Квакеры «Создатели рая»

© Галина Губайдуллина, 2020

ISBN 978-5-0051-9274-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1.660 год. Северная Америка. Бостон. На эшафот ведут женщину с чистым, одухотворённым лицом, она смотрит на мир огромными глазами наивного ребёнка, в коих нет страха, а лишь смирение. К груди осуждённая прижимала книгу со священным писанием. Будто отъявленного разбойника с двух сторон её охраняли стражники в железных латах, держа наготове оголённые мечи.

– Куда катится страна и государственный устрой, если на казнь приговаривают женщину? – сказал кто-то из толпы.

– Но вместо того, чтобы рожать, эта дама пропагандировала ересь, – возразил другой голос мужчины.

– Что у вас за церковные устои, если их так легко может пошатнуть хрупкая, безобидная женщина?

1.668год. Ирландия, графство Корк, провинция Манстер, город Макрум. Роскошное поместье-замок Пэннов с названием Макрум.

Молодой человек двадцати четырёх лет по имени Уильям Пэнн прошёл в гостиную сразу после приезда из типографии. Войдя в комнату, он снял парик и поморщился. Кто придумал для господ это мучение? С широким лицом и глазами навыкате ему совсем не шло подобие кучерявой гривы. Мужчина провёл рукой по вспотевшему ёжику волос. Он отбросил это обязательное украшение для высшего сословия на близстоящую софу, его гость свой человек, и простит эту вольность.

Его друг и вдохновитель на квакерскую религию старик Джордж Фокс улыбался. Как у него получается улыбаться так простодушно и хитро одновременно?

Глава секты хвалил Пэнна:

– Твоя книга «Потрясение основ или Отказ от воскресного богослужения» вышла уже в этом, 1.668 году, и произвела фурор в обществе. Многие задумались об основах религии. Наше отвержение института священников и церковных таинств заинтересовало общественность. Мы проповедуем пацифизм и занимаемся благотворительностью, это тоже одобряет большинство.

– Это моя мечта – вывести людей на высшую степень сознания.

Подала голос появившаяся на пороге жена Пэнна Гарриет:

– Не все святые, Уильям. Может, смысл жизни в том, чтобы люди были разными, а не ангелами.

Женщину сопровождала служанка с разносом.

– Ты – глупая баба, все стремятся к совершенству, – одёрнул её муж.

Жена Пэнна села в кресло и слушала мужчин.

Служанка ставила чашки с чаем и печенье на стол перед мужчинами.

Фокс нахваливал её мужа:

– Если кто и выведет человечество на светлый путь добра, то это Вы, Пэнн. Не напрасно город и Ваш замок называется Макрум, в переводе с ирландского это означает – место встречи последователей Бога. Друиды здесь говорили с Богом Кромом. Непонимание и отторжение обывателей не должно нас пугать. Божественная рука направит нас! Полнота жизни проявляется только в служении людям, в великой цели.

– Согласен. Это и есть духовная социализация.

– Как бы на нас не объявили «охоту на ведьм», как в недавнюю гражданскую войну 1.642—1.651 годов, когда пуритане-парламентаристы противостояли церковникам-роялистам, во главе которых стоял архиепископ Кентерберийский Уильям Лод.

– Кровавые были времена… Досталось не только ведьмам, но и всем приверженцам малых религий. До 1.563 года в Англии вешали колдунов только тогда, когда те совершали убийство, а во время «охоты на ведьм» было повешено более тысячи ведьм просто по наветам соседей. К смертной казни приговаривали за сущие пустяки: насылание порчи или приворот человека посредством деталей одежды, волосами, ногтями, потом, а также с помощью восковых фигур. А скольких высекли и покалечили! Лод нахватался антипуританства от арминиан, когда учился в Оксфорде. Лод выступал против доктрины предопределения и всех форм пресвитерианства. Поделом ему голову отсекли за превышение полномочий.

Фокс предложил:

– Обратим безмолвную молитву перед едой к Богу нашему.

Помолчали.

Взгляд жены Пэнна недобро косился на гостя. Она нисколько не уважала этого Фокса, сына ткача из Лестершира, работавшего долгое время простым сапожником в Фенни Дрейтоне, тогда как её муж был успешным военным, сыном адмирала, у которого занимал огромные суммы денег сам король. Некогда очень красивая брюнетка с огромными глазами, сейчас она сильно раздалась, но всё ещё старалась в угоду моде носить стильные платья.

