Сказки лунных дней. Часть II

4

Мудрильня

«Мне плевать на хранителей, – говорил сам себе Дженн, в очередной раз выйдя на ночные улицы Алриаса в поисках Дэзерта. – В первую очередь мне нужно отыскать своих демонов. Затем собрать семена Древ и… Но, – вмешался его внутренний голос, – это твоя сказка. Если Владыка твой соплеменник, и он творит беззакония… Ты должен вмешаться! Ты такой же хранитель, как и он… Ты имеешь право!»

Группа мужчин отошла в сторону при виде Дженна, уступая дорогу. Да он же теперь знаменитость.

Сначала навалял местному силачу, потом заступился за энсоларийского купца. Несколько дней назад маг взашей выкинул из трактира продавца ядовитых опьяняющих трав. Затем не позволил мальчишкам издеваться над щенком, напугав сорванцов тем, что будто слышит в его визге голос умершего человека. Потом Дженн помешал негодяю ограбить женщину с ребёнком.

На днях его выследили чьи-то дружки, скорее всего травника. Они напали в переулке Нижнего Алриаса, чтобы отомстить. И славно же Дженн потешился, раскидывая наглецов по каналам.

Были и другие случаи. Дракон не упускал возможности помахать кулаками. Что ждёт его сегодня?

Маг усмехнулся, потерев свой колючий подбородок. Помнится, когда-то он не одобрял драчунов. Должно быть, это влияние Миркира, в котором он провёл некоторое время. Витали демонов сделала его нетерпимым и… Да нет, Дженна всегда была нетерпима к несправедливости. Просто теперь она получила большую физическую силу и может позволить себе мужские игры.

О, но все ли?

Маг приблизился к стенам крупного весёлого дома «Цветы дальних стран». Впрочем, почти все бордели Алриаса были наполнены «цветами» из соседних королевств. Джаэрубцы ревностно относились к собственным женщинам.

Да, спустя сто лет они получили право выходить на улицы, покупать и даже продавать изделия, которые создавали дома. Но право это получили исключительно замужние горожанки. Дети и девушки так и сидели взаперти.

Не дай Азрэк кто-то покусится на их честь! Скорее мужчины растоптали бы их «цветы», чем позволили красоте и аромату услаждать иноземцев. Исключение составлял разве что гарем царя царей, насколько помнил Дженн своё знакомство со жрицами Азрэка.

На пороге «Цветника» прохожих встречали длинноногие калосские женщины, изящные и белолицые, словно мраморные статуэтки. Широко улыбались смуглые пышногрудые добурки с волосами, покрашенными в рыжий. Рядом стояли женщины из Чада с глазами горящими, будто у вышедших на охоту чёрных пантер. Встречались здесь и светловолосые беженки из Агару, чьи улыбки хранили больше печали, нежели вожделения.

Все женщины были одеты в недешёвые и яркие ткани, впрямь напоминающие бутоны цветов. Их веки были густо подведены краской. А губы сияли, будто у вампиров, только что осушивших свою жертву.

«Дэзерту здесь понравилось бы», – подумал Дженн, уверенно перешагивая порог заведения.

– …Это господин Дженн, – донеслось до его чуткого слуха. – Тот господин, что победил Слона… Неужели он так же силён? Неужели он… Неужели у него…

Работницы окружили мага, впрочем, держась на некотором расстоянии и избегая прикосновений. Приторный запах эфирных масел, исходящий от их одежд, кожи и волос, нежные женские голоса, осыпающие комплиментами и предлагающие разнообразнейшие услады для тела, оглушили Дженна.

У него закружилась голова, и на миг перед глазами предстало лицо Шуи – темноглазой химхонки из Сет, чья бабушка помогла отыскать дорогу в лес фей. Он вспомнил её лёгкий поцелуй и тряхнул головой, отгоняя морок.

Мужское тело стало для него темницей, как до того была лампа. Катан предупреждал, что магу, который принял звериное обличье, нельзя забывать о том, кто он. Нельзя охотиться в облике лисицы или сокола и есть сырое мясо, иначе тонкие сферы – сама душа может перенять повадки души звериной. Но что делать с голодом иного рода, кукольник не объяснял.

