Отзывы на книгу «Благоволительницы», страница 4

"Если вы родились в стране или в эпоху, когда никто не только не убивает вашу жену и детей, но и не требует от вас убивать чужих жен и детей, благословите Бога и ступайте с миром." Это высказывание не потеряет актуальности в мирное время существования Земли.

Führerworte haben Gesetzeskraft, слово фюрера — закон. И этот закон заговорил умы целой нации, сломав им умы и жизни.

Книга написана от первого лица бывшего офицера СС. При чтении начальных страниц на меня накатила одна горячая волна гнева -- ОНИ зажили по всему свету прекрасно, после всего, что совершали. Ну и ладно, а на том свете будет Суд другой. Потом постепенно я растворилась в позе наблюдателя, словно была одной из присутствующих солдат. Сходящий с ума герой сказал, что думать -- вредно, поэтому развлечения в виде телевизора, алкоголя и т.д. так популярны. Интересное суждение, ужасно то, что оно вполне может оказаться правдивым, но именно эти "не задумываться" и "додуматься до невесть чего" бывают, крушат всё.

1417 дней или 34 004 часа или 2 040 241 минута боли, ужаса, скорби, сумасшествия под названием Война фашистов с Советским Союзом (погибель для живых людей, цитата: Евреев, советских граждан, погибало около 109 677 в месяц, 25 195 в неделю, 3599 в день, 150 в час, 2,5 в минуту за тот же период. С советской стороны — 430 108 в месяц, 98 804 в неделю, 14 114 в день или 9,8 в минуту за тот же период. Средние суммарные показатели в моей задаче таковы: 572 043 погибших в месяц, 131 410 в неделю, 18 772 в день, 782 в час и 13,04 в минуту каждого часа, каждого дня, каждой недели, каждого месяца периода, длившегося, напоминаю, три года, десять месяцев, шестнадцать дней, двадцать часов и одну минуту.) Так точно рассчитать мог только механический, ставшим хладнокровным мальчик из завода Третьего рейха. Все равно спасибо. Кстати, теперь немного общей статистики -- за все время существования человечества (по крайней мере из известной истории), если суммировать все мирные минуты, смешать их из разных отрывков времени и эпох, всего получится около двести с небольшим лишком дней. А число только после 1945 года равняется 26 дням (Р.Джексон).

На протяжении всего прочтения книги и при составления рецензии я все думала, как и что написать. Я прошла этот нелегкий путь. Изучила сие произведение. И все это время пыталась разобраться, все расставить на места, понять, отсортировать по полочкам своего разума... Но, в конечном итоге я, читающая постепенно и вдумчиво, в своей прострации была похожа на некоторых чувствительных офицеров, что вели на истребление живых людей, таких же как они. Сначала агитация (а у меня -- мотивация на чтение), прикрытие и обман (в моём случае я давила на свою тягу к изучению истории, социологии и психологии) старания, подготовка, сортировка (я отделяла свои думы одну от другой так же, как фашисты делили имущество обреченных: документы, фото -- отдельно, вещи -- в другую кучу, сапоги -- в третью, драгоценности -- в четвертую; затем женщин, детей и стариков вместе ними в одну, а мужчин помещали в другую шеренгу.) Но этого моему мозгу было мало, я отделяла рой мыслей, подобно тому, как СС-овцы отделяли группки для "плодотворного" расстрела, я отделяла свои мысли, чтобы попытаться их переварить. И я была на той же грани, что военные со слабой психикой, у которых сдали нервы. Нет, я не рыдала (хотя очень хотелось) и не впадала в отчаянье, а просто впала в тупую неспособность думать. Обдумывать прочитанное. Нет, нет рационального зерна в этой свистопляске человеческого безумия достижения цели...

"Мертвые не слышат стенаний, а угрызения совести в карман не положишь" -- герой сразу говорит, что его книга это попытка показать, что на войне нет слов "этика" и "гуманность" (автор устами героя сказал -- "придуманная западом, а Сталин", говорит, "все прекрасно понимал и тешился над так называемой "справедливостью""). Максимилиан Ауэ сказал (довожу смысл), что ребенок врага и свой, убитый разными способами есть убитый и им, обоюдно мертвым, абсолютно не надо этого разбора полётов с доказыванием правоты и мерзоты. "Я все делал осознанно, в твердой уверенности, что это мой долг, выполнять его необходимо, как бы неприятно и горестно это ни было. Кроме того, тотальная война стирает понятие «гражданское население»" Я не согласна с героем в том, что никто из исполняющих приказы не виноват (пример с газовой камерой и ее работниками, другие примеры). Это чистой воды возмутительный цинизм, потому что выбор есть. Ценой собственной жизни? Есть выбор. И такая попытка сгребсти военных психопатов и простых обреченных на действия солдат под одну лопату мною не приветствуются. Есть противоречия в тексте, но их можно не обнаружить, если читать не углубленно. Всевышний возлагает ответственность на каждого человека (например -- не продавать виноград виноделу, потому что и на тебя выпадет доля греха пьяниц). Если бы мы, люди, относились к этому предписанию ответственно и смело, меньше бы было несчастий.

"Государственная машина состоит из песка, крупинки которого она растирает в пыль. Она существует лишь потому, что все одобряют ее существование, даже — и довольно часто до последней минуты — ее жертвы." Люди и объединены, и разрозненны одновременно. На каждом есть доля ответа.

"На любой войне встречаются и чокнутые, и садисты, чья жестокость не поддается описанию... Наши спокойные пригороды кишмя кишат педофилами и психопатами, а наши ночлежки — страдающими манией величия." Война есть такая вещь, когда личность стирается, рамок приличия нет, осуждать некому и внутренний психопат, которого не нормальный индивидуум прятал в мирное время, выходит наружу, как блевотина, приносящая ему облегчение, но с этической точки зрения отвратительна... "По-настоящему опасны для человечества я и вы." -- Это трагедия и ужас, но это есть на самом деле. И это есть война, поэтому, люди, берегите наш хрупкий мир... Кстати, герой тоже видел тех скрытых тварей, которых на чистую воду вывело военное положение и его последствия.

Неординарный герой имеет неординарные предпочтения и философствует на эту тему -- "вообще-то он бы хотел быть женщиной, задыхающейся под телом наслаждающегося ею мужчины. Не женой и матерью!" И с разочарованием вставляет -- "вместо этого я стал оберштурмбанфюрером СС"... Макс говорит в свое оправдание: "И среди них, конечно, есть не только бездари, но и неординарные, творческие натуры, интеллектуалы, гомосексуалисты, невротики, влюбленные в собственную мать, да мало ли кто, а почему бы нет? И в других профессиях встречаются те же типы." Извините меня, здесь я тоже не согласна. Определенная профессия налагает определенные качества. Например, святой отец не имеет права в личной жизни быть извращенцем. Как и учителя. Военные тоже не имеют права. Уж слишком многое дозволенно этим профессиям. У них в руках -- слепое доверие, конфеденциальность, доминирование над психикой и власть там, где её нет у других. Поэтому, будучи не устойчивыми к отклонениям, эти трое, представители духовенства, учителя и люди военной власти превратятся в ужасающий мрак. Стоит почитать книгу тем, кто сомневается в моем мнении. Примеров в этих разновидностях диких танцев (глав книги о Богинях Мщения) много. Что и повлияло на общее развитие личности Максимилиана Ауэ.