– Почему ты, Фокс, не пускаешь никого из друзей в свой дом? – интересовался Уильям.

– Чтобы сохранить святость, надо держать людей на расстоянии, чтобы они не рассмотрели очевидного: я такой же человек, как все. А людям проще создавать кумиров для подражания.

– Жаль, но наше Общество Друзей всё чаще называют квакеры от слова «трясущиеся». Какое-то несуразное название!

– Нас боятся, потому дали обидное прозвище. Сначала мы назывались «Дети Света», затем «Христианское общество друзей внутреннего Света», но сейчас нас называют просто «Общество Друзей». А «трясущимися» нас называют из-за того случая в суде, когда я воззвал судью трепетать перед именем Бога. Вот кто-то и обозвал меня «трясуном». То, что нас боятся говорят такие факты: с 1.659 по 1.661-ые годы в Новой Англии в Бостоне повесили миссионеров Мэри Дайер, Уильяма Ледре, Уильяма Робинсона и Мардьюка Стефенсона. У многих других выжгли клеймо, надели кандалы и заключили в тюрьму или высекли просмоленной верёвкой по голой спине.

– Папа, – робко с порога позвал ребёнок лет пяти.

– Патрик! Проходи, дорогой, – обрадовался Пэнн, протягивая руки к сыну.

Гость узнавал:

– Ты назвал сына в честь апостола и патрона Ирландии?

– Это просто имя, – отмахнулся хозяин, – Но мне нравится здесь, в Ирландии. Я благодарен отцу, который спасая меня от чумы в 1.665 году, отослал меня сюда. Здесь я впервые услышал проповеди квакера Лое и вдохновился идеей реформации церкви.

Мальчик прижался к отцу.

– Я скучаю по Питеру, – шептал ребёнок.

У главы семьи выступили слёзы на глаза.

– Я тоже скучаю по нему…

– Закон выживания любого вида: больные, слабые физически особи вымирают. Но у нас есть нечто большее, чем жизнь – бессмертная душа, – пытался успокоить мальчика гость Фокс.

– Джордж, не надо, это слишком больно, никто не хочет терять собственного ребёнка, – со слезами просил замолчать друга Уильям.

– Мама подарит мне другого брата?

– Навряд ли. Она часто болеет последнее время, – вздохнул отец.

Жена Пэнна нервно соскочила с места и направилась к ребёнку.

Уильям Пэнн говорил сыну:

– Я хочу подарить тебе мир без войн, слёз и нищеты. Я хочу, чтоб нашему примеру последовали все.

Гарриет ехидно переспрашивала, забирая сына из рук отца:

– Но почему тогда власти убивают ваших последователей? Они, что, не видят исходящие от вас «свет и добро»?

– Правительству нужен запуганный народ, чтоб работал и не роптал, – заявил ей в лицо очевидный факт муж.

Женщина уводила ребёнка из комнаты, бормоча:

– Только идиоты ведут политику против государства себе во вред.

Уильям кричал ей в след:

– Да, давайте дадим ему клеймо «помешанный» или ещё лучше: «еретик», и сожжём, как Джордано Бруно, лишь бы он оставил в покое наш мирок, где истины давно устоялись!

– Истин может быть много, правда – одна! – парировала жена.

– Почему на меня объявлена охота? Я никого не убил и не ограбил.

– Ты ранишь души людей, – отвечала Гарриет, остановившись в проёме двери.

– Чем? Обещанием рая на земле?

– Посулом всех благ.

– Но разве люди не заслужили лучшей доли?

– Вот потому ты и ловишь легко людей в свои сети, ведь каждый хочет счастья.

– А моя возлюбленная Маргарет Фелл, меня понимает и поддерживает, – похвастал Джордж Фокс, – Она дала согласие, что в этом году разведётся с мужем-судьёй, а в будущем году станет моей женой. Я буду рад принять всех её детей.

– Конечно, она же одна из пылких почитательниц Вашего таланта, – вздохнул Уильям Пэнн.

Гарриет, будучи уже в коридоре, оглянулась на мужа и по-своему пояснила:

– Недаром фамилия твоего гостя Фокс (лиса) – он хитёр и изворотлив.