Может ли душа Дженны перенять мужские качества? Может ли вообще быть пол у человеческой души? Или на тонком уровне границы между различной природой физического тела растворяются?

Эти мысли тяготили душу Дженна хуже всяких кандалов. Он не знал, как ему себя ощущать. Какую роль избрать в этой странной сказке? Где границы дозволенного, безопасного?

Дракон не мог себе позволить думать о своих учителях, тосковать по Сайрону… Это приводило его плотную сферу в полнейшее замешательство, ведь теперь он был мужчиной! Но маг не мог позволить себе посмотреть и на женщин, ведь он родился женщиной, и подобные мысли устраивали кавардак уже в его тонкой сущности!

Отсидевший приятель Тикки был прав. Вкусная еда – только она могла принести облегчение душевным метаниям, напоминая о простых и понятных потребностях.

– …Нет, я никогда не видела у нас того, о ком Вы рассказываете, – объявила ему прислужница, ставя на стол блюдо с пищей.

Часть тарелки занимала густая овощная похлёбка, другую – поджаренный в ароматном масле рис, а третью – тушёное мясо с кусочками жгучего перца. Кухня оказалась отменной.

Всякий раз, наведываясь в подобное заведение, Дженн съедал свой ужин, выпивал стакан вина, разбавленного водой, и уходил, отказываясь от десерта. Выставленная на продажу женская красота вызывала всё больше уныния. А поиски мага раз за разом оканчивались ничем.

Дэзерт как свозь землю провалился! Его демонический дух не отзывался на призыв амулета, а плотное тело не было замечено ни в одном из борделей. Неужели Его бывшее Величество отправился в дальнее странствие? Или же за сто лет он встретил окончательную смерть?

Почему-то последняя мысль вызывала у Дженна не печаль, а раздражение. Зачем он вообще тратит время на поиски слуг? Ещё и Тринадцатый пропал из пещеры… А между тем по стопам дракона шёл Враг, как предупреждала богиня Лианхо. Нужно было поскорее отыскать все камни-семена и бежать прочь из Сии, дальше – сквозь миры и, желательно, время.

– Мои девочки готовы обслужить Вас бесплатно, господин, – сквозь мысли мага донёсся низкий женский голос. – Мы наслышаны о Ваших стычках с негодяями и хотим вознаградить героизм.

– Я благодарен Вам за предложение, но мне достаточно и простого «спасибо», – Дженн поднял взгляд на пожилую узкоглазую калосску, так напоминавшую бабушку Шуи. Ах, если б она только знала, что за подвиги он насовершал за свою жизнь. – Удовольствия, о которых Вы говорите, я не могу себе позволить. Мой приятель – только его я и пытаюсь найти здесь…

Отказывать женщине в ласках – всё равно, что говорить хозяйке, будто её готовка недостаточно хороша для тебя. Дракон никак не представлял себе, что, казалось бы, вежливым словом он может настолько обидеть кого-то.

Если как женщина Дженна была довольно худощава и порой сомневалась в своей привлекательности, то как мужчину природа не обделила мага. Дженн был уверен и в своей силе, и в своих анатомических пропорциях. Но эпитетов и сравнений, которые высказали ему проститутки, он не смог бы забыть до конца своей жизни. Тут растерялась бы сама Дубабушка…

Пожалуй, на этом слава Дженна в Алриасе и заканчивалась. Красный от стыда по самые уши, он покинул «Глупую клумбу», как теперь и никак иначе стал именовать это прибежище гадюк.

– Недомуж, – неслось вдогонку магу на трёх языках. – Любитель старых ослов!

– Гуль немощный!

– Космосиськ проклятый!

– Болтунец, проваливай в свою мудрильню…

Дженну очень хотелось ответить на необоснованные упрёки. Но, подумав, он решил, что поступать подобным образом недостойно. Хотя последние напутствия женщин его заинтересовали. Надо бы выяснить у Мальмуха, приятеля Кэрра, где находится мудрильня, в которую ему следует проваливать, и космо… что?