Если Вы хотите подлатать свои знания о манипуляции и политике, ходе мировой истории и игре на ярости и желаниях тех или иных фанатов, кому интересны извращения разного рода а также шантаж, вербовка, картины ошеломляющей не мифической человеческой жестокости, несочувствия и пофигизма, (вставляю циничное определение: "пропасть, полное несоответствие между тем, как легко убивать и как тяжело умирать. У нас выдался всего лишь очередной гнусный день; для них он был последним."), кто хочет увидеть отвратительную рожу истинной войны -- кровь, одичавшие в страхе глаза безысходной неизбежности, физический аспект и продукты людской жизнедеятельности; кто хочет увидеть и потом задасться мучительным вопросом -- а почему в мире так много жестокости, о которой даже хищные звери не помышляли (это касается всех участников, а особенно глупых "аскеров", особенно безумной молодежи. Сам фашист, смотря на тех, кто принял их с распростертыми объятиями и стал им пособничать, размышлял так: "Я думал об этих людях: как они только дошли до такого? ...вот теперь они посреди леса, надев чужую военную форму, без какой-либо доступной их пониманию причины убивают людей, которые ничего им не сделали." Кто хочет усмотреть в действиях нападавших тезис -- "внушить всем, что мы справедливы"; показать всеобъемлющий террор в назидание, и конечно же, кто хочет постигнуть тонкости манипуляций и заговора зубов (в первой главе герой делает это с пошаговой инструкцией ради совращения взрослого офицера с целью однополых отношений), стоит также разобрать эпидемиальную реально существующую проблему интернатов и закрытых школ, а также узнать многие другие вещи, пусть прочтет роман "Благоволительницы". Ауэ размышляет о том, почему евреям предначертали истребление: "Без сомнения, они превратились в наших заклятых врагов именно потому, что оказались слишком похожими на нас."

В книге показано развитие от Α до Ω людей, вовлеченных в войну. Офицеров. Их реакции, мысли и эмоции на всем тяжком пути от самого начала до самого конца.

Меня обрадовало в этом болоте реакции некоторых фашистов. Когда им давали очередной отвратительный приказ, они напивались и правда слетала с их бедных уст: "Отребья вермахта расстрелять, вот кого! Всех!" А Гитлер ответил им всем наперед: "Офицеры должны пожертвовать для Германии своими сомнениями." Макс Ауэ, спасибо за голую правду: "Я обманулся, моей доверчивостью воспользовались, чтобы совершать дела непотребные, грязные, я перешел через темные берега, и все это зло вошло в мою жизнь, и ничего уже не поправить, никогда."

Да, мы такие же люди. И мы не застрахованы от того, что и нами не воспользуются завтра новые вожди, которых мы посчитаем за спасителей душ и тел -- своих и любимых.

Я всегда думала, а вдруг новые поколения забудут об ужасе войны? И ошибки повторятся... На этот вопрос правильно ответит уважаемый автор: "До тех пор, пока постепенно не растратится унаследованное, не сотрутся воспоминания, не смягчится боль, пока каждый не забудет о войне, и всё спишут на счет дедовских преданий, которыми не напугаешь детей, и тем более детей тех, кто погиб, или тех, кто хотел бы себе смерти." А ведь уже забывают... Не хочу войны, люди...

Конечно, эту книгу следует прочитать еще и за ее реалистичность, историческую достоверность и последовательный анализ всего, что только можно было вставить, за совокупность всего того, что есть в этом черном мире.

Роман "Благоволительницы" (хотя видела я и другой вариант перевода названия, "Благоволящие") - такая...мммм...увесистая книга. Я таскала ее с собой около недели и никак не могла дочитать, но сегодня наконец справилась. Честно говоря, роман Литтелла привлекает меня не историей офицера СС с чудесной фамилией Ауэ, а обилием литературных аллюзий. Тут и "Княжна Мери", и Набоков с его темой запретной любви, и древнегреческая литература в полном объеме, вместе с проклятым фатумом и эриниями (не они ли в роли благоволительниц крадутся за душой Ауэ?), и отчаянная достоевщина, и совершенно толстовские рассуждения о человеке, его роли в истории и прочем. Я бы сказала, что это краткая совокупность многого из русской литературы, но суть в том, что она совершенно не краткая. Не могу сказать, что "Благоволительницы" взорвали мой мозг. Разрушения сознания не произошло, я блуждала вместе с Ауэ по концлагерям, Берлину, оккупированным территориям, в холодном и мертвом Сталинграде (как удачно заморозило все в Москве), вместе с его призраками прошлого и невыносимым осознанием поражения, того, что вся эта гигантская военная машина уже начала рассыпаться - винтик за винтиком, крупинка за крупинкой, медленно, но неотвратимо. Я, честно говоря, не знаю, рекомендовать эту книгу или нет. С одной стороны, она, безусловно, хороша с позиций того, что немецкая сторона видится в непривычном ракурсе. С другой, я совсем не чувствую, что этот непривычный ракурс мне идейно близок или необходим. Книга хороша, но кажется мне, что это я еще долго буду переваривать.

Четыре месяца у меня ушло на эту книгу! Четыре! Нет, я, конечно, видел, насколько она большая, и какой убористый текст, и абзацы на несколько страниц тянутся так, что Лев Толстой отдыхает. Но кто бы мог подумать, что она окажется ещё и такой концентрированной? Здесь слишком много всего: людей, событий, локаций, описаний, размышлений, безумия. Оно всё быстро переполняет голову, заставляя её лопаться от передоза. Безумие-благоразумие. Два противоречивых явления сосуществуют вместе, и если ты задавался вопросом, как же всё могло дойти до такого, то быстро поймёшь: а, так вот как. Ясненько, что-то это мне напоминает. Если не задавался, то получишь мрачное удовлетворение от разворачивающегося во всю ширь зомби-апокалипсиса, с одной стороны, ставшего далёкой безопасной историей, а с другой чо, а мы ничо, можем повторить. Помилуйте тогда Эринии всех, сохранивших на свою беду остатки мозгов. Отвоёвывать придётся с боем.