Конец октября 1.682 года. Северная Америка. Новая Англия. Пенсильвания. Трактир «Король Пруссии» в одноимённом селении, что получило своё название от этого питейного заведения. Вокруг трактира росли в буйстве тополя, клёны серебристые и яснелистные. Кустарники переплёл дикий виноград.

Группа людей, одетых в дорогие одежды лордов зачарованно любовалась на бесчисленные стаи диких гусей, лебедей, журавлей, уток, цапель и других птиц, чьи тела качались на волнах реки Делавэр.

Трактирщик с пафосом говорил гостям:

– Каждый день прилетают новые стаи, эти отдохнут и тоже улетят на юг.

– Эти земли я назвал в честь своего доблестного отца-адмирала Пенсильвания – «леса Пэнна», – рассказывал тридцативосьмилетний Уильям Пэнн, любуясь видами, что позволял видеть размер окна, – Какое счастье, что среди бумаг отца я нашёл претензию к государству, королю Карлу Второму Стюарту ничего не оставалось делать, как выплатить свой огромный долг в шестнадцать тысяч фунтов стерлингов этой огромной колонией. Спасибо моему другу, брату короля – герцогу Якову Йоркскому, он помог убедить самодержавца. Я в юности служил с Яковом на флоте, мы вместе делили невзгоды и трудности путешествий. И вот 4 марта 1.681 года мне вручили бумаги на владение этими землями в Новом Свете. Я выбрал именно эти земли потому, что наш идейный вдохновитель – Джордж Фокс был здесь в 1.671 году, и ему тут очень понравилось.

Губернатора сопровождали верные друзья и соратники: Колин Клинджел, его ровесник, которого основатель колонии Пэнн возвёл в чин генерала милиции, и Уильям Маркхэм, двоюродный брат Пэнна сорока двух лет, симпатичный мужчина с усталым видом. Маркхэм выехал кузену навстречу и встретил по пути. Пэнн отправлял его годом ранее в качестве личного представителя, заручиться поддержкой европейцев, что жили на купленной Пэнном территории и купить дополнительные земли у местных племён.

Генерал Клинджел имел статную фигуру и привлекательную внешность, скорее даже завлекательную для женщин. Его пышная русая шевелюра завязана в хвостик, а красивые глаза прогулялись по лицам всех женщин в зале, не смотря на то, что рядом за соседним столиком сидела его жена Нора, приветливость и любезность так и струились от этой некрасивой, но милой женщины. Когда-то Колину вдруг захотелось защитить смешную рыжую девчонку, над внешностью которой все потешались, и он, признанный красавец, на удивление всех взял её в жёны. И он не жалел об этом – из неё вышла отличная жена и заботливая мать. Вот только в отношениях всё было как-то пресно… и Колин не раз пользовался своей неотразимостью и популярностью у женщин. Но сейчас он дал зарок другу Уильяму и жене не чудить, а стать истинным квакером, но привычка поглядывать по сторонам всё ещё не искоренилась, и Клинджел плотоядно поглядывал на официанток.

Рядом с Норой Клинджел сидели дочери. Простоватая, ширококостная шатенка Айрис пятнадцати лет. Широкие брови, что нависали над её бровями, как у отца, придавали выражению девичьего лица некую суровость. Средней Линде семнадцать лет, она блондинка, её спокойные черты лица можно назвать посредственными. И старшая Шейла восемнадцати лет особа – броская красавица-блондинка, на её фоне просто миловидные сёстры смотрелись убого. Девушка осознавала своё превосходство, и держалась надменно. Пэнн пожалел, что его сын Патрик отстал на другом корабле далеко позади и не видит такой красивой девицы на выданье. Жена Уильяма Пэнна, Гарриет, как всегда рассорилась с мужем, но всё же последовала за ним в новые земли, но в запале злости с сыном села на другой корабль.

Колин Клинджел, сделав большой глоток пива, выдвинул своё мнение о поступке короля:

– Дав нам колонию, властитель Англии, может, таким образом помышляет избавиться от всех квакеров. Думает, все побегут в Пенсильванию. Квакеров стало значительно больше после того, как из Манчестера пришла чума, а правительство подняло налог джентри так, что крестьяне не имели ни хлеба, ни семян. Общество Друзей многие даже стали называть: религия после чумы.