– Космополит – гражданин мира! Свидетель прекрасного! – пылко рассуждал статный мужчина с гладко выбритым лицом и тёмными волосами чуть ниже плеч. – Говорю вам, нельзя ставить интересы отдельного государства выше мировых. Вы должны понять: наш дом – весь мир…

Оратор, возвышающийся над одним из столов таверны, прозванной «мудрильней», широко раскинул руки. Он будто распахнул объятья тому миру, о котором говорил, готовый одарить своей мудростью и его, и всех слушателей. Дженн застыл у входа, с любопытством наблюдая за происходящим.

В мудрильне, как и в других тавернах, собралось исключительно мужское общество. И седые старики, и бородатые мужчины, и безусые юноши угощались напитками, молча внимая одному – довольно молодому эсфирцу с красивым лицом и ещё более пленительным голосом. Витали, которая гремела в его груди и вплеталась в речи, хотелось внимать, точно она была сладким мёдом.

Насколько Дженн смог вызнать, оратора звали Плутарх, и был он учителем при царском дворе. В свободное от обязанностей время он ходил по тавернам, чтобы нести любовь к мудрости простым алриасцам. Кэрр упоминал, будто эсфирец интересовался даже Нижним Алриасом, так как считал, что все люди равны и должны иметь равную возможность учиться.

– Я спрашиваю вас, что стало с Агару? – продолжал Плутарх Велонес, сверкая глазами. – Я отвечаю вам: безразличие его подданных привело к изоляции не только от остального мира, но, в конце концов, друг от друга. Сосед не поддерживает соседа! Брат не защищает брата! Родитель – своего ребёнка! Сын – отца! Люди бегут прочь из королевства… Вот чем это заканчивается! Вы скажете: в самой природе человека заложено стремление искать блага в первую очередь для своей семьи. Я же отвечу: мы не отшельники, но граждане, соседи, – мы все взаимосвязаны!

– Не могу же я отвечать за неудачи своего соседа! – возмутился кто-то из стариков. – Одному поможешь в беде, он ответит взаимностью. А другой возьмёт да и сядет мне на шею… Знаю я таких!

– Именно поэтому я хожу по тавернам, чтобы как можно больше людей вспомнили о своей высшей природе, – ответил Плутарх. – Сегодня ты пришёл ко мне, добрый человек. Завтра придёт один твой сосед, послезавтра – другой. И вскоре не будет тех, кто думает лишь о себе. Ведь мы не звери! Мы не можем слепо доверять законам земной природы, когда есть ещё и небесная! Мы должны стремиться к расширению границ прежде всего собственного ума. Для того мы и собрались с вами здесь…

– Как же отделить истинную небесную природу от земной, учитель? – спросил какой-то юноша.

– Истина живёт в красоте, – ответил оратор.

– Разве красота не обманчива? – поинтересовался юноша. – Выпив вина, я засыпаю ночью рядом с красавицей, а просыпаюсь с уродиной…

– Всё верно, есть красота иллюзорная, а есть настоящая, нетленная, неизменяемая, – согласился Плутарх. – А теперь настало время, чтобы раскрыть главный секрет! В анализе красоты нельзя полагаться на выбор своих чувств. Только разум способен постичь идеальные структуры космоса. Как истинное лицо человека мы можем увидеть, когда тот сбросил вуаль, так и философ постигает мир, сбрасывая вуаль чувственности. Любоваться следует не сердцем, но разумом.

– Я давеча поступил так, мой учитель, и знатно схлопотал от своей жены… – пожаловался один из слушателей. – Она мне: идём ужинать. А я ей: да погоди, я хочу на звёзды посмотреть.

– Что женщина может понимать? – надменно добавил другой мужчина. – Она прекрасная и обожаемая, но сама – заложница природы плоти. Мать не способна оторвать взгляд от своего младенца и взглянуть на небо.

– …Быть может, если бы ты почаще брал на руки своих детей, и у жены нашлось бы время посмотреть на небо? – не выдержав, вставил Дженн.

– Женщина слаба и безвольна! – обернулся к нему достойный отец младенца и муж недостойной жены. – В истории мира нет ни единого следа женщины…

– …Да и какой смысл от следа в истории, если след этот написан ежемесячным кровотечением? – хохотнул кто-то из зала.

– Ах, но не все ли люди – след кровотеченья своих матерей? – заметил Дженн.