В своё время по небезызвестным причинам мне пришлось перечитать массу рецензий на книгу, и сложившееся тогда впечатление вот вообще не соответствовало реальности. Может, матрицу глюкануло и ко мне в голову пробрался Мерль, не знаю. Мне хотелось больше порнухи и чернухи, больше обнажённой до нервов души, копрофагии, шизы и трупов. Ну то есть ещё больше, вы понимаете, да. Четыре месяца все мои знакомые слушали вой, как я читаю талмуд "про фашистов-пидaрасов", надо же было не посрамить честь мундира, точнее, брошенных на ветер слов. Но несмотря на слегка обманутые надежды, я даже придираться ни к чему не буду.

Ибо это было, конечно, грандиозно. И замысел, и исполнение. Мне представить сложно, какую невероятную работу должен был проделать автор, чтобы собрать всю эту информацию и так детализировано прописать эпопею длиной в несколько лет и площадью в пол-Европы. Это же надо было досканально изучить историю непосредственно самой войны, со всеми её датами, событиями, именами, особенности жизни в описываемых странах, социальные, юридические, бытовые, в конце-то концов, зарыться в бюрократические бумажки, в организацию всякой хтони типа неба в клеточку, в снабжение, в географию городов. Причём, географию историческую, поскольку после войны мало что осталось. И даже в культуру, музыку, литературу, архитектуру, лингвистику. Омфг, шесть страниц рассуждений о фоносемантике кавказских языков! Это же невероятно! Знать погоду и состояние дорог в разное время года в разных частях Украины! В деталях описывать барельефы на зданиях в Пятигорске! И ведь это не от балды всё, это всё на самом деле так. Ещё и припорошить события мифологическими отсылками. Детали, детали, бесконечные детали, упоминаемые вскользь, как мог бы их упомянуть реальный участник событий, выцепляя из окружающего хаоса.

И этот хаос везде, во всём, всеобъемлющий, затеняющий холодную немецкую рациональность. Хаос в политике, на фронте, в головах – поток сознания захватывает и кружит, не давая дышать. А Макс Ауэ продолжает болтать, продолжает бредить, сам давно утонул и нас затягивает в свой омут, недоделанный герой, канцелярская крыса, неведомо как оказавшаяся на передовых. Его мотает, как в проруби, то по завоёванным странам, то по Германии, то по концлагерям. И везде он что-то изучает, организовывает: снабжение, питание, евреев, чёрта лысого. Расово верный арийский бюрократ, надежда и опора нации, давно уже не соображающий, что происходит, и наслаждающийся распадом своей личности среди окружающего сюра. Где правда, где глюки, где конец рефлексиям, а самое главное – диалогам? За что нам такая вёрстка сплошной простынёй, о мои глоза.

Я не буду больше говорить ни о персонажах, ни о чём таком, это бесполезно. Всегда считал, что лучше прочитать один хороший исторический роман, чем 10 статей, чтобы понять эпоху. Здесь бесполезно и это. Слишком всего много, слишком концентрированный ад, мне мозги перемололо, как в блендере. И самооценку тоже. Каждый миг, читая это, я остро ощущал свою писательскую неполноценность по сравнению с Литтеллом. Чёрт подери, я никогда так не смогу, даже если на лоскуты порвусь :') Мужик, ты гениален. Держи от меня респект и белый флаг из бинтов, стягивающих мою надорвавшуюся душу.

Книгу однозначно рекомендую к прочтению. Кому? Да всем. Читал её после того, как посмотрел фильм "Чтец". Для меня тонкая красная линия "Благоволительниц" - это звериная природа человека, таящаяся в каждом из нас. Сила веры, позволяющая бездумно выполнять поставленные приказы, безгранична. С одной стороны, ни одна система не может существовать без жёстких правил и регламентов, с другой стороны, такая система может быть ужасающе безжалостной. Местами книга отвратительна и провокационна, но это скорее плюс, дополнительный эффект от отсутствия цензуры. Про историческую точность добавлять даже не буду - автор жил в тех странах и городах, о которых написал.

Роман Благоволительницы по-своему уникален. Во-первых, он написан в России на французском языке американским евреем, предки которого жили на территории Белоруссии. Во-вторых, рассказ ведется от лица офицера СС, что само по себе необычно и спорно - Литтелл буквально дает слово палачу. В-третьих, автор не по наслышке знаком с манерой мышления и поведения массовых убийц и террористов, ведь он долгое время работал журналистом в горячих точках. В-четвертых, Литтелл является неплохим специалистом по культуре и истории России, что очень явно отразилось на романе. Ну и наконец, Литтеллом проведена серьезная работа над исторической достоверностью романа (действие происходит во Вторую мировую войну в Берлине, Украине, на Кавказе, в Сталинграде) - объем собранных данных поражает и не меньше поражает тот факт, что специалисты нашли в нем только совсем незначительные и единичные расхождения с действительностью.

Если перечисленные выше пункты не вызывают желания тут же приступить к чтению, то я даже не знаю, о чем можно дальше написать! Выход этого романа - серьезное литературное событие, и, прочитав его, я удивляюсь, что пока (надеюсь, что у него все впереди) он мало известен в России, хотя нам то он должен быть даже более интересен, чем другим народам, менее пострадавшим от нацизма, ведь по меньше мере треть действия проходит на территории бывшего СССР и отличается высокой степенью правдивости.

Главный герой у Литтелла тоже получился своеобразным и интересным. Он убежденный национал-социалист, но при этом интеллигентный и думающий человек, который не может не замечать неправильности творящегося вокруг него и с его прямым и непосредственным участием. Через него к нам обращается автор, пытаясь представить и рассказать о том, что творилось в головах у людей в то время, найти объяснение того, почему добропорядочные бюргеры превращались в монстров и садистов на фронте и в тылу. Массовая психология в действии. Но при этом не складывается впечатления, что автор пытается найти оправдание царившему в то время безумию. Скорее это попытка разобраться, показать все, как было, без прикрас и, тем самым, способствовать тому, чтобы подобное никогда не повторялось.

Действительно, Благоволительницы - очень тяжелый и во многом даже мерзкий роман - обилие зверств, смертей, фекалий, сексуальных извращений и прочих ужасов на страницу зашкаливает, поэтому читать очень не просто и именно поэтому (а не из-за объема) чтение занимает столько времени. Ощущаешь просто физическую необходимость отрываться от книги, переключаться на что-то другое, но еще бОльшую необходимость ощущаешь в возвращении к ней, в продолжении пути по ней в надежде отыскать для себя нечто важное, и оно непременно находится. Если бы не пугающие объемы (и обилие названий, рангов и точных данных, через которые, кстати, тоже порой не просто продраться, зато теперь я спец в устройстве рейха), я бы рекомендовала эту книгу всем и каждому.