– Наша колония должна разрастись гораздо быстрее остальных. Мы национально терпимы буквально ко всем, даём религиозную свободу любым деноминациям. Ведь мы первые в мире дали женщинам равноправие. К нам хлынут все вдовы и другие притеснённые женщины, – радовался Пэнн.

– Нелепо было и думать, что женщина – неполноценный человек! Пусть имеет право голоса. Даже пусть женщины идут работать, если хотят! – горячо поддержал Клинджел.

– Я тоже уверен, что легенду о Лилит придумали женоненавистники, – поддакнул Маркхэм.

– Мама, кто такая Лилит? – шёпотом спросила Айрис.

– Первая жена Адама. Бог создал их равными, из одной глины. И Лилит не прекращала ссор, не признавая главенства мужчины. Она бросила мужа. Бог послал за ней трёх ангелов, но Лилит отказалась вернуться. По одним легендам, она вышла замуж за Каина и стала матерью демонов и вампиров, по другим обратилась в прах ещё до сотворения Евы, – поясняла Нора.

– Первым делом надо оставить семьи в этой деревне, а самим объехать наши поселения Пенсвил, Честер, Льюистаун и другие. Надо поговорить с соседними племенами индейцев: пусть приходят жить в наши деревни или продают нам как можно больше земель, – заявил Пэнн друзьям, – Я лично поднимусь вверх по реке Делавэр.

– Делимитация границ с индейцами – верный шаг, – похвалил кузена Маркхэм, – Иначе войны с туземцами не избежать. В крупном, индейском селении Шакамаксон – очень влиятельное и богатое племя. Пока они не видели неудобств и притеснений со стороны белых, потому с удовольствием торгуют и даже отдают своих девушек в жёны приезжим. Многие умеют говорить по-английски.

– Прекрасно! – обрадовался Уильям Пэнн и размышлял дальше, – Чтоб показать свою братскую любовь ко всем народам, возведём новое поселение неподалёку от дружественного племени делаваров и назовём Филадельфия (братская любовь). Но надо подумать и о законах, любая политика замешана на крови, нам не удастся избежать проблем без крепкой власти. Закон должен упираться на силу. Нужна полиция или милиция, можно даже придумать новое название блюстителям порядка, факт не в этом, а в том, чтобы не было произвола. Это необходимая мера на первое время, а после, я уверен, лучшая половина души у наших квакеров победит над тёмной стороной порока.

– Вопросы правосудия всегда будут резко вставать ребром. Потому судьи должны быть избраны из числа католиков или протестантов, но никак не квакеров, которые и букашку-то обидеть не могут, – вставил Клинджел, беседуя, он поглаживал подбородок.

– Я написал первую версию конституции для нашей колонии, – с гордой улыбкой сообщил Пэнн, – Я уверен: скоро очень много людей поймёт, какое чудесное общество мы строим, все оценят наши достижения, к нам потянуться со всей Земли, и вся Америка наполнится благодатью.

– Мир любви и взаимопомощи – неплохо звучит, – мечтательно протянул Маркхэм.

– Жизнь в мире без войн, – вторил Клинджел, – Наши воины будут только контролировать границы угодий.

Пристально глядя на красавца Колина, Уильям Пэнн провозглашал:

– Мотивация духовного возрождения должна заключаться в примере наших идеальных взаимоотношений внутри семьи. Мы должны стать не только духовными лидерами, но и выступать образцом поведения и подражания.

Уильям Маркхэм поддакивал:

– Согласен. Наши взгляды на жизнь должны прочно войти в интроекцию индивидуумов, их виденье истин должны соответствовать лучшим критериям добропорядочности.

Шейла спросила у сестёр:

– Вы верите, что мы попадём в рай на Земле?

– Конечно, раз так сказал папа. Он устроит для нас безбедную, защищённую жизнь, – защебетала Линда.

– Как можно во всём полагаться на чужое мнение? – хмыкнула старшая, – Рая на Земле быть не может. Не те времена, и люди не те.

– Ещё увидим, кто прав, – горячо заступалась за отца средняя, – Ты, Шелл, будешь посрамлена в своём неверии.

Нора с удивлением смотрела на свою старшую дочь.

– Вот такие, как ты, Шелли, и препятствуют новаторским, революционным движениям, – высказала мать своё мнение ей.