– Кто ты вообще, чтобы так рассуждать, красавчик? – возмутился другой слушатель, оценивающе скользнув взглядом по магу. – Кто пустил на собрание «женщину»?

– Смотри, как бы тебе самому не стать не женщиной и не мужчиной за такие слова! – предупредил его Дженн. – А что ты, знаменитый учитель, скажешь о нашем споре? – Маг взглянул на Плутарха. – Ты говоришь о равенстве людей! Но что-то я не вижу, чтобы среди твоих учеников были женщины. Меж тем мать – первая, кто даёт воспитание и дочери, и сыну, пока муж любуется звёздами. Как же может недостойная учения воспитать достойного учёного?

– …Я знаю тебя! – вдруг вскричал какой-то юноша. – Ты драчун и гуляка!

– Я тоже слышал о тебе! – подхватил другой. – Как смеешь ты, дебошир и раб плотских утех, являться сюда на наше благородное собрание?!

Другие мужчины поднялись со своих мест, высказывая своё возмущение сжатыми кулаками и грозным видом. Дженн пробежал по ним взглядом, прикидывая свои силы. Несколько стариков, пара юнцов и почтенные мужи – нет, пожалуй, стоит отступить.

– Что ж, не смею больше вам мешать, уважаемые, – усмехнулся маг, да и вышел вон, не желая что-либо говорить в свою защиту и не дождавшись ответа Плутарха.

Угрюмый и злой, он брёл по шумным кварталам ночного Алриаса. «Драчун и гуляка, дебошир и раб плотских утех, недомуж и любитель старых ослов» – о, сколько нового он узнал о себе в этот вечер!

Уличные артисты читали свои стихи, плясали и пели вокруг мага, отвлекая от грустных дум. Пожалуй, не было в этом городе более счастливых и свободных людей, чем лицедеи. Их женщины выступали наравне с мужчинами, оголяя и лица, и груди. А мужчины, как и женщины, не стеснялись искать лёгкого заработка в чужих объятиях.

Глядя на ярко раскрашенные, словно маски, лица бродячих артистов, любуясь их плясками, слушая ироничные и весёлые, надрывные и горькие их песни, Дженн размышлял. Сколько времени ещё пройдёт, прежде чем прогрессивные теории эсфирского философа обретут плоть практики? 100, 200, 1000 лет?

Он вспоминал книги, которые Дженна прочитала в библиотеке Ферихаль, в Пустынной библиотеке Катана, в других храмах мудрости и знаний: сколько из учёных томов были написаны женщинами, а сколько мужчинами?

А кем был сейчас сам Дженн? Он – маг, дракон и человек из умирающего мира. Даже Дженна предпочла сменить свой облик на мужской…

И правда, какой след оставили в истории Сии женщины? Даже хранительница Джаэруба испарилась без следа!

На одной из улиц Дженна подхватил под руку Мальмух, приятель Кэрра.

– Вижу, ты, друг, совсем загрустил! – заметил он, одарив натянутой улыбкой. – Что, не нашёл своего знакомого? А я вот вспомнил ещё одно место, куда ты не заглядывал… Скажи, сыт ли ты?

– Да уж, сегодня меня знатно угостили, – скривил губы Дженн.

– Тогда идём, я знаю, где тебе помогут развеять тоску, – решил Мальмух. – Про «Сизого змея» слыхал?

Негодуя на дрянную кухню таверны и их пересоленный рис, на глупость людскую, на грубость незваного гостя и на себя самого за то, что так и не нашёлся с ответом, Плутарх Велонес покинул свой временный лекторий. Растущая луна встретила его улыбкой, но учёный не ответил ей взаимностью, устремив сумрачный взгляд под ноги.

Ночное светило – проклятие, единственная причина бед его, по сути, успешной жизни. Бледный огонь, что распалял чувства, заставлял в приливе звериной страсти помутиться ум. Как мог разумный человек любить источник страстей, которые делали несчастного раба из достойного господина?

Да, так бы он и ответил тому забияке, что явился на его урок смущать умы почтенных алриасцев. Небось энсолариец, кто же ещё мог рассуждать подобным образом? Что смутьян хотел услышать в ответ на свой вопрос? Желал обвинить в двуличии известного учителя?