P.S. Кстати, отдельный интерес представляет говорящее название романа в честь древнегреческих богинь мести. Можно сбежать, сменить имя и адрес, но от внутренних демонов и воспоминаний, которые будут грызть на протяжении всей последующей жизни, скрыться невозможно...

Так вот что такое война — уродливая волшебная страна, место игр невменяемого ребёнка, который, заходясь от смеха, ломает свои игрушки и веселится, выбрасывая посуду из окна?

Эта книга не столько о Второй Мировой войне, сколько о войне, которая происходит в душе каждого человека. По крайней мере, таково мое мнение. Потому что один человек, будь он хоть трижды Гитлером, ничего не решает - все решения остаются за народом, который либо поддерживает правителя, либо свергает его, выбивая трон у него из-под задницы. Правитель есть лишь олицетворением своего народа, а народ, соответственно, олицетворением своего правителя (конечно, не стоит всех под одну гребенку, но и разбираться обычно никому не хочется). И вот тут появляется главный вопрос: кто виноват? Так как книга о немцах и о войне, то и возьмем мы в пример именно их. Кто больше виноват: фюрер Адольф Гитлер, офицер СС или стрелочник, который направил поезд с евреями в концлагерь? Победителей не судят, но на проигравших отыгрываются за двоих. Во время войны ни у кого нет времени разбираться - кто прав, кто виноват, а потому головы летят у всех. Но потом, уже после того, как отгремели канонады взрывов, виноватым обычно выбирают того, кто был у руля - в нашем случае Гитлера. Но, на самом деле, виноват каждый. И в то же время не виноват никто.

«Благоволительницы» - книга, которая напоминает шкатулку с секретом. Вроде бы открываешь ее и видишь драгоценности, а потом оказывается, что есть еще и потайное дно с большими ценностями, и под конец находишь тайное отверстие, в котором спрятано что-то еще ценнее первого и второго вместе взятого. Я очень люблю такие книги, которые не открывают все свои секреты сразу. Когда начинаешь читать и когда заканчиваешь, то создается такое впечатление, словно ты читал разные по жанру произведения. Вот так и случилось с «Благоволительницами». Сначала кажется, что это чисто исторический роман (конечно, так как он военный, то и с глубокими философскими и психологическими вопросами), затем роман превращается в конкретно такую психологическую прозу в стиле Достоевского с помутнениями, убийствами при помощи топоров и кусанием Адольфа за нос. Но я говорила и о третьем секрете, тайном ящичке. Им я бы могла назвать те многочисленные аллегории, которые пронизывают повествование. Это и обращения к русской классической литературе, и к греческой мифологии. Все эти качества делают роман Джонатана Литтелла не просто военной прозой, но романом многослойным, тонким (я не про объем), психологическим, несколько абсурдным, с большими знаками вопросов и белыми пятнами на местах, где должны покоиться ответы.

Историческая составляющая прямо-таки безукоризненная. Я для себя почерпнула в этой книге очень многое. Конечно, о Второй Мировой рассказывается достаточно много на уроках в школе, но все же есть такие факты, которые просто не встретишь на страницах учебников. Вероятно, потому что многие документы долгое время были засекречены, хотя, скорее всего, потому что многие из тех фактов, которые приведены Литтеллом могут травмировать детскую психику (хотя, чтобы травмировать психику современных детей, необходимо приложить немало усилий). Но это не суть. Суть в том, что огромное множество исторических фактов удачно вписываются в художественный текст, а потому прекрасно усваиваются. Это можно назвать чем-то вроде экскурсии в прошлое. Должна отметить, что в особенности меня впечатлила экскурсия в Сталинград. На мой взгляд, самая сильная глава в книге. Конечно, все знают, что битва при Сталинграде была ужасной, но впервые мне было действительно страшно, когда я читала о ней. Хотя также могу сказать, что с прекрасной (если здесь, конечно, уместно это слово) детализацией были описаны концлагеря. Опять же, все знают, что евреев и прочих заключенных не кормили клубникой со сливками, но некоторые факты стали для меня, так скажем, открытием. И не сказать, что приятным. В общем, с исторической точки зрения мне эта книга кажется идеальной.

Психологическая же составляющая здесь пляшет на грани абсурдности. Если сначала Ауэ просто все время раздумывает над смыслом происходящего, над смыслом истребления евреев и своей ролью в этом процессе, то потом, уже после Сталинграда и ранения в роман «приходит» Достоевский. В статье о романе, которая находится в самом конце книги, очень правильно подмечено влияние Достоевского на этот роман. Конечно, там и Лермонтов проскакивает, значительно так проскакивает, но все же пальма первенства достается Федору Михайловичу. При этом я, конечно же, подразумеваю не манеру и стиль письма, а саму атмосферу, окружающую героя. Здесь вам и муки инцеста, и убийство собственной матери, и какое-то забытье, галлюцинации, навязчивые эротические образы... В общем, что-то вроде атмосфера Желтого Петербурга, только тут еще секс, война и выпивка. Конечно, и о войне много размышлений есть. Ауэ лишь исполняет приказы, даже если они ему не по нутру. Но снимает ли это ответственность с его плеч? Нет. И он сам это прекрасно знает. Да, приказы отдают другие, но те, кто жмут на курок, в ответе за содеянное ничуть не меньше тех, кто ставит подписи на документах или, зачесав волосы на левый пробор и жестикулируя, ораторствует на публике. И в итоге каждый платит. Кто-то сразу своей жизнью, а кто-то, как Максимилиан Ауэ - своей душой, преследованием которой и занимаются Эринии, Благоволительницы.

Пожалуй, я сказала почти все, что хотела сказать. Хотя об этом романе говорить очень сложно, уж больно много в нем всего скрыто и невозможно все это одним махом осветить в рецензии. Но добавлю несколько последних штрихов. Некоторым, как я поняла, не нравится насилие, показанное в книге. Здесь я не хочу осуждать чьи-либо мнения, ибо их я всегда уважаю, я хочу просто выразить свое. Мне кажется, что насилие в романе очень даже «в тему». Это книга о войне, а не о плетении венков из ромашек. Есть романы, в которых все ужасы войны показаны без такой детализации и они пробирают не меньше, но, по-моему, такой авторский ход, как наличие чернухи является вполне обоснованным. Это позволяет более глубоко понять и осознать все те ужасы, бесчеловечные ужасы, что творились во время войны. Потому что иногда людей нужно ткнуть носом в дерьмо, чтобы они его наконец заметили.

Напоследок могу сказать, что это очень сильная книга, прочтение которой дает массу пищи для размышлений. Но при этом я бы не решилась кому-либо эту книгу рекомендовать, к ней нужно прийти самостоятельно с правильным настроем.