Трактирщик, наконец, принёс джентльменам и их дамам заказанные блюда.

Пэнн шёл по улицам поселения и здоровался со всеми. Никто в ответ не снимал шляпу и не кланялся – квакеры упразднили этот обычай, как пережиток прошлого, уравнивая всех в правах.

– Как приятно быть всем просто соседом, – радостно говорил глава секты кузену, – Как хорошо, что мы отрицаем титулы, звании и привилегии. Мы просто друзья всем.

Клинджел крикнул местным сорванцам-хулиганам:

– Эй, мальчишки! Не обижайте девчонок, не дёргайте их за косички! Девчонки вырастут – и пригодятся!

Мужчины расхохотались, переглядываясь.

– Какие опрятные, новые домики у крестьян, – восхищался Пэнн.

– Вы восхищаетесь аккуратными домиками, я же сразу представляю, как тяжек труд тех, кто возделывает землю вокруг этих милых строений, – подал голос Маркхэм.

– Вон идут пассажиры с корабля, на котором мы приехали. Я разговаривал со многими ещё на корабле, большинство желает купить землю, – кивнул Колин Клинджел в сторону толпы людей, – Кроме наших приверженцев квакеров среди них много простых английских рабочих.

Пэнн подождал, когда иммигранты приблизятся. Семья Клинджела вместе со слугами тоже терпеливо остановилась, дожидаясь главу семьи.

– Вас приветствует губернатор колонии и полноправный манор Уильям Пэнн! – громогласно объявил самый главный человек этой земли, – Здесь будет центр зарождения демократии и независимости!

– Мистер Пэнн, я сбежала от мужа, который бил меня. У меня нет ни денег, ни продуктов… – жалобно доложила одна из приезжих, темноволосая женщина со слегка раскосыми глазами и маленьким носиком, за руку её держал мальчик лет семи.

Одежда женщины говорила о ней, как о даме с достатком.

– Мы поможем Вам, миссис… – пообещал Пэнн.

– Миссис Ферджи Уэллинг, – представилась женщина.

Глава колонии дал распоряжение кузену:

– Уилл, запиши в книгу расходов в статью кошт (расходы на иждивение) данные этой приезжей и выдели полагающуюся сумму.

– Занимаетесь филантропией? – раздался голос из толпы.

– Не только. Ещё даём ссуды. С кем имею честь говорить?

– Сэр Рассел Дафф, – вышел вперёд молодцеватый, крепкий мужчина.

– У нас нет титулов, мистер Дафф. Так вот: я забочусь о вновь прибывших, обеспечиваю также престарелых, если те остаются без поддержки родни. Пока я был в Англии, этими делами занимался мой кузен Маркхэм, и нареканий на его счёт я пока не слышал.

– Похвально. Но так Вы разоритесь, ведь всех денег мира не хватит накормить всех сирых и убогих.

– А это что за фетишист? – не придавая значения словам Даффа, Пэнн переключил внимание на другого мужчину, у которого кроме распятия на груди болталась ещё и кроличья лапка.

– Как Вы меня назвали? – выпучил глаза человек лет тридцати, что пребывал в изрядном подпитии, – Каким таким извращенцем?

– Фетишист – это тот, кто верит в амулеты и обереги, – пояснил манор.

– Я верю во Христа.

– Что-то Вы не похожи на человека, рвущегося к преображению мира, вон, с утра уже пьяны. И часто Вы в таком состоянии?

– Мой муж малопьющий, сэр, – вступилась за него миловидная супруга, что держала за руку мальчика лет девяти.

– Миссис имеет в виду, что её муж пьёт, пьёт, а ему всё мало, – хохотнул кто-то из приезжих мужчин.

– Да я в работе – бык! – взревел парень.

По его физиономии читалось, что и ряд поколений предков не блистали умом.

– У Вас есть средства для покупки земли?

– Да! – гордо заявил подвыпивший, – Я, Вуди Стингер, обеспечиваю свою семью!

Клинджел обратил внимание друзей на девушку лет двадцати с накрученными у висков чёрными кудрями и ярко подведёнными глазами, полушёпотом выражая своё мнение:

– Эта женщина приехала сюда торговать собой.

– С чего ты взял?