Разве же не ясно, что Плутарх стоит за общее благо?! Но ни единая женщина не может посещать подобные собрания из-за опасности, которая поджидает её здесь, среди мужчин, не окрепших умом.

Плутарх вздохнул и потёр лицо ладонями. Он страшно устал. Устал от страха за младшую сестрёнку – за их судьбу и судьбу родной страны.

Усталость породила в его уме уныние… Обычно эсфирец справлялся с дурным настроением благодаря своей воле, натренированной дисциплиной и праведным образом жизни.

Плутарх строго следовал распорядку дня. Утром он упражнял ум прогулками и размышлениями в священных местах. Днём нёс мудрость ученикам царского двора. Затем учитель вкушал простую пищу. После чего он тренировал тело физическими упражнениями: гимнастикой и борьбой. Затем заботился о чистоте волос и кожи. Под вечер же он отправлялся в люди, чтобы дарить истину и простому народу.

Затем неизменно наставала очередь сна, но… Но в определённые дни Плутарх делал исключения. Сейчас как раз настал такой случай. Мужчина жаждал одного – покоя и забвения. Однако ум его был слишком возбуждён, чтобы принять сон. И, пока учёный не мог утолить звериный гнев и голод в болотных камышах Эльхайби, ему оставалось лишь одно противоядие.

Скрыв лицо за тёмной вуалью, Плутарх направился в «Сизого змея». Он шёл быстро, удивляясь самому себе. К чему такая спешка, ведь ночь только начинается? Будто сама богиня Судьбы подталкивает его.

Или он сам желает развязать её узел, стянутый в тот миг, когда учитель не сумел ответить на вопрос ученика! Не этот ли миг беспокоит его ум и гонит ноги учёного к недостойному занятию? К занятию… или же на поиски новой встречи?

– Воняет мерзко, – констатировал Дженн, с сомнением оглядывая дымное пространство.

– Так это первый этаж, тут курят жим, это корм для скота, – усмехнулся Мальмух, подталкивая мужчину к лестнице.

«Сизый змей» был поделён на два яруса. Общий зал первого был отведён для небогатых посетителей и полнился народом. Пол устилали соломенные подстилки, на низких столиках стояли приборы для курения. Рядом на толстых подушках полулежали мужчины. Облака дыма, который выдыхали их рты, напоминали скорее не корм для скота, а горящий навоз.

На втором этаже располагались комнаты для более уединённого времяпрепровождения за более изысканными развлечениями. Запахнутые алыми занавесями и отделённые резными ширмами, они ждали платёжеспособных клиентов, которых, судя по свету ламп, было в разы меньше, чем внизу.

– Знаешь, я вообще и табака не курю, – откашлялся Дженн, оглядывая второй этаж. – Мне уже нехорошо как-то…

– Нельзя отказываться от того, что не пробовал, – философски заметил Мальмух. – Спорю, что когда-то и первый глоток вина показался тебе горьким.

– Это верно, – согласился Дженн.

– Проходи, я угощаю, – Мальмух открыл одну из занавесей, указал Дженну на подушки и, обернувшись к подоспевшему хозяину, изрёк: – Нам как обычно, дорогой…

– Как обычно, – обратился тот прислужникам, явно чем-то недовольный.

Пока хозяин хлопотал с подготовкой курительного прибора, гости попробовали рекомендованное им вино. А вскоре их комнату заполнили клубы ароматного дыма. Запах был не столь мерзким, и всё же это был дым, крадущий чутьё у всех чующих. И сумеречные лисы, и учителя Дженна относились к нему с опаской.

– Чувствую вкус энсоларийского винограда, – Дженн облизнул губы от вина, пока ещё можно было, наслаждаясь знакомым вкусом и с неменьшим трепетом учёного предчувствуя новый опыт. Он поставил кубок на стол и перевёл взгляд с курительной колбы на приятеля. – Откуда у тебя такие деньги, Мальмух? Ты же вечно кому-то должен…

– Не переживай, – рассмеялся вор, протягивая мундштук. – Сегодня Азрэк благоволит мне, очень скоро я расплачусь со своими долгами. – Ну как?

– Любопытно, – кивнул Дженн.