Про эту книгу можно твердо сказать, что я прожил ее вместе с главным героем. Почти месяц реального времени, ни одной страницы по диагонали. Речь о «Благоволительницах» Джонатана Литтела. Разумеется, мой читательский опыт не является универсальным, кого-то эта книга отпугнет своим объемом, кого-то монотонностью повествования, вниманием автора к мелочам, кому-то она покажется этически неприемлемой. Но никто не сможет отрицать, что эта книга – литературное явление и событие. Хотя бы потому, что в наш век твиттера мало кто пишет такие толстые книги, равные по дерзновению замысла толстовской «Войне и миру» (хотя сам Литтел находит это неизбежное сравнение пошлым).

Литтел оказывается в гораздо более сложной ситуации чем Толстой, который писал о в общем-то однозначно трактуемых событиях, никто ведь не стремился к пересмотру войны 1812, завершившейся для всех консенсусно, даже для проигравшего все и вся Бонапарта. Дерзкий американец взялся писать о социуме, упоминание которого является табу в современном мире. О раздавленном во 2-й мировой войне Третьем Рейхе. О сумерках богов, наступивших для Германии. И неизбежном Холокосте. Его лирический герой, от лица которого ведется повествование – эсесовец Макс Ауэ, участвует во всех мыслимых военных преступлениях. Вместе с ним мы оказываемся у первых расстрельных рвов в Галичине, в гекатомбе Бабьего Яра, где герр Ауэ добивает раненых евреев, на Северном Кавказе, где рафинированные интеллектуалы из СС часами спорят о том, подлежат ли уничтожению горские евреи, прогуливаемся тенистыми аллеями Аушвица, бесстрастно наблюдаем самоубийственное крушение Рейха. Мы смотрим на мир глазами утонченного, хорошо образованного, рефлексирующего убийцы. Толстой с его наивными психологическими этюдами на этом фоне кажется золотушным ребенком. Так, что да, Литтел прав, сравнение пошлое.

В «Благоволительницах» есть два слоя (это очень грубо, в рамках беглой рецензии). Первый – это бесстрастное документальное письмо, основанное на тщательно выверенных исторических фактах и тонких деталях, мгновенно раскрывают ситуацию. Солдатам расстрельной команды в Бабьем Яре, отдыхающим от расстрелов, привозят на обед кровяную колбасу, и палачей начинает рвать. Сын коменданта Аушвица щеголяет в обновках: «Папа принес из лагеря». Офицер карательной команды обнаруживает в русской деревне умирающую беременную бабу, делает ей кесарево сечение, а его командир разбивает голову новорожденному: «Зачем плодить унтерменшей?». Зло обыденно, буднично, естественно. Это монотонное описание беспрестанного кошмара, в который превратилась жизнь миллионов людей в течении нескольких лет мировой бойни, выгодно отличается от всякого рода гуманистического антивоенного и антифашистского бреда, которым нас всех перекормили «чтобы это больше не повторилось». Литтел, я убежден, не ставил перед собою ни одной позитивной и гуманитарной задачи, и потому у него получилось попасть в цель. Привычные штампы про ужасы войны неприложимы к этому удивительному тексту, когда постоянно ловишь себя на мысли, что ты начинаешь проникаться сложностями быта айнзацкоманд, бесконечными заседаниями комиссий, где до хрипоты спорят об оптимизации процесса массовых убийств. Эсесовцы интригуют, подсиживают друг друга, выпивают после работы, говорят о музыке и философии. Словом, человеческое, слишком человеческое.

Второй слой – не менее важный – галлюцинозно-декадентский. После того как пуля попадает в голову Ауэ в Сталинграде, он совершает трип, возрождающий в памяти «Мифогенную любовь каст», в преддверии падения Берлина он уединяется в доме своей сестры-близнеца, чтобы провести несколько дней в горячем эротоманском бреду. С детства Ауэ, этот цветок зла, испытывает влечение к сестре, по сути, влюблен в свое отражение. Он предается запрещенным в Рейхе гомосексуальным утехам, его любовников убивают или он их сам убивает. Весь этот старый, добрый либертинаж в духе де Сада на фоне рационального, устроенного по науке, конвейера смерти, выглядит практически умильно и трогательно. И здесь играя на провокации, отказываясь от какой бы то ни было попытки выстроить нравственное алиби («зато в душе он человек хороший») Литтел попадает в точку. Впрочем, герр Ауэ и не нуждается ни в каких алиби и оправданиях, он такой, какой он есть, не хороший и не плохой. Герой своего времени. «Если Германия пошла за человеком, который всеми силами стремился приблизить сумерки богов, то она должна пройти этот путь до конца».

Роман Джонатана Литтела - книга из тех, которые способны свести с ума, вынести за пределы добра и зла, туда, где вам приветливо помашет рукой Фридрих Ницше, и вернуть обратно, в пустыню холодного человеческого одиночества, в персональный ад. И вот тогда по вашему следу пойдут Благоволительницы.

Начну с конца. Вернее, с итога: Я не уверена, что лично мне нужна была такая книга о Второй мировой. Я не уверена, что этот роман нужно (и можно) читать всем. Я не уверена, что эта книга должна нравиться — для другого она написана. Я точно знаю, что равнодушным она не оставит никого. Я точно знаю, чтобы увидеть и услышать то, о чём кричит в "Благоволительницах" Литтелл, просто необходимо продраться через эти горы дерьма и нечистот. Нельзя остаться чистеньким, даже если ты только читатель. Я точно знаю, что эту книгу я не буду перечитывать никогда. Я и так её запомнила очень хорошо...

