что в эти края когда-нибудь наведаюсь, тем более. Впрочем… – в голову пришла мысль, после которой сразу же наступило облегчение. – Мало ли какого еще большого человека могло сюда занести? Учитывая временной интервал ожидания, сюда мог забрести кто угодно. Охотники из Прилесья, тот же Колп Следопыт, к примеру.

– Если бы ждали Колпа, то так и было бы сказано. Да и с какой целью мне его встречать? Человек, состоящий на службе у Леса, никогда не заблудится. А вот охотники сюда точно не сунутся по доброй воле. Вот и выходит, что кроме тебя, ждать мне было некого, – лицо Лео неожиданно сделалось серьезным. Посмотрев на Ника странным взглядом, он почему-то перешел на шепот: – Говорящие-с-Лесом в таких делах не ошибаются. Да и то что ты оказался в точно названном месте, это что тебе, не доказательство? – Лео непроизвольно принялся оглядываться.

Несмотря на кажущуюся идиллию, тишину и спокойствие, которые царили в этой хижине, Ник по выработанной за время скитания по Лесу привычке периодически просматривал округу. Ничего настораживающего за сегодняшний день пребывания в этом чудном месте он так и не заметил. Но то ли нервозность Лео подействовала, то ли его тихий шепот, больше похожий на шипение ползуна, но в этот самый момент Ник кожей почувствовал направленный на него взгляд. Точнее взгляды. От этого волоски на теле, словно у пса, встали дыбом, а по коже паучьими лапками пробежал озноб. Опасность! Он еле удержался, чтобы не войти в состояние спидинг-ап и не скатиться с плетеного стула на землю. Нет. Не стоит здесь никому знать об этой его способности. Даже брату Клео.

Возможно, что-то его все-таки выдало, так как Лео опять стал самим собой. Ник тряхнул головой, возвращая себя в реальность и кляня за так нежданно накативший на него приступ паранойи. «Нервы ни к черту», – мысленно резюмировал он. Тем временем собеседник, как ни в чем ни бывало, продолжал.

– …и даже не заводи песню о том, будто такое невозможно. Поживешь здесь немного и сам поймешь, какие невероятные вещи иногда происходят. – Лео вдруг снова широко улыбнулся и уже громко закончил: – Ну, все, хватит разговоров. Темнеет уже. А то я по общению соскучился, могу и ночь напролет болтать.

Устраиваясь на ворохе мягкой душистой травы, Ник только сейчас обратил внимание, что в хижине нет двери. Даже матерчатый полог отсутствовал или просто завеса из травяных стеблей.

– Лео, – шепотом позвал он, решив на всякий случай напомнить об элементарных мерах предосторожности. – Ты на ночь вход ничем не закрываешь?

– А зачем? – беспечно отозвался хозяин хижины. – Никаких опасных и голодных существ поблизости нет. Можешь поверить, – он широко развел руками, как бы охватывая всю округу. – Я тут столько уже на одном месте, что кажется могу корни пустить, не хуже бородавочника, – Лео коротко хохотнул.