Маг осторожно втянул в себя дым. Тот заполнил рот и горло, будто был мягкой ватой, и даже в самом деле менял голос курящего. Затем дым словно оформился в мягчайшую подушку, на которую, как в облако, погрузилась вначале голова, а затем и всё тело.

Мышцы Дженна расслабились, тревоги утихли, а мысли потекли ровно и неспешно. Вполне довольный результатом эксперимента маг вдохнул снова. Потом ещё раз и прикрыл глаза. Теперь ему показалось, что само пространство вокруг него превратилось в облака. О Единый, но показалось ли?

Ощущение парения всколыхнуло в его памяти иной опыт. Когда тёплый дым вновь разлился по горлу, то вдруг вспыхнуло горечью, которая всегда следовала перед тем, как дракон извергал пламя. Дженн испуганно распахнул глаза и прикрыл рот рукой.

Да как же он мог быть столь беспечным?! Что если дым в гортани пробудит его истинную природу?! Ещё не хватало принять звериный облик посреди Алриаса и спалить город…

– Достаточно, – заявил Дженн, откладывая мундштук. – Я чувствую, что мне нельзя курить…

Он поглядел на Мальмуха и ужаснулся, увидев, как лицо вора расплывается в алом полумраке. Очень медленно маг перевёл взгляд на их окружение, покрутил головой. Пространство исказилось, смешалось, наполнилось орнаментами витали, которых он не видел уже лет сто с лишним.

Дженн попытался встать, чтобы выйти на воздух, но тело его не послушалось. Мужчина неловко повалился на бок, застонал в приступе подкатившей тошноты. Мальмух заботливо усадил приятеля обратно, не сказав ни слова, лишь внимательно глядя тому в лицо.

– Так нельзя… – заплетающимся языком попытался объяснить ему Дженн. – Это опасно.

– Ничего опасного, – серьёзно сообщил Мальмух. – Просто наслаждайся своими видениями, пока ещё можешь…

– Ты не понимаешь… – пролепетал Дженн. – Я не простой человек. Эти видения могут быть реальными… Если земля уходит у меня из-под ног, я должен что-то предпринять… Я не имею права путать реальность с иллюзией… Я…

– Пожалуй, ты готов, друг мой, – усмехнулся Мальмух. – Быстро же…

– Готов? – грубо переспросил чужой голос откуда-то издалека и очень свысока.

– Я? Готов? – выдохнул маг. – Мальмух, что ты наделал?..

– Это не я брожу по улицам, ссорюсь с людьми и мешаю благородным ворам Алриаса обкрадывать недостойных приезжих, – быстро пробормотал Мальмух. – Ты получишь то, что заработал… «друг» мой.

– Вот твоя оплата, Муха, – прорвался сквозь алые сумерки бас незнакомца.

– Покорнейше благодарю… – в последний раз прозвучал голос Мальмуха.

Образы перед глазами Дженна смешались друг с другом, словно вошедшие оказались за мутным стеклом. У своего лица маг ощутил горячее зловонное дыхание. Большая тёмная родинка у выдающегося носа – всё, что он сумел различить.

– Значит, это ты, червь иноземный, избил нашего друга? – невежливо поинтересовался незнакомец. Дженн снова попытался подняться, но мужчина резко осадил его. – Нас здесь шестеро, а ты укурился, как жижа навозная… Так что не рыпайся, «друг» мой… Получи заработанное сполна.

– Я, может, и в жижу, но сдачи вам ещё отвешу, – прорычал Дженн.

Благородный эсфирский учёный и учитель лишь переступил порог «Сизого змея», а его звериное сердце уже радостно забилось. Не долгожданное отдохновение от страстей его взволновало, но вид кувырком скачущего по ступеням тела некого не самого достойного мужа. Вслед за телом со второго этажа неслись и характерные звуки драки.

– Верхний ярус на сегодня весь куплен, – попытался преградить ему дорогу хозяин заведения.

– Да что же за непотребства творятся у вас?! – возмущённо воскликнул Плутарх, отстраняя алриасца. – Ведь не самое падшее заведение…

Возмущение его было вполне искренним. Уже несколько лет Плутарх посещал это место, но ни разу не становился свидетелем драки или спора! Опьяняющий дым не способствовал подобного рода занятиям, скорее умиротворял, а значит, наверху творилось что-то из ряда вон выходящее.