– У меня на таких девиц чутьё. Да присмотритесь сами! Признак распущенности – дерзкий взгляд, нагло разглядывающий с ног до головы, будто оценивает, сколько мы заплатим.

Девушка заметила любопытные взгляды богатых мужчин и ехидненькая усмешка скривила её губы вправо. Она томно, как бы в задумчивости, обвела пальцем свою родинку у левого глаза.

– Вас как зовут, мисс? – отважился спросить Маркхэм.

– Нэнси Дэльвин. Я приехала начать новую жизнь.

– Мы должны дать даме шанс, – кивнул Пэнн.

– Но ей будет нелегко забыть свои манеры и привычки, – усмехнулся Колин Клинджел, – Кокетство так и лезет из неё.

Приезжие мужчины разглядывали дочерей генерала.

Один из парней, добротно, но небрежно одетый, с вздыбленными в немыслимую причёску волосами, посетовал:

– Квакеры сами застёгиваются на все пуговицы, ещё и женщин своих закутывают по самые уши.

Ему вторил другой юноша, Джеймс Логен, одетый, как денди:

– Знатные дамы на Евразийском континенте давным-давно выставляют напоказ локти и декольте, здесь же время отбросило дам в Средневековье.

– Вообще, как можно быть пуританином, когда вокруг столько красивых девушек? – удивлялся вёрткий малый.

Клинджел подошёл к парню-растрёпе.

– Вы – Сэмюель Мэтью Элфорд, и я слышал, служили офицером в Африке?

– Да. Но теперь я неистовый приверженец новой религии, – эта категоричность говорила о том, что Элфорд не собирается применять оружие против людей.

На его лице было два шрама, один пересекал правую щёку, другой продолговатой ямкой лёг на низ подбородка. Высокий лоб говорил о тяге к знаниям.

– А я хотел пригласить Вас в свой полк… – с досадой протянул генерал.

– Я хочу стать служащим и попутно изучать культуру местных аборигенов.

– Мы как раз хотели бесплатно обучать индейцев грамоте! – обрадовался Маркхэм, – Вам, наверное, интересно будет общаться с местными каждый день! А индейцы, как дети, любознательны и пытливы.

– Да, это будет, наверное, очень занимательно.

А что это Вы, мистер Элфорд, на моих дочерей поглядываете? Жениться думаете? – весело спросил Клинджел.

– Жена – это что-то лишнее, ненужное, – заявил парень и красноречиво глянул в сторону Ненси Дэльвин.

– Ох, озорник, а ведь квакеры порицают связь с людьми другой религии и отношения без брака, за это мы будем исключать из своих рядов, – пугал Пэнн.

«Да вы и не узнаете», – усмехаясь, подумал Сэмюель.

Распределив приезжих, переговорив со многими, главы колонии пошли на ужин к Маркхэму.

Яркая внешность брюнетки-жены Маркхэма притягивала взгляды. Молодая женщина тридцати пяти лет живо размахивала руками при разговоре, сновала между мужем и гостями, всё время что-то весело щебеча.

И между делом поругивала мужа:

– Уильям, у тебя кризис со свободным временем! Мы тебя видим только перед сном!

– О, узнаю нашу милую Миту, – улыбался Пэнн, – Когда она появляется, то приносит с собой тайфун.

Из дверей выпорхнула девушка лет восемнадцати, чмокнула Маркхэма в щёку.

Она также укоряла его:

– Ах, папа, как ты оброс! Хочешь походить на русских мужиков? Но здесь нет таких сильных морозов, так что ношение бороды нецелесообразно.

– Мэри, я совсем закрутился, исправлюсь, – отмахнулся отец.

Девушка носила непомерно длинную чёлку, что свисала редкими сосульками, слегка прикрывая глаза, их необычайный, серо-коричневый цвет был очень бледен, и создавал контраст с чёрными волосами. У отца же такой цвет глаз с русыми волосами не вызывал такого эффекта.

К вошедшим выскочила девочка лет шести.

– А чей это зайчик-непоседа? – ласково заворковал Маркхэм, протягивая руки к ребёнку.

– Папа, тебя так долго не было, что ты успел забыть о своей Альфредии! – потупилась девочка.

Младшая дочь была прелестным ребёнком с тёмными глазами, как у матери и светлыми волосами отца.