А теперь о моих впечатлениях, о книге, о войне... Я готова была к взрыву мозга, к неприятию, к брезгливому отторжению. Но этого совершенно не было. Меня почему-то абсолютно не тронули горы говна, тошнотворные сны главного героя, запретная половая жизнь его же (хотя, а как же чистота истиных арийцев?!), какой-то неприглядный натурализм бытовых сценок (к примеру, рука, подтирающая Ауэ в туалете или о потоках вшей, бегущих с трупов). А не было этого потому, что другие сцены заставляли вздрагивать и трястись в ознобе. Я даже была благодарна автору, что он позволяет вынырнуть из настоящего ужаса и взглянуть на похоть и неприглядность. Офицер элитных войск СС Максимилиан Ауэ — один из исполнителей нацистской программы «Окончательного решения еврейского вопроса». Действие романа охватывает Украину, Крым, Северный Кавказ, Сталинград, Германию, Польшу, Францию. Начинается всё с массовых расстрелов евреев, в которых Ауэ не принимает сначала личного участия. Нашего эстета и интеллектуала коробит эта грязная сторона жизни. Он много рассуждает о смерти, о необходимости этого шага, о неправедной роли евреев в истории. Он брезгливо морщится, когда от выстрелов в голову мозг, кровь и осколки костей попадают на лица палачей, он жалеет еврейскую девочку, мать которой лежит в яме мёртвой, и передаёт ребёнка солдатам с нелепой просьбой — "быть к ней добрее..." Но спираль войны закручивается всё туже. Ауэ попадает на Кавказ, затем в осажденный Сталинград. Война забросит его и в Берлин, в Министерство внутренних дел, и в страшный Освенцим. Но на самом деле совершенно неважно где и когда окажется очередной винтик или шестерёнка страшной Машины Войны — она запущена и делает своё дело без отдыха, без сожаления, без оглядки на то, чтобы "посчитать и прослезиться"... И вот тут-то и стоит озвучить (на мой взгляд) самую важную мысль романа: нам повезло, что нас там не было. Нам повезло, что всё это происходило не с нами и не на наших глазах. И это, действительно, так. Можно сколько угодно рассуждать об идее, героизме, патриотизме и истине. Но, желательно, в мирное время и на любимом диване. Не поймите меня неправильно: для меня подвиг нашего народа не подлежит никакому сомнению и образы героев войны для меня святы. Да и мысль о неучастии не настолько свежая и новая, но вот пронзила она меня по ходу этого романа и не отпускала до самого конца. Ведь противостоять государству практически невозможно. А если ты ещё и веришь во все идеи? А если для тебя ещё не открылась другая правда? А если... Наблюдай. Иди и смотри. Захочешь — увидишь, а нет — ...

И главный герой здесь потрясающий. Не в том смысле, что очень понравился или достоин подражания. Как раз наоборот. С одной стороны — умён, воспитан, эрудирован, образован. С другой — готовый пациент психиатра — тут и убийство матери, и инцест (отношения с сестрой-близнецом), и какая-то нереальная любовь к отцу, который оказался негодяем, и другие расстройства психики. Нет к нему ни жалости, ни симпатии, а вот какой-то животный интерес (рассмотреть, распробовать, надкусить, узнать, почувствовать..) присутствует. И это тоже гадко как-то...

Да ещё безобразные злобные старухи со змеями в волосах, с бичами (факелами) в руках, преследующие преступника. Вы же их видели, правда? Благоволительницы, которые взяли след...

Ужасно. И просто здорово!

Desine sperare qui hic intras

Lansciate ogni asperanza voi ch’entrate

Вы пройдете все семь кругов ада. Почему семь – спросите вы? Потому что вам придется протанцевать все семь тактов Максимилиана Ауэ по количеству глав, отмеренных Литтеллом для своего героя, прослушать всю музыку человеческой траедии 20 - го века: от Токатты до Жиги. Вы пройдете все круги ада Второй Мировой войны и не надейтесь, что хоть на одной страничке у вас получится отдышаться или сделать небольшую передышку. Вам предстоит погрузиться в непрекращающийся кошмар, кошмар, продолжающийся на всех семистах страницах романа. Не надейтесь, что вам предоставят глотнуть воздуха или дадут передышку. Lansciate ogni asperanza voi ch’entrate.

В истории литературы я не знаю ни одной подобной книги. То, что эта книга гениальна, у меня нет никаких сомнений. Гениальна она не формой, ни языком, ни образами, ни задумкой, хотя все это в романе на высоком литературном уровне: форма и содержание выверены, сбалансированы и дополняют друг друга; образы яркие, выпуклые, сочные, психологически достоверные и реальные настолько, что удивляешься и думаешь – где подсмотрел Литтелл эти характеры, где увидел или услышал стон русского раненого солдатика в Сталинграде, шепчущего: мама, мама, я хочу домой; задумка не нова, конечно же, есть достаточное количество книг, написанных от лица немецких офицеров, но здесь задумка глобальна – глазами немецкого офицера мы увидим всю войну, начиная с вторжения немцев на Украину, и в данном случае поражает размах задумки и объем проделанной работы, не только архивной, но и внутренней, психологической работы. Так вот гениальность романа в другом. Для меня, во всяком случае. У меня очень часто возникает вопрос: как целая нация могла принимать участие во всех тех чудовищных деяниях, которые обрушились на мир 1 сентября 1939 года и продолжались шесть лет. Как могла нация, культурная нация сотворить все то, что она сотворила? Как могла произойти трагедия Бабьего Яра, как можно было спокойно стрелять в детей, стариков и женщин, сваливать их в ямы и добивать, ступая по трупам и умирающим. Один из ответов предлагает Литтелл в своем романе: сначала ты читая все то, что творили немцы, читая о расстрелянных НКВД, о зверствах ОУН, ты ужасаешься, но по мере чтения, абсолютно лишенного авторского текста и авторского мнения (на первый взгляд, конечно же), ты начинаешь привыкать. Привыкание – вот одна из важных составляющих этой книги. Вот так и привыкали расстреливать одни люди других людей. Смерть становится ремеслом, калеча психику навсегда. И когда начинается филологическая часть книги об исследованиях кавказских языков, ты словно включаешься в это исследование, тебе интересно, тебе увлекательно, только потом приходит осознание, что они выясняют евреи ли Bergjuden или нет, и от этого зависит поведут ли их в газовые грузовики или нет – как ушат холодной воды. Чудовищные вещи становятся обыденностью и интересным интеллектуальным развлечением. Это удивительный эффект. Эффект, которого нет в наших книгах о войне, которые эмоционально окрашены всегда. Да, пожалуй, это единственная книга в которой есть этот эффект. Повествование Ауэ интеллектуально, очень образно, в какой-то степени кокетливо – он порой словно заигрывает с читателем: посмотрите, как мне все это не нравится; посмотрите, как меня тошнит, как мне плохо в этом находиться; посмотрите, мне нравится, как играет еврейский мальчик, я несчастен из-за любви (это ты потом узнаешь из-за какой любви несчастен Ауэ), мое детство было кошмаром. Естественно возникает сочувствие – обычный человек, юрист, попал в эту мясорубку. И многие ловятся на этот момент, относя Ауэ к ''обычному'' немцу, ''как обычный человек становится винтиком нацистской машины''. Но тут все не так. Если вы хотите про обычных людей, становящихся винтиками, то лучше почитать книги Ганса Фаллады или Генриха Бёлля. С Ауэ история совсем иная. Теперь немного вернемся к Литтеллу и одному из мнений, что авторской позиции почти нет в тексте, он как бы симпатизирует Ауэ. На минуточку задумайтесь о том, кто такой Ауэ. Извращенец, с психологической проблемой. Инцест. Убийство. Сексуальные извращения. Вот таким рисует Литтелл чистоту нации. Вот таким голосом говорит герой его романа. Голосом извращения. И меняет его не война и не все те ужасы, свидетелем которых был Ауэ, вдруг будят в нем психологические извращения. Нет. Возможно, война послужила катализатром. Но главное, что это у него наследственное – папочка тот еще был извращенец. Возможно лишь, что третий глаз, открывшийся у Ауэ под Сталинградом, послужил той дверцей из которой все и полилось. И вот тут у Литтелла очень интересно понаблюдать за возможным отношением к происходящему: да, обычный человек мог быть винтиком в чудовищной машине нацизма, но руководящие должности, то есть все те, у кого была власть в руках – нормальными человеческими качествами, такими, как сострадание и милосердие, не обладали. И уж совсем авторским стебом видится вся эта программа ''по улучшению питания'' заключенных в концлагерях, какая составляющая важнее: политическая или экономическая. Вы только задумайтесь, что ни у одного из этих исследователей не возникло даже мысли: что же мы творим? Как мы можем уничтожать людей, таких же, как и мы? Да, у них вызывали омерзение истощенные люди, да, морщились, когда узнавали, что нерентабельных работников, то есть детей, женщин и стариков просто сразу отправляли в печи – не культурно. Эстетически было неприятно смотреть на испражняющихся под себя истощенных и забиваемых до смерти людей. Но милосердия ни в одном из исследователей нет. Или это привыкание? Своеобразная психологическая защита. Задумайтесь. Еще одна великолепная вещь есть в романе Литтелла – это цикличность истории. Цикличность человека. Все в этом мире повторяется из века в век. Войны, пытки, извращения, психологические травмы – вся наша жизнь почти древнегреческая трагедия. Человек остается все таким же, несмотря на все достижения цивилизации, человек все равно тот же. Древние греки нам уже рассказали о человеке почти все. И так ли уж отличаются Максимилиан Ауэ и его мать от Ореста и Клитемнестры? Уна от Электры? А Эринии от двух полицейских? Все внутри человека. Мерзость ли, милосердие ли – все внутри. А у каждого свои Эринии. Но милосердия к читателю в этой книге не будет. Иногда так нужно. Иногда нужны такие книги. Чтобы хоть что-то понять, хоть в чем-то разобраться. Это мерзкая и гениальная книга.