«Драчун и гуляка», – вспомнились эсфирцу слова одного из учеников, и на губах его появилась улыбка. – Не удивлюсь, если это снова ты стал причиной смуты…»

Взбежав по лестнице, учёный, не разбираясь, кто прав, кто виноват, отсыпал тумаков первым же, кто посмел двинуться на него. Звериное чутьё, ещё не подавленное дымом, вело его кулаки в истинно верном направлении. Тренированное упражнениями тело дисциплинированного, равно сильного и гибкого борца работало как хорошо отлаженный механизм.

Очень скоро Плутарх прорвался к курительным покоям и увидел того, кого ожидал. Светловолосый дебошир хотя и стоял на четвереньках, но из этого положения ухитрялся отмахиваться более успешно или менее, судя по залитому кровью лицу.

Учёный, словно тёмная туча, налетел на двух драчунов, избивающих иноземца, с наслаждением выдав каждому по горсти быстрых и метких ударов. Пока ещё они не пришли в себя, Плутарх подхватил энсоларийца под плечи и устремился к выходу.

– Что же мне с тобой делать? – произнёс он, уже отойдя на достаточное расстояние от «Сизого змея».

Энсолариец хотя и был высок, но оказался довольно лёгким, словно бы вид его не вполне соответствовал сущности. Тащить незнакомца не представляло труда, сам он едва держался на ногах. Мужчина то и дело отбивался от рук Плутарха, предпочитая обнимать стены домов. И призывал оставить его, бормоча какой-то бред: что-то насчёт теней, камней и земли, которую поедают враги.

Плутарх никак не мог согласиться с его вполне законной просьбой. Неявно, но он чуял: по их следам шли преследователи. Они не хотели связываться с богатым господином, который к тому же и дрался куда лучше их всех, но и свою жертву они оставить не желали.

– Ни в какие тени я тебя не положу, – решил благородный учёный. – И в землю закапывать не собираюсь, ещё рано тебе туда … О, клоака Бездны…

– Домна подери твою благодетель, – ответил ему спасённый и выразил свою признательность бурным потоком, вырвавшимся изо рта.

Он рухнул на колени, содрогаясь в столь сильных порывах рвоты, что, казалось, тело его пыталось избавиться не от яда, а от самого себя.

– Да-а, так ты тут окочуришься раньше, чем до тебя доберутся твои «друзья», – печально заключил Плутарх. – Сколько же ты успел выкурить? Никогда не видел подобной реакции.

– Непереносимость у меня, – простонал энсолариец, глубоко дыша. – Нельзя… нельзя пить с ворами… Негодяи!

После очередного приступа глаза его закатились. Мужчина безвольно распластался на дороге, лишь чудом не угодив лицом в покинувший его ужин.

Так скверно Дженну никогда не было. Конечно, Дженне приходилось травиться и пищей, и ядами, и магией, но чтобы так глупо… А на руках у любезного учителя его ещё и растрясло.

Казалось, они целую вечность шли и шли. Плутарх что-то говорил… Дженн не понимал слов, но от трезвой мелодии витали магу становилось чуть легче.

Наконец они оказались во дворе некоего дома. Стало теплее. Воздух наполнился запахами зелени, цветов и сладких специй.

– Ты курил? Убирайся с порога! Я не хочу тебя видеть… Ночуй в саду… – услышал маг сквозь мрак и дурноту. Негромкий голос принадлежал молодой женщине, и она скорее причитала, нежели бранилась. – Даже из-за двери я чувствую дым… Ты снова был там… Как ты можешь переносить запах дыма после всего, что мы пережили… Ненавижу его… Ненавижу тебя, брат…

– Зои, сестрёнка, – спокойно проговорил Плутарх. – Я имею право на свои слабости. К тому же я не курил в этот раз… Я не один, и нам нужна помощь.

– Нам? – женский голос стал чётче.

Раздался звук отмыкаемого засова, открылась дверь. Дженн застонал от вспышки света, который показался ему слишком ярким даже сквозь зажмуренные веки.