Усаживаясь за стол, глава семьи ворчал на Мэри:

– Что за мода носить такую длинную чёлку? Испортишь зрение.

– Но мама же носит, – оправдывалась девушка.

– Мама убирает чёлку набок, ты же затеняешь глаза.

Ковыряя вилкой шпинат, Альфредия поинтересовалась:

– После полезного, мне дадут что-нибудь вкусное?

– Это бесчеловечно обрекать ребёнка есть это чудовищное месиво, – вскинулся на прислугу Маркхэм, – Принесите Альфредии сразу горячие блюда.

– И бисквитов побольше захватите! – крикнула вдогонку слуге девочка.

– Ты балуешь младшую дочь, – упрекала мужа Мита.

Глава дома обратился к старшей дочери:

– Ты могла бы обучать индейцев грамоте.

– Одной стоять перед толпой дикарей? – крайне удивилась дочь.

– Женщине тяжело и страшно выходить в большой мир, – вздохнул Колин Клинджел.

– Иди-иди, никто там тебя не съест, – подначивал Пэнн.

– Прилично ли вообще находиться высокородной даме в обществе простолюдинов? – не поощряла мужа Мита.

– Мы провозгласили равенство между женщинами и мужчинами. И я, как правая рука главы колонии должен на личном примере моей семьи показать и подтвердить право женщин на труд, – заявлял отец.

– И ты в школе будешь не одна, в соседнем классе будет вести занятия бывший офицер, служивший в Африке, – успокаивал девушку Клинджел.

– А, что, чем сидеть дома, лучше общаться с дикими племенами, – вскинулась Мэри.

– Мы выведем этих людей из мрака неведенья, и никто их уже не назовёт дикарями, – поправил дочь Уильям Маркхэм, – Это же прекрасно делиться знаниями со всеми.

– И ты не первая из женщин-преподавателей, – сообщал Пэнн, – Прекрасная Филиста, профессор медицины в Древнем Риме, пряталась от студентов за занавеской, когда читала лекции, так как юноши засыпали её стихами с признаниями в любви.

– Вот и тебе советую преподавать из-за шторки, – сказала мать.

– Глупости. Я хочу читать в глазах учеников, нравится ли им наука. Иначе, как я узнаю, спят они на уроке или смеются над моими рассказами?

– Хотя… будешь на виду у города, глядишь, и жених сразу сыщется, – вздохнула Мита.

Мэри насупилась, выговаривая матери:

– Вам уже не терпится скорей спихнуть меня в руки чужому мужчине.

– И я не хочу быть невестой, – заявила Альфредия.

– Почему же? – удивлённо вопрошали мужчины.

– Утомительно и хлопотно. Сиди и переживай: какой завтра у меня муж будет? А вдруг из красавца он превратится в ругающегося толстяка?

Гости расхохотались.

– Фрэдди, съешь ещё кусочек бисквита, – уговаривал отец младшую дочь.

– Боюсь: лишняя еда будит давить на сердце, – с умным видом возразила девочка, – Я и так уже набила живот мясом и соком. Сердцу и так уже тяжело отпихивать эти продукты в сторону.

– А кого ты любишь больше? – с улыбкой узнавал Пэнн.

– Сестру. Она мои ноты сожгла.

Опять все смеялись.

Девочка продолжала объяснять:

– Мэри пожалела пианино, заявив, что ногами играют лучше, а мои завывания и вопли пугают её котика по кличке Животик.

– Вкусная была оленина, – похвалил кухню Маркхэмов Клинджел.

– Оленей к моему столу поставляет индеец по имени Шёпот Леса. Гордый такой, суровый парень, чрезвычайно красивый.

– Киса, ты обещал сменить мой гардероб, – напомнила Мита мужу, – Свози меня в Уилмингтон. Там город большой, товаров много…

– Сейчас у меня другие проблемы. Еду с кузеном в Шакамаксон.

– Если у тебя нет средств содержать такую красивую женщину, так и скажи! – обиделась жена.

– Почему я должен ездить за твоими тряпками? Заведи себе подруг!

– Здесь нет женщин моего уровня! А когда приедет дорогуша Гарриет? – узнавала Мита.

– Уже скоро, – заверил Пэнн, он был недоволен, что родственница не хочет знаться с низким сословием, – А пока можешь общаться с женой и дочерьми генерала Клинджела.