Ауэ... Почти что мультяшный дядюшка Ау. Как бы не так!..

Обычно каждый год в дни празднования Победы советского народа над фашистской Германией я читаю какую-то военную книгу. В ознаменование и в память. Мои деды воевали на той войне, и даже мой отец хватил её полной мерой — 1927 года рождения, он сначала был на оккупированной немецкими войсками территории СССР, а затем в марте 1945 года был призван на действительную и даже успел повоевать, получив контузию да 2 боевых медали. Так что память о той войне я свято чту, я и вся моя отнюдь не малочисленная семья. И потому, узнав, что бонусная игровая книга как раз на военную тему, я искренне обрадовался — не нужно будет читать что-то отдельное. Рано радовался...

Дальше много мыслечувств по поводу прочитанного

Взвесить бы эту книгу на весах. И начать с взвешивания по шкале эмоциональной. Думаю, что у многих, у большинства читателей стрелка весов дойдёт до ограничителя шкалы, а у некоторых, возможно, начнёт гнуться под весом переживаний, страхов и ужасов, горя и страданий уже не самого читателя этой книги, а тех людей, которые так или иначе в ней упомянуты — всех тех миллионных жертв политики расового геноцида, проводимой идеологами Третьего тысячелетнего Рейха. Впрочем, разве идеологи фашизма и антисемитизма претворяли эту политику в конкретные действия? Дело идеологов — мыслить и оперировать высшими категориями — народ, раса, «окончательное решение еврейского вопроса» в Германии и во всей Европе... А придумывать конкретные механизмы — как собрать в определённом месте сотни тысяч евреев, как их транспортировать в нужное место (если пеший переход в любых погодных условиях под дулами автоматов, под истошный лай надрессированных собак, да в сопровождении истошного ора солдат и треска автоматов можно назвать транспортировкой?), как сделать так, чтобы эти тысячи людей были умерщвлены наиболее рациональным способом — это задача уже не идеологов. Но если не их, то кого?

Немцы славятся своей исполнительностью и правопослушностью, своими педантизмом и последовательностью. И потому бонзам наци можно особо не ломать голову, как решать непростые задачи по ликвидации миллионов европейских евреев — больших трудностей в подборе кадров для выполнения этих функций не предвидится. Просто нужно взять необходимое количество немцев, неважно, с каким образованием и культурным уровнем, и назначить их на службу в айнзатцкоманду, зондеркоманду, в другое спецподразделение. И дело будет в шляпе. Да, многих будет тошнить и выворачивать во время этих акций; да, некоторые будут находиться в состоянии сильнейшего стресса и стрелять с выкаченными глазами и бессвязным ором сквозь ощеренный рот — всё это неважно, важно, что всё равно будут стрелять, и стрелять, и стрелять. А самые воспитанные и благородные собственноручно подведут к эсэсовцу-исполнителю потерявшуюся еврейскую девочку и заботливо скажут при этом с глубоким чувством собственного милосердия «Будьте к ней добры».

Казалось бы, что тут ещё можно написать, всё сказано — стрелки эти фашистские — явно отпетые патологические негодяи, со свихнувшейся совестью и искалеченной нравственностью и моралью, а многие из них просто полубезумные полулюди. Но не всё так просто. Хотя бы потому, что многие из нацистов и фашистов разных уровней и степеней на самом деле в обыденной жизни были довольно обыкновенными людьми (я говорю сейчас не об Эльзе Кох). И к участию в акциях относились как к тяжёлой, грязной, кровавой, но необходимой работе — так же, как относится к своей работе мясник, забойщик, боец, убойщик, резчик — синонимов у этой профессии много, но суть одна. Впрочем, откуда мне знать, как относится к своей работе тот, кто работает на бойне? Да и тем более, что те, кого он забивает — всего только коровы, лошади, свиньи и прочие животные, идущие тысячеголовыми мычащими стадами и квохчущими стаями на бойню и переработку. Чего тут переживать, да и тем более, что привыкаешь — ведь это первую забитую свинью помнишь, но когда они сливаются в сотни и тысячи голов, то уже никак к этому и не относишься... Но ведь, наверное, и многие члены всех этих зондеркоманд и айнзатцкоманд тоже просто относились к убиваемым уже и не как к людям, а так же, как мы относимся, например, к тараканам и клопам, или к крысам? Разве мы как-то скорбим или переживаем, когда человеческие спецслужбы проводят акции по дератизации или дезинсекции наших городов, квартир и подвалов? А когда ты искренне убеждён в необходимости расовой зачистки населения целого континента, или завоёванной страны, или взятого чужого города, или небольшой польской, украинской или белорусской деревушки — тогда уже просто выполняешь трудную работу мясника... нет, даже не мясника, но чистильщика, того, кто в грязной своей работе возможно видит уже нечто едва ли не благородное (по отношению к людям своей высшей арийской расы)...