– О, милостивые Лунона и Осса! – вздохнула женщина, и маг ощутил на своих плечах лёгкие прикосновения её рук. – Вы оба в крови… Что случилось?

– Да так, сцепились кое с кем… – важно ответил Плутарх. – Бандиты обкурили несчастного и…

– Ты подрался?! – не без иронии в голосе перебила его сестра. – Благородный учитель детей царского двора, учёный, несущий мудрость простолюдинам, и человек, не употребляющий жареного мяса, подрался с бандитами?

– Решил и подрался, – ответил Плутарх. – Сколько можно упражняться с худосочными офицерами во дворце? Да они и на настоящей войне-то не были. А эти… Вполне достойные моих кулаков отморозки. Ты бы видела. Их было человек десять… А мы…

«Шестеро их было», – поправил Дженн про себя.

– А кто это вы? – уточнила Зои. – Кто он?

– Не знаю… – отрезал её брат. – Мы не успели познакомиться.

– Ты, запрещающий мне любое общение с миром, привёл в наш дом мужчину, даже не зная его имени? Ты хоть осмотрел его кожу? Светловолосый… вдруг он из… Знак солнца…

Завязался спор, от которого Дженна затошнило ещё больше. Он равно был на стороне и брата, и сестры. Маг честно хотел бы уйти, да не мог. Всесильный дракон, хранитель и странник не смог бы сейчас связать и двух слов. Поэтому он свернулся клубочком там, где его положили, закрыл голову руками и застонал, надеясь, что семейство поймёт, как нехорошо сделалось гостю от их глупой ссоры.

– Скорее, Зои, принеси таз побольше… его рвёт не переставая, – распорядился Плутарх, всё совершенно правильно поняв. – И воды…

«Много воды», – добавил про себя Дженн, надеясь – вдруг его добрые хозяева умеют читать мысли.

Дракон вновь ощутил рывок и то, как пол отдаляется от него. На этот раз учёный взял Дженна на руки, будто девицу. Путь до следующей цели дался магу с трудом даже на руках у мужчины.

Его укачало так, будто он попал в шторм. Оказавшись снова на твёрдой поверхности, Дженн немыслимым усилием заставил себя приподняться на локтях, чтобы не захлебнуться в новом рвотном позыве. Судя по звуку, Зои успела с тазиком.

– Держись, парень, – проговорил Плутарх.

Головы Дженна коснулась тёплая влажная тряпка. За резью в животе он даже не ощутил боли. Хотя, судя по последнему, что он помнил, лицо было разбито всмятку.

– Двуликая Танах, – ахнула женщина. – Это же мужчина, который спас меня…

– Что? – явно громче необходимого спросил Плутарх.

Дженн застонал, давая ему понять, что не нужно повышать голос на женщину. Но, похоже, на этот раз его не услышали.

– Он спас тебя? От кого?! И где же вы встретились, если я запрещаю тебе выходить из дома?!

– Плу, тише ты, – шикнула женщина. – Не следует ругаться при госте.

– Да этот гость не вспомнит завтра и своего имени! – зарычал учёный. – Отвечай немедленно!

– Никто меня не видел, клянусь тебе, – подчинилась Зои. – Я сидела в закрытой карете. Но какой-то негодяй попытался ворваться ко мне. И этот славный мужчина… вступил с ним в бой.

Услышав слова девушки и поняв, в чьём доме он оказался, Дженн слегка разлепил веки. Желание взглянуть на таинственную красавицу пересилило даже его недуг. Но увы, внешний мир продолжал плыть, смешиваться и рассыпаться, будто это был его последний день, и пространство меняло свойства перед тем, как исчезнуть вовсе. Ни лиц, ни даже силуэтов магу разглядеть не удалось.

– …Значит, ты снова ездила на рынок, – резюмировал Плутарх.

– Как я могу доверять слугам выбор продуктов, а тем более специй? – воскликнула женщина. – Их носы не позволяют им отличить прошлогодний товар от свежего.

– Твоя избирательность напоминает детские капризы, – огрызнулся учёный.

– Я во всём стремлюсь к совершенству, о котором ты рассказываешь, – парировала девушка.

– Вкусная пища несёт удовольствие чувствам, но не уму…

– Пища, которую я готовлю, питает и твоё тело, и твой ум!