– Завтра я вас представлю друг другу, приходите на обед, – пообещал Колин.

– Перед обедом состоится духовное собрание, где мы должны ознакомить новичков с нашей религией, – напомнил Пэнн.

– Ой, с утра у меня много дел, я не приду, – предупредила жена Маркхэма.

Гости откланялись и вышли на улицу.

– Какая задавака эта Мита, – процедил Уильям Пэнн.

– Видимо Уиллу больше нравиться быть не мужиком, а Кисой.

– Подкаблучник, – ругнул Пэнн двоюродного брата, хотя сам тоже не мог перетянуть жену в свою религию, но Гарриет всё же ходила на собрания, хоть и чисто для показухи.

– И Мита, видимо, совсем не хочет отказываться от украшений в одежде.

– А моя Гарриет ничего не хочет слышать о скудной меблировки и скромной конской упряжи.

Уильям Маркхэм в это время устало отчитывал жену в её спальне:

– Как ты могла позорить меня перед верхом нашего общества? Нельзя было подождать, когда они уйдут и потом требовать новую одежду?

– А пусть тебе стыдно станет! Или ты хочешь, чтобы я, как ты, ходила в старье? Старомодная одежда говорит: мой обладатель скуп, консервативен и не заинтересован симпатиями слабого пола.

– Пусть хоть на мне экономится семейный бюджет, – пробовал отшутиться Уильям.

– Другие на такой должности воруют: будь здоров! Ты же…

Мужчина угрюмо рассматривал, как плавают пузатые рыбки в аквариуме.

– Хватит пялиться на этих рыбок! Ты меня ими выводишь!

– Странно. Я завёл их, чтобы тебя успокаивать… Скажу слуге, чтоб перенёс аквариум в комнату Альфредии.

– Думаешь, из-за любви к рыбкам тебя будут считать большим оригиналом? И почему тебя не прибил твой папаша поэт Джервейз Маркхэм, когда ты отверг труд всей его жизни – перевод псалмов! Квакеры-сектанты ведь игнорируют эти благие песнопения.

Уильям молча вышел из комнаты.

Он вошёл в спальню Альфредии.

Наклонился, целуя ребёнка в щёку.

– Спокойной ночи, бесценная.

– Папа, я заметила, что цветочек на окне закрывается…

– Но ты же тоже перед сном глазки закрываешь.

– Так лепестки – это реснички растения?!

– Рыбки в аквариуме из спальни мамы будут стоять у тебя.

– Чудесно! Пап, а пап.

– Что?

– А русалки на зиму шубу надевают?

– Нет, на дне теплее.

– Пап, что-то спать совсем не хочется.

– Считай овец.

– А можно заснуть быстрее, если считать по две овцы сразу?

Маркхэм улыбнулся и взъерошил чёлку дочке.

– Рассказать сказку?

– Конечно!

Пэнн непонимающе поглядывал на жену, что сидела на диване в окружении кошек. Она с Патриком приехала поздно вечером, но с утра уже была на ногах.

– Ты не отдаёшь распоряжения по обустройству… – заикнулся муж о делах.

– Я не вижу пока нормального дома, подобающего для леди, вот и не расходую зазря нервы и энергию.

– У тебя столько кошек… Это что-то патологическое. Я думал, ты не повезёшь этот выводок в Новый Свет.

– Эти звери меня любят. А человеку тоже надо кого-то обнимать, кому-то дарить ласку, любовь, внимание.

Намёк был на то, что супруги отдалились друг от друга.

Уильям Пэнн не отставал от патетики:

– Тогда я не понимаю, почему ты до сих пор не примкнула к квакерам, ведь мы, как раз, создаём общество с повышенным вниманием к проблемам людей.

– Я пробовала любить людей – не получилось, ещё больше привязалась к животным, – ехидничала Гарриет.

– Вот, ты сама призналась, что никого, кроме своих кошек не любишь, а требуешь от меня взаимных чувств. Нас пригласили на обед к Клинджелам.

– Вот, здесь мне придётся общаться с людьми, что рангом ниже меня.

– Здесь есть Маркхэмы, скоро приедут другие лорды…

– Что-то не верится, что знать хлынет в это забытое Богом место… Сюда будут стекаться одни купцы, крестьяне, авантюристы и святоши.