Личность нашего дядюшки АУ господина Ауэ довольно примечательна. Ну, понятное дело, что у человека своеобразная психика (мягко сказано!). Его плотское любовное чувство и самцовское влечение/отношение к своей не то что просто родной — к сестре-двойняшке — уже довольно выразительно характеризует этого человека. Но помимо этого наш герой ещё и пассивный гомосексуалист (в данном случае термин пассивный обозначает пассивную, т.е. женскую роль герра Ауэ в гомосексуальных отношениях с партнёрами) с активным отношением к этим своим особенностям — он всегда сам ищет себе партнёров. И вот эта психологическая двойственность личности не может не сказываться на психическом статусе господина Ауэ (впрочем, здесь уже тема для разговора с сексопатологом или психиатром, коими я не являюсь). Тем более, что над ним постоянно висит дамокловым мечом страх разоблачения и немедленного суда и, возможно, казни — СС не терпела гомосексуалов в своих рядах... и в никаких других рядах тоже. И конечно же, эти нюансы не могли не сказаться на особенностях его поведения. И потому не вызывает ни тени сомнения, кто является убийцей матери Ауэ — просто для нас остаётся нераскрытой тайной, был ли этот поступок Ауэ осмысленным и осознанным, или же он совершил это двойное убийство в помрачении и аффективно, а память милосердно спрятала трагические события в своих тайниках...

Ауэ является убеждённым сторонником национал-социализма. Он вступает в партию ещё до прихода Гитлера к власти, и потом последовательно поступает на службу в СД. И, будучи последовательным национал-социалистом, он совершенно некритично воспринимает все партийные идеологические тезисы как безусловные и подлежащие неукоснительному выполнению. Даже если эти тезисы гласят о необходимости умерщвления миллионов других людей. Впрочем, я клевещу на Третий Рейх. Потому что сначала они предложили программу переселения всех евреев из Германии в другие страны Европы, и только потом уже стали искать, находить и проводить более радикальные шаги по решению еврейского вопроса. Но в данном случае это уточнение неважно, а важно, что Ауэ, будучи законопослушным исполнительным немцем, не подвергает ни грану сомнения необходимость проведения акций и спецопераций, и участвует практически во всех фазах их проведения. Да, поначалу он чурается грязной и кровавой работы и уклоняется от прямого участия в расстрелах женщин, стариков и детей сколько может, однако, когда ему напрямую было предложено идти в ров Бабьего Яра и стрелять, то он идёт и стреляет. А потом вешает девушку-партизанку — да, не он выбивает табурет из-под её ног, но он вместе с другими эсэсовскими офицерами надругался над ней, глумливо чувственно целуя перед казнью.

И страшно как раз не это, а страшно то, что наш ГГ довольно образованный и воспитанный человек, не бесчувственная машина для убийства, а сознательно относящийся ко всему служащий государства. И потому, пренебрегая и брезгуя непосредственным участием в убийствах невоенных людей, он охотно и рационально выстраивает механизмы для решения всех этих задач. И когда перед Рейхом во весь рост встают уже далеко не призрачные варианты поражения в войне и начинаются операции по перемещению спецконтингента Аушвица и других лагерей вглубь территории Германии (боятся всё-таки нацисты и всемирного обнародования своих действий, и ответных справедливых реакций мирового сообщества), то наш насквозь гуманный Ауэ заботится о снабжении заключённых минимально необходимым (высчитанным буквально по калориям) количеством продуктов питания и кое-какими тёплыми вещами на время следования — но заботится не в силу гуманных соображений, а просто потому, что так будет выгодно самой Германии для продолжения войны, потому что более здоровые заключённые смогут продуктивнее работать на заводах Рейха и выпускать какое-то количество военно необходимой продукции. Конечно, эти заключённые всё равно потом умрут — цинично рассуждает Ауэ, — но они хотя бы принесут какую-то пользу, нежели будучи просто убитыми, замученными или умершими в пути следования. Да и немногим ранее, когда война ещё кроваво топчется на территории СССР, Ауэ постоянно спорит со сторонниками тотального уничтожения евреев в лагерях смерти — спорит потому, что считает, что эти заключённые должны отрабатывает своё содержание в 5 рейхсмарок, потому что так диктуют экономические и финансовые расчёты. И ни о какой гуманности тут даже речи нет. Голый рационализм и прагматичная цифирь.

Довольно большое место и по смыслу и по объёму книги занимают картины и картинки сексуальных развлечений, оргий или перверзий, как с участием нашего героя, так и без него, но невольным свидетелем которых он является. Поскольку в послесловии русского переводчика говорится, что сам автор никак это не обсуждает, то нам остаётся только догадываться, для чего всё это включено в книгу — то ли чтобы ярче оттенить нюансы личности главного героя книги и нарисовать более полную (в его, автора, понимании) картину германского общества тех времён, то ли прорываются уже особенности личности самого Джонатана Литтелла. В любом случае, картинки эти добавляют довольно сильно к тому и так существующему в силу высокой эмоциональной напряжённости книги дискомфорту — многие места так и хочется просто перелистнуть, а пальцы руки, перелистнувшей мерзкие страницы, тщательно вытереть... Но читательская и игровая добросовестность таки заставили прочитать книгу от корки до корки, оставив брезгливый осадок.

Нужна ли эта книга? — этот вопрос поневоле возник ещё в самом её начале и продержался до самого конца чтения, перекочевав затем уже сюда, на эти страницы. Каким бы странным это не показалось, но книга эта, по моему разумению, вполне заслуживает той литературной премии, которой она отмечена. Потому что — а как иначе вызовешь разумное критическое отношение у современного человека к тем событиям, которые были в Германии, в Европе и на территории СССР, оккупированной германской армией? Потому что более старые книги о фашизме, о Нюрнбергском процессе, или о доктрине Розенберга, о расстрелах в Бабьем Яре, о Собиборе, Маутхаузене, Освенциме и Майданеке, Саласпилсе, Дахау и прочих лагерях смерти, или документальные книги о сути СС и идеологии нацизма, вряд ли кто-то захочет читать в поиске литературного интереса или развлечения... Потому что на волне нынешнего обеливания немецких нацистов и их пособников происходит реинкарнация их взглядов и убеждений, происходит их героизация, и в конце-концов угроза реваншизма нацистов и фашистов всех мастей становится всё более явной и открытой. Мир вновь встаёт на порог открытого противопоставления разных воинствующих идеологий и вооружённых противостояний различных социальных систем. И над всем этим зловеще развевается саван старухи с кроваво-ржавой косой в костлявой руке. Вновь Эринии-Благоволительницы берут след...

PS С днём Победы, друзья! 9 мая 2014 года